МУЗЕЙ ВСЕРОССИЙСКОЙ СЛАВЫ
Я входил в Эрмитаж, как в хранилище человеческого гения.
В Эрмитаже я впервые почувствовал счастье быть человеком.
И понял, как человек может быть велик и хорош…
Исключительно высокий уровень коллекций позволяет отнести Эрмитаж к явлениям общечеловеческой значимости. Невозможно переоценить его воспитательную функцию, которая не предусматривалась изначально, а сформировалась во времена, когда дворцовые предметы стали достоянием государства. Открытие Эрмитажа для широкой публики сыграло огромную роль в развитии русской культуры. Не было ни одного собрания, которое не привлекало бы внимания специалистов, не вдохновляло на создание литературных и живописных произведений, не являлось предметом глубокого изучения со стороны ученых.
Восхищаясь залами Эрмитажа, невозможно не заметить согласованности смены стилей внутренней отделки и оформления фасадов зданий. Подобно тому как в разное время создавались корпуса, интерьеры музея непрерывно подвергались перестройкам и обновлениям, вместе с новым видом обретая иное значение.
Архитектурные фантазии
Облик большинства помещений Эрмитажа сложился к середине XIX века; исключением являются Лоджии Рафаэля и зрительный зал Эрмитажного театра, в которых сохранилось убранство, созданное итальянским зодчим Джакомо Кваренги (1744–1817). В отделке Зимнего дворца заметны лишь отдельные штрихи, относящиеся к творчеству Растрелли, в частности анфиладное построение парадных комнат, характерное для елизаветинского барокко. Фантазия первого создателя дворца особенно заметна в Большой церкви и на Главной лестнице, где полностью сохранились изначальные пропорции. Последняя перестройка созданной им галереи нижнего этажа состоялась в 1939 году. Основную часть работы исполнил главный архитектор Эрмитажа А. В. Сивков, который бережно относился к наследию Растрелли и сумел частично воспроизвести его замысел.
Великий архитектор испытывал склонность к пышному декору, предпочитал огромные, залитые светом залы, для чего смело вводил двойные ряды больших окон. Даже два века спустя невозможно не восхищаться богатством образного языка Растрелли: каскады вызолоченных узоров охватывают простенки, взлетают на двери, покрывают рамы составных зеркал. Он не старался скрывать основные конструктивные формы, а, напротив, преодолевал их, разбивая зрительные преграды и создавая впечатление неограниченного пространства.
В XVIII веке европейское искусство захватил стиль рококо (от франц. rococo – «причудливый», «капризный»). Его центральный мотив отразился в названии, ведь в переводе с французского языка слово rocaille означает «раковина». Прежнее буйство форм сменилось узорами с легко узнаваемыми раковинами, переходящими в цветы, ветви, сплетенные с крыльями птиц, женские головки, фигуры купидонов, а иногда и крупные пластические группы. Со временем изящный орнамент становился все более изощренным и неожиданным. Сложные рисунки, как правило, не повторялись, но декораторы старались достичь единства, хотя, как прежде, уходили от симметрии.
Гостиная с амурами, оформленная в стиле барокко. Акварель Э. П. Гау, 1868
При Растрелли замысловатые детали в отделке Зимнего дворца вырезали из дерева, реже изготавливали в технике лепки непосредственно на стенах. Вся лепнина была исполнена в максимально высоком рельефе и часто доходила до круглой скульптуры. Покрытая золотом резьба резко выделялась на матовой поверхности белых стен, создавая ощущение праздника. Не подавляющая, а радостная, даже веселая роскошь отличала комнаты, убранные Растрелли в манере, переходной от барокко к рококо. В императорской резиденции впечатление праздника усиливал контраст между великолепием парадных залов и сдержанной отделкой помещений первого этажа.
В конце XVIII века интерьеры дворца подверглись коренной переделке. Большое переустройство было вызвано наступлением эпохи классицизма. Захвативший мировое искусство стиль подразумевал возврат к Античности, к наследию Древней Греции, Рима и отчасти к искусству итальянского Ренессанса. Творения представителей раннего классицизма, в частности Валлен-Деламота и Фельтена, отличались легкостью и рокайльной утонченностью форм.
Строгая архитектурная классика – искусство гармонии, ясности и спокойного созерцания – впервые проявилась в работах Кваренги. Будучи истовым адептом этого направления, итальянский зодчий стремился к спрямлению линий, что намного упрощало приемы декорирования. В отделанных им дворцовых залах царила античность: гладкие стены со сдержанным декором, колонны и пилястры с прямоугольными базами и пьедесталами, капители, отвечавшие древней системе ордеров. В помещениях возобладали плоскости; обязательное членение масс воспринималось легко благодаря симметрии, повторению или чередованию одинаковых мотивов, создававших четкий, но спокойный ритм.
Зал камей, оформленный в классическом стиле. Акварель Э. П. Гау, 1854
Классические орнаменты, по подобию архитектурных форм, также заимствовались из древнего искусства. Кваренги и его последователи чаще выбирали меандр, очертания завитков аканта, нитей жемчуга, гирлянды листьев дуба и лавра. Тяги разбивали простенки на прямолинейные поля, в которые для большего декоративного эффекта вводились барельефы. В архитектуре тягами называют профилированные выступы, разделяющие стену по горизонтали или обрамляющие панно. Значительно повысилась роль круглой пластики, создаваемой по сходству с античными статуями.
В начале XIX века лепнина совершенно вытеснила деревянную резьбу. Для окончательной отделки стен использовалась не только привычная штукатурка, но и более совершенные ее виды, например стук (итал. stucco) – особый вид штукатурки, имитировавшей поверхность мрамора. Именно тогда стали широко применяться различные породы камня, цветное стекло, металл, фаянс. Прямоугольной формы потолки по аналогии с итальянскими храмами украшали многоцветной росписью. В отделке все еще преобладали светлые тона, но чистый белый цвет встречался гораздо чаще, чем в архитектуре барокко. Сочетания красок отличались исключительной тонкостью, а позолота употреблялась более сдержанно.
В первой половине столетия интерьеры Зимнего дворца создавали Карл Иванович Росси (1775–1849) и Огюст Рикар де Монферран (1786–1858). Богатство тогдашней архитектурной техники позволяло насытить строгий классицизм предшественников множеством декоративных элементов. Тенденция к украшательству сохранилась при восстановлении дворца после пожара 1837 года, когда в русском зодчестве появились архитекторы нового поколения. Стасову поручили возобновление фасада здания и отделку парадных залов. Брат известного живописца занимался украшением жилых покоев, в том числе и Золотой гостиной.
Современники отзывались о работах Брюллова как об «искусстве, облаченном в непостижимую грацию, разнообразие и заманчивость которого выразить невозможно. В его творениях обнаруживается столько ума, глубины и степенной сообразительности, сколько пылкой фантазии, роскошно выразившейся в самых поэтических формах».
А. Х. Кольб. «Золотая гостиная», 1860-е
Само название комнаты свидетельствует о том, что для отделки Золотой гостиной Брюллов использовал обилие позолоты. Богатое лепное убранство потолка выполнили братья Иван и Тимофей Дылевы. Стены были украшены малахитовыми колоннами с бронзовыми позолоченными капителями работы варшавского мастера Руссо. Согласно дворцовым описям, в этой комнате когда-то имелись в наличии «карниз из фальшивого мрамора, панель из того же материала, окрашенная масляной краской под ляпис-лазурь, свод и падуги с лепными вызолоченными украшениями, а между ними пробелка, пол паркетный из дорогих пород дерева».
После переустройства по проекту Андрея Ивановича Штакеншнейдера (1802–1865) Золотая гостиная обрела вид, отвечавший модной в то время эклектике. С помпезным декором согласовались огромные канделябры русской работы и вазы из коргонского порфира – поделочного камня с неравномерной зернистой структурой. В прямом смысле блистающая комната оправдывала свое название, но усилия немецкого зодчего привели к утрате чувства меры. В самом деле, количество позолоты выходило за рамки хорошего вкуса, хотя в техническом отношении работа художника В. А. Шрейбера была великолепна.
Полной переделке подверглась и Помпейская галерея, блестяще воссозданная после пожара Стасовым. Она располагалась вдоль Невской анфилады и выходила окнами на Большой двор Зимнего дворца. По окончании восстановительных работ к галерее примкнул зимний сад, покрытый невиданным до того стеклянным потолком. Возникший на месте жилых покоев 100-метровый коридор по отделке напоминал античные дома. Из южноиталийской архитектуры были заимствованы декоративные портики с тонкими колоннами, малиновая и голубая окраска стен, цветочные гирлянды на сводах. Изящную роспись с фигурами римлянок, изображениями зверей, растений и жертвенников исполнил художник Ф. И. Вундерлих. Создатель интерьера, безусловно, интересовался искусством Помпей, но в данном случае древний стиль отделки являлся желанием заказчика. Так или иначе, изящество галереи не согласовывалось с монументальностью парадных залов.
В. С. Садовников. «Помпейская галерея», 1855–1857
Однако своеобразный и чуждый Стасову декор вызвал восторженные отклики у зрителей. «Мы поражены, – писал журналист А. П. Башуцкий, – прекрасным видом бесконечной анфилады аркад, сводом потолка, с которого спускаются в стройном порядке до 20 этрусских ламп. Разнообразие, игра и блеск живописи, отлично выполненной, останавливают взор на каждом шагу. Всякий простенок представляет собой что-нибудь новое. Между легкими колоннами и орнаментами из листьев разбросаны каймы, арабески и флероны самого чистого рисунка. Внизу написаны различные пары животных, вверху на каждой стене новый пейзаж, в середине, на ярком фоне – фигуры танцовщиц. Если не говорить о солнечном освещении при пунцовых шторах, то к вечеру, когда зажженные лампы льют свет более спокойный, Помпейская галерея еще прекраснее». Несмотря на восхитительный вид, в 1886 году помещение было полностью переделано. Зодчий А. М. Горностаев уничтожил древний стиль галереи, и эта часть дворца стала именоваться Новой галереей, а позже получила имя Петра I.
Ко времени получения ответственного заказа Стасову исполнилось 70 лет. Воссоздание интерьеров здания, практически уничтоженного огнем, представлялось трудной задачей, но пожилой архитектор справился с ней блестяще. Не отрицая пышности барокко, он сумел приблизить облик императорской резиденции к требованиям новой эпохи. По окончании работ внешний вид дворца почти не изменился, а переделанные парадные залы были украшены со вкусом и деликатностью по отношению к работе старых мастеров. По собственным словам, Стасова «пленяла в искусстве древних мужественная величавость». Отсюда увлечение дорическим ордером, монохромной окраской в мрачных тонах, строгими прямыми линиями.
Сохранив главные пропорции, расположение колонн и четкое разделение плоскостей, Стасов заменил праздничный декор статичным, холодно-величественным убранством. В отделанных по его рисункам залах появились тяжелые рельефы с условными сюжетами. Подчеркнутым однообразием отличались украшения, заимствованные из греческой вазовой пластики, например розетки – орнаментальный мотив в виде распустившегося цветка и пальметты с контурами пальмового листа. Основным содержанием как лепных, так и живописных композиций стала воинская атрибутика: щиты, мечи, копья, стрелы, шлемы, панцири, секиры, штандарты, двуглавые орлы. Излюбленным мотивом зодчего являлись аллегорические фигуры в античных одеждах, которым он придавал условность во всем, начиная от застывших лиц и заканчивая торжественными позами.
Плафон больше не радовал глаз многокрасочностью, зато благодаря использованию декоративной техники гризайль появился эффект слияния живописи со скульптурой. Термином grisaille в декоративном искусстве называют вид живописи, выполняемой в разных оттенках одного цвета. Изначально художники употребляли серые тона, о чем можно догадаться по названию, ведь в переводе с французского слово gris обозначает «серый». В парадных апартаментах доминировали белые краски. При введении второго тона зодчий не допускал излишней яркости, используя серые, бледно-желтые, палевые тона, изредка и очень скромно дополненные позолотой. Монументальным величием отличались все работы Стасова, кроме Петровского зала, восстановленного в первоначальном, барочном, виде.
Аполлонов зал, восстановленный В. П. Стасовым. Акварель Э. П. Гау, 1862
После многочисленных переделок из композиции Зимнего дворца особенно выделялись помещения, декорированные в стиле модерн. На примере Николаевского зала можно отметить, насколько сильно исказила первоначальную идею, например, замена классических люстр огромными светильниками с хрустальными подвесками.
Творческие искания зодчих-новаторов, подобных Брюллову, привели к распаду художественного единства, отличавшего зрелый русский классицизм времен Кваренги и Росси. К началу работы в Зимнем дворце он был признанным мастером и успел отличиться в создании интерьеров. Восстановленные им комнаты в юго-западной части резиденции удивляли роскошью и разнообразием декора. От вида уютных комфортабельных покоев коронованные заказчики пришли в восторг. Специалисты отнеслись к работе Брюллова более сдержанно, хотя и отметили тщательную обработку деталей. Архитектор старался утвердить неприемлемые в классицизме стили: готический, помпейский, мавританский.
По мнению теоретиков архитектуры, явное подражание, бессистемное обращение к экзотике явились началом торжества эклектизма, захватившего мировое искусство во второй половине XIX века.
В то же время новаторство Брюллова касалось и технической стороны зодчества, где недостатков не нашли даже самые рьяные скептики. Для того чтобы устроить уютное жилье в здании официального характера, он произвел большую перепланировку, обнаружив завидное качество выходить из трудных ситуаций с интересными решениями.
Готическая гостиная, отделанная А. П. Брюлловым. Акварель Э. П. Гау, 1868
Технические новшества затронули систему отопления, в частности архитектор отказался от старых обогревателей, ставших причиной пожара в 1837 году. Стремление обезопасить дворец от повторной трагедии заставило заменить устаревшие печи трубами, подававшими нагретый воздух. Опасные деревянные перегородки сменились кирпичными стенами. Небольшие комнаты были перекрыты сводами, а в больших залах использовались металлические конструкции. К новым перекрытиям крепились потолки, собранные с помощью клепки из железных или медных, как в Георгиевском зале, пластин. Мастерство выполнения конструктивных работ вызвало одобрение императора, а ранее спорное новаторство Брюллова получило развитие при строительстве Нового Эрмитажа.
Зимний дворец
Безупречно воссозданная резиденция органично вошла в неповторимую панораму Санкт-Петербурга. Изначально в сторону города были обращены выступы западного и восточного фасадов Зимнего дворца. Последний позже был закрыт Малым Эрмитажем, а западный так и остался обращенным к своеобразному зданию Адмиралтейства. Южным, самым парадным и пышным, фасадом дворец открылся навстречу площади. Группы мощных колонн, установленных парами и поодиночке, оживляют поверхность стены едва заметным волнообразным движением. Тройная арка ворот с узорчатой чугунной оградой открывает путь во внутренний двор, куда в царские времена разрешалось въезжать экипажам. Ритм белоснежных колонн северного фасада вторит мощному бегу невских волн. Белоснежные детали крыши – колонны, карнизы и балюстрады – образуют четкий рисунок, завершающий плоскую картину интенсивно окрашенных стен.
Строгое по форме здание дворца украшено деталями, многие из которых нельзя отнести к определенному стилю. Оригинальное решение каждого фасада основывается на разнообразии архитектурных и декоративных элементов и в большей мере – на различной группировке ризалитов (от итал. risalita – «выступ»). Впечатление пластичности форм достигнуто за счет сильно выступающих колонн, пышных карнизов, наличников и сандриков.
И. И. Шарлемань. «Вид Зимнего дворца с Невы», 1853
Поражающий царственным великолепием Зимний дворец является вершиной творчества Растрелли. Его внешнее оформление позволяет судить о богатой фантазии и строительном мастерстве великого зодчего. С высоты трехэтажного здания на город взирают античные боги, герои и полководцы. Беломраморные статуи и бюсты на балюстраде крыши созданы по рисункам самого архитектора. В экстерьере дворца присутствуют львиные маски, головы богатырей, раковины в наличниках, упругие дуги и треугольные сандрики (фасадные карнизы) над проемами окон. Количество деталей велико, но благодаря художественному совершенству и гармонии убранства впечатления излишества не возникает.
Трудно вообразить произведение, более органично сочетающее в себе декоративность и ясность замысла. Создателю Зимнего дворца удалось раскрыть особенности стиля барокко с помощью традиционных приемов, которые удачно дополнены деталями, заимствованными из московской архитектуры XVII века. Контрастная окраска фасадов, четкий рельеф, единое композиционное решение, но главное – связь здания с окружающим пространством, присутствовали в бессмертном творении Растрелли, став характерной чертой последующих произведений русского зодчества.
Галерея Растрелли
На чертежах Растрелли первый этаж Зимнего дворца фигурировал в качестве комплекса служебных помещений. Архитектор планировал связать все части здания с галереей нижнего этажа. В документах того времени ее называли «ходом со сводами, с двумя рядами столбов, устланным плитами на 4 или 5 футов выше поверхности земли». По окончании строительства комнаты в галерее отвели многочисленному штату прислуги. Здесь же находились кладовые, помещения для караула, а с восточной стороны были устроены кухни. После пожара планировка дворца немного изменилась: по обеим сторонам главного нефа появились антресоли с кирпичными сводами, разделенные стенами из того же материала. Образовавшийся между кладовыми и подсобными помещениями коридор получил название кухонного.
Незадолго до начала Второй мировой войны в Эрмитаже проводились крупные восстановительные работы. Строители сняли двухвековые наслоения, освободили от антресолей и перегородок восточную галерею, где вновь появились колонны и опорные столбы. После того как по старым эскизам были созданы и помещены на прежние места лепные детали, нижний этаж обрел первоначальный вид, а галерею стали называть по имени создателя Растреллиевской.
Главная лестница
Практически весь северо-восточный ризалит Зимнего дворца занимает Главная лестница. Начинаясь от Растреллиевской галереи широким маршем, она разветвляется на две стороны и плавно подводит к верхней площадке. Переход из строгой, мрачноватой галереи в ярко освещенную часть сооружения производит сильное впечатление. Поднимаясь по ступеням, посетитель выходит из полумрака сводов на обширное пространство, где в синеве плафона парят олимпийские боги. Высокие окна свободно пропускают солнечный свет, который отражается в зеркалах, скользит по белым стенам, заставляя сверкать золото в лепных орнаментах.
Галерея Растрелли
Глядя на это каменное великолепие, трудно представить, что Главная дворцовая лестница когда-то была деревянной. Роскошь ее декора позволяла судить об отделке всего здания, поэтому, в отличие от многих других помещений, она почти не изменила первоначальный облик. Осмотрев пожарище в 1837 году, Николай I приказал «возобновить лестницу совершенно по-старому, заменив, однако, верхние колонны мраморными или гранитными». Проект восстановления разработал Стасов, и он же возглавил строительные работы. Ради сохранения замысла Растрелли архитектор не стал придерживаться своей обычной манеры. Единственным крупным изменением являлась закладка оконных проемов нижнего этажа. Полученные таким образом «фальшивые окна» не имели функционального значения, хотя способствовали созданию художественного эффекта, который до сих пор изумляет посетителей музея.
Присущий всем творениям Растрелли барочный декор на Главной лестнице был доведен до крайности. Своды верхней площадки опирались на сдвоенные колонны из искусственного мрамора, который в отчетах царского времени именуется фальшивым. Это название закрепилось за техникой штукатурки и окраски под благородный камень, широко применявшейся в архитектуре барокко.
Главная лестница Зимнего дворца
В архивах Эрмитажа остались записи с нелестными откликами о растреллиевских «лепных украшениях, довольно тощих, крашенных желтой краской, может быть по линялому золоту». Декоративный орнамент и балясины в XVIII веке также выполняли из дерева с последующим золочением.
В ходе реконструкции лестницу сооружали заново, хотя и в рамках прежних габаритов. Стасов придал помещению единый бело-золотой колорит, приказав заменить резные золоченые балясины тяжелой мраморной балюстрадой. Верхний пролет, как и прежде, освещали бронзовые лампы, подвешенные на длинных медных цепях. Вместо легких мраморных колонн здесь по желанию императора появились монолитные опоры из темного гранита.
Статуя «Справедливость»
Металлический потолок над лестницей прикрыли плафоном с изображением Олимпа. Картина была доставлена из кладовых Эрмитажа, но оказалась меньше старой, и архитектор решил заполнить пустое пространство живописью, лично исполнив эскизы. Потолок расписывал художник Соловьёв, работавший в стиле, «сходном с прежним, в каком была исполнена лестница». Ниши заполнили скульптурами «Владычица», «Антиной и Диана», а также аллегорическими образами Могущества и Справедливости. Помимо лепных кариатид и фигур мальчиков, помещение украсила пластика на кронштейнах: Меркурий, Верность, Мудрость, еще одна Справедливость, Изобилие, Величие, Правосудие, Муза.
Н. Я. Колпаков. «Тронный зал». Гравюра, 1760-е
До основания музея Главная лестница именовалась Иорданской или Посольской. Первое название связано с беседкой, ежегодно возводившейся над крещенской купелью (Иорданью), на льду Невы недалеко от парадного входа. Второе сложилось во времена Екатерины, когда по широким ступеням чаще поднимались послы, направлявшиеся в Тронный зал на прием к императрице. От высоких центральных дверей верхней площадки начиналась анфилада антикамер, декорированных лепными украшениями, резными наличниками окон и дверей.
К сожалению, далеко не все помещения дворца сохранили барочное убранство, способное дать представление о грандиозном замысле Растрелли. Однако его чертежи позволяют вообразить архитектуру и вид утраченных интерьеров. Изначально первый этаж занимали хозяйственные и служебные помещения. Просторная галерея с крестовыми сводами подводила к главной лестнице, открывавшей вход в парадную анфиладу антикамер и далее в Тронный зал на втором этаже. Здесь же находились малые приемные, две церкви, концертный зал и жилые покои. Третий этаж отводили придворным и многочисленному штату прислуги.
Э. П. Гау. «Большая церковь», 1860-е
Большая дворцовая церковь с парусным куполом и алтарем, богато украшенным скульптурой и живописью, расположена в противоположном, юго-восточном, ризалите Зимнего дворца. Устроенный согласно православным канонам храм оформлен с барочной роскошью, послужившей воплощением торжества и ликующей радости. Церковь сильно пострадала при пожаре 1837 года, но была восстановлена в прежнем виде. Мастера XIX века, сверяясь со старыми рисунками, повторили в папье-маше золоченый декор потолка и стен, фигуры кариатид над колоннами, статуи рядом с резным иконостасом.
Сегодня храм удивляет первозданной красотой. Резьба киота и кафедры превосходно сочетается с лепниной капителей колонн и пилястр. В притворе с расписным плафоном вновь стоят деревянные торшеры, выполненные по эскизу Растрелли. Алтарное пространство днем освещается с помощью светового фонаря, а по вечерам в храмовом зале зажигают роскошную люстру работы мастера Д. Бенистера.
Невская анфилада
К весне 1762 года завершилась отделка парадной части Зимнего дворца и с верхней площадки Иорданской лестницы открылся доступ к двум анфиладам – Большой и Невской, названным сообразно величине и расположению. По окончании восстановительных работ парадные залы сохранили классический характер и до настоящего времени удивляют логичной ясностью форм и строгостью декора. Ныне эти помещения используются для экспозиции Отдела русской культуры и временных выставок.
При жизни Екатерины помещения Невской анфилады – Концертный зал, Малый и Большой аванзалы – составляли путь в Тронный зал. Следуя на прием к императрице, дипломаты задерживались в двухсветных, богато украшенных помещениях, которые тогда именовались антикамерами. Первым из них был Малый аванзал, где изначально торжествовало барокко, представленное обилием золота, пышной резьбой, нарядными наличниками окон и дверей. Классицизм в облике комнаты связан с именем Стасова, хотя идея спокойного и торжественного интерьера принадлежит Кваренги. Итальянский зодчий работал над декором Малого аванзала в 1793 году. Заменив барочные завитки полукруглыми арками, прямыми карнизами и светлой гладью стен, он неожиданно отказался от колонн, лишив классическое помещение главной приметы стиля.
В марте 1839 года первая антикамера вновь предстала в новом виде. Стасов сохранил замысел Кваренги, дополнив отделку такими средствами, как искусственный мрамор, живопись и лепной орнамент фриза. Все это вкупе с цветным паркетом работы А. С. Тарасова создавало полихромный эффект, в котором преобладали белые краски. Архитектору никогда не изменяло чувство ритма, поэтому все его произведения отличает художественная цельность, присущая зрелому классицизму. В Малом аванзале светло-желтые стены мягко контрастировали с позолотой плафона. Живописные панно были вписаны в арки, ранее заполненные оконными переплетами с зеркалами вместо стекол. Напротив размещались настоящие окна, повторявшие форму и размер арок. Над ними по всему периметру зала тянулся легкий лепной фриз.
Великолепие убранства завершали 4 огромные люстры, рассчитанные на 200 свечей каждая. Дополнительными источниками света являлись торшеры, исполненные по рисунку Стасова. До 1839 года помещение отапливалось с помощью 4 больших печей. Стасов убрал громоздкие обогреватели, отчего пространство приобрело зрительный объем, кроме того, став более цельным. В украшении Малого аванзала принимали участие живописцы Яков и Василий Додоновы. Братья расписали люнеты гризайлью, затем исполнив фигуры на золотом фоне падуг и орнамент вокруг плафона. Сюжетной основой росписи потолка послужила история Ифигении, принесенной отцом в жертву богине Артемиде, чтобы обеспечить грекам успешное отплытие к Трое. Сам плафон по распоряжению архитектора был доставлен из Москвы.
Созданный Стасовым интерьер Малого аванзала просуществовал до того, как его центральную часть украсил Малахитовый храм. Это оригинальное сооружение появилось в 1958 году и представляло собой ротонду из самоцветов, которую Николай I получил в дар от уральских горнорудных магнатов Демидовых.
Малахитовый храм в Малом аванзале Зимнего дворца
Вторая антикамера, или Большой (Николаевский) аванзал, значительно превышает первую по площади и, кроме того, имеет крайне вытянутую форму. Сейчас такая пропорция выглядит неправильной, но во времена классицизма для помещений торжественного характера она считалась единственно возможной. Прежде чем попасть на прием к русскому самодержцу, дипломаты преодолевали расстояние в 55 м, по пути восторгаясь великолепием убранства. Зал изначально имел классический вид, но перестраивался дважды, в итоге воплотив в себе талант двух гениальных зодчих – Кваренги и Стасова.
В первоначальном интерьере огромная протяженность скрадывалась особым архитектурным приемом: колоннады с хорами в торцевых частях зала сокращали длину стен, зрительно улучшая пропорции. Удалив поперечные стены, Кваренги придал пространству форму галереи. По вечерам, когда зажигались настенные фонари из синего стекла, таинственно мерцала поверхность коринфских колонн из цветного мрамора и аналогичная облицовка стен.
К. А. Ухтомский. «Большой аванзал (Николаевский)», 1866
Несмотря на то что похожая композиция являлась типичной для архитектуры русского классицизма, Стасов от прежнего построения отказался. Заменив декор и немного удлинив зал, он придал ему величественный и строгий вид. Лишенное античных портиков огромное пространство подавляло размерами, замкнутостью и чрезмерным художественным единством.
Согласно ордерному принципу оформления стен и с учетом пожеланий царя архитектор устранил «пестроту разных мраморов». Строгость линий не нарушалась даже в потолке, который, подобно стенам, был облицован белым мрамором и украшен римскими кессонами – цветными квадратами с розетками внутри. Грандиозную роспись плафона выполнил итальянский живописец Л. Торричелли. Образцовый декор завершался рядами голубых колонн с каннелюрами и пышными капителями. Еще одной приметой коринфского ордера служила балюстрада у верхних окон. Классически правильными очертаниями отличались все ее профили и точеные столбики перил – балясины. Главный зал дворца освещали 11 разновеликих люстр с каркасом из позолоченной бронзы. Роскошные светильники по рисунку архитектора изготовили братья Шрейберы.
Конец ознакомительного фрагмента.