Эрик, сын крысы
сказка
Он так и не понял, что с ним произошло. Последнее, что сохранилось в памяти – это страшный холод, от которого не было спасения. За свою короткую жизнь ему ещё никогда не приходилось так мёрзнуть! Крупная дрожь сотрясала маленькое тельце, в котором, пожалуй, уже не осталось ни капли тепла. Он не мог ни о чём рассуждать и не знал, когда закончится этот дикий холод. Просто ему было плохо, очень плохо, и больше всего хотелось забиться куда-нибудь, спрятаться от всего, что причиняло такие страдания. Лучше было бы совсем исчезнуть, но если б знать как! Наверное, всё-таки исчезнуть удалось, потому что он перестал дрожать и даже думать, а когда пришёл в себя, холода не почувствовал. Только где он?.. Но как тут поймешь, если тебя окружает кромешная тьма? И хотя его глаза были так устроены, что могли видеть и в темноте, сколько он в неё ни таращился, разглядеть ничего не удалось. Вдруг рядом с ним кто-то зашевелился и заговорил шелестящим голосом:
– Ну вот, я так и думала, что ты когда-нибудь очнёшься, если лежать рядом и согревать тебя.
– А что я делал до этого? Спал? А ты кто, моя мама? А где это мы?
– Ой, погоди, погоди, не всё сразу! Во всяком случае теперь я вижу, что не зря старалась. Раз ты успел так быстро задать столько вопросов, значит, и правда ожил!
– А как это – ожил? Нашёлся? Меня что, не было? А где я был?
– Ой, лучше не спрашивай, где ты был! Я нашла тебя возле дома под кустом. Ты был весь мокрый и дрожал, как листья на дереве перед тем, как осыпаться на землю. Их сейчас много валяется и все они жёлтые и мокрые, потому что пришла осень, и уже несколько дней идёт дождь. И ты был бы таким же мокрым и холодным, если бы я не утащила тебя в своё жилище.
– Значит, это твоё жилище? А почему тут так темно?
– Да, это моё жилище, а темно здесь потому, что мы сидим внутри старого чемодана, который находится в подвале. У каждого на свете должно быть жилище, иначе он пропадёт.
– А моё жилище где?
– Видишь ли, боюсь, что у тебя его нет. Будь ты кому-то и где-то нужен, я не нашла бы тебя без крова над головой в такую погоду, когда хороший хозяин и собаку на улицу не выпустит.
– Собаку? Так, может, я собака? А ты кто?
– Да никакая ты не собака!
– А кто же я?
– Знаешь что? Лучше я пока тебе этого не скажу. А вот я крыса, и зовут меня Шебаршана. А как тебя зовут, ты, по всей вероятности, не знаешь, – ворчливо заметила Шебаршана, – поэтому лучше всего называть тебя Замухрышка.
– Почему Замухрышка?
– Потому что ты маленький, глупый, тощий и обсмоктанный. Настоящий Замухрышка! Уж не знаю, что из тебя получится. Просто не понимаю, как это можно таких малышей оставлять на произвол судьбы!
– Так ты теперь моя мама?
– Ну… – смущённо сказала крыса, – во всяком случае, если ты окажешься достойным сыном, то на нашем общем собрании я попробую объявить себя твоей матерью.
– Собрании? А кто на нём будет собираться, и когда оно будет?
– Ох! Я думаю, что ты задаёшь мне слишком много вопросов, а времени у меня мало, я должна идти на промысел. Пока я тут согревала тебя, у меня живот подвело от голода. Мы, крысы, должны часто есть, если не хотим совершенно обессилеть. Ты пока побудь один, здесь тепло и сухо, а ночью я принесу тебе хлеба и вкусного сыра.
С этими словами крыса куда-то быстро исчезла, и Замухрышка остался один. Вскоре ему опять стало холодно, хотя уже и не так, как раньше. Посидев немного в темноте, Замухрышка начал прислушиваться. Откуда-то снаружи всё-таки доносились разные шорохи, правда, такие тихие и отдалённые, что их можно было принять за продолжение тишины. Но вдруг какое-то шевеление раздалось совсем близко, и Замухрышка почувствовал, как чей-то шероховатый нос прикоснулся к нему и тут же отпрянул.
– Эт-то что ещё такое?! – сейчас же прошипел кто-то.
Замухрышка так испугался, что постарался сжаться в самый маленький комок, который только мог из него получиться, и ничего не ответил.
– Нет, вы подумайте! Пока Шебаршаны нет, в её жилище забрался какой-то негодяй и расположился, как у себя дома! Быстро отвечай, кто ты такой, откуда взялся и чего тебе здесь надо?
– Я… Я не знаю… – пролепетал Замухрышка.
– Ах, ты не знаешь! Нет, вы только посмотрите на него, – завопил скрипучий голос, – расселся в чужом жилище и даже не знает, откуда он взялся! Впрочем, какое это имеет значение? Главное, что ты чужак! А раз так, значит надо поступить с тобой, как у нас поступают с чужаками!
– К-как? – испуганно просипел Замухрышка.
– Очень просто: вышвыривают или съедают!
– Кого это ты собираешься съесть в моём доме без моего разрешения? – прозвучал разгневанный голос Шебаршаны. – И почему ты вообще здесь распоряжаешься? Что-то не помню, чтобы я тебя приглашала даже заглянуть сюда!
– Да я сюда случайно зашла и наткнулась вот на этого! Спросила, что он здесь делает, а он и сам не знает! Давай съедим его, он явно не из нашего племени!
– Знаешь что, Шуха? Когда мне понадобится кого-то или что-то съесть у себя в жилище, я сделаю это без твоей помощи. Так что проваливай-ка поскорее, пока я не обозлилась! Лучше бы почаще сама на промысел ходила, чем в поисках чужих объедков совать повсюду свой нос!
– Подумаешь, жилище! Между прочим, подвал у нас общий! А я как раз и так шла на промысел. Нужен мне твой душный старый чемодан! – огрызнулась Шуха и быстренько удалилась.
Ночью подвал оживает, крысы вылезают из своих гнёзд и начинают шнырять в поисках пропитания. Слышны разговоры.
– В кладовке появился свежий окорок, – говорит проходящая по крысиной «улице» крыса.
– О, значит сегодня поживимся! – отвечает ей другая, сплёвывая на пол шелуху от семечек.
– Да где там! Хозяева в отъезде, а у этой Глафиры попробуй поживись. Повесила окорок под самым потолком, кочерыжка несчастная! Хоть бы кто-нибудь женился на ней да увёз подальше.
– Эй, да какой сумасшедший возьмёт её в жёны? Заставит мужа ходить по одной половице, а с мебели будет пылинки сдувать.
– И то верно. А ведь как без неё бы привольно жилось!..
Голоса удаляются, а матёрая крыса с разорванным ухом и оторванным кончиком хвоста, – та самая, которую только что Шебаршана выгнала из своего чемодана, подходит к перевёрнутой корзине и воровато озирается. Но тут из-за угла появляются две озорные мордашки – Чух и Жух. Это весёлые крысиные подростки, не упускающие случая побаловаться. Из-за угла они быстренько выкрикивают дразнилку:
Тётке Шухе, злой старухе,
Оторвали в драке ухи!
Шуха оглядывается, но мордашки спрятались.
– Хулиганье паршивое! Развели беспризорников, крысоловка вас побери!
Из-под корзины высовывается заспанная крысиная морда. Это ленивица Шонья. Пытаясь прикрыть лапой широко открытый в зевоте рот, она сонно спрашивает:
– Что здесь происходит?
В ответ на это Шуха визгливо кричит:
– Что происходит?! Это ты у своих бездельников спроси! Только и делаешь, что спишь, а оболтусы твои честным гражданам проходу не дают!
– Ох, тётушка Шуха, ну что ты всё ворчишь? Подумаешь, детишки резвятся!
– Резвятся?! Нахалами растут! Хоть бы научила их чему-то полезному!
– Ой, тётушка, детство такое короткое!
Да и не всем грамотеями быть… – благодушно отвечает Шонья и снова зевает, похлопывая себя по открытому рту, а потом сладко потягивается.
Шуха, уходя, ворчит:
– Грамотеями! Говорить-то правильно не научились, а туда же – стихи сочинять! «Ухи»! Попадётесь вы мне в тёмном углу!.. Стихоплёты!
Замухрышка, с трудом успокоившись после визита Шухи, не сразу и заметил, что от Шебаршаны пахло чем-то вкусным. А Шебаршана, ещё немного поворчав вслед непрошеной гостье, сказала:
– Вот, принесла тебе еды. Сегодня мне опять удалось пробраться в чулан с хозяйской провизией. Смотри, какой вкусный хлеб, совсем свежий!
Но Замухрышка с удовольствием съел только кусочек сыра, а восторгов Шебаршаны по поводу хлеба не разделил. Хлеб казался чем-то не очень съедобным.
– Ах, ну да, такие, как ты, не любят хлеб… – пробормотала Шебаршана с набитым ртом.
Замухрышка решил не выяснять, кто это такие и почему они не любят хлеб, потому что очень уж не хотелось услышать, что добрая крыса считает его неблагодарным привередой. После того как он согрелся и перекусил, глаза его начали слипаться, и вскоре маленький сирота крепко уснул под боком у крысы. Так прошло несколько дней. Между тем по подвалу поползли тревожные слухи. Крысы рассказывали друг другу совершенно невероятные вещи. Будто Шебаршана притащила к себе в жилище кого-то такого, которому никак не место среди крысиного племени. Но вместо того, чтобы расправиться с этим чужаком как полагается, Шебаршана спит с ним бок о бок, приносит ему еду, а недавно даже выводила его из подвала на ночную прогулку! Эта Шебаршана и всегда-то была странной крысой, но то, что происходит сейчас, выходит из всяких правил крысиного сообщества. Однако, несмотря на многие странности, Шебаршана всё-таки пользовалась уважением. Это была бесстрашная и трудолюбивая крыса. Она никогда не пыталась поживиться за счёт соседей, предпочитая вместо этого почаще совершать набеги на хозяйский чулан и исследовать окрестности в поисках пропитания. Вдобавок она всегда честно пыталась найти наиболее мудрое решение в крысиных спорах. Обычно Шебаршана одна из первых узнавала о надвигавшейся опасности и знала как её избежать. К ней часто обращались за советом, и она, благодаря какому-то особому чутью, умела подсказать лучший выход из любого тупика.
– Неразрешимых проблем не существует, – любила повторять Шебаршана. – Если только постараться и как следует пошевелить мозгами, то обязательно найдётся выход, а иногда и целых два. Часто бывает, что какой-нибудь ленивец и сам прекрасно видит выход, но его просто пугают трудности, которые прежде необходимо преодолеть!
И всё-таки на этот раз обитатели подвала были очень уж взбудоражены.
– Представляешь, выставила меня вон! – жаловалась Шуха соседке. – А сама-то, сама-то!..
Шуха не находила слов для возмущения, хотя и не могла толком объяснить, что её так возмутило: то, что её выставили, или то, что Шебаршана водится незнамо с кем.
– Он явно не из нашего племени, а она возится с ним!
– Ну, то, что возится, это можно понять. Ты же знаешь, что её последние крысята куда-то исчезли. Надо же ей с кем-то возиться! – возразила Хишила, которая всегда здраво мыслила.
– Но ведь не с кем же попало!
– Знаешь, иногда выбирать не приходится, – дипломатично ответила Хишила.
Но Шуха шмыгала по соседям, возмущалась и донимала всех вопросами.
– Нет, ну вот, как ты думаешь, почему Шебаршана так себя ведёт?
– Не знаю… Может быть, рехнулась, – прозвучал глубокомысленный ответ, после которого ленивица Шонья сладко зевнула и свернулась, чтобы продолжить сон.
Тем временем выпал первый снег. Шебаршана нашла своего питомца поздней осенью, когда дождь шёл едва ли не в последний раз перед своим превращением в снег. В доме уже давно топили печь, и по утрам над крышами во всем посёлке курились дымки.
– Теперь нельзя просто так выйти во двор, чтобы не оставить следов, – сообщила Шебаршана Замухрышке. – Впрочем, выходить на улицу совсем не обязательно, ведь в кладовой полно запасов. К тому же иногда можно поживиться и тем, что хозяева просто забыли на кухне спрятать как следует.
– А что такое снег?
– Скоро мы опять выйдем наружу, и ты увидишь его. Это такой мягкий и холодный ковёр, который укрывает землю, как только с неба начинают падать белые хлопья. Зимой это случается часто.
– Но как же мы выйдем, если нельзя оставлять следы? – удивился Замухрышка.
– Следы бывают заметными только когда выпадает свежий снег, и во дворе ещё не натоптали. Поэтому мы выйдем из дома, когда снег пролежит уже несколько дней и покроется плотной коркой, а на ней следы не так заметны.
Теперь Замухрышка с нетерпением ждал очередной прогулки. В прошлый раз Шебаршана вывела его, когда следы последнего дождя прихватило первыми заморозками. Замухрышка не забыл, как в ту ночь вся поверхность земли состояла из твердых, заледенелых комьев, по которым скользко передвигаться. Во дворе было темно и ветрено, а в небе красовалась огромная миска с чем-то блестящим и жёлтым.
– Смотри под ноги, а то куда-нибудь угодишь! – приказала Шебаршана, и Замухрышка перестал смотреть в небо и размышлять о том, чем наполнена странная миска. Но откуда он знает про миску? Похоже, он в жизни не видел ни одной, тем более чем-то наполненной. Правда, под крыльцом валялась какая-то старая миска, но в ней не оказалось ничего, кроме налипшей грязи. Сердце Замухрышки как-то странно сжалось от смутного воспоминания о чём-то сытном и тёплом, но он так и не вспомнил, что же это такое.
Дом был тёмным и тихим. Да и во всей деревне стояла предзимняя тишина, без шелеста листьев и пения ночных птиц. Только откуда-то издали иногда доносился собачий лай, но как-то само собой разумелось, что к ним с Шебаршаной он не имеет никакого отношения. За короткую Замухрышкину жизнь Шебаршана успела ему о многом рассказать. И о том, что такое собака. Во дворе стояла заброшенная собачья будка, в которой никто не жил, но вся она провоняла противным, чужим запахом, не сулившим ничего хорошего.
В ту ночь Замухрышка не увидел снаружи дома чего-то особенного. Просто побродил по двору, принюхался к ветру, потыкался носом в поленницу дров и уловил ещё множество запахов. Запахи говорили о том, что наружный мир велик, опасен и… очень интересен. Так интересен, что стоило изучить его повнимательней. Но Шебаршана не собиралась долго слоняться по двору без уважительных причин.
– Не стоит болтаться снаружи без дела, это небезопасно! – заявила она и заторопилась домой. – Да и на промысел пора. Запомни: ночь – самое удобное время для промысла, но таким, как ты, лучше пока сидеть в укрытии.
– Я что, ещё маленький, да? – огорчённо спросил Замухрышка.
– Не переживай, ты быстро вырастешь, – ответила Шебаршана, критически оглядев Замухрышку. – Но для того чтобы попасть в беду, необязательно быть маленьким, достаточно быть неопытным.
– Как это?
– Очень просто! На свете существует много, чего следует опасаться, а неопытность – это как раз незнание о том, что опасно и почему, когда опасно и где. А этому так быстро не научишься.
В тот раз Шебаршана не сказала, что сейчас в их собственном подвале назревает событие, которое может обернуться для её подопечного большими неприятностями. Крысам не терпелось устроить собрание, на котором следовало срочно обсудить вопрос о пребывании среди них Замухрышки. И вот этот день настал.
Шебаршане совсем не хотелось вести на собрание Замухрышку, но все настаивали на его присутствии. Так что пришлось вылезти из чемодана вместе со своим испуганным питомцем и предстать перед множеством настороженных глаз.
Вести собрание выбрали Хишилу. Хишила никогда не суетилась попусту и не отличалась склочностью, хотя Шуха и рвалась на её место. Нет, Шухе ничего серьёзного поручать не стоило. Там, где Шуха, всегда разгорались какие-то ссоры. Обсуждение чего-то важного под руководством такой, как Шуха, грозило перейти в бестолковую перепалку, а та неизбежно завершилась бы всеобщей потасовкой.
Сейчас Шуха, увидев Шебаршану и Замухрышку, сразу затарахтела:
– Вот! Видали?! Где это видано? Где?! Где?!
Но Хишила тут же оборвала скандалистку:
– Я прошу тишины! Мы не галдеть тут собрались! Нам надо решить, как поступить. Поэтому я жду дельных предложений. Кто хочет высказать свою точку зрения, попрошу не устраивать гвалт, а тихо поднять хвост!
Хотя Шуха одна из первых подняла хвост, ей слова не дали. Просто отмахнулись от неё, заявив, что уж её-то мнение ни для кого не секрет. Шуху распирало негодование. Ведь это она обнаружила в подвале чужака, а все теперь делают вид, будто не Шуха первая распространила важную новость! Какая несправедливость!
Слова попросил Шиф.
– В нашем подвальном городке в последнее время сложилась непростая ситуация. Такого ещё никогда не было. С тех пор, как Шебаршана завела себе, э-э… питомца, не стало покоя от пересудов и сплетен. А некоторые вообще сеют панику и не дают никому житья! – произнес Шиф, бросив недовольный взгляд в сторону Шухи.
– Ну и что ты предлагаешь? – заверещала с места Шуха.
– Думаю, прежде всего надо спросить Шебаршану, может ли она сама как-то объяснить всё это? – предложил Шиф.
Шебаршана не успела ничего ответить, как со всех сторон посыпались возгласы:
– Да что с неё возьмешь? Детёныши у неё пропали, вот она и не знает, куда направить нерастраченное желание о ком-нибудь заботиться!
– Ну и что? Ну и пусть заботится, что в этом плохого? Но она хоть знает, КОГО она пригрела?!
И тут наступила тишина, которой Замухрышка испугался ещё больше, чем шума. Казалось, полумрак подвала вдруг наполнился множеством возмущённо сверкающих глаз, и все они в упор смотрели только на Замухрышку. Хишила повторила вопрос:
– Хорошо, давайте спросим Шебаршану, знает ли она, КТО её питомец?
Замухрышка насторожился. Так кто же он?!
– Да, мне известно, кто он, – просто ответила Шебаршана.
– Не может быть! Мы ещё надеялись, что она не понимает или просто рехнулась в конце концов! А она в здравом уме и спокойно говорит об этом! Ты точно знаешь, кто это?! ЭТО ЖЕ КОТ! ТЫ ПРИГРЕЛА КОТА!
Замухрышка вздрогнул, прижал уши к голове, а голову к земле. Он не знал, что такое КОТ, но слова, высказанные в его адрес, прозвучали так зловеще, что не могли не вызвать ужаса. Его маленькое сердечко забилось так сильно и часто, что он даже зажмурил глаза. КОТ! Кто же это?! Это кто-то очень плохой! Настолько плохой, что не заслуживает ничего, кроме съедения! Все, он пропал, сейчас его растерзают!
– Ну, во-первых, он ещё маленький котёнок, – донёсся до него невозмутимый голос Шебаршаны, – а во-вторых, он бы ещё долго не узнал об этом. Я не хотела рассказывать ему правду, пока сама не решу, когда это сделать.
– Да пока ты решишь, он уже вымахает в здоровенного кота, и тогда всем нам не поздоровится! Испокон веков они охотились на нас! Ты в своём уме?!
Однако на Шебаршану, казалось, не действовали никакие увещевания. Она гордо подняла голову и с достоинством выступила вперёд.
– Кто сказал, что я ещё не решила? Да будет вам известно, что я уже все решила. Просто ещё не успела посоветоваться с вами. Но прежде хочу вам сказать, что его поведение среди нас будет во многом зависеть от воспитания, которое он получит. А я намерена его воспитывать! Да. Это послушный котёнок, и как раз я собиралась объявить себя его матерью!
Такого заявления никто не ожидал. Некоторое время все изумленно молчали, не зная, что сказать. Один лишь Замухрышка тут же вспомнил об обещании Шебаршаны назвать его своим сыном. Но сейчас он был так потрясён, что ему некогда было ни радоваться, ни гордиться. Значит он – кот! Какой кошмар!
Вскоре все, успев немного обдумать услышанное, снова зашевелились. Посыпались различные предположения.
– Вот так дела! Она объявила своим сыном кота, он будет жить вместе с нами и держать всех нас в страхе!
– Я знаю, зачем ей это понадобилось! – разорялась Шуха, – Она хочет заручиться поддержкой в кошачьем племени и командовать нами с его помощью! Она хочет власти! Съесть его или вышвырнуть, пока не поздно!
Хишила растерялась, назревал полнейший беспорядок. Ещё несколько таких истошных выкриков Шухи, и взбудораженные крысы либо кинутся на котёнка, а заодно и на Шебаршану, либо ещё и передерутся между собой.
– Ш-ш-ш! – раздалось громкое шипение вперемешку с противным звяканьем. Отвлечённые шумом, все оглянулись, прекратив перепалку. А это Хруш забрался на дырявую кастрюлю и изо всей силы бил по ней хвостом. Хруш был самым старым. Казалось, он жил в этом подвале испокон веку. Любая из родившихся здесь крыс помнила Хруша, сколько помнила себя. Если бы не старость, он до сих пор возглавлял бы все собрания. Но в последнее время Хруш утратил былую активность, часто дремал, погружаясь в воспоминания, и старался ни во что не вмешиваться. Однако то, что происходило сейчас, взбудоражило и его.
– Прошу слова! – произнес Хруш, пользуясь кратким затишьем. – Дорогие родичи, прекратите свалку и послушайте! Я не хотел вмешиваться, но не могу равнодушно слушать, как здесь позорят наш крысиный род! Конечно, такого случая, как в нашем подвале, скорее всего, никогда не бывало, но это не причина позорить наш род и раздувать страхи! Где это видано, чтобы крысы так уж боялись кошек? Да знаете ли вы, что далеко не всякая кошка способна охотиться на нашего брата? И не из всякой схватки с крысой кошка выходит победительницей, мы не мыши! А если нас много, то победа всегда остаётся за нами! Не сейте панику и не позорьте наш род! Да, у нас много врагов, но всё-таки мы неистребимы! Племя наше очень древнее, мы умны и осторожны, мы хитры и изобретательны. Против нас бессильны даже люди! Нам готовят отраву, но мы к ней не притрагиваемся, заманивают в ловушки, но мы их избегаем, от нас прячут продукты, но мы находим их, от нас закрываются, но мы прогрызаем себе ходы! У нас острые зубы, куда острее, чем у кошек! Мы не хуже них чуем запахи и видим в темноте. Где только мы не живём, чем только не питаемся! Стыдно быть частью великого племени и бояться соседства какого-то задрипанного кота, а, вернее, тщедушного котёнка! Так что вы как хотите, а я предпочту не обращать на него внимания.
Закончив пламенную речь, Хруш изрядно устал и, попросив разрешения удалиться, забрался под дырявую кастрюлю, где любил дремать. И некоторое время, пока он там возился, ещё раздавалось его ворчание: «Не хочу больше ничего слышать! У меня уже слишком старые уши, чтобы за один день выдержать столько глупостей! И всё из-за какого-то драного котёнка! Стыд и позор! Уф, как хорошо свернуться в насиженном месте! Как здесь удобно!»
Никто не нашёлся, чем возразить такому оратору, и хвостатые обитатели подвала предпочли разбрестись по своим делам. Чувствовали они себя так, будто их окатили холодной водой. Не зря Хруш во времена своей молодости славился как лучший председатель всех крысиных собраний. Бывало, все спорят, шумят, суетятся, а послушают Хруша, и окажется, что и спорили на пустом месте, и суетились напрасно.
Однако Шебаршана понимала, что на этот раз только благодаря рассудительности Хруша удалось избежать неприятностей. Она привязалась к Замухрышке, и если бы крысы решили с ним расправиться, ей было бы трудно это пережить. Ну что ж, по крайней мере на какое-то время котёнка оставят в покое, а там видно будет. Шебаршане было ясно, что Шуха не угомонится надолго. К сожалению, чтобы посеять смуту, не требуется больших усилий. Таких, как Шуха, не заставишь молчать. Именно про таких когда-то говорила бабушка Шебаршаны: «Легче заткнуть несколько огромных дыр, чем один маленький рот, принадлежащий болтуну».
Пристыженные крысы разошлись, недовольная Шуха осталась одна, но вдруг из-за угла высовываются мордашки Чуха и Жуха и выкрикивают:
Тётка Шуха, неспроста
Ты осталась без хвоста!
И это становится последней каплей неудачного дня, переполнившей раздражение сварливой крысы. Шуха бросается вдогонку за обидчиками, злобно визжа:
– Ну всё, прощайтесь с жизнью!
Крысята улепётывают, проскальзывают под огромным куском паутины, а грузная Шуха попадает прямо в её середину. Вне себя от злости Шуха барахтается в паутине и вопит:
– Малолетние преступники! Дармоеды! Отравы вам в пузо!
Кое-как высвободившись из противной ловушки, крыса обирает с себя клочья паутины, облепившие всё тело, – даже изо рта у Шухи свисает нитка паутины. Шуха тянет за нее и в великом раздражении выплёвывает большого паука. Паук отряхивается, быстро-быстро убегает, прихрамывая, потом оглядывается на Шуху, сердито крутит передней ногой у «виска» и исчезает в щели. Шуха, брезгливо отплёвываясь, бросает в темноту:
– Лоботрясы! Босяки недоеденные!
Когда Шебаршана и потрясённый Замухрышка вернулись в свой чемодан, обоим хотелось многое сказать друг другу. Однако ни тот, ни другая не знали, с чего же начать. Шебаршана жалела, что Замухрышка узнал правду, с которой не мешало бы повременить. Но теперь ничего не оставалось, как полностью объясниться. Обычно котёнок задавал так много вопросов, что Шебаршана не поспевала на них отвечать, а сейчас он почему-то нахохлился и молчал.
– Сынок, ты ничего не хочешь у меня спросить? – осторожно поинтересовалась крыса. Благополучно пережитое собрание давало ей право называть котёнка своим сыном.
Замухрышка грустно положил подбородок на тесно поставленные рядышком лапки и жалобно спросил:
– Когда я вырасту, я тебя съем?
– А ты хотел бы меня съесть?
– Конечно нет!
– Тогда зачем же тебе меня съедать?
– Но я же плохой! – горестно пояснил Замухрышка и всхлипнул.
– Почему это ты плохой?
– Но ведь они говорят!..
– Ох, ну какой ты у меня ещё несмышлёныш! Вот что бывает, когда детей заставляют слушать всякие глупости! А я думаю, что ты очень хороший, разве не так?
– Но я же кот?
– Ну и что? С чего ты взял, что коты плохие? Просто коты – это коты, а крысы – это крысы. Для меня ты хороший, потому что ты мой.
– И я тоже думаю, что ты лучше всех, мамочка! С тобой рядом так уютно спать!
Шебаршана счастливо рассмеялась и почувствовала давно забытое умиротворение, которое не посещало её со времени исчезновения детёнышей.
– Да будет тебе известно, что люди, например, терпеть не могут крыс, а кошек так любят, что даже держат у себя в домах, кормят и ласкают.
– Правда?! – удивлённо воскликнул Замухрышка. – Вот это да!.. И если я попаду к людям, они меня станут любить?!
– Видишь ли, – замялась Шебаршана, – среди людей тоже есть всякие. Надо сказать, что не все люди любят кошек, а встречаются и такие, которые не только кошек, а и вообще никого не любят. Думаешь, почему ты попал ко мне?
– Почему? – Замухрышка почувствовал, что может услышать от Шебаршаны что-то чрезвычайно интересное, если только она не передумает рассказать.
– А не хватит ли на сегодня для тебя впечатлений? – лукаво поинтересовалась Шебаршана, – не хочешь ли ты спать?
– Нет! Расскажи! Я ведь всё равно не усну пока не узнаю!
– Хорошо, тогда слушай.
И Шебаршана поведала приёмному сыну не слишком длинную и совсем не весёлую историю.
– Ты уже конечно знаешь, что в нашем доме водятся люди? Ведь подвал – это только нижняя часть дома, а наверху ещё много места, и оно занято людьми. Так вот, раньше там водились ещё и кошки. Вернее, сначала там жила одна кошка, и люди считались её хозяевами. Кошку звали Маришка, она была спокойная и ласковая, с людьми, конечно, а не с нами. В доме живёт большая семья, и Маришку любили все, кроме одной сварливой особы. Особу эту зовут Глафирой. Кажется, эта Глафира готова была сию минуту избавиться от кошки, но никто её не слушал.
Главная хозяйка любит кошек, а Глафира просто её сестра, и живёт здесь лишь потому, что пока ещё никто не захотел взять её в жёны. Вроде бы когда-то и был у неё какой-то жених, но, говорят, вдруг взял да и передумал жениться. Не знаю, меня тогда ещё здесь не было. Но, похоже, эта особа так и злится на своего бывшего жениха до сих пор, а заодно и на весь белый свет. Хотя, если хочешь знать моё мнение, я думаю, что всё было наоборот. Видимо, злюкой она была всегда, поэтому жених и сбежал от неё. И правильно сделал! Даже не будучи хозяйкой дома, Глафира иногда умудряется так вредоносно распоряжаться, что всем в доме становится неуютно. В своей постоянной борьбе за чистоту она готова сжить со свету кого угодно. Например, набрасывает на диван белоснежный чехол, и когда кто-то из домашних садится на него, у неё портится настроение. Но сколько она ни пытается запретить пользоваться диваном, без него домашние всё же не могут обойтись, поэтому настроение у Глафиры испорчено всегда. Нам от неё, конечно, тоже покоя никогда не было. Она пыталась повсюду разбрасывать отравленную приманку. Но остальные домочадцы боялись, что приманку съест кошка. Поэтому Глафира, когда её никто из домашних не слышал, частенько бурчала, что из-за какой-то паршивой кошки приходится терпеть в доме крыс. Подумать только – в доме кошка, которую крысы не боятся! Зачем она тогда нужна? Но Хруш сказал истинную правду: не всякая кошка отважится на ловлю крыс. Вот мышей кошка могла бы ловить, если бы они тут водились. Но знай: мыши покидают места, куда приходим мы. И тем не менее все остальные в доме любили кошку, особенно девочка Надя, хозяйская дочь. Да и кошка, надо сказать, была воспитанная и неприхотливая. Но Глафиру Маришка не любила, и в комнатах, где появлялась Глафира, кошки, конечно же, не оказывалось. Вот в этих-то комнатах чаще всего и можно было встретить нас. Таким образом сварливая особа наказывала себя, сама того не зная. Дело в том, что она боится нас просто панически. Стоит ей увидеть крысу, как раздаётся такой вопль, что весь дом вздрагивает.
Впрочем, я отвлекаюсь от главного. Однажды у кошки родились котята. Котят было так много, что Глафира в тот же день позаботилась о том, чтобы остался только один. Просто кошке не повезло. Котята родились, когда девочка была в детском саду, и тётка успела их найти. Тётка схитрила. Она бы, конечно, с радостью избавилась от всех котят до единого, но Надя с таким нетерпением ждала их появления, что было бы трудно объяснить, куда они все подевались. Глафира сказала племяннице, что родился только один котёнок, и девочка ничего не заподозрила. Надя очень радовалась котёнку, без устали любовалась им и не могла дождаться, когда же он откроет глазки. Котёнок и правда оказался прехорошеньким: серенький, полосатенький, часть мордочки белая, будто её обмакнули в молоко, а на грудке белая манишка, задние лапки как в чёрных сапожках, а передние – в беленьких тапочках.
Конец ознакомительного фрагмента.