Вы здесь

Электрическая Настойка. Глава 2 (Ганс Цвейг)

Глава 2

Вечером трудного дня я вышел из дома и решил снова вернуться на пыльные, затянутые дымкой, улицы серого города. Время здесь будто замерло, а то его и не было вовсе. Дорога возникала под ногами и уходила вдаль, а вокруг не было ни души. По крайней мере, так казалось. Иногда кое-где проносились тени, но, скорее всего, это были гонимые ветром обрывки газет. Взгляд бегал по окрестностям холодных стен в поисках за что бы зацепиться, но не натыкался ни на что, кроме кое-где поблёскивающих неоновых вывесок давно закрытых магазинов. Странно, зачем и почему их оставляют включенными на ночь? Неужто для таких одиноко гуляющих, вроде меня?

Зачем и почему?

На некоторые вопросы нет ответа. Не то что бы это было чьей-то задумкой, просто есть такие вещи и явления, которые просто существуют. Никто и не подразумевал, что некто будет задаваться вопросом о смысле их существования. Никто в этом городе, к примеру, не задается вопросом о том, почему он такой серый и скучный. Наверное, все те, кто родились в нем, просто живут в этой полумертвой, почти бездыханной атмосфере, и не задумываются об условиях, в которых они находятся. Как червь, родившийся под землей, и не знающий чувств, кроме осязания и боли. Но у червей нет мозгов, у них есть лишь нервная система. У жителей этого города были чувства и мозги, но они всё равно жили примитивной жизнью земляных червей, вспахивая, подобно им, окружающее пространство, и пропуская воздух сквозь себя. Лишь очень редкие из них поднимали глаза к небу, чтобы увидеть радугу после дождя. Взгляды большинства почти всегда устремлены себе под ноги. И всё это не смотря на то, что в этом городе строятся космические корабли. Люди, живущие здесь, занимаются делом на задворках тайны, но суть их экзистенциализма диаметрально противоположна этому. Их словно пугали туманные перспективы отправиться далеко-далеко, навстречу звёздам, поэтому они всё больше приземлялись. Вместо того, чтобы убежать от гнетущих реалий рутины и сбежать с этой земли к неизведанному, они всё больше к ней примагничивались, чтобы однажды как можно глубже в неё нырнуть и слиться с ней воедино. Что ж, как писал Антуан де Сент-Экзюпери, «мы все заодно, уносимые одной и той же планетой, мы – команда одного корабля»…

К счастью, я отличался от них. В этом непроглядном тёмном грунте я неустанно искал яркие кристаллики, в которых лишь отражалась обыденность. Это было противопоставлением одного другому, как наш мир и Зазеркалье…

Придя к этому умозаключению, я остановился в задумчивости у зеркального окна одного из заведений, непринуждённо вглядываясь куда-то вдаль, за своё искривлённое отражение. Туда, где была противоположная сторона улицы. Там начинало смутно маячить что-то разноцветное… Что бы это могло быть? Неужели мои грёзы о поиске необычного стали потихоньку претворяться в жизнь? Ой, постойте-ка! Я обернулся и охнул.

Да, моё предположение оказалось верным. По ту сторону дороги от меня шли те самые любители полуночного веселья, с которыми я познакомился однажды вечером. Они шли, подпрыгивали и выкрикивали те же самые строчки:

Эй, незнакомцы,

Пойдёмте гулять!

На крыльях мечты

Под луною летать

Мистикой веет,

Покуда над нами

Аспидно реет

Космоса знамя

Забудьте на вечер

Домашний уют

И звёзды и ветер

Вам песню споют

Шагают в лучах

Пожара Венеры

С дымом в очах

Визионеры

Да, я определённо знал их очень давно, словно тысячу лет… Эти стихи. Хотя, про этих ребят я мог сказать то же самое. Они не смогли бы подарить те незабываемые минуты радости, будь они далеки от меня по духу. Не покидало ощущение, что мы пришли в этот мир единовременно, вместе росли, познавали окружающее, испытывали одни и те же впечатления… И когда я видел их, мою радость можно было сравнить в вдыханием аромата восточных благовоний, наполняющих сладкой истомой всё тело через лёгкие. Кончив углубляться в размышления, я радостно бросился к ним, перескакивая через разделительную полосу. Встав в ряды вечерней процессии Ордена Электрической Настойки, я собрался тоже взывать к прогулке в поздний час, но тут все они, прервав смех, повернулись и приветливо воскликнули наперебой:

– О, какие люди!

– Тод, дружище!

– Сколько лет! Сколько зим!

И я воскликнул им в ответ:

– Добрый вечер, озорники! А я уж испугался, что больше вас не увижу.

Я пожал руки юношам и обнялся с девушками. Каждая из них делала это по-своему, потому прикосновение к каждой было особенным. Каждый раз я вдыхал новые ароматы духов, прикасался лицом к их волосам, а руками к тканям их вычурных одежд, таких приятных наощупь. Я испытывал к ним симпатию, которая раскладывалась на гамму их цветов…

– Итак, все в сборе! – объявил Коул. – Тод, поддержишь ли ты наше решение посетить клуб сегодня?

– Даже не знаю. Это так неожиданно. И эта встреча, и этот поход… А что за клуб?

– «Spellbound».

– Не слышал.

– Пошли, тебе понравится!

И мы отправились в указанном направлении. Нам предстояло пройти ещё пару-другую домов по улице Нибелунгов, на которой и произошла встреча. Потом пересекли несколько дворов, и нырнули в зелёные дебри кустарников у железной дороги. В них слышался стрёкот кузнечиков, и иногда взлетали жужжащие стрекозы, которых мы будили, задевая кусты. Они вспархивали к тёмно-синему небу, ощутимо взирающему на нас понимающим взглядом. Всё, как и ранее, тонуло в атмосфере таинственности, а прохладный свежий воздух и ночные ароматы кружили голову и манили куда-то вдаль…

…туда, где должна была произойти кульминационная часть прогулки. Мы были уже совсем близко, минув район, где находился тот самый дом с круглой комнатой. И вот, остановка у закопченной от придорожной пыли и заклеенной рваными афишами стены пятиэтажного здания. Между ним и соседствующим домом тёмная, почти чёрная вставка с крыльцом. Её небольшие габариты означали, что вход ведёт в подвал. Ну а о том, что это клуб, дала догадаться надпись SPELLBOUND, сделанная флуоресцентной краской. Что ж, разумно – на то он и ночной, что его видно только ночью. Под надписью таилась старинная чёрная дверь с навесной ручкой. Рядом с ней, на почти таких же чёрных камнях покоились царапины загадочных литер – автографы завсегдатаев клуба или названия групп. А может это были заклинания?

Коул подошёл к двери, схватился за ручку и постучал – два длинных и два коротких удара. Прямо как вступление похоронного марша, неправда ли? Дверь распахнулась, и мы вошли в помещение, усыпанное флюидами холодных цветов, созданных остудить накал грядущих страстей. Оказавшись в прихожей, мои друзья поздоровались с длинноволосым блондином в очках с круглой оправой – почти таких же, как у Супербии. Парень пожал мне руку и представился Цельсием. (Каждый из моих спутников делал почти то же самое – ставился Цельсием). Я, в свою, очередь, тоже назвал своё имя.

– Что, первый раз здесь?

– Ну да.

– О, это клёвое место, чувак! Тебе тут понравится.

– Охотно верится. – Мы с ним улыбнулись друг другу и все вместе, с моими охочими до зрелищ приятелями, продвинулись дальше по своеобразному коридору. Его стенами служили навесы из кусков различной ткани с психоделическими узорами, вышитыми блестящими нитями. Гипнотизирующие орнаменты пронизывали темы космоса, каких-то причудливых языческих божеств и алхимических символов. Пробираясь сквозь окутанные тканью и расшитые звёздами подземные ходы, мы углублялись всё дальше в катакомбы всеобщей гедонии. На пути к самому сердцу клуба моя фантазия рисовала всё более притягательные картины. Девушки шептались и хихикали. Юноши, как обычно, отшучивались им в ответ, потом давали друг другу «хайфайв» и ещё громче смеялись. Аварития, Девочка С Фиолетовыми Волосами, воскликнула:

– И вот, мы на подходе к самой сути клуба Spellbound, так давайте же оторвёмся сегодня ночью!

– Ну от земли-то точно. – заметил Дип Грэйв.

– С твоей привязанностью вряд ли, даже если опять включат лунную гравитацию. – улыбаясь, ёрничал Джез, обыгрывая имя своего кореша.

– А что, парящая могила, нормально… Как на орбитальном кладбище! – ничуть не усомнился Грэйв.

В конце коридора из ткани нас ждал вход в зал клуба, спрятанный пёстрым занавесом пластмассовой соломки. Мы встали за завесой тайны…

Просторный зал приветствовал нас формой полиграммы с зеркальными стенами. Повсюду струился дым, окрашиваемый проекторами. Играла психоделическая музыка, сыпались искры, со стен и потолка свисало блестящее нечто, похожее на замороженных призраков. Щекотливый момент, когда приветливое пространство торжественно покалечено оргиастическими кристаллами электрического праздника. В свою фазу вступала Синяя Месса, и её приход предвещали странные в своём умопомрачительном стиле парни и девушки в экстравагантных прикидах, с необычайными аксессуарами и макияжем. Если бы их случайно увидел среднестатистический житель нашего серого города, то неминуемо погиб от информационного шока. Это сродни посещению незнакомой земли во время страшно красивого кислотного трипа. Или даже галлюцинаций во время клинической или ещё какой-либо смерти. Все те вещи, которые едва ли воспринимало сознание, настолько непривычны, что ни на что не похожи. И уж в человеческом языке и подавно не найдётся слов для их описания. Впрочем, то же самое я мог бы сказать и о красоте дружных мне девиц из Ордена. И то же самое полыхало на каждом шагу с момента нашего знакомства.

Напротив входа находилась сцена, полукругом от которой стояли столики. На них горели всевозможные лавалампы, а под потолком кружились дискошары в виде планет. Причудливая публика оживлённо общалась, что-то пила и курила. Напитки в стаканах и огоньки сигарет, как и огни воспламеняющих их спичек и зажигалок, были предсказуемо разноцветны. Заиграла «Strawberry Alarm Clock – Incense & Peppermints». Клуб сразу понравился мне сильнее, ведь это была одна из моих любимых песен. Я быстро проникся атмосферой, стратосферой и экзосферой, пока шёл к большому круглому столу с диваном, стоящим у стены.

– Садись, Тод. Столик зарезервирован специально для нас. – улыбнулась мне Ванаглория, Девочка С Жёлтыми Волосами. В этой призрачной игре дыма и света её причёска отливала золотом.

Мы уселись, я ухватился за стоящую напротив меня бутылку из оранжевого стекла, на которой значилось «Agent Orange. Выжги свою скуку на корню». Отхлебнув из неё, я почувствовал приятное жжение, протекающее по пищеводу. Во рту осталось приятное послевкусие апельсина и перечной мяты, а настроение и впрямь стало воспарять всё выше, хотя я и так отнюдь не скучал. Апатия, уныние, грусть и прочие злобно-тоскливые состояния ассоциировались у меня исключительно с реальностью. Да, я мог использовать это слово лишь применимо к нахождению во времени и пространстве без Ордена Электрической Настойки. С этими ребятами я пребывал в другом измерении, населённом ожившими грёзами, тончайшими переживаниями и отсутствием рационализма. Это и есть сюрреальность.

– Эй, дружище, не налегай на выпивку, прежде чем в неё не добавили немного волшебства.

Грэйв достал из внутреннего кармана своего пиджака прозрачный флакон с искрящейся жидкостью и протянул его к горлышку моей бутылки. Я не стал противиться электрическому яду. Мне напротив, ещё раз хотелось пережить те незабываемые ощущения и галлюцинации. Глотнув из бутылки, я почувствовал приятное покалывание электрических искр по всему телу. Химический состав моей крови изменялся. Зрачки расширились, объекты вокруг меня приобрели иные цветовые оттенки. Звуки и запахи стали ярче и резче. Пространство вокруг, к которому я мало-помалу начал привыкать, открылось для меня под новым углом. Музыка воспринималась по-другому. Как если бы двухмерное изображение стало трёхмерным, только вглубь. Я посмотрел на стол: по его поверхности, которая время от времени становилась не то зеркальной, не то прозрачной, и играла нежно-радужными переливами, плыли и перекатывались круги и фракталы…

– Эй, Тод, ну что ты залип?! – смеясь и улыбаясь обратилась ко мне Ира, Девочка С Оранжевыми Волосами.

– Я… Я тут пытаюсь привыкнуть к состоянию.

– Не нужно ни к чему привыкать, иначе перестанет цеплять.

– Да уж, странно это слышать от тебя… Да и, в прочем, от любого из вас. Сколько вы на этом сидите?

– Целую вечность. Ха-ха, шучу. Так обычно говорят о скучном или неприятном, но тут же всё наоборот. Так что, считай, мы живём вне времени.

Я смотрел в её глаза, которые тоже улыбались, и в них отражалась вся Вселенная. Я видел целую бесконечность сверкающих и переливающихся холодным светом звёзд, скрывающихся в зеленоватых туманностях её радужных оболочек. И в тот самый момент, когда меня уже почти затянуло в пучину чёрных дыр её зрачков, я услышал голос со сцены, начавший декларировать в микрофон и принадлежащий, как оказалось, Цельсию:

– Леди и джентльмены, сегодня ночью на нашей сцене Omega Afterglow! Встречайте!

Публика зааплодировала, издавая при этом странные звуки. В музыке они называются дроунами, за то, что как бы тонут, сходя на нет и исчезая в пустоте. На сцену вышло четверо юношей, с коротко стриженными рыжими волосами и в одеждах из блестящей серебристой ткани. Ударник сел за барабанную установку и принялся выстукивать особый звенящий ритм. Вскоре в игру вступили басист, гитарист и клавитарист. Речь вокалиста выпорхнула из его уст стаей летучих мышей:

– Чёрная блестящая маслянистая жидкость с зелёными и фиолетовыми блёстками находится внутри серебряного шприца. Это Эстетика. Непостижимый Идеал. Красивейшая Болезнь. Вколи её в себя, и она превратит тебя в космос.

Космические мальчики завели свою полную скорби по родной планете песнь с привкусом вечности. У них были холодные металлические вечно юные голоса. Прямо как у Зигги Стардаст. От их игры и пения по коже шёл холодок. Видимо, этого они и добивались.

…и грянул прохладный гром тлений свежести. Каждый удар руки о гитарные струны исходил мягким звуком. Он выглядел как мигающая искорками зелёного костра древесина. Пока зелёноогненные звуки раскатывались гулким эхом, как отголоски Большого Взрыва в чреве Вселенной, вступали другие, менее фатальные, более мечтательные. Они возвращали снова и снова к сценам, где каждый, кто их слышал, поворачивал свой внутренний взгляд к условному оконному стеклу. Там он видел самого себя, одиноко стоящего в темноте, смотрящего одновременно и в глаза и нет. И сквозь взгляд, и куда-то за ним. Так чутко осознавая каждое мгновение этого состояния, вызванного замогильными странновесёлыми звуками, как это должно быть на самом деле.

Новые полутона нот смешивались с предыдущими, стремительно набирая силу, как масса реки, летящей к водопаду. Звуки окрашивались из зелёного в синий, летя ателеограммой, сладостно пронзая каждого из наблюдающих за действиями электрооккультистов. Зал зачарованно утопал в мистической агонии экстаза, холодно обжигающего изнутри каждого.

За условным оконным стеклом, за спиной копии наблюдающего, маняще раскинулось царство тьмы. В нём таилось очарование неизвестности, вызывающее на дуэль знакомства, где в недрах скрывалась вся окрестная природа, девственная пустота, не знающая пока ещё никого, и тем самым желанная. И где-то там, справа, тот самый Город, зовущий своими огнями в очередной спонтанный водоворот ночных приключений, одурманивающих и возвращающих в этот зал снова и снова.

Пребывая в этом сладостранном состоянии, паря и путешествуя в нём, мы сидели за столиком и общались. Я странствовал вне времени, поэтому мог сколь угодно наблюдать за своими друзьями, разговаривать и погружаться в размышления. Они не были вязкими, я свободно пролетал сквозь них, будто в компьютеризированном космосе. Его звёзды глядели на меня своим электронным шрифтом. Оранжевые цифры кружились в хороводах, комбинируясь в информационные коды галактик…

Очнувшись от иллюзии, я осознал, что разглядываю свои собственные нейронные связи. А лучше сосредоточить внимание на связях случайных. Ведь случайности не случайны. Электропоцелуи нечаянны, но током бьют отчаянно.

Отыграв первую тему, Omega Afterglow ненадолго притихли, и их солист произнес в микрофон:

– Приветствую вас, друзья. Это была наша вступительная композиция, «gothikpunxarestillonesotericdrugz». А теперь, как насчет того, чтобы немного потанцевать? – сказав это, он и его коллеги по группе припали руками к своим инструментам и вновь заиграли. Я повернул голову вправо, к сидящим со мною ребятам. Они приняли предложение группы Omega Afterglow и уже вставали из-за своих мест, попутно приглашая дам.

Вообще-то я не особенный любитель танцев. Но у меня было настолько приподнятое, пронизанное мистицизмом клубного полумрака настроение, что я решился. Мой взгляд упал на Лакшерис. Она сидела, одетая в блестящее синее вечернее платье, помешивая соломинкой свой темно-синий коктейль, в котором плавали звезды, планеты с кольцами и кометы. Лакшерис медленно подняла свои глаза и посмотрела на меня из-под чёлки своих синих волос, плавно опускающихся на плечи. Молнией сверкнула её застенчивая улыбка. Очаровываясь всё больше и поборов смущение, я наклонился и спросил:

– Можно Вас на танец?

– С удовольствием!

Мы взялись за руки и вышли к сцене. Группа играла сонг «Gothic Youth».

Весь день и ночь по кладбищу шатаются толпы

Готическая молодёжь!

Плюются поцелуями в открытый космос

Готическая молодёжь!

Они выходят в окна и глазеют в двери

Готическая молодёжь!

Летят к далёким звёздам и змеиным гнёздам

Готическая молодёжь!

Мы обнялись, плавно покачиваясь под ритмы неведомых галактик, обдаваемые снопами искр. Электрическая настойка усиливала экстатические ощущения, от чего мы воспаряли на крыльях эйфории ещё выше. Пользуясь случаем и видя, что ей так же клёво, как и мне, я поцеловал Лакшерис. Мои губы прикоснулись к её, и она ответила на поцелуй. Наши языки встретились и сплелись, а в моей голове крутились всевозможные голографические образы. Я будто плыл по течению какой-то странной реки, в русле которой плескалась отнюдь не вода, а нечто плазматическое или параплазматическое, может даже газообразное… Нечто не было статичным. Я чувствовал, как его тёплые струящиеся розовые волны, искрящиеся многочисленными блёстками, качают меня. Вдруг это и была та самая электрическая настойка? Долгий поцелуй прервался, мы смущенно заулыбались и опустили глаза. Я обнял Лакшерис, и, покачиваясь в танце, принялся разглядывать других танцующих. Все они описывали фигуры в воздухе своими руками и ногами, кто-то один, кто-то в паре. Среди парочек я разглядел Джеза с Ванаглорией, Коула с Ирой, Грейва с Супербией, Ацедию с Аваритией и Инвидию, танцующую с Цельсием. Всё и вся покачивались в такт с ритмом звучащей со сцены музыки. Песня кончилась, парочки разъединились. Я поблагодарил Лакшерис:

– Спасибо тебе за танец.

– И тебе…

Вся компания вернулась за столик. На нём появились новые напитки. Я взял один из них и спросил у сидящей рядом Лакшерис:

– Что это?

– Это энергетик «Реальность».

Я взглянул на жестяную банку повнимательнее и увидел слоган: feel so real. Это напомнило строчку из какой-то песни, но да ладно. Я покрутил банку в руках и ответил:

– Как известно, реальность опьяняет, но отнюдь не в позитивном ключе, вовлекая в бродячую кому и духовную стагнацию. Короче говоря, не хочу, чтобы меня попустило. Пошли лучше в бар и возьмём что-нибудь другое.

Мою спутницу не пришлось упрашивать, и мы отправились к стойке, уставленной всевозможными ёмкостями с коктейлями, что придавало ей вид стеллажа из какой-нибудь ведьминской лавки. Мой взгляд бегло прошёлся по выставленному меню с причудливыми позициями. «Наше пиво холодное, как могила твоей бывшей». Вместо привычного коктейля «B52» был «C93», «Godka» вместо «Vodka». Циановая Лагуна, Техно Экстази, Смерть на Пляже, Фиолетовый Траур и многое другое.

Я подозвал бармена с волосами цвета осминожьей крови, одетого в бордовую куртку, и сказал:

– Два «Готических Оргазма», пожалуйста.

На что он конечно не мог не пошутить, что лучше бы я попросил об этом свою спутницу. Она на удивление не смутилась, и издала смешок. Бармен наполнил бокалы чёрной жидкостью и вручил нам. Я взял свой и, чуть приподняв, сказал «за нас», после чего мы оба сделали по глотку. Лакшерис достала из сумочки сигареты марки «Foggy Dew» и закурила. Выдохнув колечко лазурного дыма, она спросила:

– Как твои психодела?

Конец ознакомительного фрагмента.