Мой друг, мой враг
В ту ночь Роран спал чутко, поверхностно, и сны ему снились тревожные. Он так и не смог полностью расслабиться. Роран понимал всю важность грядущей битвы, ведь его, вполне возможно, ранят во время сражения, как это уже не раз бывало, а может, и убьют. Эти две мысли создавали такое напряжение в его душе и теле, что он спиной, позвоночником, чувствовал, будто его, точно пойманную на крючок рыбу, то и дело вытягивают из глубин темных неясных снов на поверхность.
Роран мгновенно очнулся ото сна, услышав, как возле его палатки что-то глухо ударилось о землю.
Он открыл глаза и уставился на ткань у себя над головой. Внутри было почти темно; что-то можно было различить лишь благодаря проникавшему сквозь щели в пологе свету горевшего снаружи рыжего факела. Воздух показался Рорану каким-то особенно холодным, мертвящим, словно он был похоронен глубоко под землей в какой-то пещере. Который час, он не знал, но явно глубокая ночь, потому что не слышно было даже ночных зверьков; наверное, даже они уже вернулись в норы и легли спать. В такой час в лагере никто не должен был бы бодрствовать за исключением постовых, но никаких постовых поблизости от палатки Рорана не было.
Стараясь дышать как можно реже и тише, Роран прислушался, ожидая, что рядом раздастся еще какой-нибудь шум. Но громче всего стучало его собственное сердце по мере того, как все сильней и сильней натягивалась у него внутри струна той тревоги, что всю ночь не давала ему покоя.
Прошла минута.
Затем вторая.
И когда Роран уже решил, что все это ему просто показалось и нет и не было никаких причин для тревоги, когда даже бешеный стук его сердца стал понемногу затихать, на входное отверстие палатки упала чья-то тень, заслонив собой падавший от факела луч света.
Сердце Рорана снова забилось раза в три быстрей, словно он бегом взбирался по горному склону. Кто бы там ни явился к нему среди ночи, это был явно не часовой, который мог бы предупредить его о начале атаки со стороны Ароуза, и не кто-то из его приятелей, решивших поделиться с ним какими-то своими соображениями, потому что эти люди уж точно не стали бы церемониться и сразу окликнули бы его, а то и просто вломились бы в палатку.
Рука в черной перчатке – ее лишь с трудом можно было различить во мраке – просунулась в щель и нащупала завязки, державшие полог.
Роран открыл было рот, собираясь поднять тревогу, но передумал. Было бы глупо не воспользоваться отличной возможностью застать противника врасплох. И потом, если этот незваный гость поймет, что его засекли, он может и запаниковать, а стало быть, станет гораздо опаснее.
Роран осторожно сунул руку под скатанный плащ, который использовал как подушку, и вытянул оттуда кинжал, спрятав его в складках одеяла на уровне колена. А второй рукой взялся за край одеяла, чтобы можно мгновенно его откинуть в случае необходимости.
В проникавшем снаружи золотистом свете на миг возник силуэт незнакомца, затем он проскользнул в палатку, и там вновь стало почти темно. Но Роран успел разглядеть, что одет этот человек в заплатанный кожаный колет, на нем нет ни доспехов, ни даже нагрудной пластины. Впрочем, лица его Роран разглядеть не сумел.
Незваный гость продолжал красться к его постели, и Рорану стало казаться, что еще немного, и он попросту лишится чувств, так долго он уже задерживал дыхание, делая вид, будто крепко спит.
Когда незнакомец был уже в шаге от лежанки, Роран сорвал с себя одеяло, вскочил и с диким криком набросил его незнакомцу на голову, уже занося для удара руку с кинжалом.
– Погоди! – завопил тот, и Роран на мгновение замер, а потом они оба рухнули на пол. – Я друг! Я твой друг! – продолжал вопить незнакомец.
Еще мгновение – и у Рорана вдруг перехватило дыхание: незнакомец два раза сильно ударил его по левой почке. Чуть не теряя сознание от боли, Роран заставил себя откатиться в сторону, стараясь держаться от противника как можно дальше. Затем он рывком поднялся на ноги и снова бросился на врага, который, как оказалось, запутался в наброшенном на него одеяле.
– Погоди, я твой друг! – снова закричал незнакомец, но во второй раз Роран ему, разумеется, не поверил и очень правильно сделал: когда он попытался нанести противнику режущий удар, тот весьма ловко перехватил его правую руку с зажатым в ней кинжалом, набросив на нее скрученное в жгут одеяло, а затем сам ударил Рорана в грудь ножом, который извлек из-за пазухи. Особой боли Роран, правда, не почувствовал и решил пока что не обращать на полученное ранение внимания.
Взревев, он изо всех сил дернул за одеяло, сбил противника с ног и отбросил его к стене палатки, а сам рухнул сверху, подминая его под себя вместе с одеялом и одновременно стараясь выпутать из одеяла собственную правую руку.
И почти сразу же ощутил сильный удар по левой руке – незнакомец ухитрился лягнуть его в локоть сапогом с грубой подошвой; кончики пальцев тут же онемели, но Рорану удалось схватить этого типа за лодыжку.
Он попытался перевернуть его лицом вверх, но тот брыкался, как кролик, и в итоге сумел-таки вырваться. Впрочем, уже через секунду Роран снова схватил его за лодыжку и с такой силой сквозь тонкую кожу сапога вдавил пальцы ему в ахиллесово сухожилие, что мерзавец взвыл от боли.
Не давая ему прийти в себя и крепко прижимая его к полу, Роран пришпилил кинжалом к земле его правую руку, а потом попытался воткнуть кинжал ему в бок, но не успел: противник железной хваткой сдавил ему запястье.
– Ты кто такой? – прорычал Роран.
– Я твой друг, – повторил незнакомец, и Роран почувствовал, что его теплое дыхание пахнет винным перегаром. Затем незнакомец весьма успешно три раза подряд ударил коленом Рорану в ребра, а Роран с такой силой врезал ему лбом в нос, что нос громко хрустнул, явно сломанный. Противник дернулся, рыча от боли, но освободиться не смог: Роран держал крепко.
– Никакой… ты… мне… не друг, – задыхаясь, проворчал Роран и вонзил кинжал в бок врага. Тот сопротивлялся, кинжал отчего-то входил плохо и медленно, а Роран в пылу схватки даже не замечал криков людей, собравшихся вокруг его рухнувшей палатки.
Наконец рука незнакомца, сжимавшая запястье Рорана, ослабела, и кинжал с неожиданной легкостью прошел сквозь кожаный колет и глубоко вонзился в его тело. Он дернулся, и Роран ударил его еще несколько раз, а потом вонзил кинжал глубоко ему в грудь.
Рукоять кинжала затрепетала у него в руке – клинок угодил незнакомцу прямо в бьющееся сердце. Он вздрогнул и перестал сопротивляться, тяжело дыша и глядя на Рорана.
Роран продолжал крепко держать противника, наблюдая, как из его тела утекает жизнь; их тесные объятия были похожи на страстные объятия любовников. И у Рорана возникло ощущение какой-то странной, ужасающей близости к этому человеку, хоть он и пришел сюда, чтобы убить его. Перед ним был просто умирающий человек – живое, думающее существо, – чья жизнь подходила к концу из-за того, что он только что пытался сделать.
– Кто ты? – шепотом спросил Роран. – Кто тебя послал?
– Я… я почти убил тебя! – сказал вдруг незнакомец с каким-то жутковатым удовлетворением. Потом глубоко судорожно вздохнул, и тело его обмякло. Он умер, а Роран уронил голову ему на грудь, хватая ртом воздух и дрожа с головы до ног. Только в эти мгновения напряжение схватки начало покидать его, и он заметил людей вокруг, которые стаскивали с него одеяла и упавшую палатку.
– Уберите это с меня! – закричал Роран, выбрасывая вверх левую руку; он чувствовал, что не в силах более терпеть эту груду шерсти, завалившую его, эту тьму, это тесное пространство, в котором нечем было дышать.
Затем он увидел над собой щель – это кто-то прорезал ткань палатки; в щель лился теплый мерцающий свет факела.
Стремясь освободиться от проклятого войлочного савана, Роран рывком приподнялся и дернул за края прорези, раздирая ее. С трудом выбравшись из-под рухнувшей палатки, он, по пояс голый, пошатываясь, вышел на свет и в замешательстве огляделся.
Рядом стояли Балдор, Карн, Дельвин, Мандель и еще с десяток воинов, держа наготове мечи и боевые топоры. Никто из них тоже не успел толком одеться, за исключением двоих, в которых Роран признал часовых, выставленных на ночь.
– Ничего себе! – воскликнул кто-то. Роран, обернувшись, увидел, что воины оттащили наконец в сторону изувеченную палатку, и глазам всех предстал труп убийцы.
Это был могучий мужчина внушительного роста; его длинные спутанные волосы были собраны сзади в хвост, а на левом глазу красовалась кожаная повязка. Нос у него был крючковатый, но теперь переносица, разбитая Рораном, стала почти плоской; вся нижняя половина его лица была залита кровью. Кровь запеклась у него на груди и на боку, и земля под ним тоже пропиталась кровью. Казалось, этой крови слишком много, чтобы она могла вытечь из одного-единственного человека.
– Роран, – окликнул его Балдор, но Роран не мог оторвать глаз от своего неудавшегося убийцы. – Роран! Роран, послушай же меня! Ты не ранен? Что случилось?.. Роран!
Голос Балдора звучал с такой тревогой, что Роран наконец обратил на него внимание.
– Что?
– Роран, ты не ранен?
«С чего бы это он спрашивает?» – Роран осмотрел себя. Волосы у него на груди были покрыты кровавой коркой, на руках и плечах были кровавые потеки, верх штанов промок от крови.
– Да нет, все хорошо, – сказал он, хотя слова отчего-то выговаривались с огромным трудом. – Больше ни на кого в лагере не напали?
Вместо ответа Дельвин и Хамунд сделали по шагу в разные стороны, и Роран увидел безжизненное тело того самого парнишки, который был у него связным.
– Ах! – горестно воскликнул он. – Что же этот-то бедолага делал ночью возле моей палатки?
Один из воинов вышел вперед:
– Мы с ним в одной палатке жили, капитан. Он всегда ночью вставал, чтобы помочиться, потому что перед сном всегда слишком много чая выпивал. Говорил, мать ему так велела. Считал, что это предохранит его от болезней… Это был хороший парнишка, капитан. Ему бы жить да жить, а его ударом в спину какой-то трусливый мерзавец убил! Никак он не заслуживал такого конца, капитан!
– Нет, не заслуживал, – прошептал Роран. «Но если бы он случайно не оказался возле моей палатки, и меня бы на свете уже не было». И он указал на убийцу: – А больше вы тут таких тварей не встречали?
Вардены зашевелились, поглядывая друг на друга; затем Балдор сказал:
– Похоже, нет…
– Вы проверяли?
– Нет.
– Ну, так проверьте! Но постарайтесь людей все-таки не перебудить; им поспать нужно. И позаботьтесь, чтобы возле палатки каждого командира отныне стоял часовой… «Надо было мне раньше об этом подумать!»
Роран сел на землю да так и остался сидеть, чувствуя себя совершенно опустошенным и отупелым. Балдор отдал приказ, и все, за исключением Карна, Дельвина и Хамунда, исчезли в темноте. Четверо воинов унесли прочь израненное тело мальчика, чтобы его похоронить, а остальные пошли осматривать лагерь.
Подойдя ближе к убийце, Хамунд поддел носком сапога его нож и сказал:
– Похоже, ты сегодня утром куда сильней перепугал тех кавалеристов, чем нам показалось.
– Да, похоже.
Роран почувствовал, что его пробирает озноб, и не просто озноб: он прямо-таки закоченел вдруг, особенно руки и ноги – они были как лед. Карн, заметив это, принес одеяло и набросил его Рорану на плечи.
– Пойдем-ка, – предложил он, – посидим вон там, у костра. У меня немного горячей воды осталось, я принесу, и ты сможешь смыть кровь. Хорошо?
Роран молча кивнул; он совсем не был уверен, что язык захочет ему повиноваться.
Карн повел его к костру, но не успели они сделать и несколько шагов, как заклинатель внезапно остановился, заставив остановиться и Рорана:
– Дельвин, Хамунд! Скорей принесите раскладную кровать и что-нибудь, на чем можно сидеть, а еще горшок меда и несколько бинтов. Да поскорее, поскорее, пожалуйста!
Те, до крайности изумленные, бросились выполнять требования Карна.
– В чем дело? – спросил Роран. – Что случилось?
Карн с мрачным видом указал на его грудь.
– Если он тебя не ранил, как ты утверждаешь, тогда, ради бога, скажи, что это?
Роран посмотрел туда, куда указывал Карн, и увидел под росшими на груди волосами скрытый кровавой коркой длинный глубокий порез, начинавшийся почти у правой подмышки, пересекавший грудину и завершавшийся под левым соском. В самой широкой своей части порез был примерно в четверть дюйма глубиной и более всего походил на безгубый рот, растянутый в отвратительной ухмылке. Но самой неприятной вещью было сейчас, пожалуй, почти полное отсутствие крови; всего несколько капель выступило на поверхности пореза, и Рорану был отчетливо виден желтоватый слой подкожного жира, а под ним виднелась темно-красная, цвета сырой оленины, плоть мышцы.
Роран, хоть и привык к тому, какой страшный ущерб человеческому телу способны нанести мечи, копья и другое оружие, все-таки с отвращением смотрел на собственную рану. Он уже не раз бывал ранен в сражениях – особенно сильно, когда один из раззаков укусил его в плечо во время похищения Катрины из Карвахолла, – но никогда еще не получал такой странной и длинной раны.
– Болит? – спросил Карн.
Роран покачал головой:
– Нет. – Но в горле почему-то стоял комок, а сердце, и без того бешено бившееся после схватки, теперь вдруг застучало с удвоенной скоростью, так что казалось, между ударами совсем нет перерывов. «Неужели нож был отравлен?» – подумал Роран.
– Роран, тебе нужно расслабиться, – сказал Карн. – Я думаю, что сумею тебя исцелить, но сделать это будет значительно труднее, если ты потеряешь сознание.
Взяв Рорана за плечо, он подвел его к топчану, который Хамунд притащил из какой-то палатки. Роран послушно сел и спросил с каким-то странным дрожащим смешком:
– И как же мне расслабиться?
– Дыши глубоко и воображай, будто с каждым выдохом погружаешься все глубже в землю. Поверь мне, это должно помочь.
Роран сделал, как ему велели, но на третьем выдохе мышечный спазм прошел, и из раны хлынула кровь, забрызгав Карну лицо. Маг отвернулся и выругался. Горячая кровь ручьем лилась Рорану на живот, и это казалось ему особенно странным, поскольку самому ему было очень холодно, его бил озноб.
– Вот теперь, пожалуй, действительно больно, – прошипел он, скрипнув зубами.
– Быстрей! – крикнул Карн Дельвину, который мчался к ним с бинтами и прочими вещами для перевязки. Когда он вывалил все это на край топчана, Карн пучком корпии промокнул кровь, а другим пучком заткнул рану, на какое-то время приостановив кровотечение. – Ложись, – велел он Рорану.
Роран подчинился, а Хамунд ловко подставил Карну табурет; тот сел, одной рукой продолжая прижимать комок корпии к ране, затем щелкнул пальцами свободной руки и велел:
– Откупорите горшок с медом и давайте сюда.
Как только Дельвин передал ему сосуд, Карн посмотрел Рорану прямо в глаза и сказал:
– Сперва мне нужно очистить рану, а потом я запечатаю ее с помощью заклинания. Ты меня понял?
Роран кивнул и попросил:
– Дайте мне что-нибудь – я зубами закушу.
Послышалось звяканье пряжек, и кто-то – то ли Дельвин, то ли Хамунд – протянул ему широкий ремень, на каком у варденов обычно висел меч. Роран сунул ремень между зубами и что было силы закусил его.
– Давай! – промычал он Карну.
Карн тут же отнял промокшую насквозь корпию от раны и одним движением опрокинул на нее мед. Сильная струя моментально смыла прилипшие волоски, засохшую кровь и прочую грязь, однако жгучая боль, вызванная столь неожиданным применением хмельного напитка, была так сильна, что Роран приглушенно застонал и выгнулся дугой, царапая ногтями доски лежака.
– Все, дело сделано, – успокоил его Карн и отставил кувшин в сторону.
Роран смотрел в звездное небо, чувствуя, как дрожит у него каждый мускул, и стараясь не думать о боли. А Карн, наложив на рану руки, начал тихо, нараспев, произносить какие-то фразы на древнем языке.
И уже вскоре – через несколько секунд, хотя Рорану эти секунды показались долгими минутами, – где-то глубоко в груди он почувствовал сильное, почти невыносимое жжение: это начинало действовать исцеляющее заклятие Карна. В груди все сильней свербело, и Рорану страшно хотелось почесаться. Это ощущение поднималось все выше к поверхности кожи и там наконец исчезло; вместе с ним исчезла и боль. Однако и новое ощущение, возникшее на месте ранения, было настолько неприятным, что Роран, хоть и старался не чесаться, невольно исцарапал себя до крови.
Закончив свою работу, Карн тяжело вздохнул и как-то устало осел, подперев голову обеими руками.
Заставив свои непокорные конечности повиноваться, Роран перекинул ноги через край топчана и спустил их на землю. Потом провел рукой по груди. Кожа под волосами была совершенно гладкой! Совершенно! Как будто там никакой раны и не было! Словно этот одноглазый убийца и не пробирался к нему в палатку!
Магия…
В стороне стояли, не сводя с Рорана глаз, Дельвин и Хамунд. У обоих на лице было написано крайнее изумление. А Роран-то думал, что только ему произошедшее здесь кажется чудом!
– Все в порядке, можете спокойно ложиться спать, – сказал он и махнул им рукой. – Нам через несколько часов выходить, и мне нужно, чтобы все вы были бодрыми.
– А сам-то ты будешь бодр? Ты уверен, что в состоянии завтра вести отряд? – спросил Дельвин.
– Конечно! – солгал Роран. – Ладно, спасибо за помощь, а теперь ступайте. Да и мне отдохнуть не помешает. Что вы тут кудахчете оба, точно курицы-несушки?
Когда они ушли, Роран потер лицо и посмотрел на свои дрожащие, перепачканные кровью руки. Он чувствовал себя совершенно измотанным. Опустошенным. Словно за несколько минут проделал работу, на которую требуется неделя.
– Ты хоть на ногах-то завтра устоять сможешь? – спросил он у Карна. Тот пожал плечами:
– Не особенно твердо, но смогу, наверное… За такие вещи всегда приходится платить. Не могли же мы идти в бой без тебя!
Роран спорить не стал, только попросил Карна:
– Ты бы пошел да отдохнул немного. Рассвет уже близко.
– А ты?
– А я, пожалуй, вымоюсь, найду чистую рубаху и встречусь с Балдором: надо выяснить, не обнаружил ли он на территории лагеря еще убийц, подосланных Гальбаториксом.
– Ты что же, и ложиться не собираешься?
– Нет. – И Роран опять невольно почесал грудь ногтями и сам же себя сердито обругал за это. – Понимаешь, мне и до того не спалось, а уж теперь…
– Понимаю. – Карн медленно поднялся с табурета. – Я буду в своей палатке, если что.
Роран смотрел, как он тяжелой походкой бредет во тьме к своей палатке, а потом закрыл глаза и стал думать о Катрине, пытаясь успокоиться. Через некоторое время, собрав остатки сил, он встал, подошел к поваленной палатке и стал рыться в ее недрах, пока не вытащил наружу узел с одеждой, оружие, доспехи и бурдюк с водой. Все это время он старался даже не смотреть в сторону мертвого убийцы, хотя тот порой все же попадался ему на глаза.
Под конец, опустившись на колени и глядя в сторону, Роран выдернул из груди трупа свой кинжал. Клинок вынулся легко, с легким шелестом, какой бывает, когда металл задевает за кость. Роран хорошенько отряхнул кинжал и услышал, как на землю упало несколько тяжелых капель.
В холодной ночной тиши Роран начал медленно готовиться к грядущему сражению. Сперва он отыскал Балдора, и тот заверил его, что больше никому мимо часовых пробраться в лагерь не удалось. Затем Роран обошел весь лагерь по периметру, проверяя каждую мелочь, связанную с завтрашним штурмом Ароуза. И только после этого он отыскал на кухне половину холодного цыпленка, оставшуюся с обеда, и стал с наслаждением обгладывать каждую косточку, задумчиво глядя на звездное небо.
Но что бы он ни делал, перед глазами у него все время стоял тот славный парнишка, что теперь лежал мертвым возле его растерзанной палатки.
«Кто же все-таки решает, что один человек должен жить, а другой – умереть? Моя жизнь стоила ничуть не больше жизни этого мальчика, однако именно его закопали в землю, а мне предстоит еще по крайней мере несколько часов с наслаждением эту землю топтать. А все она, удача, случайная и жестокая! Или, может, у судьбы все-таки есть какой-то свой план, какая-то своя цель, пусть даже они и недоступны нашему пониманию?»