Город, в котором живёт Иосиф
Есть город, в котором стреляли в Ленина.
Щёлк, щёлк, щёлк, сухо щёлкнули выстрелы и, будто куль с мукой, он повалился на землю.
Волновались рабочие завода Михельсона: «Жив ли Ильич?».
Поспешим успокоить товарищей:
– Жив!
Жив Ильич, и поныне он здравствует, как говорится, живее живых: первая пуля попала ему в шею под челюсть, вторая зацепила руку, третья и вовсе угодила в постороннюю женщину, – она подошла к председателю совнаркома с жалобой, что на железнодорожных вокзалах конфискуют хлеб…
Вот где проблема, товарищи, а покушение что? – пустяк,
мелкий эпизод в истории города.
Города, в котором без счёта рубили стрельцам головы.
Словом и делом сажали на кол, травили медведями, ломали суставы дыбою, – так повелось в этом городе, таков обычай.
Привыкли людишки, и молчали людишки, не смели вякнуть лишнего слова, – жили холопами, уткнувшись мордою в грязь. Только калики перехожие крыли всех матами во славу Господа нашего, делая, впрочем, и исключения: для царя-батюшки, для царицы-заступницы, – а остальных всех.
Бывало, прозревал народ: бояре во всём виноваты!
И тогда бунтовала чернь, и рыскала с засапожными ножиками по богатым подворьям, и на каждом фонарном столбе висела туша лабазника, – в такие дни сам государь остерегался прогулок по городу…
А вы говорите Ленин…
– незначительный эпизод на фоне великой эпохи —
Стихи, подходящие к случаю:
Москва! Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нём отозвалось…
Продолжим, – и снова проза:
Есть звуки, в которых для русского сердца слилось не намного меньше.
Скажем, Козельск.
А вот событий тут всего ничего, из достойных внимания лишь стекло, разбитое в прошлом году метким выстрелом из рогатки.
Так и вижу мемориальную табличку, привинченную к стене: «В этом здании в таком-то году выбито стекло из рогатки»… – ну как я могу поселить здесь героя?
Однако же и не в Москве…
Выйду в чистое поле…
– каждый город, чтоб вы знали, когда-то начинался с чистого поля —
…в окружении землемеров и архитекторов,
а также прессы и казнокрадов-сподвижников, забью символический колышек, взмахну величественно рукой:
– Здесь у нас будет Невская першпектива.
– А здесь, в Летнем саду, поставим на постаменты древнегреческие статуэтки, эстетически безупречных женщин, желательно с обнажённой грудью, – словом, богинь.
– Тут построим гостиницу. С ресторацией и номерами. У входа пускай присутствуют дамы, имеющие славу доступных. Но чтобы не дорого, смотри у меня, – пальцем грожу губернатору.
Тот лишь ухмыляется, прохиндей:
– Как град назовём, господин писатель? Может, Санкт-Андреасбург?
– Отлично придумано, – похвалил. – Жаль, что имя громоздкое, после пятого тоста не выговоришь.
– Как же тогда?
– Нью-Питер.
Эгей-го, тащите шампанское вёдрами, обмоем наречение града.
И порадуемся искренне за Иосифа, – в третьей столице Нью-Питере ему посчастливилось жить.
…жизнь в третьей столице текла заведенным порядком вещей: лето следовало за весной, осень сменялась зимой, то есть всё шло своим чередом, и не было такого, чтобы вдруг вспыхивал май цветением среди января и вьюги не пели своих песен в июле.
Населяли мегаполис добрые, красивые, отзывчивые люди, никто из них не стрелял из рогаток по стёклам, ни один Ленин здесь не был убит.
Словом, хороший город, – не чета Москве и Козельску.