Оникс
Зурна
Сиротка-сирокко летит по пустыне,
Пески поднимая ввысь,
Тяжелых частиц наметая в низине,
А тонкие унеслись.
Сиротка-сирокко рыжеет от злости —
Таков для пустыни тон.
Едва пропускает насквозь лучи солнца,
Барханы несут урон.
Сиротка-сирокко оазис накроет,
Засыплет весь караван.
На месте жилища пронзительно воет,
И вырастает бархан.
Сиротка-сирокко уймется не скоро —
Приемыш в семье ветров.
Его воспитала пустыня сурово
И выкормила песком.
Зурна запоет заунывные суры,
Скрипит на зубах песок.
И воет истошно песчаная буря —
Назойливый голосок.
(04.05.06)
Груда роз
Груда вянущих роз на столе, где обедаю днем.
Лепестки, высыхая, дают Гринуэю сюжет.
Фантастичны оттенки под яркого солнца лучом.
Просвещенные люди, Гринуэй утверждал,
понимают, что бога нет.
А как хочется бога, как нужен советчик-отец,
Ясновидец, защитник в том мире жестоких людей.
Ах, как страшен конец, беспощадно жестокий конец —
Отодвинь его, верю в тебя, милосердный, спаси, пожалей.
Груда роз многоцветная стала бумажно суха.
Фантазийна идея их смерть на столе наблюдать —
Смена роз на кустах (и людей a propos) не плоха.
Как тепло, между тем, и какая стоит благодать!
(05.05.06)
Семейство вороновых
Грифов гоняет пара ворон —
Будто собаки вцепились в медведя,
Лают, за ляжки дерут. Напролом
Лезет зверюга прорваться сквозь сети.
Каркают птицы, как свора собак —
Грифы неспешно планируют мимо,
Будто не парой вороньей гонимы,
Будто так надо и хочется так.
Птицы опасны в брачный сезон.
Грифы рискуют немногим, но все же…
Их прогоняет пара ворон —
Как и в Москве – абсолютно похоже
На пешеходов бросалась одна
С карканьем лающим сильная птица.
Коль не поспеешь в момент уклониться,
Рваная ссадина нанесена.
Волос-писатель с них начинал,
Тем и запомнился – бирку повесили.
Самое умное птичье семейство —
Брат-орнитолог как-то сказал.
(06.05.06)
Мародер
Он не хозяин. Нет – он мародер,
Ворвавшийся в захваченный им город.
И в нем живущие – для мародера – сор,
Гонимый ветром. Слезы их – умора.
Он не хозяин. Нет – он мародер,
В другую жизнь ворвался и жирует.
Платите дань. Властитель, он пирует.
Несите жрать, он на расправу скор.
Он не хозяин. Нет – он мародер.
Ограбил души, осквернил, изгадил
Он стены дома. Ставит он запор —
Теперь он царь, и кто с ним сладит?
Он не хозяин. Нет – он мародер.
Вписался, впился, кровь сосет и – скромен.
Я не хозяин здесь, и каждый волен
Меня прогнать из дома – и на двор.
Он не хозяин. Нет – он мародер.
Он много лет за просто так устроен.
Штаны – за то и держат, как героя.
Альфонс-пиявка. Таковым и пер.
(07.05.06)
Превращения
Апельсиновых рощ аромат
Оглушает, влетая в открытые окна машины.
Под колеса летят, убегая куда-то назад,
Шелковистые нити новой дороги в долину.
Апельсиновых рощ аромат
Заполняет, лаская рецепторы носа и легких.
Вдох. И выдох не хочется делать. И тихое – ах!
Все качается шариком детским на елке.
Апельсиновых рощ аромат
Опьяняет, давая фантазии новые силы.
В апельсиновых рощах превращается в нимфу сивилла,
Проповедник – в сатира.
Абзац. И конец. Шах и мат.
(08.05.06)
Сквозь паутину лет
Прошло сто лет. Минутные друзья
Тропы туристов, промелькнув, исчезли.
В сверкании снегов плывет Башкирия,
В молчании лесов, свободе от болезней.
Снега… снега… И караван саней,
Пар от лошажьих спин, отчетливый под солнцем.
Костер дымит. И от походных щей
Носы воротят только инородцы.
И тишина… Сквозь паутину лет
Лишь скрип саней, да голос чей-то слабый
Ведет мелодию.
Охрипшей старой бабы
Неявственны слова.
И слушателей нет…
(10.05.06)
Музыкальная школа
Бесконечных ожиданий незатейливый сюжет
Межеумочных топтаний под дверями в кабинет.
А из дверей кабинета, как у входа в вечный рай,
Звуки понеслись квартета,
Заливалися квинтеты,
Зажеманились секстеты,
Засиропили септеты,
Хорохорились октеты —
Ах, сынок, играй, играй.
Пальцы ловкие гитары щиплют струны серебра —
Раскатилися кораллы, рассыпают кружева.
Вьет мелодия узоры.
Муза пламенем летит.
А под материнским взором
Сын взъерошенный сидит.
(14.05.06)
Ласковая сила
Светлая зеленая сильная волна
Оникса, нефрита – цвета глаз ундины,
Поднялась и хлынула через край борта
Лодки, забежавшей на стремнину.
Утлое суденышко мечется вьюном,
В ласковых объятьях ощущая силу.
А стена зеленая то набок завалила,
То, из лодки выбросив, опоит вином.
До потери пульса, темноты в глазах
Допьяна зеленым опоит, до смерти.
Бесы, водяные, кикиморы и черти
Закипят в воронках, бурей в бурунах.
Воют на порогах, стон стоит в горах.
Ласковая сила тащит к океану,
Где утихнут страсти, позабудешь страх,
Где поют ундины – там залечат раны.
(22.05.06)
«Е А»
Элизабет Арден – графическое имя:
Сначала рыжий завиток огня
Над мелкими веснушками. Разиня,
Насмешница – ну, копия меня.
Потом набат. Наплыв и низкий гул —
Призыв на поле битвы и пожара,
Пылавшего от молнии удара,
От искры огненной, что ветерок раздул.
«Е А» – на банке с кремом. Четкий стиль
Чертежника – печатал эти буквы.
Дам энглизированных чопорный мотив
Пленяет сухостью рисунка.
В каких извивах памяти моей
Осталось тенью от подарка
Французско-родственных друзей
«Е А» – на крышке старой банки?..
(23.05.06)
Старинный альбом и камея
Накладка зеленого оникса. Дева младая
Спускается в легкой тунике напиться к ручью.
Склоняется, тонкую ткань приподнимая,
Спешит, доверяясь наитью, инстинкту, чутью.
Спасайся, беги, лети, дева! Но стала,
Дрожит, простирая нежные руки в мольбе.
Охотников стая, кентавров грубая стая
Бросается, дико гарцуя, к самой воде.
И боги, предвидя ужасное это событье,
Тотчас превратили в дерево деву (браво и бис!),
Кентаврам не дав девой взахлеб насладиться,
А деву упрятав в дупло – на пока – совершенства каприз.
(24.05.06)
Невольно узнаю в волнах
Жеманных дам, галантных кавалеров
Портретная толпа застыла на стенах.
Из дальней дали, из дворцовых интерьеров
Они с улыбкой смотрят на меня.
С насмешкою. На что я трачу силы,
На что потратила – ума не приложу.
С высот седых смотрю на сюр постылый —
На прошлое. И им не дорожу.
Но каждый миг сегодняшнего дня
По капле драгоценной измеряю,
И долго ли продлится он, не знаю.
И знать не надо – лишняя возня.
Но отчего прозрачной тон воды
Напоминает лестничные марши
В перилах оникса дворцовой старины, —
И глубже… дальше… дальше… дальше… дальше…
В том детстве… недоверчивом, пустом…
Альбом ушедшей бабушки старинный,
Покрытый ониксом, как во дворце перила,
И узнаванье глаз ундины – волн…
(25.05.06)
Кадр уходит
Еще в глазах зеленый взлет волны,
Еще в ушах волшебный глас ундины,
И очи оникса глядят из глубины,
Безмолвной жаждой жадною палимы.
Еще гремит, грохочет перекат —
Стоячих волн безумствующих стая
Толпится в русле. Водопадов ряд
Приподнялся, добычу поджидая.
Еще цветы не расцветали те,
Что принесут в неведомое место,
А кадр уходит дальше в темноте
Туда, где никогда не будет тесно.
(26.05.06)
Мега-разрешенье
То холод, то жара. И мураши по телу.
Гусиной кожи плащ сменяет нежный шелк.
Холодный ветер норд из ледяной капеллы
Дыряв. И сквозь него термальный льет поток.
То холод, то жара. Какое наслажденье!
Ультрафьолет летит, взорвав частотный строй.
Прозрачен горизонт до мега-разрешенья,
И фаллос высится соседнею горой.
То холод, то жара. Веселая погода.
Роняя пеной плоть, кентавры поднялись.
Весь мир осеменит безумная порода,
Коль скучный резонер тут рядом ни случись.
(27.05.06)
Соседи
С кошкой я по-русски говорю,
И с китайским деткой говорю по-русски, —
Слушают с вниманьем звуковые закорю —
Чки, что речью чуждою несутся.
Эта речь естественно лилась
В болтовне соседской и семейной.
Мелодичных нот незыблемая власть
Незаметна в суете житейной.
Радикальных потрясений переплет
Исказил пространство измерений,
Изменил мелодику произношенья нот
Речевых – соседей по вселенной.
Где же те, которых сохраню
В памяти, разборчивой затейно?
Кто откроет дверь, – я у порога позвоню,
Ожидая встречи с нетерпеньем?
Нет иных, другие далеко.
Нет меня, отсутствую, исчезла.
Ах, соседи, времечко сквозь пальцы утекло, —
В памяти торчит, как штырь железный.
(28.05.06)
Мимикрия
Зеленый листок к облицовке бассейна
Прилип. Повнимательней – то не листок.
То бабочка крылья раскрыла, в ничейной
Земле для себя подыскав уголок.
Лети, улетай, торжество мимикрии, —
Волною, наполненной хлоркой, сметет.
Твой легкий порхающий быстрый полет,
Как дерзкая шутка к полету Валькирий.
Они не прощают, они не простят —
Приносят погибель взметнувшие плети.
Легонько пихнула в подмоченный зад —
Лети! И, дай бог, птиц голодных не встретить.
(29.05.06)
Этюд
Что он Гекубе, что она ему?..
Он светлых муз транслятор недостойный, —
Как роза, полита водой помойной,
Сияет чистотой, наперекор всему.
И силой светлой музы увлечен,
Омылся слушатель прозрачною слезою
Непрошенного счастья. Легкий челн,
Сплетенный звуками, несет его, покоя.
Гитарный перебор на крохотном дворе
У входа в кухню, где пыхтит жаркое с луком, —
Этюд несложный «Рига в сентябре» —
И слезы – резонансом звукам.
(30.05.06)
Лампа Тифани
Волшебный вечер от убийственной жары —
Дистанция огромного размера.
Стеклянный стол под лампой Тифани,
И одинокий ужин на пленере…
Плетеный стул не занят визави,
Одна тарелка после ужина не мыта.
Дассен поет о сказочной любви
В соседнем дворике на диске позабытом.
Далекий гул вечернего шоссе
Наплывами несет прохладный ветер.
Закончен день. И засыпают все.
И лампа Тифани не светит.
(31.05.06)
Священные коровы
Еще чуть-чуть. Каких-то пару лет
И младший улетит, не чувствуя потери,
Срывая кокон, сбрасывая сеть,
Связующую нас доселе.
Мерещится, чуть притворю глаза,
Московский двор и детская площадка.
И косолапит сын. И силится сказать
Ужасно важное про ведрышко с лопаткой.
И дальше, дальше… Вот и шелк волос
Забыт давно под жесткой шевелюрой.
Подумать только – сын подрос.
Нет, вырос, взрослою покрытый шкурой.
Иди, мой взрослый сын. Тебя зовут
Неведомые дали и просторы.
Не заблудись. Священные коровы
Родного очага неутомимо ждут.
(01.06.06)
Девятый год
Мелькнула тень, потом еще —
То к солнцу рвался в поднебесье
Стервятник. Никакой просчет
Не допускался, ни малейший.
И ни в какой аэроплан
Не сможет заложить конструктор
Движенье перьев и хвоста,
Ведущих в небеса так круто.
И Архимедова винта
Законы обретя инстинктом,
Он получил без меры власть
Над атмосферным нимбом
Земли. Жасминовый поток,
Струясь в течении прогретом,
Нес птицу. И девятый год
Шел в лето незаметно.
(02.06.06)
Герань
Простецкий цветок – суть мещанского рая,
Из мятых кастрюлек и битых горшков
Самозабвенно он пер, расцветая
На подоконниках черных домов.
Трамваи гремели на поворотах,
Пыль засыпала окон переплет.
Он к солнцу бросался морскою пехотой,
В атаку на солнце, тьме наперекор.
Здесь столько оттенков, сортов сотворили,
Огромных кустов непомерную рать.
За неприхотливость и яркий наряд
В России герань, как родную, любили.
(03.06.06)
Недолет
В том ресторанчике, где сами варят пиво,
Где крыша не прикрыта потолком,
Уселись, ожидая терпеливо, —
Дадут ли хлебов, и напоят ли вином.
Для нас с тобою наловили рыбы,
Зажарили ягненка на огне.
Разделим хлебы поровну до – сыта,
И травы на приправу до – вполне.
Вина глоток… Как красное играет,
Насыщенное соками глубин,
Сгущенной крови тон напоминает
И Пиросмани – терпкостью горчин.
Эффектом Допплера еще один промчался.
Провыло и затухло… Огонек
На тормозной площадке закачался
Вином в бокале. Сгинул… Недолет.
(04.06.06)
Встаю
С пронзительной тоской прощанья распрощалась.
Рвала по мясу. Шрамы заросли.
Осталось так немного жить вчерашним —
И дети взрослые, и хроника семьи
Идет к концу. Иное завещанье,
Чем Пимен-летописец получил,
В девятый год свершаю – в меру сил —
Устройство анти-миропониманья.
Переболев, отпала чешуя.
Отбросив хвост, как ящерка, былому,
Хватающему хищно за подолы,
Встаю. Из пены. Я?..
(09.06.06)
Нашествия
Термитов морят. Мелкое созданье
Берет числом несметным, истончая
Жилища, деревянные сараи,
И в стенах беспардонно партизанит.
А помню я иное. Тараканы,
Бесчисленны, как полчища татар,
Одолевали. Незаметны раны —
Заметные уроны, что в пожар.
Клопы, как знак особого несчастья.
Вши – символ истощения людей.
Я все прошла, сквозь всякие напасти —
Природы бич и голод-лиходей.
Вода, как с гуся. Памяти флюгарка
Еще шуршит обрывками, как в сон.
Вдруг в одночасье вспыхивает ярко —
Вот, например, – термитов гнали вон.
(10.06.06)
Чтоб слетались
Тормозит рывком знакомый запах.
Где он, где же? Где? А вот —
Укрепившись на зеленых лапах,
По земле жасмин ползет.
Мавры понимали в ароматах —
В колдовской манящей темноте
Рассыпали лепестки в халатах,
Масло лили в пуп на животе,
Дочерей Жасмином называя,
Чтобы женихов приворожить,
Чтоб слетались, словно чаек стая
На базары птичьи гнезда вить.
(11.06.06)
Жареный петух
Огромный аммонит застыл в известняке —
Спиральной раковины отпечаток четкий.
А в море под горой – там плавают подлодки.
От отпечатков тех совсем невдалеке.
Иль в мергелях. Ровесники его
В иных морях вели иные битвы.
Моря цвели в тонах иной палитры,
Чем крашены подлодки. Перископ
Сменил глаза. А эхолоты – слух.
А, может, в глинах юрских. Наутилус
Еще плывет. И жареный петух
Еще не клюнул астероидом марину.
(12.06.06)
Отойдет
Средневековых ритуалов вязь
Студентов с членами директората
Объединит, затейливо змеясь,
В дни окончанья бакалавреата.
Квадратом шапочка и мантия. Студьозус
Воспроизводит стародавний образ.
И тянется студентов череда
Чернофигурная, как греческая ваза,
И полная финального экстаза
Перед прощаньем с прошлым навсегда.
Кончен – забыт карнавальный обряд.
Шорты и шлепки венчают наряд.
Объятья, пожеланья, поздравленья.
Последних поцелуев влажный чмок —
Кончается еще один урок,
И Alma Mater отойдет в забвенье.
(13.06.06)
Непомерный груз
Как тяжела рука, как ноги не идут!
Все существо противится усесться за компьютор.
Малейший знак, забот грошовых зуд —
И мой трамвай – вперед! коль дергает кондуктор.
Но пробил час – манкировать нельзя.
И стирка кончена, салаты наготове.
Обед и ужин есть – идите, граф, стезя
Вас ждет. Идите – поневоле.
И граф (графиня) – ай, да молодца!
Мы из графьев – писак и графоманов —
Встает босой – для большего сродства,
Зад оторвав от мягкого дивана.
Тут телевизор, там бассейн, арбуз,
И шум, и солнце серый мозг растопит.
Но поднята рука, взят непомерный груз —
И первая строка скользнула из подлобья.
(14.06.06)
И все не так
Китайской детворы я наблюдаю рост —
Вот встали на ноги, велосипеды взяли.
Суют повсюду любопытный нос —
Им разрешают все, чтоб только не орали.
Гран-па и гран-мамА пасти не устают,
Приехав специально из Китая.
Язык ни в зуб ногой не понимая,
Улыбками соседей признают.
Я пользуюсь и, обращаясь к ним,
По-русски говорю, как дети симпатичны,
Что внук мой далеко и мне недостижим,
Но ничего. И все не так трагично.
(15.06.06)
В движении к зиме
С дести до четырех дня ультрафиолетом
Пылают небеса – Ярила стрелы шлет.
Зеленая Земля, прекрасная планета
В пространстве мировом уносится вперед
В движении к зиме. Поверить невозможно,
Что где-то льют дожди, что где-то снег лежит.
С дубиною жара за дверью настороже —
Шарахнет по башке и череп размозжит.
Куда бежать в жару печальному еврею,
Хрестьянину куда от зноя убежать?
Оставим мусульман – и те в жару звереют.
Буддистам хорошо – в нирване благодать.
(25.06.06)
Железный лязг
Горы зажелтели. И зеленый
Бархат заливает светлый беж.
Осыпаются каштаны. Раскаленный
Солнца диск сжигает бульдонеж.
Опустынил город жар жестокий.
Лишь машин железный лязг тяжел —
Сквозь закрытых окон частокол
В уши льет свинцовые потоки.
С неба кванты путь находят к жертвам —
Ультрафиолет жестокосерд.
Жерла изливают ярость недр.
Жизнь по сути вся жестокосерда.
(26.06.06)
Глобальное потепление
Розовые вишни побурели нынче.
Розовый кустарник обожжен дотла.
Скрюченные ветви, стиснутые в клинче,
Взорванной надолбой рвутся из ствола.
Мощными дождями лило полугодье.
Полугодье – жуткая жара.
Радовались люди мокрой непогоде,
Антиподом – летняя пора.
Небеса радели, все резервуары
Заполняя дождевой водой.
Летом переходят на режим сухой,
Угрожая вспышками пожара.
Было так прекрасно – климат изменился.
Потепленьем перегружены мозги.
Опрометью в прошлое беги! —
Пугана ворона и куста боится.
(27.06.06)
Что с того?
Кроссворд, шарады, ребусы – разминка для ума.
Стихи, мои спасители, на помощь!
Шуршит сухая торба, опустелая сума.
И что с того? Смотри на жизнь попроще.
Собаки лай и скунса вонь, и дикая жара —
Для мирной жизни не найти условий.
Привязана я к дому с самораннего утра.
И что с того? Смотри на жизнь спокойней.
Провалы в памяти, суставы, руки-ноги – никуда.
Машина вдребезги. С приветом, Паниковский!
О чем я, бишь? Забыта лишь такая ерунда.
И что с того? Смотрю по-философски.
(28.06.06)
Энтропия
Припозднилась с делами. Не желая меняться,
Энтропия константой была.
И посуде немытой пришлось оставаться.
Непонятно, какие дела.
Привалила удача. От минуты отъезда
На работу любимой семьи
До полдня говорила с Москвой, и полезно
То общение в годы мои.
И не менее часа болтала с соседкой,
И по шкуре скользили лучи, —
От депрессий общеньем и светом нередко
Предлагают лечиться врачи.
Хаос царствовал в кухне с энтропией в подъеме.
Но сменился от минуса в плюс
Знак, зарядку энергий получивши весомую —
Погодите, сейчас навалюсь.
(29.06.06)
Новолунье
Венецианской баркой месяц выплывает,
Его гондола в облаках ныряет.
Заждалась мавра крошка Дездемона,
Смешенье рас не вопреки закона.
Звезда как центр лука натяженья.
И ночь дрожит от страсти напряженья.
Гремят цикады, ночь сопровождая.
Коварный Яго козни замышляет.
Ревнивый мавр опаснее, чем слон,
Когда забушевал тестостерон.
Покуда слон соперника крушил,
Отелло-мавр красотку придушил.
Вот краткое Шекспира изложенье
В июне, в новолунья зарожденье.
(30.06.06)
И дальше
Тьфу, тьфу – из Сан-Хозе мы выбрались без пробок,
За тройку долларов пересекли залив.
Водитель приустал – ведет не робот.
Перекусон – и дальше понеслись.
Прослойкой для ремня ложится мишки брюшко.
17 Цельсия – дорожный идеал.
К спине прильнула мягкая подушка.
Додж тормознул – и дальше побежал.
Пункт промежуточный на озере прохладном —
На Мендосино. За 2–3 часа всего
Промчались с ветерком. Не правда ли, забавно —
За 32 – и дальше подросло.
(01.07.06)
С белого листа
Лес неприветлив. Густота туманов
Скрывает хороводы нереид,
Русалок хоры в танце неустанном,
И огонек метановый горит.
Самодостаточен. Сквозь заросли густые
Не прорывается ни луч, ни человек.
И мрачен. Ветви и стволы их
Не пропустили бы мамаевый набег.
Таинствен. И в болотах, и в бочагах
Среди москитных туч и плясок мошкары
Цветов змеиных насекомоядных
Не счесть в змеевиках земной коры.
И величав. Ровесник тыщелетий
Стоял здесь до явления Христа.
И начиналась с белого листа
История букашки человечьей.
(02.07.06)
Непроглядная стена
Сберегающих туманов
Оренбургский кружевной
Укрывает пеликанов,
Чаек, уток, корморанов
Над прибрежной полосой.
Невесомые туманы
Затопили дикий лес.
Там камлают в котлованах,
Мухомора съев, шаманы,
Чтобы умерший воскрес.
Звуки тонут, звуки вязнут,
Проникает тишина.
Непроглядного тумана
Бесконечная стена.
(03.07.06)
Исчезнувшая дорога Ах-Па
Здесь гибли корабли, киты фонтан пускали.
Здесь правил человек, с природой на ножах.
Стояли маяки, в такт шторму подвывали.
Природа не щадит. Чуть зазевался – швах!
Ты, пионер, не спи – с природой шутки плохи.
Дорогу проложил через лесной завал —
Пришла-таки пора – пришлось кончать дороги.
Следы свои с лица земли бульдозером согнал.
(04.07.06)
Там, где мои
О чем жалеть? Мы голые пришли
На этот свет, сияющий, прекрасный.
Нагие мы уйдем от той земли,
И в мир иной придем, безгласны.
Какой? В раю? О чем там говорить? И с кем?
Младые лица удовольствием сияют,
И праведники толпами гуляют,
А бренные тела покроет прах и тлен.
И нет моих. В иной, враждебный край
Уйдут мои, греховные людишки.
И с ними буду я, делить свои мыслишки,
И плакать, и страдать. И это будет – рай.
(07.07.06)
Смена циклов
Горят костры закатных облаков,
Дымятся тучи, образ подтверждая.
Дожди. Дождей избыточность такая,
Что нету слов.
«Мы жили тогда на планете иной».
Редвуды стояли, как рыцарей строй,
Как в храме колонны, как трубы органа.
Испортился климат. Как жалко. Как странно.
Идет потепление, пальцем грозя.
Днем высунуть нос абсолютно нельзя.
И сохнут отмытые чисто ковры,
Пока лупит солнце в малютки-дворы.
Горят леса пожаром катастроф.
Задымленное небо удушает.
Армагеддон! Жара повсюду наступает.
И нету сил и слов.
(08.07.06)
Замена
В разгар июля, в час косого солнца,
Когда тенист бетонный тротуар,
Когда к земле – к прохладе – травы клонятся,
Междусобойчик – утренний базар
Устраивали птицы. Запевал
Вороний хор. Потом вступала мелочь.
Писк флейты-пикколо в фаготовый запал
Вливался колокольчиком. Что делать —
Концерт в соборе мне он заменял.
(09.07.06)
Осанна
На полнолуние в бассейне я плыву.
Стихов обрывки носятся в пространстве.
Вода тепла. И ветер дальних странствий
Не беспокоит местную сову,
Мелькнувшую бесшумно. Блин луны
На сковородке неба, за день раскаленной,
Уже остыл. Разрозненные сны
В дверях опять толпятся утомленно.
Там у порога лунные цветы,
Долины лилии, шарами голубыми
Не покачнут. И голубые рты
Поют «Осанна!» в небеса ночные.
(10.07.06)