Глава 2
Дверь впечатляла. Сначала Кассандру даже показалось, что она целиком отлита из золота – под солнечными лучами её блеск так резал глаза, что приходилось жмуриться. По сравнению с деревянной дверью отцовского дома эта была невиданно роскошной. Однако, приглядевшись внимательнее, Кассандр понял, что украшена дверь не золотом, а начищенной до блеска бронзой, но и это поразило не привыкшего к богатству юношу.
Отвернувшись от двери, он оглядел самого себя – вспотевшего и запыленного, и скривился – сложно придумать что-то более неуместное, словно старые сандалы на алтаре храма! Острое желание развернуться и уйти буквально захлестнуло Кассандра, он даже шаг назад сделал, но тут же одернул себя. Нельзя. Пути назад нет. Отец вряд ли обрадуется, увидев его, а о мачехе и говорить нечего. Они, скорее всего, уже поделить деньги, которые прислал Рес. Кассандр тяжело вздохнул, заставил себя шагнуть вперед и взяться за дверной молоток. Зачем оттягивать неизбежное?
Дверь открылась почти сразу, Кассандру показалось, что даже звук от ударов еще не растаял в жарком воздухе гекатомбейона*. Из дверного проема пахнуло прохладой, а на паренька внимательно уставился мальчишка-раба:
– Хайре, – поздоровался тот и замолчал, вопросительно глядя на гостя в ожидании ответа и пояснений.
– Хайре, я Кассандр, господин Рес ждет меня.
– Знаю, – кивнул раб, – пойдем, я провожу тебя.
Следуя за мальчиком, Кассандр смотрел не столько под ноги, сколько по сторонам, всё сильнее изумляясь и не пытаясь скрыть восхищение увиденным. Жилище Реса недаром находилось в самом аристократическом из всех демов – Гипий Колоносе. Это был настоящий мраморный дворец, не имеющий ничего общего с домом, в котором вырос Кассандр. Даже пол, по которому ступал юноша, оказался не глиняным, а мозаичным, стены украшали фрески, рассмотреть которые внимательнее он не успел, но почувствовать себя совсем чужим в этой роскоши времени хватило.
Шагая за рабом, Кассандр с горечью отметил, что и хитон черноволосого мальчишки выглядит лучше, чем его собственный. И точно так же не ускользнули от внимания Кассандра многочисленные статуи богов, атлетов и просто каких-то эфебов, то и дело попадавшиеся на глаза. Статуй было так много, что дом становился похожим на храм, только вот какого из богов?
– Господин там, – сообщил раб, указывая Кассандру на дверной проем, ведущий в сад, – он беседует с гостем около фонтана, видишь?
Юноша кивнул, давая понять, что видит. И действительно – под сенью огромных олив и платанов находился фонтан, на мраморном бортике которого сидели и о чем-то разговаривали двое мужчин. Один из них был уже стариком – лысая голова и белоснежная борода говорили о том, что свидание с Хароном для него не за горами, второй оказался моложе, но и в его черных густых кудрях и короткой бороде щедро серебрилась седина, тело прикрывали изящные складки длинных одежд, а лицо показалось Кассандру смутно знакомым.
– Это и есть твой господин? – спросил он у раба, указывая кивком на чернобородого.
– Да, – отозвался мальчишка, – идем же!
С каждым шагом Кассандр всё сильнее ощущал прохладу, так отличающуюся от жаркой духоты улиц. Тут у фонтана даже дышалось легко, а сам он изображал обнаженного Ганимеда, держащего в руках амфору, из горлышка которой вместо вина текла вода. Сам виночерпий Зевса выглядел настолько живым, что казалось, вот-вот шагнет через борт и скроется в темной зелени можжевельника.
Кроме Ганимеда стояли тут и другие статуи, но кого – Кассандр понять не мог, да и не это было сейчас главным. Всё его внимание привлёк Рес, который прервал разговор и сейчас смотрел на гостя внимательными черными глазами.
– Господин, я привёл его, – сообщил раб, подводя Кассандра ближе.
– Хайре, – тут же прозвучало негромко и суховато, а взгляд из внимательно-изучающего превратился в ощупывающий, юноша отвел глаза и пробормотал ответное:
– Хайре.
– Как я понимаю, это и есть тот Ганимед, о котором ты столько говорил мне? – послышался низкий голос лысого.
– Да, Мелон, – губы Реса чуть тронула улыбка, он подошел к гостю и приподнял его голову за подбородок, заставляя Кассандра посмотреть себе в глаза, – и разве был я не прав?
– Клянусь водами Стикса, прав! – теперь и седобородый изучал юношу не менее внимательно и оценивающе. – Когда ты представишь его?
– На ближайшем симпозиуме, – пальцы Реса скользнули по щеке Кассандра, коснулись волос, – для начала его нужно отмыть, негоже такой красоте покрываться пылью! Думаю, моего воспитанника ожидает ошеломляющий успех, Мелон.
– Разве может быть иначе? Мне и сейчас кажется, что я вижу перед собой виночерпия Зевса, – старик одобрительно кивал в такт своим же словам. – И где ты отыскал его?
– Я разве не говорил? – Рес запустил руку в волосы юноши, чтобы лично оценить шелковистость светлых прядей. – С отцом Кассандра – Эвмелом, мы знакомы добрых двадцать лет. Когда-то он тоже входил в Совет, но… боги сочли, что были достаточно милостивы к нему, подарив такого сына, и лишили жены, потом – не очень заладилось хозяйство, так ведь, Кассандр?
– Да, господин, – глядя в глаза воспитателя, негромко ответил тот.
– Учитель, – мягко поправил Рес, отступая на шаг, но продолжая любоваться юношей, – именно так следует тебе звать меня, запомнил?
– Да… учитель, – послушно повторил Кассандр, вспоминая отцовские наставления о том, как ему следует вести себя в доме покровителя, и что будет, если тот останется недоволен воспитанником.
– Тебе не стоит бояться меня, – добавил Рес, – разве боялся ты своего отца?
– Нет, – ответил Кассандр, продолжая ощущать, на себе внимательные взгляды.
– Теперь я буду заботиться о тебе так, как делал это он. Я научу тебя всему, что положено знать гражданину, познакомлю с людьми, которые помогут тебе занять достойное место в обществе. Ты должен во всем доверять мне, Кассандр. Я дал слово твоему отцу, что сделаю для тебя всё возможное, и сдержу его. А начать стоит с… омовения, – мужчина снова улыбнулся и перевел взгляд на раба: – Идей, проводи моего гостя в купальню, потом покажешь Кассандру его комнату.
– Да, господин, – склонил голову мальчишка и поманил юношу за собой. Уже уходя, они услышали, как Рес сказал, обращаясь к своему собеседнику: – Мелон, пришли ко мне Алкиноя, пусть принимается за работу.
– О, думаю, в этот раз он не заставит тебя ждать так долго! – послышалось в ответ, и Кассандр спросил у мальчишки, когда они покинули сад и направились вглубь дома:
– А кто такой Алкиной?
– Скульптор, – охотно пояснил тот, – видел, сколько тут статуй? Ну, так почти все Алкиной и сделал. А эти вот, – показал на изваяния эфебов, – были учениками господина, как и ты, понял?
– Ты хочешь сказать, Рес… собирается сделать мою статую? – переспросил Кассандр, для которого подобное казалось просто невероятным.
– Да, – раб широко улыбнулся, – и она будет красивой, потому что ты и правда похож на него, – тут Идей указал на стену, мозаика на которой изображала пир на Олимпе, и Ганимед – светловолосый и синеглазый, как и сам Кассандр, наполнял чашу Зевса вином.
– Наверное, – пожал плечами юноша, шагая следом за мальчиком и уже не задавая вопросов.
Молчал он и тогда, когда Идей отворил дверь в купальню, а несколько взрослых рабов быстро наполнили бадью водой, повинуясь приказу хозяина, переданному мальчиком. Потом они выскользнули за дверь, а Кассандр сбросил на пол хитон и забрался в воду. Прикосновение её – прохладной и чистой – к запыленной коже было настолько приятным, что он невольно улыбнулся и удовлетворенно вздохнул, откидываясь на бортик, но в это время Идей поднял с пола его одежду и швырнул в огонь.
– Ты зачем это сделал?! – возмущенно спросил Кассандр, испытывая острое желание дать мальчишке подзатыльник.
– Господин не любит, когда по дому ходят в тряпье, – брезгливо сморщился тот, – да ты не переживай, я принесу тебе новую одежду, а на симпозиуме она и вовсе не понадобится.
О том, что воспитанников представляли обнаженными, Кассандр знал, а потому просто кивнул, снова устраиваясь в воде удобнее и закрывая глаза. Он пытался представить, что же будет дальше, но ничего не получалось. Юноша прекрасно знал, что рано или поздно покровитель захочет сближения с ним, но радости такое знание не добавляло, скорее печалило. Впрочем, толку предаваться подобным размышлениям тому, за кого уже всё решили?
– Интересно, что скажет Лаэрт, когда увидит тебя, – задумчиво протянул раб, и Кассандр вздрогнул, открывая глаза:
– Кто?
– Лаэрт – это сын господина, – терпеливо пояснил мальчишка, расстилая на ложе, расположенном тут же в купальне, чистую простыню, – он скоро должен вернуться из Академии, где учился у лучших философов.
– А сколько ему лет? – наблюдая за действиями раба, спросил юноша.
– Двадцать три, – сообщил тот, а потом взял в руку бомбилий*, поднес к носу, вдохнул, одобрительно улыбнулся и добавил несколько капель благовонного масла в стоящий около ложа арибалл*. – Он красив как Ахиллес и умен, как Одиссей.
– Вот как? – теперь Кассандр улыбнулся. – А его жена – вылитая Пенелопа?
– У Лаэрта нет жены, – пояснил Идей, – господин ещё не нашел для него подходящей невесты.
– Понятно, а ты сам, как давно служишь здесь?
– Давно… много лет, – мальчик явно терялся в подсчетах, – я маленький был, когда господин купил меня. И слава Зевсу, что это был он!
– Он… добр? – юноша встал и как только перешагнул через борт бадьи, Идей тут же оказался рядом и принялся тщательно вытирать его тело, не прекращая при этом своей болтовни:
– Да, господин – лучший хозяин из всех! Он никогда не бьет рабов, хорошо кормит, я рад, что меня купил именно он.
Закончив вытирать юношу, Идей указал ему на ложе, и Кассандр вытянулся на льняной простыне, зная, что сейчас мальчишка примется умащивать его тело маслом. Дома подобное позволяли себе не часто, последний год был худшим из всех, которые помнил Кассандр, а здесь… в этом доме, похожем на дворец и на храм одновременно, всё было иначе. И ему стоит как можно быстрее привыкнуть к новой жизни.
Закрыв глаза, юноша вслушивался в свои ощущения – щедро смазанные маслом ладони Идея скользили по коже умело и легко. Это было приятно, и так хотелось просто закрыть глаза и задремать, не думать о том, что будет дальше и как можно скорее позабыть последний разговор с Нелеем, от которого что-то внутри до сих пор кровоточило и неприятно ныло.
– Перевернись, – коротко попросил Идей, снова невольно вытаскивая Кассандра из неприятных и тягостных раздумий.
Юноша решил, что с болтливым мальчишкой стоит подружиться, если раб ненавидит или боится тебя – ничего хорошего не будет. Руки, касающиеся тела, глаза, смотрящие на тебя, уши, слышащие так много, не должны быть одержимы ненавистью. В этом Кассандр был совершенно уверен, да и Идей оказался из тех, кто способен вызвать симпатию с самой первой встречи. Повернувшись и подставив умелым рукам раба грудь и живот, юноша спросил:
– А сколько тебе самому лет, знаешь?
– Конечно, – не прерывая своего занятия, ответил мальчишка, – четырнадцать. А тебе?
– Я на два года старше, – сообщил Кассандр, наблюдая за манипуляциями, – мне шестнадцать.
– Я умею считать, – немного обижено сообщил Идей, растирая масло по ногам юноши, – и читать тоже – господин научил, а еще он обещал освободить меня, как только я вырасту, – доверительно добавил мальчик.
– И что ты будешь делать тогда? – полюбопытствовал Кассандр, чтобы отвлечься от щекочущих прикосновений.
– Буду и дальше служить господину, я же родился не в Афинах, мои родители – фиванцы, так что гражданином мне не быть, – Идей тяжело и совсем не по-детски вздохнул, – так что лучше уж и дальше служить здесь, чем попасть в какое-то нехорошее место.
– Это верно, – согласился Кассандр, садясь и озираясь в поисках одежды, – ты говорил, что дашь мне новый хитон?
– Да, – мальчишка хитро улыбнулся, окинул юношу внимательным взглядом и направился к одному из ларнаков*, откинул крышку и вскоре вернулся к сидящему на ложе Кассандру, протянул ему хитон ярко-голубого цвета, – вот, этот будет как раз под твои глаза. Давай, помогу надеть.
Ткань, из которой был сделан хитон, оказалась очень мягкой и легкой, и практически не ощущалась на теле. Кассандр коснулся края хитона, убеждаясь в том, что ничего подобного ему прежде не доводилось носить, и улыбнулся, благодаря Идея за ловкость и быстроту, с которой тот сколол ткань фибулами*.
– Ну вот, – лицо мальчишки осветила довольная улыбка, – готово, остались сандалы, – теперь он направился к другому ларнаку и принес Кассандру обувь, которую тот надел сам, радуясь, что сандалы из мягкой кожи пришлись впору. – А теперь пойдем, я покажу тебе твою комнату, господин велел приготовить её еще вчера.
Комната, в которую они вскоре вошли, располагалась на мужской половине дома, была совсем небольшой, но и она показалась Кассандру, никогда прежде не имевшемуотдельной комнаты в отцовском доме, просто роскошной. Тут были анаклитрон* и стол, на котором юноша разглядел принадлежности для письма.
У противоположной от ложа стены стоял небольшой ларнак, над которым висело бронзовое зеркало. Стены были покрыты фресками, а с пола на юношу смотрела мозаичная Медуза Горгона*, обещая хранить его от дурного глаза и зла. Солнечный свет лился в комнату через широкое окно, занавешенное прочти прозрачной тканью.
Осматривая все это великолепие, Кассандр окончательно растерялся и только негромкое и восхищенное:
– О боги, – сорвалось с губ юноши
Примечания:
* эфеб – (др.-греч. ἔφηβος) – в древнегреческом обществе – юноша, достигший возраста, когда он обретал все права гражданина (16 лет, в Афинах – 18)
* гекатомбейон – июнь, первая половина июля
*арибалл (сосуд с узким горлышком для масла)
* бомбилий (греческий небольшой сосуд для благовонного масла, из которого оно вытекало по каплям)
*ларнак – сундук для хранения одежды
*фибула (лат. fibula, скоба) – металлическая застёжка для одежды, одновременно служащая украшением.
*анаклитрон – ложе с прямыми ножками и спинкой в изголовье
* В античные времена изображения Медузы были распространены: их можно увидеть на монетах, бокалах для вина, хлебных формах, одежде, предметах обихода, оружии, инструментах, украшениях, монетах, фасадах зданий и проч. Эта традиция встречается у древних греков, римлян, а также этрусков. Было принято украшать горгонейоном различные предметы интерьера – мозаичный пол перед входом, дверной молоток и прочее, чтобы отпугнуть входящее зло.