Книга третья
Эней продолжает рассказывать царице Дидо о своих приключениях. Троянская Война оканчивается истреблением рода Приама, Троада повержена в прах, Илион, стены которого ставил сам Нептун, сожжён дотла. Уцелевшие защитники Илиона, во главе с Энеем, собираются у подножья горы Иды Фригийской. Они собирают изгнанников, стоят корабли, чтобы отправиться на поиски новых земель для житья. Наступившей весной отец Анхиз приказывает поднять паруса и отплыть от Троады. Царь Эней в сопровождении сына и друзей несёт с собой Троянские Пенаты. Достигнув Фракии, где когда-то правил Ликург, Эней закладывает там новый город, назвав его Энеадой, молит мать-богиню об удаче.
В поиске зелёных веток для алтарей, Эней поднимается на пригорок, где растут пышные кусты кизила и мирта. Когда он начинает ломать ветки кустов и вырывать корни, из разломов бежит чёрная кровь. В испуге Эней призывает сельских нимф и бога Градива в помощь. Когда он ломает следующий сучок, раздаётся стон и слышится голос троянского царевича Полидора, который во время Троянской Войны был отправлен к царю фракийцев с золотой казной для оказания помощи троянцам, но фракийский царь предал царя Приама царю ахейцев Агамемнону, убил царевича Полидора, золото забрал себе, а тело Полидора брошено непогребённым на этом пригорке. Полидор умоляет Энея о погребении, что тот и делает. Общим мнением решено уйти с этой земли, корабли Энея снова уходят в море. Они прибывают на остров Ортигию, любимый Нептуном, к жрецу Феба Аполлона, священнику Анию, другу Анхиза. Эней просит совета у Феба, куда им плыть, где основать новый Пергам, и получает ответ, – путь их должен лежать на родину предка Дардана, где потомки Энея будут править очень долго. Анхиз вспоминает об острове Крит, откуда в Троаду прибыл их предок Тевкр Рутейский и предлагает отправиться туда, в царство Гноса. Принеся жертвы и узнав, что властитель Крита царь Идоменей оставил прибрежные земли, Эней отправляется туда. Путь их лежит вдоль хребтов Наксона, берегов Донуса с белыми скалами Пароса и среди Киклад, где приходится упираться в берега. Прибыв на берег Куретов, Эней строит новый город, называя его Пергамом, где обживается и прирастает народом.
Наступает засуха, приносящая страшную эпидемию, люди гибнут во множестве, пашни выжигает Солнце. Анхиз велит возвращаться в Ортигию, просить совета у Феба-Аполлона, куда плыть дальше. Во Сне Эней видит Пенатов, которые запрещают ему возвращаться в Ортигию, говоря, что он должен искать место для жизни на западе, в Гесперии, где живут италийцы и где появились на свет Дардан и Иасий, предки троянцев. Пенаты требуют у Энея сообщить это отцу, чтобы тот искал земли Авзонии и Корит, бог Юпитер не даёт им места в просторах Диктеи. Эней сообщает Анхизу о Сне, тот вспоминает, что пророчица Кассандра действительно называла место для их рода Гесперию и Италию, но ей никто не верил.
Корабли Энея снова отплывают, буря сбивает их с курса, они попадают на Строфады, где обитают страшные Гарпии, оскверняющие пищу путников. Попытка отбиться от Гарпий ничего не даёт, царица Гарпий Келено ругает Энея и всех потомков Лаомедонта, говоря, что они должны держать путь в Италию, где голод заставит их грызть столы.
В страхе Эней бежит со Строфад, путь его лежит мимо царства Лаэрта и Улисса, Итаки, Зама, Дулихия, горы Неритон, они обходят его стороной, приходя к Левкате в Актию, где устраивают илионские игры; Эней вешает в храме Аполлона трофей, – щит Абанта. Они продолжают свой путь, прибывая в Хаонийскую гавань Эпира, где правит бежавший Гелен, сын Приама, отобравший это царство у сына Ахиллеса, Пирра Неоптолема, вместе с женой Гектора, Андромахой. Эней встречается с Андромахой на берегу ложного Симоента. Андромаха рассказывает, – Пирр, уехав в Лакедемон на свадьбу с Гермионой, дочерью Менелая Атрида, оставил свои владения рабу Гелену, но сын Агамемнона Орест, гонимый Эринниями, убивает Неоптолема. Тогда Гелен забирает власть в свои руки, назвав своё царство Хаонией и воздвигнув новый Илион. Андромаха расспрашивает Энея о сыне Аскании, который был сверстник её с Гектором сына Астианакса.
Гелен с радостью встречает Энея, показывает ему свой убогий Илион с малым Пергамом и ручейком Ксанфа, и устраивает пир. Эней обращается к Гелену, прорицателю Феба, узнать, куда плыть дальше, передавая ему пророчество Келено. Гелен толком не знает, боги не открывают ему этого, но говорит, что для этого нужно пересечь Авзонийское море, подземные озёра и остров Цирцеи. Примета того, что Эней достиг цели, – белая веприца с тридцатью белыми же поросятами, там Эней и будет грызть столы от голода. Гелен советует Энею избегать восточных берегов Италии, где живут греки и локры, которыми овладел вождь ликтов Идоменей, поверив Мелибее, и Филоктет, поселившийся в Петелии. Гелен даёт религиозные советы Энею и советует обогнуть Сицилию, лежащую близ земли Гесперид, опасаясь Сциллы и Харибды. Обогнув Сицилию возле Пахина, можно плыть к берегам Италии, где в Кумах пророчица Сивилла предскажет его Судьбу. Гелен наказывает Энею возвысить делами великую Трою, нагружает его флот дарами и отпускает. Андромаха также приносит дары Энею и Асканию. Эней обещает достичь Гесперии и берегов Тибра, откуда родом Дардан и основать там царство.
Путь Энея лежит под созвездиями ночного неба, по которым ориентируется его кормщик Палинур. Скоро они достигают восточного берега Италии, где на равнине пасутся четыре белоснежных коня, но край этот, основанный Геркулесом, где города Лациния, Скилакей и Кавлон, занят злобными греками. Эней огибает Италию и Сицилию с её грозным вулканом Этной. Он не идёт на Сциллу и Харибды, огибает Сицилию вдоль берега циклопов, наблюдая извержение Этны. Там они встречают незнакомца, Ахеменида Адамастида, отставшего от царя Улисса в пещере циклопа, который предупреждает их об опасности, рассказывая о бедствиях Улисса у циклопа. Эней видит циклопа Полифема, ослеплённого Улиссом, который смывает в море кровь с пронзённого глаза. Сбегаются циклопы, но появившийся Борей счастливо относит корабли Энея, который ведёт их в обход Сицилии, оглядывая по пути её города на побережье. Пройдя Пантагию, Тапс, Ахемениды, мыс Племирия, спускающийся в море, огибают Гелор, Пахин, Камерину, Гелою, Акрагас, Селинус и скалы Лилибея, они пристают в Дрепанский залив Сицилии, там Эней теряет отца Анхиза, который умирает, хотя об этом Энея не предупреждали ни Гелен, ни Келено.
«Но когда истреблён был безвинно Азийский Приамов
Род, по воле богов, и в поверженном царстве, дымясь,
С Илионом в прах скрылась Нептунова Троя; в изгнанье
Побуждали искать нас свободных земель, появясь
5 Часто боги в знаменьях, – и мы корабли стали строить
У Антандра, подножия Иды Фригийской, в лесах,
И людей собирали, не зная, куда нас забросит
Рок, и где нам позволит осесть. Наступила весна, —
Приказал паруса Судьбе вверить Анхиз, всех построив.
10 Гавань, берег родной, там, где Трои стояла стена,
Покидаю в слезах, и в открытое море, изгнанник,
Увожу сына я и друзей, и Пенатов сполна.
Есть страна вдалеке, где Маворса широкие пашни,
Где фракийцев народ, где Ликург беспощадный царил.
15 Боги их дружелюбны античным Пенатам троянским
Были волей Фортуны. Прибывши туда, заложил
Стены я у залива, – хоть Рок был враждебен, – дал всуе
Имя, – я называл Энеадой мой город, где жил.
Правя вечный обряд, мать молил, Дионею святую,
20 С ней бессмертных других, – даровали удачу чтоб нам;
И быка приносил богам в жертву, в трудах и ночуя.
Там пригорок стоял. На вершине его рост кустам, —
И кизилу, и мирту, щетинившим сучья густые.
Раз, поднявшись на холм, я попробовал куст обломать,
25 Чтоб листвой и ветвями покрыть алтари золотые, —
Страшно молвить, – пришло небывалое чудо очам, —
Только первый росток мне из почвы тащить, – и, впервые
Из разрывов корней кровь черна побежала, сочась,
Землю крася вокруг. Весь холодным тем ужасом схвачен,
30 Задрожал я, и кровь леденела, по жилам стучась.
Вновь попробовал я вырвать веточку гибкую, – значит,
Чтобы чуда причин доискаться, сокрытых внутри, —
Снова чёрная кровь из-под тонкой коры мне маячит.
И, тревогой объят, сельских нимф умолял до Зари,
35 И Градива-отца, властелина обителей гетских,
Чтоб знамение нам обратили на благо они.
Но, лишь только налёг я на третий сучок не по-детски,
Сам коленом упёршись в песок; молвить страшно о том, —
Промолчать? Вдруг до слуха стон жалобный, плачущий, веский
40 Долетает из недра холма, голос слышу потом:
«Что терзаешь меня ты, Эней? Погребённых не ведай,
Не скверни своих праведных рук. Для тебя не чужой, —
Знай, – троянская кровь из надломленных льётся побегов!
О! Беги от жестокой земли, от прибрежий худых!
45 Полидор я, – взялись над пронзённым железные ветви
Копий, густо сплетались, разросшись, и дроты на них».
Замер, – ужас двойной потрясает смущённую душу,
Дыбом волосы встали, и голос в гортани затих.
Как-то был Полидор с золотою казною отпущен,
50 И отправлен несчастным Приамом к фракийцев царю, —
Веру тратил тогда ведь в дарданское старец оружье,
Видя, – город кольцом плотным схвачен осады в зарю.
От троянцев Фортуна скрывается, силы сломились;
Побеждённых предав, Агамемнону сдал царь царю;
55 Презирая и право, убил Полидора, и силой
Злато всё захватил. О, на что только ты не толкнёшь
Души алчных людей, злата жажда проклятая, – было!
Только страх лишь покинул меня, – я о чуде таком
И отцу, и народу поведал, спросил их участья.
60 Мненье было одно, – от преступной земли той, тайком,
Силу гостеприимства сквернившей, нам с Австром умчаться.
Погребальный обряд мы костям Полидора творим,
Насыпаем и холм; Манам жертвенник ставим, прощаясь,
Мрачный, в тёмных повязках и чёрных ветвях кипарис;
65 Илионки стоят, распустив по обычаю косы,
Носят пенные чаши с парным молоком, вместе с ним
С кровью жертвы сосуды; в последний раз громкоголосо
Все взывают к нему, его душу в могиле сокрыв.
Чуть лишь ввериться волнам смогли мы, и в море, по росам
70 Ветры путь нам открыли, и Австр, нас в простор пригласив,
Корабли вновь на воду спустив, собралися троянцы.
Гавань бросив, плывем; отступают селенья, отплыв.
Остров в море лежит, и священным его почитают;
Нереид мать, Эгейский Нептун возлюбили его.
75 Возле брега блуждал он, пока Стреловержец тем краем
Не связал его прочно с Миконом, с Гиаром всего,
Дал же ветры презреть, и средь волн разрешил прислониться.
Мчим туда; приняла утомлённых там гавань того.
К Аполлона мы городу на берег шли, поклониться.
80 Феба жрец, смертных царь, нас священник там Аний встречал,
Лавр священный чело увенчал, и повязки для жрицы;
Друга старого знавши, Анхиза, он руки нам жал,
Заключил союз гостеприимства, повёл нас в чертоги.
Темпла бога почтив, из старинного камня их клал.
85 «Дай ты стены и дом, о, Тимбрей, нам, усталым с дороги;
Дай потомков, и град долговечный, ведь Троя в беде;
Дай Пергам; от данайцев спаслись, Ахиллеса угрозы.
Молви, – с кем нам идти? И куда? Поселиться нам где?
Дай знаменье, отец, снизойди и вселись в наши души».
90 Только вымолвил я, – содрогнулось внезапно везде, —
Все деревья, – и лавр, и пороги, окрестная суша,
Распахнулась и дверь, загремели треножники, храм;
Все простёрлись мы ниц, и доносится голос до слуха:
«Та ж земля, где когда-то старинный ваш род жил в домах,
95 В лоно щедрое вас, о, Дардана достойные внуки,
Примет всех возвратившихся. Сыщете древнюю мать!
Будут всею страною там править Энеевы внуки,
И детей дети, после и те, кто родится от них», —
Так вещает нам Феб. Раздаются приветные звуки,
100 Радость; все вопрошают, – в который же город манит
Феб скитальцев, – куда он несчастным велит возвратиться.
Вспоминая предания древние, заговорит
Тут Анхиз: «Други, слушайте, что нам напомнил Родитель, —
Крит там, остров Иова средь пенного моря лежит,
105 Возле Иды высокой, – ведь племя там наше родилось.
Сто обильнейших царств и больших городов там стоит,
Если всё, что я слышал, я помню, – то прибыл отважный
Тевкр Рутейский, наш предок, – он первый тот край посетит,
Место царству ища. Илион не построен был важный,
110 Ни Пергама дворец; Все селились в низинах ещё.
Мать, – владычица рощи Кибелы, и медь корибантов,
Имя Иды лесов, и молчание таинств, священств,
Львы, в повозку её запряжённые, – это оттуда.
Что ж! Куда нас ведут повеленья богов, поплывём,
115 Жертвой ветры смирим, в Гноса царство направим маршрут свой.
До него невелик переход, – коль Юпитер даст нам,
За три дня корабли возле критского берега будут».
Молвив так, он почётные жертвы готовит богам, —
Бык Нептуну, – тебе также бык, Аполлон кудреглавый,
120 Буре, – чёрных овец, белоснежных, – Зефирам ветрам.
Долетела молва к нам, что отчее царство оставил,
Изгнан Идоменей, и безлюден в прибрежиях Крит;
Бросил враг там дома, и пустыми жилища остались.
Брег Ортигии мы покидаем, флот по морю мчит
125 Вдоль Наксона хребтов, оглашаемых воплем вакханок;
Вдоль зелёных Донуса брегов, и Парос белых плит;
Путь лежит средь Киклад; упираясь по берегу часто,
Крик вздымают гребцы, состязаются между собой.
Ободряют их спутники: «Крит, это родина наша!»
130 Ветр попутный догнал корабли, налетевший кормой, —
Прибываем мы все на Куретов древнейший там берег.
Стены быстро возводим, Пергамом назвав, как родной
Город; людям велю, – полюбить и название это,
Новой кровли любить очаги, возвести цитадель.
135 Корабли наши быстрые в сушу вросли постепенно,
Молодёжь уже свадьбы справляла со вспашкой земель;
Я же строил дома, и законы давал; но, внезапно
На пришельцев наслал мор, злой воздух, носитель Смертей;
Всходы, древа в тот год смертоносная гибель украла.
140 Люди друг за другим испускали в недуге там дух
Иль влачились без сил; пашни Сириус выжег, – где жалость?
Травы сохли в лугах, не давал урожая и плуг.
Плыть в Ортигию вновь мне родитель велит, чтобы снова
Море смерив, о милости Феба оракул взять в слух, —
145 Где мытарствам конец, где искать повелит он обновы,
Помощь в горькой беде? И куда теперь править путь свой?
Ночь спустилась, и Сон обнимал на земле всё живое;
И священных фригийских Пенатов, – скульптуры богов,
Что с собой из огня, из пылающей Трои унёс я,
150 Мне предстали во Сне, к изголовью приблизившись Снов:
Ясно видеть их мог, озарённых сиянием блёстков
Полнотелой Луны, что в широкие окна льёт свет.
Так промолвили мне, облегчая заботы серьёзно:
«Что тебе Аполлон там, в Ортигии даст, тот ответ
155 Здесь услышишь от нас, по его появившихся воле.
Мы пошли за тобой из сожжённой Дардании вслед,
На твоих кораблях мы измерили бурное море,
Мы потомков грядущих твоих возвеличим до звёзд,
Мы даруем их городу власть. Но, великий тот город,
160 Для великих создай! Не бросай же скитаний, всерьёз
Вам страну сменить должно. Не эти края говорил вам
Делий и Аполлон, – не на Крите селиться, не здесь.
Край на западе есть, тот, что греки зовут Гесперией;
В древней этой стране, плодородной, с оружьем в руках
165 Прежде жили энотры там, нынче живут италийцы.
Их потомки вождя имя взяли, назвались же так;
Там исконный наш край, – там Дардан наш на свет появился,
Там Иасий рождён, от которых шёл род наш в веках.
Встань, и радостно ты непреложные наши вещанья
170 Старику передай, – пусть Авзонии земли, Корит
Ищет он. Не даёт вам Юпитер Диктеи пространства!»
Вещий голос богов и виденье меня поразит, —
Видел я не во Сне пред собою и лица Пенатов,
Лик богов я узнал и священных повязок их вид.
175 Вмиг всё тело мое покрывается потом нещадно;
С ложа встав, я ладонями вверх простираю, моля,
С ликованием руки к богам, и вином возливаю
Неразбавленным, над очагом. Лишь обряд сотворя,
Обо всём рассказал по порядку я старцу Анхизу.
180 Вспомнил он о рожденье двойном, о двух предках-царях,
Понял, что древний край называя, он снова ошибся.
Молвит он: «О, мой сын, Илиона судьбою гоним,
Лишь Кассандра одна предсказала превратности хитро, —
Предрекла она нашему роду грядущее, с ним
185 Называла не раз Гесперию и край Италийский.
Кто б поверил тогда, – к берегам Гесперии родным
Путь троянцам? Кого убедили Кассандры там клики?
Указал путь нам Феб, – так последуем вещим словам».
Так промолвил, и все мы, ликуя, отцу подчинились.
190 Вновь отплыть мы спешим, лишь оставив немногих и там,
Паруса распустив, разрезаем вновь килем пучины.
Вышли только суда на просторы морей, и в волнах
Уж не видно земли, – только небо и море едины, —
Над моей головою вдруг синие тучи встают,
195 Тьму, ненастье суля, и вздымаются волны почином;
Ветер, вырвавшись, воды высокие в небо взметнул,
Кораблей разбросав строй, погнал по широкой пучине.
Тучи спрятали день, – тот в кромешной ночи потонул;
Небо, молнии блеск облаков разрывает лавины.
200 Сбившись с курса, блуждаем по волнам вслепую в ночи.
Палинур говорит, – уж ни дня и ни ночи не видно
В тучах на небесах, – что средь волн потерял он пути.
Солнца нету, – три дня мы блуждаем во мгле непроглядной
Столь беззвёздных ночей, – мы по бурному морю летим.
205 На четвёртый день, утром, мы видим, – земля показалась;
Вдалеке встают горы, и к небу вздымается дым.
Паруса спустив тотчас, на вёсла сильней налегаем;
Вспенив море, гребцы рассекли гладь лазурной воды.
Принял берег Строфад нас, когда из пучины я спасся.
210 Острова, что Строфадами греки зовут от беды,
В Ионийском том море лежат. И, с Келено ужасной,
Только Гарпии там обитают с тех пор, как угас
Дом Финея для них, и столы они бросили в страхе.
Нет чудовищ гнусней, чем они, и страшнее для нас
215 Язв, проклятья богов из воды не рождалось Стигийской.
Птицы, бледные ликом, когтистые лапы, как раз
Оскверняют они извержением чрева великим
Пищу всю и столы. Вечно бледны от глада, летят.
Здесь мы в гавань вошли, где пригнала нас буря, – и видим, —
220 Стадо тучных коров на равнине привольно стоят,
Мелкий скот по траве там гуляет, никем не хранимый.
Нападаем, Иова зовём мы, за них восхваля,
С ним великих богов, чтобы приняли долю и гимны.
Стали мы пировать; у залива столы встают в строй, —
225 Нам на ужас, внезапно тут с гор налетает гонимых
Гарпий много, порхающий в воздухе хладном, злой рой.
С шумом с неба напав, покрывают чудовища сходу,
Оскверняя еду изверженьем нечистым, горой.
В углубленье скалы мы, в укрытьи надёжном, поодаль,
230 Где деревьев пугающей тенью полог нависал,
Снова ставим столы, и огонь алтарей жжём походных, —
Вновь с другой стороны, из незримых убежищ слетав,
Стая мерзкая шла; крючковатые когти вцепляя,
Оскверняют вновь пищу. Друзьям я тогда приказал, —
235 Взять оружье и в бой выходить с тем отродьем проклятым.
Мой приказ выполняют они, и украдкой, в траве
Пики острые прячут, мечи и щиты укрывают.
Только стая, изогнутый берег покрыла, слетев,
Громко в гулкую медь затрубил там Мизен и с утёса
240 Подал знак, и друзья в небывалую битву, вспотев,
Пачкунов морских мерзких разили железом морозным.
Самый сильный удар для их пуха не страшен; вредить
Им нельзя, – ввысь уносятся в бегстве поспешном и грозном,
Гнусный след оставляя, добычу сожрать не смогли.
245 Лишь Келено одна на скале там высокой уселась,
Горьких бед прорицатель, такие слова говорит:
«Да, за битых быков и за тёлок, зарезанных в сечу,
Вы готовы тут, Лаомедонта потомки, дать бой,
Гарпий гнать, не повинных ни в чём, не идя нам навстречу?
250 Так внемлите же мне, и запомните всё головой!
Я скажу всё, что Фебу Отец Всемогущий поведал,
Всё, что Феб-Аполлон мне, как фурии молвил с тоской.
Вы в Италию держите путь, – на попутный в надежде
Ветр; в Италию вы доплывёте, и, в гавань войдя,
255 Окружите стеной вы обещанный город не прежде,
Чем обида, что вы нанесли нам; заставит, придя,
Глад жестокий столы пожирать, выгрызая зубами».
Речь окончила, в лес уносилась богиня, смердя.
В жилах спутников кровь леденит этот ужас внезапный;
260 Духом пав, уверяют они, что добиться здесь мир
Нужно уж не мечом, но мольбою и просьбой губами,
Хоть богини они, хоть нечистые птицы, кумир.
Тянет с берега руки Анхиз, призывая к нам слёзно
Милость вечных богов, и почётные жертвы льют жир.
265 «Боги! Нам отвратите беду и отриньте угрозы!
Молим, – нас, благочестия ради, спасите, смягчась!»
И канаты велит отвязать сам причальные грозно.
Нот напряг паруса; по волнам пробегаем, резвясь
Направляем, куда поведут нам путь ветер и кормчий.
270 Появился уже и лесистый Закинф среди нас,
Зам, Дулихий, за ним Неритона крутые утёсы.
Дальше держимся мы скал Итаки, Лаэрта редут,
Проклиная край, где жил Улисс беспощадный, где рос он.
Из тумана Левкаты вершины пред нами встают, —
275 Аполлона там храм, мореходам внушающий трепет.
Мчим, усталые, к ним, в город маленький, ищем приют;
Якоря летят с носа, корму вал у берега треплет.
К суше прочной пристав, мы Иову там жертвы несём,
Возжигаем алтарь; совершая обряд очищенья,
280 На Актийской земле илионские игры начнём.
Как в отчизне, друзья меж собой состязаются; масло
С тел стекает нагих. На душе снова стало, как днём, —
Сзади путь меж врагов и твердыни аргивян остались.
Солнце круг пролетело меж тем, год уходит с полей,
285 Ледяная зима Аквилон ураганом вздымает.
Мощный, выпуклый шит, – от Абанта могучий трофей
На врата в храме вешаю, стих приношенье прославил:
«ПОБЕДИТЕЛЕЙ ВЕШАЛ, ДАНАЙЦЕВ ОРУЖЬЕ, ЭНЕЙ».
Разойтись по скамьях приказал я и снова отчалил;
290 Влагу взрыли гребцы, ударяя все вёслами в лад;
Быстро скрылись из глаз поднебесные горы феаков,
Вдоль Эпира брегов, в Хаонийскую гавань, назад
Направляем, – к твердыне Бутрота теперь подплываем.
Вести странные снова до нашего слуха летят, —
295 Приамид Гелен отнял у греков, владеет градами, —
Скиптр, жену Эакида, владенья он Пирра забрал,
Будто б снова троянскому мужу дана Андромаха.
Весть сразила меня, мне желанием сердце зажгла, —
Повстречаться с ним, вызнать такую Судьбу там, подробно.
300 Брег покинув и флот, я из гавани в город путь взял.
Вот печальный обряд приношений и тризны надгробной,
Там, где ложный течёт Симоент за стеной, к руслу рек
Правит, к Манам воззвав, Андромаха над Гектора гробом;
Возлиянья творит на кургане пустом, где, в свой грех
305 Посвятила она алтаря два, чтобы плакать над ними;
Чуть завидела нас, и узнала троянцев доспех, —
Враз застыл её взгляд, холод тело сковал ей могильный,
Наземь пала без сил, перепугана страхом всерьёз.
Долго молча лежала, потом собрала свои силы:
310 «Правда ль вижу твой лик? И правдивую ль весть ты принёс,
Сын богини? Ты жив? Если ж света благого ты ведал,
Где ж мой Гектор тогда?» Залилась, обливаясь от слёз,
Плачем лес огласив, исступлённой немного полезным,
Мог сказать, – но срывался и мой от волнения глас.
315 «Жив, но вся моя жизнь протекает над гибельной бездной.
Это я, ты сомненья отбрось, не терзайся сейчас.
Что ж изведала ты, потерявшая мужа такого?
Беды лишь, или долю достойную хоть бы на час?
Андромаха ты, Гектора, – как терпишь Пиррово ложе?»
320 Быстро взор опустила, промолвила, слово тряслось:
«Всех счастливей одна лишь Приамова дева, которой
Жертвой пасть по приказу на вражьем кургане пришлось,
У Троянской стены. Никому не досталась в награду;
Победителей ложа коснуться, – над ней не сбылось!
325 Нашу родину взяв, увезли нас по водным преградам;
Ахиллеса сынка спесь, надменность терпела юнца,
В рабстве нянча детей. А когда в Лакедемоне граде
С Гермионою, внучкою Леды, союз заключал,
Дал рабыню свою он Гелену-рабу во владенье.
330 Но, любовью к отнятой невесте горя, набежал
Местью фурий Орест, и врасплох застиг Неоптолема,
На алтарь бездыханным он тело его повергал.
После Смерти его во владенье досталась Гелену
Царства часть; Хаонийскими он эти земли назвал,
335 И Хаонии имя стране, в честь троянца Хаона.
На высотах воздвиг он Пергам, – Илионом мечтал.
Но, какою Судьбою, иль ветром сюда ты заброшен?
Бог привёл тебя к нам, хоть не ведал ты прежде о нас?
Где Асканий, твой сын? Жив ли он? Видит небо, хороший?
340 В Трое был он тебе свет души и ночами не гас.
Не забыл ли ещё о погибшей там матери мальчик?
Будит мужество в нём и старинную доблесть сейчас
Мысль, – Энею он сын, и брат матери, – Гектор?» Печально
Так она говорила и долго рыдала слезой,
345 Их не в силах унять; но у стен городских повстречался
Нам Гелен Приамид, окружённый толпою густой;
Тут узнал он друзей и увёл их к воротам; ликуя,
Произносит бессвязные речи, льёт слёзы рекой.
С ним иду и гляжу на подобие Трои вслепую, —
350 На Пергам малый, Ксанф, ручеёк скудный, названный в том,
Новых Скейских ворот я пороги и створы целую.
Все троянцы ступают так радостно в город потом;
Царь нас всех принимает в палатах обширных. Оттуда,
Средь чертогов творим возлияние Вакха вином,
355 Чаши выше держа золотые и с яствами блюда.
Пролетел день, за ним и другой; легкий ветер к пути
Позовёт нас, и Австр полотно парусов нам надует.
К прорицателю я обратился, и просьба летит:
«Трои сын, о, глашатай богов! Феба волю когда ты
360 Зришь в треножниках, в лаврах кларийских, в движенье светил,
Птиц ты знаешь язык и приметы проворных пернатых.
Все святыни рекли, что мой путь мог удачным мне стать,
Проявляя так волю, все боги меня убеждали,
К Италийской земле плыть, и счастье в чужбине пытать.
365 Эта Гарпия только, Келено; так мерзко промолвить, —
Горе кличет, чтоб чудо и кару мне лишь предсказать, —
Голод гнусный. Скажи лишь, каких же опасностей должно
Избегать мне, и как превозмочь грозовую беду?»
Но сначала Гелен, кем телец по обряду заколот,
370 Молит мир у богов, и повязки жреца обведут
На священном челе, и меня, Феб, порог твой означив,
Сам за руку ведёт, потрясённого богом. В бреду
Сам отверз он уста, вдохновлённые богом, и начал:
«Сын богини! Теперь твёрдо верю, – с тобой по пути
375 Воля высших богов, ибо эту тебе предназначил
Честь бессмертный Отец, – непреложный порядок прочти.
Но из многого я лишь немногое вправе поведать, —
Чтоб измерив моря, в Авзонийскую гавань войти
Безопасней ты мог. Остальное же Парки Гелену
380 Не дают знать; Юнона Сатурния мне запретит.
Знай, – Италию ту, что уж близкою видишь, наверно;
Гавань, вскоре куда ты, в неведенье мыслишь войти,
Долгий путь отделяет от вас и земель тех обширность.
Вёсла гнуть в тринакрийских волнах предназначив в пути,
385 В кораблях пересечь Авзонийского моря равнину,
Гладь подземных озёр, и Цирцеи там остров узреть,
Раньше, чем ты в земле безопасной свой город воздвигнешь.
Знак открою тебе, – пусть в душе твоей будет гореть, —
Где, тревогой томим, у потока реки потаённой,
390 У прибрежных дубов, ты свинью там огромную встреть, —
На земле она будет лежать; тридцать новорождённых
Поросят белых матери белой сосать молоко, —
Место городу там и от бед свой покой обретёшь ты.
Ты не бойся, что грызть столы голод заставит рабов;
395 Путь отыщет судьба, Аполлон бог моленья сподвигнет.
Только ближних земель, италийских восточных брегов,
Тех, в которые бьют валы этого моря, подвинув,
Избегай ты, – там злобные греки живут в городах.
Стены этой земле из Нариции локры воздвигли,
400 С войском там овладел Саллентинской равниной на страх,
Ликтов Идоменей вождь, самой Мелибее поверив;
Филоктет ограждает Петелию в прочных стенах.
После, как корабли остановятся, море измерив,
Возведя алтари, ты у берега будешь молить;
405 Должно волосы скрыть и укутать покровом смиренно,
Меж священных огней чтоб, в честь бога зажжённых, тот лик,
Нам враждебный, не встал пред тобой, не нарушил обряда.
Впредь и ты, и друзья, – сохраняйте обычай вдали,
И у внуков завет этот будет святым пусть укладом.
410 К берегам сицилийским тебя по отплытью примчит
Ветер, – где разойдутся тесниной Пелора громады;
Поверни к земле влево, и по морю влево помчись,
Окружая, – и волн берегись, берег справа высокий!
Материк там обрушился в страшном крушенье, в ночи, —
415 Могут всё изменить бесконечные, долгие сроки!
Две страны разделив, что едиными были сперва,
Провалился провал, и могучими волнами, Роком,
От земли Гесперид брег Сицилии весь оторвав,
И меж пашен и сёл протекает расселиной водной.
420 Справа Сцилла тебя ждет; а слева, – Харибда, – зевав,
Трижды за день она поглощает бурлящие воды;
Море льётся в провалы бездонной утробы, потом
Трижды их извергает назад, звёзды струями мочит.
Сцилла в тьме преогромной пещеры свернулась кольцом,
425 Вынув головы в щель, корабли там влечёт на утёсы.
Сверху, – дева и грудью прекрасной она, и лицом,
Снизу, – тело у ней от чудовищной рыбы, в наростах;
Волчий, вздутый живот, хвост дельфина большой отрастил.
Тебе лучше Пахин обогнуть тринакрийский, и просто
430 Морем дольше идти, от прямого пути отойти,
Чем хоть раз увидать безобразную Сциллу в горбатом
Гроте; в скалах её, оглашаемых воем, найти.
Дальше, – если Гелен прозорлив, и пророку приятно
Верить, – дух Аполлон наполняет, познание, – кровь;
435 Лишь одно, одно только тебе повторю многократно,
Сын богини, о том же напомню и вновь я, и вновь, —
Преклонись наперёд пред божественной силой Юноны,
И молитвы Юноне, обеты и жертвы готовь,
Чтобы владычицы гнев одолеть; и, победой довольный,
440 Плыть в Италию можешь, покинув Тринакрии брег.
В Кумы ты попадёшь, только в край тот прибудешь окольно;
У священных озёр, у Аверна, где рощи набег,
Под скалою найдешь ты пророчицу, что в исступленье
Предвещает Судьбу, на древесных листах пишет те
445 Предсказанья свои; записав все на листьях древесных,
Дева в гроте глухом оставляет, в порядке сложив;
Чередою такою они там лежат бесполезно;
Повернётся лишь дверь на осях, щёлку чуть приоткрыв,
Листья с мест ветерок, отворённой пропущенный дверью,
450 Сдвинет с мест. Но летящие листья не станет ловить,
Ни сложить по местам, ни собрать те вещания дева;
Все уходят ни с чем, проклиная Сивиллы покой.
Время здесь потерять ты не бойся, не жалуйся гневно,
Коль друзья упрекнут, – властно манит дорога домой,
455 Паруса призовёт вновь, наполнит их ветер довольный.
Посети ты пророчицу, слова добейся мольбой, —
Пусть предскажет сама, и уста разомкнёт добровольно,
О народах Италии всех, и о вашей борьбе
Всё расскажет тебе, и укажет победы на войнах,
460 Коль её ты почтишь, – будет путь безопасен тебе.
Только это сейчас бог устами моими откроет.
В путь! Великую Трою делами возвысь до небес!»
Так пророк говорил, нам судьбу открывая по-новой;
Повелел он снести к кораблям золотые дары,
465 Нагрузить серебром флот и костью резною слоновой.
Много медных котлов из Додонии нам подарил,
Также Неоптолема доспех, – ту кольчугу тройную,
Шлем, увенчанный гривой косматой, забрало открыл.
Наилучший Гелен дар Анхизу вручил, – золотую
470 Колесницу с возницею дал и могучих коней;
Нам пополнил гребцов, и мечи роздал спутникам. Тут же,
Кораблям всем поднять паруса повелел сам отец,
Не замешкаться чтоб, как подует попутный нам ветер.
Феба вестник к нему обратился с почтеньем вконец:
475 «Ты, Анхиз славный, был удостоен союза с Венерой!
О тебе пеклись боги, с развалин Пергама спасав
Дважды. Вот, и теперь пред тобою Авзонии берег, —
Можешь к ней повернуть, но придётся поднять паруса, —
Авзонийский край дальше, что вам Аполлон обещает!
480 В путь, счастливый отец, сына ты и любовь, и краса!
Долгой речью зачем я мешаю крепчающим Австрам?»
Андромаха несёт, опечалясь отъездом опять,
Плащ фригийский Асканию между других одеяний,
Тканых пряжей златой, и, от мужа не смея отстать,
485 Осыпает она нас дарами же ткацкого стана:
«Мальчик! Плащ Андромахи, что может такое соткать,
В память Гектора, – руки мои тебе напоминает,
Став залогом любви, тот последний подарок родных.
В тебе вижу одном только образ я Астианакса, —
490 Те ж глаза, то ж лицо, те же руки и кудри твои!
И годами тебе он сейчас сам ровесником был бы».
Со слезами в глазах, уходя, обратился я к ним:
«Будьте счастливы, други! Вам доля уже совершилась;
Нас бросает Судьба, нам невзгоды неся и печаль.
495 Вы покой обрели; ни морей бороздить не должны вы,
Авзонийских не ждать берегов, убегающих вдаль.
Зрите вы пред собою подобие Ксанфа и Трою,
Возведённую вашей рукой здесь, – при лучших, видать,
Предзнамениях, – с греками ей не встречаться, построив.
500 Если Тибра и нив, прилегающих к Тибру, дойду
Я, и стены узрю, что даны будут нашему роду, —
В град Эпирский, и тот, Гесперийский, народы придут, —
Искони нам близки, ибо предок Дардан им обоим;
Ведь судьба их одна, – в дух единый Троаду сведут, —
505 Слиты будут навек, – пусть о том не забудут потомки!»
Вновь выходим мы в море, плывём близ Керавнии скал, —
Путь в Италию здесь, средь зыбей здесь короче дорога.
Солнце село меж тем, и на горы уж сумрак упал.
Улеглись у воды мы на суше желанной, под сенью,
510 Сторожей выбрав жребием; ложа песчаного вал
Нас покоит, и Сон освежает усталые члены.
Ночь ведущие Оры кругов не прошли полпути, —
Палинур уже встал, незнакомый с покоем и ленью;
Чутко воздуха ток и движение ветров живых,
515 Бег светил наблюдает; в задумчивом небе блистают
И Трионы двойные, Арктур и Гиады средь них,
Орион там, с мечом золотым, – молча всех озирает.
И, увидев, что всё неизменно на небе, без бед,
Подаёт с кормы звучный сигнал; и мы лагерь снимаем,
520 Вновь в дорогу летим, – паруса дают крыльями бег.
Заалела Аврора, сгоняя светила лучами.
Увидали вдали очертанья холмов, низкий брег.
У Италии мы. «Вот Италия!» – крикнул Ахат мой;
Брег Италии близкий приветствует радостный клич.
525 Сам родитель Анхиз наполняет великую чашу
До краёв вином чистым, богам призывает возлить;
На высокой корме встав, богам возливает сам, первый:
«Боги, бурь быстрокрылых владыки, морей и земли!
Легкий дайте нам путь и пошлите попутный нам ветер!»
530 Ветр желанный подул, гавань близкая бухтой манит,
На вершине холма показался большой храм Минервы.
Паруса сняли все, к берегам повернув корабли.
Берег выгнут дугой, омывался волнами с востока,
Скал преграду прибой там солёною пеной кропит,
535 И утёсов гряда, что, стене башненосной подобна,
Скрыла бухту собой; храм сбежал от прибрежия ввысь.
Первый знак появился, – вдали, на равнине удобной,
На траве белоснежных четыре коня там паслись.
Мнит Анхиз: «Нам войну, о, приветливый край, ты приносишь, —
540 Грозны кони в бою, – для войны эти кони росли!
Только в том, что порой, запряжённые вместе в повозку,
Покорившись узде, и ярмо скакуны понесли,
Есть надежда на мир». Мы Палладе, в доспехах тех звонких,
Первой радостных принявшей странных, мольбы вознесли,
545 Главы пред алтарём под покров преклонили фригийский,
И, первейший Гелена завет помня, мы принесли
Жертвы, что повелел, по обряду Юноне Аргивской.
Медлить времени нет, и, моленья окончив, тотчас
Реи мы повернули, несущие груз парусины;
550 Подозрительный край, греков родина там пронеслась.
Вот Тарент над заливом вдали показался зелёным;
Коль преданье не лжёт, – Геркулесом основан как раз,
Храм Лациний за ним, Скилакей и твердыни Кавлона;
Вот из волн Тринакрийская Этна являет оскал,
555 Громкий рокот зыбей, об утёсы бьют с силой огромной,
К нам донёсся, и рёв, отражён от прибрежных там скал.
Воды пенятся, донный песок подымают клубами.
Молвит папа Анхиз: «То Харибда! Как нам предсказал
Справедливо Гелен, – и утёсы, и страшные камни.
560 О, спасайся скорей, равномернее вёсла вздымай».
Выполняют приказ; наш корабль повернулся бортами
Влево, берега прочь, Палинуром направлен весьма;
Вслед на всех парусах и на вёслах весь флот переходит.
Вздыбив, нас до небес поднимает пучина сама;
565 Схлынув, вал опустил глубоко, аж до Ман преисподней.
Трижды стоны утёсов меж скал раздались в пустоте,
Трижды пена, взлетев, орошала светила свободно;
Солнце скрылось меж тем, и нас ветер покинул, слетев.
Заплутав, к берегам мы циклопов плывём незаметно.
570 В бухте той не тревожат и ветры, грозой налетев,
Громыхает над ней, словно рушится, грозная Этна, —
То до неба вдруг тёмную тучу извергнет жерлом, —
Дым в ней, чёрный как смоль, перемешан он с пеплом белесым,
Языками огня и светила оближет потом,
575 Из утробы гора изрыгает огромные скалы,
С силой мечет их ввысь, то, из недр, в ней бурлящих ключом,
С гулким рёвом наверх изливает расплавленный камень.
Энцелада спалённое молнией тело лежит, —
Так преданья гласят, – и придавлено Этны громадой, —
580 Сквозь разрывы горы выдыхает огонь и дрожит;
Если ж он, утомлён, с боку на бок опять повернётся, —
Вся Тринакрия вздрогнет, на небо же дым набежит.
Мы терпели всю ночь, как ужасное зрелище бьётся;
Скрывшись в лес, не умея от грозного шума помочь.
585 Ни в Эфире разлитым сияньем, огнём даже звёздным,
Не был мир озарён, но скрывала ненастная ночь
Небо с глаз, и Луну застилала лишь облаком плотным.
Новый день занялся, и, поднявшись с востока, тут прочь
Ночи влажную тень прогнала с небосвода Аврора.
590 Тут из чащи лесной незнакомец престранный, без сил,
Появился, – худой, изможденный, и в рубище потном,
Шёл вперед и с мольбою протягивал руки, молил;
Видим, – весь он в грязи и лицо обросло бородою,
Сшит колючками плащ, – но узнать можно, – грек выходил,
595 Верно, с тех, что пришли из отчизны когда-то под Трою.
Тут вдали увидал он дарданское платье на нас,
И троянцев доспехи узнал вдруг, и замер, расстроен,
Но, помедливши миг, он быстрей подбежал к нам. Тотчас
С плачем стал нас молить: «О, светилами вас заклинаю,
600 Властью божьей и светом небес, оживляет что нас,
О, троянцы, возьмите меня, увезите, не знаю,
Хоть куда! Я молю! Средь данайцев я был старшина,
Пусть войной, – признаюсь, – на Пенатов пошёл я троянских.
Коль поныне обида за наше злодейство сильна,
605 В волны бросьте меня, потопите в глубокой пучине, —
Пусть умру я, – от рук человека и Смерть не страшна».
И колени склонил он, и, в наши колени уткнувшись,
Долго ждал. Рассказать, – происходит от крови какой,
Кто он, – просим его, и какая тревожит Фортуна.
610 Протянул Анхиз юноше руку немедля, собой
Ободрил ему душу родитель, и дружбой попутно.
О себе, наконец, нам поведал, отбросив страх свой:
«На Итаке рождён я, Улисса несчастного спутник.
Имя, – Ахеменид; Адамаст, небогатый отец, —
615 Мне бы долю его! Но меня он под Трою попутал.
Други, в страхе спеша злой покинуть порог, наконец,
Здесь меня позабыли, в пещере огромной Циклопа.
Тёмен очень, высок, и запёкшейся кровью дворец
Залит тех, кто в ней сожран. Хозяин же ростом огромный;
620 Боги, Землю избавьте скорее от этих людей!
Вид ужасен для всех, к человеческой речи он злобный,
Кровью, плотью людей тот Циклоп насыщался везде.
Видел сам, как двоих наших спутников сразу забрал он,
Взяв огромной рукой, развалившись в пещере, на дне;
625 Кровью брызнувшей грот окропив, он тела их о скалы
Раздробил, и жевал, истекавшие жижей одной
Члены; тёплая плоть под зубами его трепетала.
Не замедлила месть от Улисса; застигнут бедой,
Итакиец остался себе верным в деле суровом.
630 Только сытый злодей, усыплённый, поник головой
От хмельного вина, и в пещере разлёгся, огромный,
Вперемешку с вином, куски мяса во Сне изрыгав,
Мы, великим богам помолясь, и по жребию ровно,
Что кому совершать, на него сразу вместе напав,
635 Острой палкой проткнули страшиле огромное око,
Что одно лишь скрывалось под страшным челом, засверкав,
То ль аргосцев щиту, то ли светочу Феба подобно.
Рады были тому, – отомстили за тени друзей…
Но, бегите скорее, несчастные, с берега; срочно
640 Разрубите причальный канат! Хоть без глаз он, злодей,
Полифем тот великий, в пещере овец всех проверит,
Скот шерстистый доит, – но таких же огромных людей
Сто циклопов других населяют изогнутый берег
По высоким горам, несказанно ужасные, тут.
645 Трижды лунных рогов свет заполнил пространство, отмерив
Срок поры, как в лесах, по заброшенным норам я жду,
Жизнь влачу, наблюдая со скал лишь циклопов огромных;
Трепещу, услыхав только шум их шагов или голос дадут.
Тверд, как галька, кизил, и оливки, – такой пищей скромной
650 Ветви мне подают, и питают коренья травы.
Часто я озирал окоём, но впервые, сегодня
Кораблей здесь увидел причал. Предаюсь вам, увы!
Что б ни ждало меня, – лишь чудовищ глаза б не встречали!
Лучше вашей рукою лишиться уж мне головы».
655 Лишь промолвил он так, – на вершине горы увидали
Самого пастуха Полифема. Громадой большой
Еле брёл средь овец, направляясь на берег, печальный,
Глаз лишённый Циклоп, безобразный, чудовищно злой,
Ствол сосновый держал, им, как посохом, щупал дорогу.
660 Вслед, – отара овец, что отрадою были одной,
Утешеньем в беде для него, для безбожника, многим;
Он спустился к воде, и глубокого места доплыл,
Стал текущую кровь омывать он с пронзённого ока,
После в бухту вошёл, скрежетал он зубами, вопил,
665 И глубокие воды колен у него не достали.
Мы ж, молящего взяв с собой, как он того заслужил,
В страхе кинулись прочь, перерезавши молча причалы,
Моря гладь размели, налегая на вёсла дружней.
Все ж услышал гигант, и на звук голосов побежал он,
670 Но, поняв, что до нас дотянуться рукой не сумев,
Кораблей не настичь, Ионийской волной улетевших,
Громкий поднял он крик, от которого море зыбей,
Берега Италийской земли содрогнулись в смятенье,
И гудением Этны пещеры отзвались глухим.
675 Тут на зов из лесов, с гор окрестных сбежалось их племя, —
Злых циклопов, и берег залива заполнен был им;
Видим, – встали толпою сыны преужасные Этны,
Зрят свирепо на нас, все бессильною злобой полны,
Как один, – до небес. Так стоят, вознеся свои ветви,
680 Кроны пышные к небу в лесах громовержца дубы,
Кипарисы так в рощах Дианы стоят среди лета.
Страх жестокий велит поскорей убежать от Судьбы,
Мчать на всех парусах тут, попутному ветру покорно.
Ни к Харибде, ни к Сцилле, – сказать нам Гелен не забыл, —
685 Путь не смейте держать, – та и эта дорога проворно
К Смерти водит. И мы порешили, – вернуть паруса.
Тут, на счастье, подул от проливов тех узких Пелора
Нам попутный Борей. Близ Пантагии, устьем средь скал
Мы прошли. Вот и низменный Тапс над Мегарским заливом, —
690 Вспять плывя по дороге скитаний своих, называл
Местность Ахеменид, – был злосчастного спутник Улисса.
Где Племирия мысу в Сикании волны нырнуть,
Остров против лежит, что Ортигией издавна кличут.
Мнят, – Алфея поток из Элиды таинственный путь
695 Под глубоким, морским проложив дном, сюда носит воды;
Аретуза, с волной сицилийской в твоём устье, суть.
Местных чтивший богов, как приказано было, прошёл я
Мимо тучных земель; затопляет их часто Гелор;
И Пахин огибаю, к утесам и к скалам природным
700 Ближе шёл; показались вдали Камерина, какой
Недвижимой велит Судьба быть, и долины Гелоя;
Гелу, имя своё от реки получила большой;
Видим дальше крутой Акрагас, обнесённый стеною
Мощной; он благородными славен конями бывал.
705 С ветром кинув попутным тебя, Селинус пальмоносный,
Через мели проплыл, меж подводных Лилибея скал,
И безрадостный берег, Дрепанский залив меня прятал.
После стольких трудов, после бурь, меня гнавших в морях,
Утешенье в трудах мне, – Анхиза-отца я утратил, —
710 Во всех бедах моих на усталого сына глядел
Лучший папа, опасностей всех избежавший напрасно!
Прорицатель Гелен, – хотя много невзгод предсмотрел, —
Горя этого мне не предрёк, ни Келено не знала.
То, – последняя скорбь, и далёких скитаний предел;
715 Плыл оттуда, когда меня к вам наши боги пригнали».
Так родитель Эней средь ему лишь внимавших гостей,
О скитаньях рассказ вёл, о Судьбах, что боги послали.
Наконец он умолк, – всем внимавшим хватило вестей.