Г
лава
VI
Земное притяжение
Снег, выпавший перед Новым годом, растаял. Недолго продержалась ясная погода, потом похолодало и посыпалась мелкая, колючая крупа. По низкому небу тянулись серые облака. Такие же серые тянулись и зимние дни, похожие один на другой, как близнецы. Настю не покидали мысли, которые она постоянно гнала от себя, – мысли о загубленной молодости и о той жизни, которая у нее могла бы быть. Девушка пыталась восстановить прежние отношения с подругами, с которыми до замужества бегала на танцы, в кино, найти сочувствие у них. Но подружки всегда были заняты, всегда куда-то торопились: общих интересов уже не существовало, разговор не клеился. Они казались неоткровенными и – в этом Настя нисколько не сомневалась – между собой осуждали ее за измену мужу, подсмеивались над ней.
После развода с Семеном к Насте прилипло ласковое, но очень обидное прозвище «вдовушка». Другая впрямь похоронит своего мужа, но никто и не вспомнит, что она вдова. А Семен был живой, однако прозвище «вдовушка» закрепилось за Настей прочно. Теперь подруги, да и другие называли ее за глаза не иначе, как Настя-вдовушка. Прежде жизнерадостная и общительная, она замкнулась и все свободное от работы и домашних дел время просиживала на диване с книгой в руках.
Никто в хуторе не мог сравниться с Настей своей красотой. Парни и теперь засматривались на нее. Выбрать жениха и выйти замуж она могла бы хоть завтра, но, думая об этом, девушка не испытывала ни восторга, ни огорчения. Изведав все прелести семейной жизни, она смотрела на замужество другими глазами.
А ее история с кучерявым «камазистом» почему-то возродилась и стала обрастать все новыми и новыми подробностями. Говаривали, что она, мол, на прошлой неделе собрала свои узлы и поехала в Семикаракорск, там отыскала своего любовника, и сама заявилась к нему. Только его мать не обрадовалась такой невестке, сразу же вытолкала ее из дома. Давно в хуторе не было таких событий, и теперь все нарадоваться не могли возможности посплетничать от души. Однако время шло, и постепенно Настина репутация восстанавливалась. Кое-кто еще что-то сочинял, потом все разговоры, обретя характер вздорной выдумки лихих людей, прекратились и вовсе. Что бы там ни говорили, Настя была неплохой женой: Семен у нее всегда ходил начищенным, наглаженным, – это все знали и не забыли.
В Насте была и природная смекалка, и доброта, и открытость. Людям нравилось с ней общаться, делиться своими бедами и радостями. Особенно ей льстило уважительное отношение директора совхоза Захара Матвеевича. Он любил беседовать с Настей и о пустяках, и о делах серьезных. А заходил он в ее каморку поговорить, когда у него было или очень плохое или очень хорошее настроение. Настя часто видела на его лице удивление, когда она высказывала свое мнение. Особенно директор изумлялся, когда она запросто переводила с английского принесенную им какую-либо инструкцию. Однако Настя по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке, замечая снисходительное к себе отношение. И дни проходили за днями, не принося никаких изменений.
х х х
Наверное, еще долго продолжалась бы такая неопределенность в жизни девушки, если бы не случай. Дело было вечером. Настя не могла справиться со своим отвратительным настроением: ей ничего не хотелось делать, она даже не стала ужинать. Ходила из угла в угол и мурлыкала себе под нос: «Маришка, ты Маришка, люблю тебя я сроду». И от этой мелодии она не в силах была избавиться. В конце концов, не выдержала, оделась и отправилась к родителям. Выйдя на дорогу, в темноте увидела впереди человека. Пригляделась и окликнула:
– Эрудит, ты? – Человек остановился. Поравнявшись с ним, она сказала: – Не ошиблась. Со свету в темноте ничего не видно, вот теперь вижу, что ты. Откуда шагаем?
– У Борьки Лагунова был. Мы с ним искали человечков в телевизоре.
– Нашли?
– Ага, они маленькие такие, шустрые, бегают быстро, вприпрыжку, никак не поймаешь.
– Надо же! – сказала Настя и оживилась.
– Да Борька днем сказал, что у него телевизор поломался. Ну, мы сразу после работы пошли к нему домой, ремонтировать.
– Ты чего, радиолюбитель?
– Полный валенок, как и он. Просто телевизор у него первобытный, все равно выбрасывать. Мы так, от нечего делать. Целый вечер проковырялись. Главное, все лампы горят, а не работает. Чего мы с ним только ни делали: и били по нему кулаками, и вверх ногами ставили, – лишь в смоле не кипятили. Но все-таки нашли причину: там один проводок мотался. Мы его припаяли, собрали все, как было и, представляешь, заработал. Сами удивились.
– Умница! Кулибин! – похвалила его Настя.
Так, разговаривая о всякой всячине, они дошли до дома Настиных родителей. Настя свернула на тропку, а Эрудит пошагал дальше. В комнате она посмотрела на часы. Стрелки показывали без двадцати восемь.
На другой день барометр Настиного настроения качнулся в другую сторону. Утро выдалось мглистое – густые тяжелые облака заволокли все небо. К полудню они начали редеть, приобретая причудливые формы, и солнечные лучи, прорвавшись в просветы между ними, радостно осветили зимний пейзаж.
Придя домой после работы, Настя приготовила ужин, поела и, решив сегодня не ходить к родителям, взяла в руки книгу. Впервые за многие дни она почувствовала в себе бодрость – и то, что раньше наводило на нее тоску, как бы отодвинулось, потеряло свои очертания. Она сидела на диване, уткнувшись в книгу, и ни о чем не думала. Дочитав главу, просто так взглянула на часы – было без двадцати восемь. Словно что-то подтолкнуло ее идти на улицу. «Сейчас выйду и снова встречусь с Эрудитом», – мелькнуло в ее голове. Не придав этому предположению никакого значения, она, застегивая на ходу пуговицы куртки, оказалась за калиткой. И поразилась увиденному – по дороге шел Эрудит. Настя невольно рассмеялась. Эрудит остановился.
– Невероятно, – сквозь смех сказала Настя, – сейчас собиралась на улицу и подумала, что опять увижу тебя. И вот ты тут как тут.
Она пошагала рядом с ним.
– Перст судьбы, – подметил Эрудит.
– Это точно. Не хотела сегодня идти к матери, ну раз уж попался такой волшебный попутчик, так и быть, схожу. Вы с Борькой опять человечков ловили?
– Угадала. Вчера я только ушел, его телевизор снова ножки протянул.
– Можно мне спросить тебя кое о чем? Просто так, из любопытства, – заглядывая сбоку Эрудиту в лицо, спросила она.
– Спрашивай.
– Вы чего со своей Чернышевой, поругались что ли? Смотрю: один ходишь.
– Еще до армии.
– Сильно поссорились?
– Да ну. Там смешно было. Я пошутил: говорю, давай сотворим ребеночка, будет больше гарантии, что ты меня дождешься из армии. А она мне такого наговорила.
– Ты зря принял ее слова близко к сердцу. Обычная ис– терика.
– Знаю. Дело тут не в словах. Я сам уже об этом думал. Но она потом на проводы не пришла, письма в армию не писала. Ждала, что я первый напишу.
– А ты ждал, чтоб она – первая?
– Разумеется. Она же должна была признать, что не права.
– Это с какой стороны посмотреть. На мой взгляд, в этой вашей ссоре твоя вина. Если бы не твоя неудачная шутка, ничего бы такого не случилось.
– Мне теперь все равно.
Последовала пауза.
– А ей, наверное, не все равно, – заговорила Настя опять. – Пока ты в армии был, она ни с кем не встречалась. По-моему, и сейчас все ждет тебя.
– Это ее дело, – сухо сказал Эрудит.
Настя посчитала, что Эрудит поступил с Ниной не совсем справедливо, но, поняв, что он больше не хочет говорить о ней, тоже продолжать не стала. Только заметила:
– Понимаю. Вообще-то мне безразлично. Я просто подумала, сколько девчонок вот так из-за своей гордости страдают. – Увидев, что в родительском доме света нет, добавила: – Мои предки уже спят, не буду их беспокоить. Пойду тоже дрыхнуть.
– А мне спать не хочется, давай я тебя провожу.
Настя рассмеялась.
– С этим твоим решением я, пожалуй, могу согласиться.
Они пошли в обратном направлении.
– Чем ты еще занимаешься, кроме ремонта телевизоров? – повернувшись к Эрудиту, спросила она.
– Чем придется.
– А конкретнее? С учебниками сидишь, поступать в институт собираешься.
– Откуда ты это знаешь?
– Знаю.
– Да, хочу еще раз попытаться. Но сомневаюсь. Как сказал мне один друг в армии: без взятки нечего и соваться.
– Раньше поступали как-то. Моя мать рассказывала, что не давала никаких взяток. Еще и стипендию получала.
– То было раньше.
– Сколько надо платить?
– Полторы тысячи – минимум.
– Много, я таких денег никогда не заработаю. У меня ведь тоже были мысли поступить учиться. Значит, мне институт не светит, даже и мечтать не стоит.
– Почему?
– С моей зарплатой столько за всю жизнь не накопишь.
– У тебя родители есть, помогут.
– А что родители? Мама одна работает. Отец заболел, документы на ВТЭК собирает, вроде бы вторую группу инвалидности обещают дать. Но зависит тоже от взятки. Там у них так: заплатишь хорошо – дадут вторую группу, мало – третью. Отец это все уже прощупал. Да еще такая волынка с бумажками. Здоровый станешь инвалидом, пока соберешь все справки. А ты на какой факультет хочешь поступать?
– На философский.
Настя посмотрела на парня так, как будто желала понять, пошутил он или нет и с веселой улыбкой, легонько подтолкнув его в бок, спросила:
– Ты чего, серьезно?
– Вполне.
– И где потом будешь работать?
– Я не для работы. Просто мне интересно узнать: кто мы? Зачем живем? И вообще, хочу понять, что такое жизнь и весь этот мир?
– Это интересно. Если бы кто-то другой сказал мне такое, я бы не поверила. Но ты у нас уникум, тебе верю. Да по-моему, ты и так уже все знаешь.
– Все знать нельзя, только дураки все знают и понимают.
– Это точно! Глупый человек как возьмется учить уму– разуму – конца нет!
Конец ознакомительного фрагмента.