Человеческая природа
Питер Ричерсон
Понятие человеческой природы имеет широкое хождение среди эволюционистов, которые интересуются человеком. Но если к нему присмотреться, оно оказывается бессодержательным. Хуже того: оно приводит в смятение ход мыслей у тех, кто пытается его использовать. Полезные понятия препарируют природу, разделяя ее по суставам, естественным границам явлений. А понятие человеческой природы ломает ей кости.
Понятие человеческой природы подразумевает, что наш вид определяется набором общих характерных для него черт. Но эволюционная биология учит, что подобная эссенциалистская концепция вида ошибочна. Вид – это сообщество различных особей, хотя эти особи в достаточной мере генетически сходны, чтобы успешно скрещиваться. Большинство видов разделяют большинство своих генов с предковыми или родственными видами – как мы разделяем их с человекообразными обезьянами. У большинства видов богатая генетическая изменчивость гарантирует, что не может быть двух генетически идентичных особей. У многих видов – как у современного человека – есть генетические вариации, структурированные географически. Похоже, что десятки тысяч лет назад в нашем роде была пара африканских видов и три евроазиатских, и все они так много скрещивались между собой, что это оставило следы в ныне существующих геномах. Большинство видов и составляющих их популяций непрестанно эволюционирует. Человеческие популяции, которые в период голоцена занялись земледелием, прошли через волну генетических изменений, чтобы приспособиться к богатой крахмалом еде и другим сельскохозяйственным продуктам, а также к среде, насыщенной эпидемическими патогенами, которые воспользовались тем, что человеческие популяции жили скученно и оседло. Сегодня некоторые человеческие популяции испытывают давление нового отбора – «болезней изобилия». Эволюцию сопротивляемости таким болезням удается выявить. Некоторые генетики доказывают, что гены, ответственные за наше поведение, проходят в последнее время новый процесс отбора, чтобы адаптироваться к жизни в сложных обществах.
Понятие человеческой природы заставляет людей искать объяснения не под тем камнем. Возьмите самый знаменитый спор о человеческой природе: хорош или плох человек изначально? В последние годы экспериментаторы проводили немало игровых экспериментов на тему так называемой трагедии общин (tragedy of the commons) – то есть моделировали ситуацию выживания в условиях ограниченных ресурсов, когда интересы индивида вступают в резкое противоречие с требованиями общего блага. И наблюдали, как люди выходят из такой ситуации (если вообще выходят). Типичный результат был таким: примерно треть участников выступали как бескорыстные лидеры, которые использовали все инструменты, предлагаемые экспериментаторами, чтобы разрешить проблему путем общего сотрудничества; примерно каждый десятый оказывался эгоистичным эксплуататором, желавшим извлечь личную выгоду из любой кооперации; а все остальные проявляли нравственную гибкость, проявляя готовность к сотрудничеству с определенными оговорками. Этот результат соответствует и личному опыту любого из нас: бывают люди, которые всегда честны и щедры, попадаются полные психопаты, а большинство располагается где-то между ними. Если бы это было не так, то человеческое общество было бы совсем другим. Дебаты на эту тему с привлечением понятия человеческой природы бесплодны, потому что они игнорируют нечто, что мы знаем и так, даже если не думаем об этом.
Великий вклад Дарвина в биологию состоял в том, что он отбросил эссенциализм и сосредоточился на изменениях и их передаче. Он добился замечательного прогресса, невзирая на то что в то время органическая наследственность была совершенным «черным ящиком». Он также правильно выявил главную проблему человеческой изменчивости. В «Происхождении человека» Дарвин доказывал, что люди – довольно простой вид с точки зрения биологии и степень их географической изменчивости не так уж велика. Однако в том, что касается объема поведенческой изменчивости, человек намного превосходит другие виды. Огнеземельцы, которые занимались охотой и собирательством на берегу Магелланова пролива, резко отличались от праздного джентльмена-натуралиста из Шрусбери, но эти различия были в основном не органическими, а обусловливались обычаями и традициями. Дарвин также понимал, что эволюцию традиций обусловливали иные принципы, нежели естественный отбор. Традиции формируются человеческим выбором, немного похожим на искусственный отбор домашних животных, и естественный отбор здесь играет подчиненную роль.
В своем «Биографическом очерке одного ребенка» Дарвин описал, с какой готовностью дети всё воспринимают от своих опекунов. Наследование традиций, обычаев и языка было довольно легко наблюдать с инструментарием натуралиста середины XIX века – если сравнивать с лабиринтами генетической наследственности, которые до сих пор выдают фундаментальные тайны высокотехнологичному оборудованию молекулярной биологии. Современные исследования механизмов, ответственных за имитацию и обучение, начали вскрывать более глубоко спрятанные когнитивные компоненты этих процессов, и полученные результаты подтверждают феноменологические выводы Дарвина о складывании традиций и их эволюции.
Неполнота понятия человеческой природы лучше всего проявляется, когда его пытаются использовать, чтобы понять обучение, культуру и культурную эволюцию. Мышление по линии человеческой природы приводит к выводу, что причины поведения ищут по отдельности в природе и воспитании. Природу рассматривают как первичную по отношению к воспитанию – и в эволюции вида, и в развитии индивида. То, что эволюционирует, – это природа, и культурная изменчивость, какой бы они ни была, должна быть лишь служанкой природы. Но этот взгляд просто противоречит фактам. Если через мутное окошко, которое пробили для нас каменные орудия, найденные археологами и палеонтологами, мы видим истинную картину прошлого, то культура и культурная изменчивость были фундаментальными адаптациями нашего рода, возможно, со времен поздних австралопитеков. Развитие технологий за последние два миллиона лет в целом шло параллельно эволюционному увеличению объема мозга и другим анатомическим изменениям. У нас есть яркие примеры, когда культурные изменения приводили к генетической эволюции – например когда развитие скотоводства, молочного хозяйства и потребления молока привели к изменениям в выработке фермента лактазы у взрослых. Технологии, которыми человек овладевал путем социального обучения, приводят к подобным изменениям последние два миллиона лет. Человеческая способность к социальному обучению развивается так рано на первом году жизни, что специалистам по развитию пришлось ставить очень тонкие эксперименты для проверки того, что младенцы уже успели узнать за несколько месяцев до появления языкового и точного имитационного поведения. Не позднее чем с 12 месяцев социальное изучение начинает передавать детям культурные открытия, которые имеют все возможности вступать во взаимодействие с генной экспрессией. У детей-аутистов этот механизм социального познания в той или иной степени нарушен, что приводит потом у взрослых к той или иной степени «неполноценности в развитии».
Человеческую культуру лучше всего понимать как часть человеческой биологии – как что-то вроде нашего бипедализма. Это источник изменчивости, которую мы использовали, чтобы приспособиться к большинству наземных и водных сред обитания. Понятие человеческой природы лишает нас возможности правильно судить о человеческой эволюции.