Глава 7
Дикая ночь – я преждевременно постарел
Из глубин ночи меня разбудил шум открывающейся двери, и семь замаскированных масками человек прошагали в мою тюремную комнату. Каждый держал зажженный факел, они все обошли меня, поскольку я лежал на полу в одежде (у меня не было кровати), и выстроились в шеренгу. Я поднялся, и мне указали на стул – единственный в комнате. Развернутая полукругом шеренга жутко уязвляла меня, и, восседая на стуле, из центра комнаты, я поочередно вглядывался в семь пар сверкающих глаз, каждая из которых была направлена на меня. Поворачиваясь от одного к другому, я видел, как черные колпаки проваливались в темноте, становясь более ужасными.
«Люди или дьяволы, – закричал я – делайте ваше худшее! Если это в вашей воле, делайте меня таким же мертвым телом, рядом с которым я сидел однажды. Но прекратите ваши преследования. Я искупил свой опрометчивый поступок тысячекратно, и это положение невыносимо. Я требую знать, в чем должен заключаться мой судный день, и желаю его исполнения».
Тогда один из них выступил вперед, оказавшись ко мне лицом к лицу – остальные плотно окружили меня и его. Подняв свой указательный палец, он поднес его близко к моему лицу, и когда его резкие глаза сверкнули из-под его черной маски, пронизав меня насквозь, он медленно сказал: «Почему ты не говоришь „братья“?»
«Ужасно, – откликнулся я – прекратите это издевательство. Разве вы не достаточно страдали от своих преследований, чтобы заставить меня отказаться от слова, которое вы применяли к себе? Вы можете всего лишь совершить убийство, так выполняйте же приказ своих невидимых правителей и кончайте эту затянувшуюся пытку».
«Брат, – сказал говорящий – Вы хорошо знаете, что священные правила нашего ордена не позволяют нам убивать человеческое существо. Мы существуем, чтобы приносить благо человечеству, чтобы провести своенравных через горящую пустыню к дорогам праведности, а не уничтожать или преследовать брата. Наше учреждение благотворительное, оно наставляет своих членов, помогая им в поисках счастья. Сейчас Вы искупаете преступление, которое совершили, и для блага вашего духа будет праведно повернуться против зла, ибо при распространении наших мистических знаков и братских обращений Вы согрешили против себя больше, чем против других. Струна совести, биение раскаяния наказывают Вас».
«Истинно, – заплакал я, потому что всё значение того, что он сказал, загорелось во мне – все слишком правильно, но я горько раскаиваюсь в своем вероломстве. Другие никогда не узнают, как терзалась душа моя при воспоминании о тяжести нарушения того обещания. Несмотря на моё открыто беззаботное или дерзкое поведение, моё сердце смиренно и дух мой молит о пощаде. Днём и ночью, в тайне, я проклинал себя за то, что не обращал внимание на несказуемый указ, и долго ждал суда, который я должен перестрадать за моё предательство. Я понимаю, что день расплаты неумолимо придёт. Я не восстаю, я отменяю свой дерзкий язык, я отрекаюсь от „Исповеди“, я отрекаюсь. Я только прошу убить меня сразу и покончить с этим наказанием. Я жду своего суда. Чем он может быть?»
Сжав мою руку, ведущий сказал: «Как член нашего ордена, Вы готовы. Сейчас мы можем судить Вас, как нам было указано. Вы настаиваете на том, чтобы называть нас дьяволами в приступе Вашего бешенства, и мы должны были спорить с Вами до тех пор, пока Вы снова не повернётесь к нам и не станете одним из нас. Наш суд только во имя Вашего блага, мир сейчас не должен узнать о его природе, по крайней мере, настолько, насколько это может нас затронуть. Те, кого Вы здесь видите, не являются Вашими судьями. Мы – служители, посланные для того, чтобы трудиться вместе с Вами, чтобы привлечь Вас снова в наши ряды, чтобы привести Вас в такое состояние, которое сделает Вас способным выполнить тот приговор, который Вы навлекли на себя, ибо Вы должны быть Вашим судьёй. Прежде всего, нас направили к Вам, чтобы добиться Вашего добровольного согласия покинуть эту местность. Вы больше не можете принимать участия в делах, которые Вас интересовали прежде. Для людей этого государства и для Вашего дома, детей Вы на всё время должны стать странником. Вы согласны?»
«Да» – ответил я, потому что знал, что должен согласиться.
«В следующую очередь мы должны помочь Вам удалить все следы Вашей идентичности. Насколько это касается мира, Вы должны оставить Ваше тело там, где Вы, очевидно, утонули ради блага мира – безобидный маскарад, чтобы ввести в заблуждение людей и послужить для других слабых примером. Вы готовы?»
«Да».
«Тогда снимите вашу одежду и замените её на этот костюм».
Я подчинился и сменил свои одеяния, получив взамен другие. Затем один из группы, вынув из-под низа своей мантии коробку, содержащую несколько бутылок с жидкостями, принялся ловко смешивать их, а затем он покрыл моё лицо составом, который после смешивания жидкостей принял бесцветный вид.
«Не бойтесь умываться, – сказал ведущий – эффект этого лосьона достаточно постоянный, пока Вы живете в этой стране».
Я провёл рукой по своему лицу. Оно было покрыто морщинами, как могла бы сморщиться желатиновая плёнка сильного тонина или вяжущей жидкости. Под своими пальцами я ощущал подобие морщинистого лица очень старого человека, но не испытывал боли. Напрасно я пытался разгладить морщины, сразу же после прекращения надавливания моей рукой морщины появлялись вновь.
Далее другой человек нанёс бесцветную жидкость на мои волосы и бороду. Он хорошо их растёр и потом насухо вытер полотенцем. Перед моим лицом поставили зеркало. Я подался назад – трансформация была полной. Мой внешний вид изменился совершенно. Моё лицо стало старым и морщинистым, а волосы – белыми, как снег. В изумлении я закричал:
«Я сумасшедший! Это не сон?»
«Это не сон. Но, используя методы в точном соответствии с законами физиологии, мы смогли преобразить Вашу внешность из зрелого мужчины в старого человека, но без ослабления Вашей жизненности». Один из покрытых масками людей открыл любопытную маленькую шкатулку, которая, как я определил, была напичкана перегонным кубом и другими алхимическими фигурками и была выполнена в восточном стиле. Он вытащил оттуда фонарь, который зажёг вощеным фитилём. Вспыхнувшее пламя, сначала полыхнуло голубым цветом, затем жёлтым, потом фиолетовым и, наконец, красным. Казалось, что с каждой мутацией оно становилось более странным и жутким. Я беззвучно смотрел на его фантастические изменения. Вскоре после этих преобразований оно запылало ровным странным кроваво-красным оттенком. Теперь человек держал над пламенем крошечную чашку, которая, через несколько мгновений, стала шипеть и дымиться, испуская необычный полусветящийся пар. Мне приказали вдыхать его.
Я колебался, во мне возникла мысль: «Теперь я другая личность, настолько ловко замаскированная, что вероятно мои собственные друзья не узнали бы меня. Этот пар предназначен для того, чтобы удушить меня, и моё тело, если его найдут, не будет опознано, его не смогут идентифицировать».
«Не бойтесь, – сказал ведущий, как будто читая мои мысли – опасности нет». И я сразу понял, быстро рассуждая, что если бы потребовалась моя смерть, то моё тело могло бы быть быстро уничтожено, и вся эта церемония была бы ни к чему.
Я больше не сомневался и вдохнул пар в свои легкие. Пар поднялся и свободно распрямил мою грудь. Затем спросил: «Этого не достаточно?» Теперь отчаяние охватило меня. Голос мой больше не звучал полным тоном мужчины средних лет и совершенного здоровья. Он скрипел и дрожал, как будто охваченный параличом. Я увидел своё отражение в зеркале – старый человек с морщинистым лицом и белыми волосами. Теперь я слышал свой голос восьмидесятилетнего человека.
«Что вы сделали?» – закричал я.
«Мы выполнили Ваши приказания. Вы сказали нам, что готовы оставить себя самого здесь – и вот работа выполнена. Человек, который вошёл, теперь исчез. И если бы Вам предстояло находиться на улицах вашего родного посёлка и крикнуть вашим прошлым друзьям – „это я – тот, которого вы ищете“, то они улыбнулись бы и назвали Вас сумасшедшим». «Знайте, – продолжал голос – что в восточной метафизической мудрости больше истинной философии, чем в олицетворенных науках сегодняшнего дня. Это даёт возможность в случае необходимости для того, кто стоит за пределами внутреннего и внешнего боготворимого Учителя, привлечь сокровища из оккультной мудрости владений восточных мудрецов, которые ничего не забывают и ничего не теряют. Разве нам не было позволено выполнить его повеления хорошо?»
«Да, – прохрипел я – и я желаю, чтобы вы сделали это лучше. Чтобы я был как мёртвый».
«Когда придёт время – если это необходимо – Ваше мёртвое тело выловят из воды, – последовал ответ. – Свидетели видели трагедию утопления и, безусловно, опознают тело».
«И я могу уходить? Я теперь свободен?» – спросил я.
«А этого – сказал он – мы не можем знать. Наша часть работы выполнена, и мы можем возвращаться в наши родные земли и снова приступать к разностороннему обучению. Насколько это касается нас, Вы свободны, но нам было указано передать Вас другим – тем, кто будет исполнять приговор дальше. Существует следующий этап».
«Скажите мне, – закричал я, снова падая духом – скажите мне полную меру моего приговора».
«Это неизвестно нам и, вероятно, неизвестно любому другому человеку. Насколько это касается членов нашего ордена, Вы сейчас исчезли. Когда Вы скроетесь из виду этой ночью, мы разделимся, и будем знать о Вас и Вашем будущем не больше, чем о тех из нашего действующего ордена, кто проживает в этой части страны. Мы не знакомы лично с гидом, который будет избран проводить Вас дальше, и с тем, кто появится в надлежащее время. Мы даже не догадываемся о последствиях Вашего путешествия. Мы только знаем, что Вас не убьют, ведь Вы должны провести работу. Вы будете существовать дольше других вашего возраста, которые умрут. Прощайте, брат, мы исполнили наш долг, и с Вашего позволения должны теперь вернуться к нашим многочисленным занятиям. За короткое время все следы вашей неудачной попытки, преступления, которое Вы совершили, напечатав наши сокровенные тайны, исчезнут. Даже теперь эмиссарам предписано собрать и уничтожить письменные рекорды Вашей слабости. С уничтожением такого свидетельства – а каждая копия должна быть надёжно уничтожена – и с исчезновением его от людей – ибо этому также надлежит быть исполнено – наша ответственность за Вас прекратится».
Каждый из семи человек выступил вперед и пожал мою руку, отдавая мне пожатие братства. Затем без слов они поочередно и молча ушли во тьму. Как только последний человек исчез, в двери появился силуэт, одетый и замаскированный, точно как и те, кто ушли. Он снял с себя чёрную мантию, в которую был облачён, сорвал со своего лица маску и предстал передо мной стройный, великолепной внешности молодой человек. Я видел отчётливо его при свете свечи. Меня сразу же поразило его дружеское весёлое выражение лица, и в моём сердце появилась внезапная надежда. На время я забыл о том превращении, которое произошло с моей личностью и которое было безболезненно, не оставив ни одного физического ощущения, ни одной мысли о том, что я в прошлом существовал. Моя душа всё еще была моей собственной, как я представлял. Моя кровь как будто не изменилась и должна течь так же быстро, как и раньше. Моя сила не изменилась. В самом деле, я был в сознании расцвета жизни.
«Простите меня, отец, – сказал странник – но мне была предписана работа в качестве гида первой части Вашей поездки, и я информирую Вас, что намерен её исполнить».
Его голос был мягкий и приятный, поведение уважительное, но та необычная манера, с которой он говорил, убедила меня в том, что он знал, что в качестве гида должен проводить меня к какому-то заранее определённому месту. То, что он намерен поступить так, было очевидно – с моего позволения или без него.
«Почему Вы называете меня отцом?» – попытался я сказать, но как только первые слова сорвались с моих губ, воспоминания о событиях ночи обрушились на меня, так что вместо своего голоса я узнал пискливый голос старого человека, коим я теперь стал, и мой язык осёкся, предложение осталось невысказанным.
«Вы спросили меня, почему я назвал Вас отец? Потому, что мне указано быть Вашим сыном, заботиться о Ваших нуждах, сделать Ваше путешествие насколько возможно лёгким и приятным, тихо и заботливо проводить Вас до того места, которое следующим испытает Ваш интерес».
Я, свободный человек, стоял перед ним в расцвете лет, полон энергии, и этот юноша сам вмешался между мной и моей свободой. Должен ли я позволить этому хрупкому молодому человеку увезти меня отсюда, как заключённого? Не лучше ли было отставить его в сторону, а если необходимо, то и бросить его об землю и идти вперёд к своей свободе? Я всё ещё колебался, ведь он мог иметь приятелей снаружи, вероятно, он был не один.
«Возле нас нет компаньонов, – сказал он, читая мои мысли – и если я не кажусь страшным, то вполне естественно, что в Ваш ум могла придти мысль о возможности побега, но Вы не можете избежать своей судьбы и не должны предпринимать попытки отказаться от моей компании. Вы должны покинуть эту местность, и покинуть без сожаления. Чтобы Вы могли добровольно согласиться, я предлагаю вернуться вместе к вашему дому, который, однако, больше не будет Вашим. Я буду сопровождать Вас, как компаньон, как Ваш сын. За одним исключением – Вы можете говорить с кем-либо, к кому обратитесь, можете навестить любого из Ваших старых приятелей, открыто говорить, кто Вы такой, и кем или чем Вы стали. Но я должен иметь привилегию вступать в разговор».
«Согласен» – крикнул я и протянул свою руку. Он пожал её, и при свете свечи я увидел, как по его лицу пробежало особенное выражение, когда он добавил.
«Как я уже сказал, и Вы пообещали, только с одним человеком Вы не должны говорить – с Вашей женой».
Я склонил голову, и поток печальных воспоминаний нахлынул на меня. Единственный на свете человек, которого я жаждал встретить, сжать в своих объятиях, поведать о своём горе, была моя жена. Я умолял его отменить этот жестокий запрет.
«Вы должны были думать о ней раньше, теперь слишком поздно. Разрешить Вам встретиться с ней и говорить было бы слишком опасно. Она могла бы проникнуть в Вашу маскировку. С остальными не страшно».
«Я должен идти с Вами в неизвестное будущее без прощального поцелуя моего маленького ребёнка и моего грудного младенца трёх месяцев от роду?»
«Так было приказано».
Я упал на пол и зарыдал.
«Это слишком тяжело, слишком тяжело перенести человеческому сердцу. Жизнь не имеет очарования для человека, от которого отнято всё самое дорогое – дом, друзья, семья».
«Люди, которые отказываются от таких наслаждений и удобств, являются теми, кто совершает величайшее благо для человечества, – сказал юноша. Множества существуют для размножения расы, люди, как и животные, но исключительным филантропом является тот, кто отказывается от материального блаженства и наказывает себя, чтобы разрешить такую проблему, какую Вам приказано решить. Не спорьте больше – линия намечена, и Вы должны прямо следовать по ней».
Хотя была осень, ночь была пронизывающе холодной. При пламени старого камина в бревенчатом домике, он бросил в огонь своё чёрное одеяние, и как только оно превратилось в пепел, последние доказательства живых действий, через которые я прошёл, были уничтожены. Лёжа в рыданиях на полу, я пытался рассуждать с собой о том, что всё, что я пережил, было галлюцинацией. Я дремал, затем проснулся встревоженный, в полусознании, как от кошмарного сновидения. Я сказал себе «сон, сон» и снова уснул.