Глава 2
Утро того же дня, как и любое другое, выдалось для Элизы тяжёлым. Уже с утра она, служанка в доме мистера Периса, была измучена работой. Миссис Перис, как только видела хотя бы малейшую ошибку в работе Элизы, например, небольшое пятнышко на недавно вымытой тарелке, тут же начинала возмущаться и говорить: «Что мы зря платим тебе столько денег!?» Но эти слова были не совсем правдивы, ибо Элиза получала не так уж много.
Элиза была стройной, красивой и трудолюбивой девушкой. Волосы её были светлые, глаза – голубые, а черты лица – настолько прекрасными и правильными, что любая богиня позавидовала бы таким. В глазах других Элиза выглядела ангелом, безгрешным существом, которое и не способно на какой-либо грех. Она сочетала в себе красоту физическую и духовную.
Элиза жила со своей матерью, Евангелиной. Евангелина – женщина уже пожилого возраста, с сединой на волосах и излучающим свет лицом. Миссис Ева никогда никого не обидела, помогала всем, чем могла. К сожалению, Евангелина была больна, какой-то мало изученной болезнью, и все понимали, что дни миссис Евы сочтены, и придёт тот роковой день, когда её не станет.
Также Элиза была помолвлена с неким Джимом Смитом. Ещё в шестилетнем возрасте он остался сиротой. Точно сказать, где работал Джим, было нельзя. Причиной тому было то, что его часто увольняли. Джим был честным, одарённым чувством справедливости и находившимся всегда на стороне правды человеком. Часто Джим уверял людей, с которыми он бывал малознаком, в том, что церковь, возможно, ошибается в обвинениях в колдовстве, что не может Бог приговорить человека к смертной казни. Поэтому люди считали его сумасшедшим, или что ещё хуже еретиком, возможно, из-за этого так часто и увольняли Джима.
Элиза накрывала на стол, когда Самюэль вернулся со своей прогулки домой, подоспев как раз к позднему завтраку. Как только он присел за стол, Джозефина спросила его:
– Дорогой, где же ты был?
– Я гулял по Салему с одним своим знакомым, – ответил Самюэль.
– А кто этот твой знакомый? Он важный человек? – спросила Джозефина, опершись на стол локтями.
– Нет, сейчас он важен так же, как важно пятое колесо телеги, но потом я думаю, он мне пригодится.
– Как его зовут?
– Думаю, Джозефина, его имя тебе ничего не скажет. Его зовут Джон Мюррэй.
После этой фразы мистер Перис принялся за свою трапезу. Давайте понаблюдаем за жизнью, текущей в этом доме…
У любого человека, попавшего в дом Самюэля в первый раз, ненароком возникло бы множество вопросов. Приведём некоторые из них.
Сначала люди спрашивали себя: «Почему в этом доме нет рабов?» Во многих семьях есть негры-рабы. Ответить на этот вопрос не так легко. Говорят, что у Перисов была негритянка Титуба, но её около года назад обвинили в колдовстве и повесили. Самюэль больше не хотел покупать рабыню и нанял служанку.
Осмотрев дом лучше и чуть-чуть познакомившись с Перисами, люди думали: «Есть ли у них дети?» Этот вопрос нужно задавать так: были ли у Перисов дети? Да, были. Судя по слухам, ими овладели бесы. То, что случилось после, скрыто. Естественно никто не упоминал об этом в присутствии Самюэля и Джозефины.
Третий вопрос возникал у человека, который познакомился поближе с Джозефиной. «Какая ужасная особа! Как можно, находится рядом с таким человеком?» – думали некоторые, глядя на эту женщину, и действительно она славилась своим дурным характером.
Джозефина представляла собой толстую, грубую женщину, но таковой она была не всегда. Постепенно, с каждым годом она становилась толще и толще. Казалось, она заплывала не собственным жиром, а гордыней, алчностью и кровожадностью. Естественно, Самюэль женился не на той Джозефине, которую мы застали, но увидев её, не веришь, что она когда-то была другой.
Дурная слава ходила о Джозефине по Салему. Кроме всего перечисленного, в число её недостатков входила ещё и корысть, поэтому у неё было весьма странное, предвзятое и подчас противоречивое отношение к другим. Втайне некоторые считали, что Джозефина – дьявол в человеческом обличии. Единственным человеком, которому Джозефина не грубила и хорошо относилась, являлся Самюэль. Возможно, было в глубине сердца Джозефины что-то светлое, доброе, но это скрывалось за бесчисленными слоями злости и корысти.
Несмотря на то, что Джозефина хорошо относилась к мужу, она вовсе не любила его. Да и сам Самюэль всё чаще думал, что пора их любви давно уже прошла, он смутно помнил их свадьбу, и вообще все воспоминания о тех временах со временем тускнели и постепенно исчезали. Чувствовалось какая-то неестественность, театральность в отношениях Джозефины и Самюэля, будто бы они были абсолютно бездарными актёрами, которые вынуждены исполнять роли супругов.
Самюэль окончил свой завтрак, и ничего не сказав, куда-то ушёл.
– Убери здесь, – приказала Элизе Джозефина, указав на посуду, стоявшую на столе.
Джозефина, пыхтя, стала подниматься на второй этаж в свою комнату, что давалось ей нелегко при её-то весе. Но сегодня ей удалось подняться быстро, ибо она хотела скорее посмотреться в зеркало. Она зашла в комнату, и, взяв зеркало, устроилась на стуле.
– Ну что за лицо! – сказала сама себе Джозефина, немного помяв свои щёки. – Ужас!
У неё была мания быть красивой, но, увы, как она ни старалась, это плохо у неё получалось. Практически всё своё время Джозефина проводила, размышляя, как ей улучшить свою внешность. В своей погоне за красотой она стала похожа на маленькую капризную девочку, которая очень хочет такую же куклу, как и у её подруги.
В глубине души, Джозефина завидовала Элизе, так как та была очень красива. «Почему же эта идиотка красивая, а я нет!?» – подумала она, когда услышала звон посуды, которую убирала Элиза. Джозефина не задумывалась о том, что подобные вопросы не стоит задавать: внешность, как и родителей, не выбирают. Но она являлась женой пастора, её знали все, а потому следовало бы соответствовать своему положению в обществе. Джозефина считала, что люди влиятельные и хорошо узнаваемые просто обязаны быть красивыми, и никак иначе. Но Бог не одарил её красотой.
Устав смотреться в зеркало, Джозефина отбросила его на кровать.
– Что толку смотреть, раз лучше всё равно не будет, – вымолвила она и направила свой одновременно грустный и злой взгляд в окно.
Она невольно подумала о том, что вчера кое-что спрятала от Самюэля в соседней комнате, где обычно они хранили ненужные вещи. У Джозефины были тайны от мужа, а когда людям есть что скрывать, они могут начать нервничать и постоянно спрашивать себя, хорошо ли они прятали то, что не должно быть увидено другими людьми. Вот и сейчас Джозефина тормошила память, спрашивая себя, точно ли всё правильно сделала, точно положила это нечто, что не должен увидеть муж, в старый сундук, а не на него, точно ли она не забыла его закрыть. Она взяла себя в руки и внушила себе, что всё сделала как надо и лишний раз волноваться не нужно.
Джозефина вдруг вспомнила свою мать, которую, как и её, мягко говоря, худой не назовёшь. Мать часто ругалась на Джозефину, так как та была трудным ребёнком. Но взрослым, как правило, тяжело ругать своих детей, и после каждой ссоры мама легонько щипала свою дочь за пухленькую щёчку, приговаривая: «Как моя толстушка улыбается?» «Хм… Толстушка… А сама была жирной коровой», – подумала Джозефина. Она, конечно, любила свою мать, каждый ребёнок любит маму, хоть и старается иногда скрыть это. Как правило, Джозефина старалась отвернуться после того, как мать называла её толстушкой или пышечкой, она думала, что эти ласковые слова в её адрес звучали, скорее как оскорбления. «Ну как можно быть по-настоящему счастливой, если ты толстуха?» – спросила себя Джозефина. Она отвлеклась от раздумий и предпочла больше не забивать голову грустными мыслями.
Так проходил день за днём, неделя за неделей в доме Самюэля. Самюэль постоянно где-то пропадал, Джозефина в основном сидела дома, Элиза выполняла её распоряжения.
Вот и этот день стал подходить к концу. Ветер, играющий на кукурузном поле с пугалом, вдруг поменялся с ласкового и тёплого на более резкий и прохладный. Фермеры в последний раз за день осматривали свои, казалось, бесконечные поля. Когда на небе стали появляться звёзды, и детям были рассказаны последние сказки, Салем уснул тихим, безмятежным сном.
Когда Самюэль готовился ко сну, Джозефина вдруг спросила его:
– Дорогой, как ты думаешь, я красивее, чем эта Элиза?
Самюэль замолчал, запнулся: он думал, что ответить своей жене, и не знал что именно: горькую правду или притворную ложь.
– Да, конечно ты красивее, – сказал он.
– Врёшь! Я знаю, что ты врёшь! – яростно глядя на своего мужа, сказала Джозефина.
– Зачем спрашивать, если знаешь, что в ответе будет ложь?
– Я сама знаю, что эта дурочка лучше меня. Нет, я тебя не виню за твою ложь. Но я знаю, как ты мне можешь помочь…
– И как же? – спросил Самюэль, уже готовый уснуть.
– Очень просто: ты обвинишь её в колдовстве, и в итоге, она будет повешена. Нет, лучше пусть она сгорит на костре!
– Я же тебе говорил, что всё это устрою, – ответил Самюэль сонным голосом, – но всё же, почему бы её просто не уволить?
– Уволить?! – удивилась Джозефина. – Такую как она мало просто уволить, она не должна ходить по этой земле! Она просто не имеет права жить! Это же просто немыслимо!
Джозефина говорила так не только об Элизе, а о любом человеке, который ей не нравился. Её не смущало, что она, по сути, не может рассуждать, кто имеет право жить, а кто нет.
– Хорошо, хорошо, она сгорит на костре, только успокойся, ради Бога, – нервно вымолвил мистер Перис.
– Да, поскорей бы! – произнесла с азартом Джозефина, – я хочу видеть, как Элиза, это ангельское существо сгорит. Я хочу слышать её пронзительные крики, которые разнесутся на весь Салем!
– Но ведь, истинная ведьма даже не пикнет, если её поджечь. Давай лучше об этом подумаем завтра… Я хочу спать.
После Самюэль и Джозефина уснули. В комнате было темно, но свет луны проникал через окно и падал на их кровать, всё, казалось, застыло, не только в этом доме, но и во всём городе.
Самюэль, которого все знали, как жестокого и хладнокровного человека, становился во сне другим. В реальном мире он вёл себя не так, как в мире снов. Там, во вселенной иллюзий, его преследовали призраки прошлого, люди, которые когда-то жили и больше которых никогда не будет.
Во сне Самюэль слышал странные голоса, доносившиеся из ниоткуда. «Меня колют иглами! Мне больно!» – звенело в ушах. «Я думать, что в ваших дочерей вселиться бесы» – слышалось в голове. «Ах, ведьма, это ты погубила моих дочерей!» – доносилось из тьмы. От этих слов Самюэля кидало в дрожь.
Дальше в действие пошли образы. Сначала Самюэль видел лежащих и корчащихся от боли двух девочек, потом он видел самого себя, берущего молитвенник. Затем слышал, как он читал молитву, но девочки закрывали руками уши и кричали. Он не знал, как помочь этим девочкам он был бессилен, и бессилие его пугало больше всего. Самюэль не выдержал и заплакал, проснувшись, он увидел жену, смотрящую на него.
– Опять они? – как-то раздражённо спросила она.
– Да, – тяжело дыша, ответил Самюэль.
– Ужас! Чуть ли не каждую ночь тебе снятся кошмары! Спать не даешь! Меня лично они не мучают.
Джозефина легла, натянула на себя одело и закрыла глаза.
– Ты никогда не любила Бетти и Абигайл, – произнёс Самюэль, можно было заметить в свете луны слёзы, стекающие по его лицу.
Он смотрел на свою жену, и спрашивал себя, почему она не любила их детей – это была величайшая загадка для Самюэля. Сейчас он ненавидел Джозефину, эту жесткую чёрствую ханжу, которая называлась его супругой. Он понимал, что навряд ли она любит его. Она не любила их детей, она вообще никого не любила.
– Ты ненавидела их… почему? – спросил Самюэль, перед его глазами до сих пор проносились те ужасные эпизоды прошлого.
Джозефина ничего не сказала, она захрапела, и стало понятно, что больше ответа ждать от неё бесполезно. Самюэль ещё долго не мог уснуть. Он лежал и думал обо всём, что ему приходило в голову, но вскоре глаза начали слипаться, и сон овладел им.