Обещание Сапфиры
После посещения Совета Старейшин Эрагон несколько часов неторопливо возился с Сапфириным седлом – чистил его и смазывал. За этим занятием его и застал Орик. Гном подождал, когда Эрагон закончит смазывать крепежные ремни, а потом спросил:
– Ну, как ты сегодня себя чувствуешь? Получше тебе?
– Да, немного получше.
– Это хорошо. Силы нам всем нужны. Знаешь, а я ведь к тебе не просто так зашел, не только о твоем здоровье узнать. Наш король Хротгар просил передать, что он хотел бы поговорить с тобой, если ты свободен, конечно.
Эрагон сухо улыбнулся:
– Для него я всегда свободен. И он наверняка это понимает.
Орик рассмеялся:
– Ну и что? А все ж таки лучше соблюсти приличия, верно?
Эрагон отложил седло, а Сапфира, до того дремавшая в углу, свернувшись клубком, выползла на середину комнаты и приветствовала Орика дружелюбным ворчанием.
– И тебе тоже доброго утречка, – поклонился ей гном.
Они пошли по одному из четырех главных тоннелей Тронжхайма к центральному залу и двум зеркально расположенным лестницам, которые вели в тронный зал короля гномов. Но в центральный зал они так и не вошли; Орик свернул на небольшую лесенку, и Эрагон, хоть и не сразу, догадался: гном выбрал боковой вход, чтобы избежать страшного зрелища – вдребезги разбитого Исидар Митрима.
Наконец они остановились перед гранитными дверями тронного зала; на них была высечена корона с семью зубцами. Семеро вооруженных гномов в доспехах, стоявшие по обе стороны двери, одновременно стукнули об пол древками своих секир. И не успело смолкнуть гулкое эхо, как двери распахнулись.
Эрагон кивнул Орику и вместе с Сапфирой вошел в мрачноватый зал, направляясь прямо к стоявшему в отдалении трону мимо многочисленных статуй давно почивших правителей. У подножия тяжелого черного трона Эрагон остановился и почтительно склонил голову. Король гномов тоже поклонился в ответ; блеснуло серебро его густых волос, сумрачно сверкнули вделанные в золотой шлем рубины, похожие на брызги раскаленного металла. Волунд, боевой топор Хротгара, лежал у него на коленях, укрытых металлической кольчугой.
– Приветствую тебя, Губитель Шейдов, – сказал король. – Ты успел немало совершить с тех пор, как мы виделись в последний раз. И я, похоже, получил доказательства того, что ошибался относительно Заррока. Ну что ж, мы в Тронжхайме рады, что клинок Морзана до поры до времени в твоих руках.
Эрагон поблагодарил его и поднялся с колен, а Хротгар продолжал:
– Мы бы также хотели, чтобы ты оставил себе те латы, что носил во время сражения при Фартхен Дуре. Сейчас самые искусные наши мастера заняты их починкой. То же самое касается и лат твоего дракона; их тоже вскоре полностью приведут в порядок, Сапфира может пользоваться ими так долго, как только пожелает, или до тех пор, пока они не станут ей малы. Лишь этим мы можем сейчас выразить вам свою благодарность. Если бы не война с Гальбаториксом, мы, конечно, устроили бы пир в вашу честь… и не один… Но пока с пирами придется подождать.
– Ты щедр сверх всяких ожиданий, – снова поклонился ему Эрагон. – Нам с Сапфирой очень дороги эти благородные латы.
Явно довольный, Хротгар тем не менее нахмурился, отчего его кустистые брови совсем сдвинулись на переносице, и сказал:
– Ну, довольно любезностей. Мои подданные замучили меня требованиями назвать того, кто станет наследником Аджихада, ибо когда Совет Старейшин объявил, что выдвигает на этот пост Насуаду, это вызвало бурное возмущение среди гномов. И все-таки главы наших кланов должны решить, принять ли им кандидатуру Насуады или же поискать другую. Большинство, правда, склоняется в ее пользу. Но мне очень хотелось бы знать, какова твоя позиция по этому вопросу, Эрагон, прежде чем я поддержу тех или других. Мне, королю, хуже всего было бы попасть впросак.
«Много ли можно сказать ему?» – быстро спросил Эрагон у Сапфиры.
«С нами он всегда был честен и справедлив, но откуда нам знать, что он мог пообещать своим подданным? Лучше проявить осторожность. Пусть Насуада сперва действительно возьмет власть в свои руки».
И Эрагон, внутренне согласившись с нею, сказал Хротгару:
– Мы с Сапфирой согласились помогать Насуаде и не станем противодействовать ее избранию. («Интересно, – подумал Эрагон, – не слишком ли много я уже сказал?») И я очень прошу тебя, господин мой, тоже поддержать ее; нельзя допустить, чтобы среди варденов возникли распри; сейчас единство необходимо им, как никогда.
– Да, ты прав, – промолвил Хротгар, откидываясь на спинку трона. – И в твоих словах мне слышатся новая мудрость и новое достоинство. Я согласен с тобой, однако твоя просьба вызывает у меня один вопрос: как ты думаешь, достаточно ли Насуада мудра для того, чтобы стать предводительницей варденов, или же для подобного выбора существуют иные мотивы?
«Это проверка, – предупредила Сапфира. – Он хочет знать, почему мы поддержали ее».
Эрагон невольно улыбнулся:
– Да, по-моему, она мудра не по годам и весьма отважна. Она станет хорошей предводительницей.
– Так вы по этой причине ее поддерживаете?
– Да, именно по этой.
Хротгар, с облегчением вздохнув, тряхнул своей длинной белоснежной бородой и сказал:
– Меня радуют твои слова. В последнее время слишком мало ценится то, что хорошо и правильно, и слишком высоко то, что дает власть над другими. Трудно видеть, как это глупо порой, и не прийти от этого в ярость.
Некоторое время в тронном зале царила полная тишина; все вокруг точно застыло, и, чтобы нарушить столь неприятную паузу, Эрагон спросил:
– А что будет с «убежищем драконов»? Его восстановят?
Глаза Хротгара стали столь печальными, что Эрагон испугался: он еще никогда не видел ни одного гнома на грани слез. Морщины разом проступили на лице короля.
– Нам придется многое обсудить, прежде чем решиться что-либо предпринимать там. Сапфира и Арья совершили страшное деяние. Возможно, необходимое, но поистине ужасное! Ах, порой мне кажется, что лучше бы нас захватили ургалы, только бы уцелел Исидар Митрим! Ведь разбито самое сердце Тронжхайма, да и наши сердца тоже разбиты. – Хротгар прижал стиснутый кулак к груди, потом медленно опустил руку и стиснул обтянутую кожей рукоять Волунда.
Сапфира осторожно коснулась мыслей Эрагона, и он почувствовал, что ею владеют одновременно весьма различные чувства, но более всего его удивило то, что ее терзают угрызения совести и мучительное чувство вины. Она искренне сожалела об уничтожении прекрасной Звездной Розы, понимая всю необходимость своего поступка.
«Маленький брат, – сказала она, – помоги мне; я должна поговорить с Хротгаром. Спроси его: способны ли гномы восстановить Исидар Митрим из осколков?»
Когда Эрагон повторил ее вопрос вслух, Хротгар пробормотал что-то непонятное на языке гномов, помолчал и посмотрел на них.
– Мастерства у нас, конечно, хватит, но что с того? Чтобы восстановить Исидар Митрим потребуется много месяцев или даже лет, и все равно конечный результат будет лишь жалким подобием той красоты, что некогда сияла над Тронжхаймом! Нет, это стало бы поистине оскорблением нашей святыни! И я никогда не дам на это согласия.
Сапфира, не сводя глаз с короля, сказала:
«А теперь передай ему вот что: если Исидар Митрим действительно можно вновь собрать – да так, чтобы ни один осколок не пропал, – то я, скорее всего, смогла бы сделать его целым, как прежде».
Эрагона ее заявление настолько потрясло, что он совсем позабыл о своей роли переводчика:
«Сапфира! Сколько же на это потребуется сил! И ты сама мне говорила, что не можешь пользоваться магией по собственному желанию, отчего же ты так уверена, что сможешь восстановить Звездную Розу?»
«Да, смогу – но только если необходимость в этом будет достаточно велика. Вспомни могилу Брома и забудь все свои сомнения. И закрой рот – это неприлично, да и король на тебя смотрит».
Когда Эрагон передал Хротгару слова Сапфиры, король выпрямился и воскликнул:
– Неужели это возможно? Вряд ли даже эльфы решились бы восстановить целостность Исидар Митрима с помощью магии!
– Сапфира говорит, что она уверена в своих силах.
– Хорошо. Мы восстановим Исидар Митрим, даже если на это уйдет сто лет! Гномы по чертежам создадут для него рамку, и каждый кусочек будет вставлен на прежнее место. Каждый! Даже самый крошечный! Наши мастера умеют работать с камнем, так что не пропадет ни пылинки, ни крупинки. А когда мы закончим свою работу, ты, Сапфира, придешь и исцелишь нашу Звездную Розу!
– Да, мы придем, – подтвердил Эрагон и поклонился.
Хротгар улыбнулся; улыбка эта больше всего напоминала трещину в гранитной скале.
– Ты доставила мне великую радость, Сапфира! – воскликнул он. – Я снова чувствую, что стоит жить и править моим народом. Знай: если Исидар Митрим обретет новую жизнь, все гномы повсюду и на протяжении бесчисленных поколений будут славить твое имя! А теперь я благословляю вас обоих. Ступайте. А я поспешу дать поручения главам наших Домов. Но я отнюдь не требую, чтобы вы сохранили это обещание в тайне. Напротив, сообщайте об этом каждому, кого встретите. Я и сам незамедлительно объявлю своему народу, что мы начинаем великое дело. И пусть наши подземные залы звенят от гулкого эха, сопровождающего ликующие крики гномов!
Эрагон в последний раз поклонился Хротгару – тот все еще счастливо улыбался, – и они с Сапфирой удалились. За дверями Эрагон сообщил Орику о решении восстанавливать Исидар Митрим, и гном тут же поклонился Сапфире, поцеловал пол перед нею и с улыбкой схватил Эрагона за руку, говоря:
– Вот уж действительно чудо! Вы дали нам именно ту надежду, что была так необходима! Эх, и выпьют же сегодня гномы на радостях!
– Но ведь завтра похороны! – напомнил ему Эрагон.
Орик на мгновение стал серьезен:
– Завтра – да. Но до завтра мы не позволим горьким мыслям тревожить наши души! Идемте!
И, схватив Эрагона за руку, гном потащил его за собой – в один из залов, где за каменными столами собралось множество гномов. Орик шлепнулся за один из столов, смел с него все блюда прямо на пол и громогласно объявил новость о восстановлении Звездной Розы. Эрагон чуть не оглох от восторженных криков, которые за этим последовали. Каждый из гномов непременно хотел подойти к Сапфире и поцеловать перед нею пол, как это сделал Орик. Наконец с чествованиями было покончено, и гномы, забыв обо всем на свете, наполнили каменные кружки крепким пивом и медовым напитком.
Эрагон присоединился к этой пирушке с таким удовольствием, что даже сам удивился. Радость гномов передалась и ему, разогнав давившую на сердце тоску. Но полностью предаваться разгулу он считал недопустимым: ведь завтра ему предстояло исполнить определенные и весьма печальные обязанности, а для этого нужна будет ясная голова.
Даже Сапфира отведала медового напитка, и он пришелся ей весьма по вкусу. Обнаружив это, гномы выкатили для нее целый бочонок. Аккуратно опустив свою огромную морду в бочонок, она в три глотка осушила его до дна, потом задрала голову и выпустила в потолок здоровенный язык пламени. Эрагону понадобилось несколько минут, чтобы успокоить гномов и убедить их, что это совершенно не опасно и к драконихе можно подходить как угодно близко. Но как только гномы пришли в себя, они тут же выкатили Сапфире новый бочонок и с восторгом и изумлением стали смотреть, как она осушила и его.
Сапфира все больше пьянела; ее мысли и ощущения стали бесконтрольно проникать в душу Эрагона, так что он уже и сам точно не знал, что именно чувствует в тот или иной момент. Ее восприятие окружающего начинало подавлять его собственное; даже цвета и запахи он теперь воспринимал иначе – они стали ярче и острее.
Гномы принялись петь хором. Сапфира встала и, покачиваясь, принялась тоже мурлыкать незнакомую мелодию, каждую спетую строфу отмечая рычанием. Эрагон, желая тоже присоединиться к общему хору, даже вздрогнул, когда у него изо рта вместо нормальных слов вырвался хриплый драконий рык. Да, решил он, качая головой, пожалуй, это зашло слишком далеко… Может, мне это кажется? Или я просто пьян? Но вскоре ему это стало совершенно безразлично, и он с воодушевлением запел вместе с гномами, не обращая внимания на то, драконий у него голос или свой.
В зал продолжали стекаться гномы, обрадованные вестью о восстановлении великой святыни. Вскоре вокруг Эрагона и Сапфиры собралось кольцо из сотен гномов, а Орик призвал музыкантов, и те устроились в уголке, снимая зеленые покрывала со своих инструментов. Вскоре в зале зазвучали лютни, арфы и серебряные флейты, полились дивные мелодии, и пир продолжался еще много часов, прежде чем песни и громкие речи стали понемногу стихать. Наконец Орик взобрался на стол и, широко расставив ноги и держа в руках кружку, снял свой шлем, отшвырнул его в сторону и воскликнул:
– Ну, что ж, пир удался! Наконец-то мы попраздновали на славу! Ургалы изгнаны, шейд мертв, и мы победили!
Гномы в знак одобрения застучали кружками по столам. Сказано было отлично – кратко и по делу. Но Орик не унимался:
– Так выпьем же за Эрагона и Сапфиру! – проревел он, поднимая кружку. И все с восторгом его поддержали.
Эрагон встал и поклонился. Это вызвало новую волну восторженных криков. Сапфира тоже встала, слегка попятилась и тоже попыталась приложить переднюю лапу к груди, подражая Эрагону, но это ей удалось плохо, она пошатнулась, и гномы, осознав грозящую им опасность, шарахнулись в разные стороны. Они едва успели – с жутким грохотом Сапфира рухнула на спину, опрокинув один из тяжеленных столов.
И тут же острая боль вспыхнула у Эрагона в спине, и он, потеряв сознание, рухнул рядом с упавшей Сапфирой.