Глава 2 В поисках забытых городов
Более двух десятилетий назад известный американский историк С.Н. Крамер писал, что «археологические исследования, проведенные за последнее столетие в Египте и на Ближнем Востоке, обнаружили такие сокровища материальной и духовной культуры, о каких и не подозревали предшествующие поколения ученых. Благодаря наследию древних цивилизаций, извлеченному из-под толщи песка и пыли, в результате расшифровки древних языков, и восстановлению давно утерянных и забытых литературных памятников наш исторический горизонт сразу расширился на много тысячелетий».
И в этих словах нет никакого преувеличения. За сравнительно короткий срок археологи шагнули от времен, овеянных дымкой библейских преданий (конец I тыс. до н. э.), прямо к порогу первых городов и цивилизаций нашей планеты (IV–III тыс. до н. э.).
Великие культуры Шумера, Аккада, Вавилона, Ассирии и Египта неизмеримо обогатили наши представления о прошлом человечества. Но и это было лишь ничтожной частью того, что когда-то существовало. Полевые исследования в данном регионе по-настоящему только еще разворачиваются: они требуют значительных материальных средств и усилий большого числа людей – рабочих и специалистов. Стоит ли поэтому удивляться, что почти каждый новый сезон археологических раскопок на Ближнем Востоке – этой общепризнанной колыбели человеческой культуры – приносит самые неожиданные результаты. Но путь к успехам археологической науки был долог и труден.
«О Месопотамии, или Двуречье, лежащем между Евфратом и Тигром, – пишет польский историк 3. Косидовский, – до самого конца XVIII века было мало что известно. Туманные сведения о бурном и богатом прошлом этой страны черпали из Библии, да из малочисленных и к тому же противоречивых описаний древних путешественников. Здесь, в Ниневии и в Вавилоне, господствовали, как утверждает Ветхий Завет, жестокие цари-воины, которых Иегова покарал своим гневом за идолопоклонство. Но многие европейцы уже в то время считали Библию сборником легенд, а рассказы о многолюдных городах и могущественных царях Ассирии и Вавилонии – по меньшей мере большим преувеличением». Представления об этих исчезнувших цивилизациях Древнего Востока исчерпывались легендами о Вавилонской башне и «висячих садах» Семирамиды.
Наиболее достоверные исторические сведения о Месопотамии относятся лишь к I в. до н. э. (трактат вавилонского жреца Бероса). Известно, что несмотря на непрерывные войны, бесчисленные вторжения завоевателей и смены правителей Месопотамия продолжала оставаться многолюдной и богатой страной, где процветали торговля и ремесла, искусство и архитектура.
«До той поры, пока оросительные каналы на этой территории, – отмечает 3. Косидовский, – содержались в хорошем состоянии, ни одна война и ни одно вторжение завоевателей не смогли уничтожить плодородной земли. Разумная система каналов, распределяющая воды Тигра и Евфрата по широким просторам, являлась главным и единственным источником благосостояния Месопотамии. Люди не помнили, кто соорудил так умно и заботливо эти каналы. Никто даже не догадывался, что строители их жили за несколько тысячелетий до нашей эры в библейских городах У ре, Вавилоне и Ниневии. В Месопотамии сменялись правители, народы, культуры. После шумеров, аккадцев, ассирийцев и халдеев пришли сюда персы, потом – греки, а сельское население продолжало жить своей собственной жизнью, улучшая каналы и собирая урожаи…»
В средневековье Месопотамия пережила период нового подъема. Одновременно с захватом страны мусульманами сюда из Дамаска был перенесен главный центр ислама. Халифы сделали своей столицей Багдад, пышность, совершенство архитектуры и сказочное очарование которого стали легендарными.
Позднее страну захватили турки под предводительством сельджуков. Они создали Великую Багдадскую империю, но внешне мало что изменилось в этом краю. Сеть каналов и речных плотин сохранилась в целости несмотря на бурные, трагические события, и земля продолжала давать богатые урожаи. «И только целый ряд грабительских нашествий монголов во главе с Хулагу и Тамерланом превратили страну в пепелище. Была разрушена система каналов, и земля, лишенная живительной влаги, перестала родить, высохла и потрескалась под палящими лучами солнца и, наконец, превратилась в море летучей пыли… Цветущий край стал пустыней с загадочными курганами; по их безбрежным степям бродили кочевые племена. С тех пор на многие века люди забыли о существовании древней Месопотамии» (3. Косидовский).
Илл. 6. Автор книги В.Г. Гуляев (слева) на раскопках Телль-Магзалии, Ирак
Для большинства современных туристов первый контакт с древними памятниками Ирака вызывает только шок и разочарование. Их приводят на высокий холм и говорят, что здесь когда-то стоял древний город. Когда они подходят поближе, то иногда могут разглядеть такие чудесные сооружения, как башня-зиккурат в Уре или Ворота Иштар в Вавилоне. Но в большинстве случаев они видят лишь развалы сырцового кирпича и груды желтой земли, усеянной обломками керамики. И вот они теряются в загадках и удивляются – как же все это случилось?
Ответ на этот вопрос состоит в том, что эти древние города были построены только из глины. Камень исключительно редко встречается в Ираке, в то время как глина всегда под рукой. В очень ранние времена дома делались из пластов глины или бесформенных ее комков, спрессованных вместе. Но очень скоро удалось установить, что глина, смешанная с соломой, гравием или черепками керамики и помещенная в деревянные формы, дает хорошие кирпичи, которые нужно лишь высушить на солнце и скрепить друг с другом гипсовым раствором. Конечно, обожженные в печах кирпичи были более прочными и долговечными, особенно когда их скрепляли битумом, но это был очень дорогой материал, так как дерево для его обжига было привозным и очень ценным топливом; по этой причине обожженные кирпичи использовались лишь для строительства «домов богов» (то есть храмов) и дворцов царей, да и то далеко не всегда. А большинство древнемесопотамских зданий возводилось из простых сырцовых кирпичей. Крыши строились из деревянных балок, на которые клались циновки из тростника, потом слой глины и гипса. Полы состояли из утрамбованной глины и иногда также покрывались гипсом. Стены обязательно покрывались слоем глиняной обмазки.
Такие дома, с их толстыми стенами, были довольно удобны, сохраняя прохладу в жаркие летние дни и тепло – зимой, но они требовали ежегодного обновления слоя глины на крыше после сезонных (зимних) дождей, а все отходы ремонтных работ смывались или выбрасывались на улицу или во двор дома.
Кроме того, мусор, выбрасываемый на улицы, постепенно повышал их уровень в сравнении с полами домов. При регулярном ремонте такие глинобитные дома могли просуществовать долгое время. Но наступало время, и случались неожиданные происшествия. Война, пожар, эпидемия, землетрясение, наводнение или изменение русла реки – итог был всегда один: поселение частично или полностью прекращало свое существование и покидалось жителями. Через какое-то время крыши зданий обрушивались, и стены, открытые теперь со всех сторон природным стихиям, падали, заваливая комнаты и скрывая все предметы, оставшиеся внутри после ухода обитателей дома. В случае войны разрушение поселка было, конечно, мгновенным – победоносный враг обычно сжигал его.
После ряда лет запустения новые поселенцы могли возродить селение, привлеченные его выгодным географическим положением или местными ресурсами, наличием водных источников и т. д. Поскольку у них не было средств для удаления огромной массы старых обломков и руин, они просто выравнивали разрушенные стены и груды кирпичей и использовали все это как фундамент для своих собственных, новых домов. Этот процесс повторялся несколько раз на протяжении времени и по мере накопления мусора и отходов жизни поселение постепенно все более и более возвышалось над окружающей равниной. Некоторые города были покинуты в древности и никогда больше не возродились, другие, типа Эрбиля и Киркука, продолжали непрерывно существовать с очень ранних времен до современности; однако подавляющее большинство поселений были заброшены в тот или иной период долгой истории Ирака. Нетрудно представить себе, что происходило потом: несомые ветром песок и земля проникали сквозь полуразрушенные стены внутрь зданий, засыпали улицы и все впадины и ямы; дождевая вода сглаживала поверхность руин и разносила вымытую оттуда глину далеко вокруг. Медленно, но неотвратимо город принимал свою нынешнюю форму: округлого холма, или, как его называют арабы, телля.
Археологическое изучение Ирака
Превращение некогда цветущих городов в телли происходило даже намного быстрее, чем это можно вообразить. Геродот в V в. до н. э. видел Вавилон еще живым городом, но отказался от посещения Ниневии, разрушенной за полтора столетия до этого, а Ксенофонт, предводитель 10 ООО греческих наемников, в 401 г. до н. э. промаршировал мимо великой ассирийской столицы Ниневии и даже не заметил ее. Четырьмя столетиями позднее Страбон говорит уже и о Вавилоне как о скоплении руин, «почти совершенно заброшенных людьми».
Прошли века, и, словно гигантский саван, пыль покрыла древние города, и она становилась все толще и плотнее, а память об этих городах постепенно улетучивалась. Арабские историки и географы еще кое-что знали о славном прошлом Ирака, но Европа абсолютно забыла Восток.
Западный интерес к древностям Востока проснулся лишь в XVII в., когда итальянский дворянин Пьетро делла Валле опубликовал свой отчет о путешествии в Месопотамию. С собой в Италию в 1625 г. он привез кирпичи из Ура и Вавилона, «на которых были начертаны неизвестные письмена». Постепенно в Европе поняли, что Восток – это достойный объект для изучения. В 1761 г. король Дании отправил в восточные страны научную миссию, дабы собрать там как можно больше информации обо всем интересном, включая и древности. Возглавил ее Карстен Нибур – математик по профессии. Именно он скопировал многочисленные клинописные надписи в Персеполе и предоставил их затем в распоряжение филологов, которые довольно быстро дешифровали эту загадочную письменность. Почти все европейцы, которые посещали Восток или проживали там, старались осмотреть древние руины, собрать древности и скопировать надписи. Среди них выделяются Жозеф де Бешамп – выдающийся французский астроном и священнослужитель (1786 г.), Клаудиус Джеймс Рич – резидент Ост-Индской компании и Генеральный британский консул в Багдаде (1807 г.), сэр Джеймс Букингэм (1816 г.), Роберт Мигнан (1827 г.), Джеймс Б. Фрэзер (1834 г.) и, конечно, наиболее выдающийся из всех – армейский офицер, спортсмен, исследователь и филолог сэр Генри Роулинсон (1810–1895 гг.).
Илл. 7. Российские и иракские археологи в Нимруде. Слева направо: И.Г. Нариманов, В.А. Башилов, О.Г. Большаков, А.В. Куза, P.M. Мунчаев, Н.О. Бадер, Хазим (директор археологического музея в г. Мосул), Ясин (инспектор Иракского директората древностей)
Если не считать двух небольших шурфов, выкопанных Бешампом и Мигнаном в Вавилоне, все эти люди ограничивали свою деятельность осмотром и обмером руин и были весьма далеки от понимания того, что содержат внутри эти заброшенные холмы-телли.
Ботта открывает Ассирию
В 1843 г. Поль Эмиль Ботта, итальянец по крови и французский консул в Мосуле, произвел в Хорсабаде первые археологические раскопки в Ираке, открыл там дворцы ассирийцев и тем самым начал новую эру в исследованиях прошлого. Сам Ботта считал, что наткнулся на руины последней ассирийской столицы – Ниневии. Но последующие события показали, что на самом деле открыта летняя резиденция царя Саргона II – Дур-Шаррукин (VIII в. до н. э.): грандиозный комплекс дворцовых зданий, внутренних двориков, порталов, приемных залов, жилых помещений с множеством каменных барельефов и скульптур, в том числе – гигантских крылатых человеко-быков.
Ботта не был археологом и совершенно не знал методики полевых исследований – раскопки он вел самым варварским способом. В поисках каменных изваяний, которые могли бы украсить европейские музеи, Ботта не обращал внимания на то, что заступы и кирки рабочих навсегда уничтожали мелкие предметы, стены построек, хозяйственные сооружения, имевшие не меньшую ценность для познания прошлого Месопотамии. Многие алебастровые скульптуры, выкопанные из земли, без соответствующей консервации рассыпались в прах под палящими лучами солнца. К счастью, на помощь французскому консулу прибыл из Парижа известный художник Эжен Фланден, который стал ежедневно делать зарисовки гибнущих археологических сокровищ. В результате их совместной работы впоследствии появился великолепный труд «Монументы Ниневии, открытые и описанные Ботта, измеренные и нарисованные Фланденом».
Однажды Ботта решил отправить несколько крупных каменных изваяний во Францию по воде – сначала по реке Тигр, а потом, через порт Басру, перегрузив скульптуры на корабль, морем в Европу. Однако в том месте Тигр был особенно бурным и глубоким, плот с ценным грузом перевернулся, и все находки утонули. Вторая попытка оказалась более удачной, и вскоре гигантские статуи крылатых быков с человеческими головами заняли почетное место в залах парижского Лувра.
Лэйярд в Нимруде и Ниневии
Успехи французов не на шутку взволновали их извечных соперников – англичан. И когда путешествующий по Ближнему Востоку лондонский адвокат Остен Генри Лэйярд попросил у посла Великобритании в Турции денег на раскопки в районе Мосула, тот немедленно согласился. В ноябре 1845 года, наняв местных рабочих, Лэйярд приступил к исследованию большого телля в Нимруде (Кальху) в 30 км от Мосула.
Холм носил имя мифического царя Нимрода. Согласно Библии, он был не только хорошим правителем, но и искусным охотником. Его сын, Ашшур, считался основателем могущественного Ассирийского государства и первым строителем ассирийской столицы Ниневии. Местные арабы рассказали Лэйярду много преданий и легенд о Нимроде. По одной легенде, однажды Нимрод – человек гигантского роста и необычайной силы – высмеял посланца Аллаха, и разгневанный бог покарал его самым страшным образом: в голову насмешника проник комар и, медленно пожирая мозг, причинял великану невыносимые мучения. Эта пытка длилась 400 лет. Наконец Нимрод умер, а данный телль и есть его могила.
Уже в первый день раскопок были вскрыты стены большого здания (скорее всего, дворца), украшенные резными каменными плитами. А на третий день рабочие выкопали из земли огромную человеческую голову из камня. Когда все громадное изваяние было полностью очищено, перед обезумевшими от ужаса арабами предстал чудовищный лев с большими крыльями и человеческой головой. «О Аллах, – воскликнули они в изумлении. – Это дело не человеческих рук! Это сотворили злые духи! Еще пророк предостерегал нас от них!»
Но Лэйярду было наплевать и на легенды, и на пророка, и на страшный облик крылатого чудовища. Он приказал продолжать раскопки, а хорошие деньги, которые он ежедневно платил рабочим, вскоре примирили их с необходимостью взирать на новых каменных истуканов, появляющихся из земли. Находок было много. И надо сказать, что англичанин, в отличие от Ботты, сумел без потерь переправить тяжелые скульптуры на плотах по Тигру в Басру, откуда военный корабль доставил их в Лондон. Европа была потрясена. Но не менее были потрясены и местные арабы. Один из них, шейх Абд-аль-Харман, увидев статуи языческих богов и руины древних дворцов, в изумлении произнес: «Многие годы живу я в этой стране. Мой отец и отец моего отца разбивали здесь до меня свои шатры, но и они никогда не слышали об этих истуканах. Вот уже двенадцать столетий правоверные – а они, слава Аллаху, только одни владеют истинной мудростью – обитают в этой стране, и никто из них ничего не слыхал о подземных дворцах, и те, кто жил здесь до них, тоже. И смотри! Вдруг является чужеземец из страны, которая лежит во многих днях пути отсюда, и направляется прямо к нужному месту. Он берет палку и проводит линии: одну – сюда, другую – туда. „Здесь, – говорит он, – находится дворец, а там – ворота“. И он показывает нам то, что всю жизнь лежало у нас под ногами, а мы даже не подозревали об этом. Поразительно! Невероятно!»
Илл. 8. Раскопки О.Г. Лэйярда в Нимруде
Со временем, когда волнение от первых открытий несколько улеглось, Лэйярд нанял еще больше рабочих и начал раскапывать Нимруд сразу в нескольких местах. Результаты не заставили себя долго ждать. На поверхность были извлечены шестьдесят крылатых быков и львов с человеческими головами. Некоторые из этих фантастических чудовищ имели по пять ног, и Лэйярд терялся в догадках – зачем это понадобилось древним скульпторам? Но однажды, проходя мимо пятиногого быка, он внезапно заметил, что бык вздрогнул, сделав шаг вперед. Явный оптический обман, вызванный именно пятой ногой. Эти фантастические чудовища – «ламассу» – стерегли все входы во дворец и таким хитроумным способом должны были вызывать у людей суеверный ужас.
В ходе раскопок в Нимруде произошел случай, который живо напомнил о древних технических приемах месопотамцев по поднятию и транспортировке тяжестей. Дело в том, что некоторые крылатые чудовища, найденные здесь при раскопках, имели вес до 15 тонн и высоту с трехэтажный дом. Как же доставить их в Англию? Лэйярд приказал установить целую систему блоков над траншеей, и когда статую подняли на поверхность, то ее погрузили на огромную деревянную повозку, запряженную десятком быков. Но никакие понукания погонщиков не могли заставить флегматичных животных сдвинуть с места этот гигантский экипаж. Тогда англичанин запряг в повозку людей – более 200 рабочих, и уже они смогли доставить колосса к реке.
Много лет спустя, когда жизнь древней Ассирии перестала быть загадкой для науки, выяснилось, что Лэйярд перевозил статую тем же способом, что и ассирийские цари за две с половиной тысячи лет до него. Сотни, если не тысячи рабов-военнопленных, подгоняемых кнутами надсмотрщиков, волочили крылатых чудовищ к дворцам восточных владык. Во всяком случае, изображение подобной операции есть на каменных барельефах ассирийской эпохи.
Всего Лэйярд раскопал в Нимруде остатки семи царских дворцов, получив сотни скульптур и немалое число глиняных табличек с клинописными текстами.
Успехи исследований в этом древнем городе вдохновили Лэйярда на новые работы. Теперь главным объектом его раскопок стал холм Куйюнджик на берегу Тигра, напротив города Мосула, где до него без особого успеха копали Джеймс Рич и Эмиль Ботта. И снова ему несказанно повезло. Уже в первые дни работ он наткнулся на мощные стены какой-то большой постройки. Постепенно, по мере ее расчистки, из земли появились на свет массивные порталы входов и охраняющие их крылатые чудовища с человеческими головами, комнаты, залы, внутренние дворики. Алебастровые плиты с резными изображениями и стены, облицованные кирпичами с черной, желтой и голубой глазурью, свидетельствовали о былой роскоши здания. Не оставалось никаких сомнений в том, что это – один из дворцов ассирийского царя. Но какого именно? Ответа пока не было.
Руины носили явные следы пожара и намеренного разрушения: разбросанные в беспорядке и разбитые на куски скульптурные алебастровые плиты, обугленные куски дерева, фрагменты мебели и убранства, – все говорило о том, что город был взят врагом после ожесточенной схватки и затем беспощадно разрушен. Но огонь уничтожил далеко не все. Лэйярд нашел среди руин дворца множество ценнейших образцов древнего искусства: барельефы, статуэтки, печати и клинописные глиняные таблички. Среди всего этого богатства особого внимания заслуживает один из замечательнейших шедевров древнемесопотамской скульптуры: изображение раненой львицы. «Пронзенная тремя стрелами, она ревет от отчаяния и бессильной ярости, – пишет 3. Косидовский, – волоча по земле парализованные конечности. Талантливое произведение не только свидетельствует о знании анатомии, но и привлекает исключительным реализмом и силой воздействия, на которые способен лишь вдохновенный художник».
Илл. 9. «Голова Нимрода». Раскопки О.Г. Лэйярда в Нимруде
В одном из крыльев дворца Лэйярд открыл две отдельных комнаты, пол которых на добрых полметра покрывал слой глиняных табличек с клинописью. И англичанин понял, что совершил выдающееся археологическое открытие. В этих комнатах, несомненно, помещалась библиотека ассирийских царей, древнейшая библиотека в истории человечества. Тысячи глиняных табличек, которые некогда заполняли полки, а теперь валялись на земле, были сокровищем, не имевшим цены, и заключали в себе, быть может, всю историю Месопотамии. Лэйярд собрал все эти таблички – как целые, так и их обломки – и отправил в Лондон, в Британский музей.
Эти находки окончательно подтвердили предположение Лэйярда о том, что он открыл погибшую и давно разыскиваемую столицу Ассирии – Ниневию. Раскопанный дворец принадлежал, как это было установлено позднее, царю Синаххерибу, который правил страной с 704 по 681 г. до н. э. Но самая важная находка – библиотека из глиняных клинописных табличек – принадлежала не Синаххерибу, а его внуку Ашшурбанапалу (668–626 гг. до н. э.) – ценителю и коллекционеру древних текстов Шумера, Аккада, Ассирии и Вавилонии. Чтобы собрать в своих руках все нужные ему документы Месопотамии, он разослал по ассирийским владениям целую армию чиновников и писцов, которые либо добывали оригиналы интересующих царя табличек, либо копировали их. Таким образом, именно Ашшурбанапал создал первую крупную библиотеку, сохранившуюся до наших дней, а она дала нам в руки ключ к ассиро-вавилонской истории и культуре. «Клинописные таблички, – пишет Косидовский, – представляли собой несметные сокровища знаний о древних народах: династические своды и хроники, политические трактаты и дипломатическая корреспонденция, хозяйственные счета и астрономические исследования, предания, мифы, религиозные гимны и стихи, среди которых находилась древнейшая в истории человечества эпическая поэма» (имеется в виду «Эпос о Гильгамеше»).
Итак, успех следует за успехом. Лэйярд становится одним из самых популярных людей в Англии. С 1848 г. все британцы зачитываются его двухтомным сочинением «Ниневия и ее руины». В 1853 г. появляется следующая сенсационная книга удачливого археолога – «Ниневия и Вавилон». Но он вынужден прекратить свои раскопки в Месопотамии. Это произошло отнюдь не из-за денег. Денег теперь у Лэйярда было много. Мосульский климат подточил его здоровье, он заболел и в 34 года навсегда покинул Ирак. «Жизненный путь
Лэйярда с этого времени, – отмечает Э. Церен, – круто идет вверх. В 1852 г. он некоторое время занимает пост помощника государственного секретаря в Министерстве иностранных дел Великобритании. Затем его выбирают в парламент. С 1861 до 1866 года он опять помощник государственного секретаря, а в 1868 году становится министром общественного строительства… Должность посланника в Мадриде дает ему возможность в 1877 году стать послом Великобритании в Стамбуле – той стране (Турции. – В.Г.), где взошла его звезда, после того как он сбежал из унылых канцелярий Лондона. Уже в возрасте 70 лет Лэйярд пишет книгу о своих поездках в Иран и Месопотамию. В „Ранних приключениях в Персии, Сузиане и Вавилонии" он еще раз вспоминает о днях своей беспечной юности, когда, бросив юриспруденцию, он… ездил верхом через желтые пустыни и зеленые оазисы Тигра и Евфрата. Летом 1894 года в возрасте 77 лет Лэйярд навсегда закрыл глаза, которые видели так много таинственного и интересного на земле».
В заключение я приведу одно высказывание Лэйярда по поводу ассирийской скульптуры, сделанное им в его последней книге (1877 г.):
«Целыми часами я рассматривал эти таинственные символические изображения и размышлял об их назначении и истории. Что более благородное мог внести тот или иной народ в храмы своих богов? Какие более возвышенные изображения могли быть заимствованы у природы людьми, которые… пытались найти воплощение своим представлениям о мудрости, силе и вездесущности высшего существа? Что могло лучше олицетворять ум и знания, чем голова человека, силу – чем туловище льва, вездесущность – чем крылья птицы?!
Эти крылатые человеко-львы не были просто случайным плодом, порожденным человеческой фантазией. Их внешний вид внушал то, что они должны были символизировать, – благоговение. Они были созданы в назидание поколениям людей, живших за три тысячелетия до нас. Сквозь охраняемые ими порталы несли свои жертвоприношения правители, жрецы и воины задолго до того, как мудрость Востока распространилась на Грецию, обогатив ее мифологию издавна известными ассирийцам символическими изображениями. Они были погребены под землей еще до основания Вечного города (Рима. – В.Г.), и об их существовании никто не подозревал. Двадцать пять столетий были они скрыты от взоров людей и вот появились вновь во всем своем великолепии».
Но романтика романтикой, а методы действий Лэйярда при раскопках отнюдь нельзя назвать абсолютно научными. Откопав кое-как в руинах дворцов ассирийских царей статуи и барельефы, он так спешил извлечь их из земли и отправить в Англию, что в своем рвении часто разбивал древние каменные скульптуры на куски или же брал лишь часть изваяний, оставляя большие их фрагменты на месте. Тем не менее, Ассирия была открыта. И по следам первопроходцев в Месопотамию устремились новые поколения археологов.
Рассам и библиотека Ашшурбанапала
В Ниневии с 1852 г. продолжил раскопки Ормузд Рассэм, бывший помощник Лэйярда, уроженец Мосула, айсор по национальности, прямой потомок древних ассирийцев. Он хорошо знал, что надо искать. Ему был нужен дворец Ашшурбанапала (библейского Сарданапала) – последнего великого царя Ассирии перед ее падением. И когда Рассэм обнаружил этот дворец в том же самом холме Куйюнджик, он каким-то подспудным чувством понял, что стоит на пороге величайшего открытия. В 1854 г. он нашел в руинах дворца большую библиотеку, которую ассирийский царь две с половиной тысячи лет назад собрал из всех значительных городов Месопотамии и поместил в своем дворцовом архиве. При падении Ниневии библиотека была разрушена вражескими войсками. Рассэм понял это сразу же. Но тогда он не мог знать об определенных опознавательных знаках, которые помогли потом привести в относительный порядок эту разоренную библиотеку и классифицировать 30 000 глиняных табличек, покрытых таинственной клинописью. В то время Рассэм едва мог читать то, что было написано на особых таблицах, скрепленных царской печатью:
Того, кто посмеет унести эти таблицы… пускай покарает своим гневом Ашшури-Бэлит, а имя его и его наследников навсегда пусть будет предано забвению в этой стране.
Даже если бы Рассэм и понял это предостережение, оно ни в малейшей мере не смутило бы его. В любом случае он бы отправил эти чудесные таблички в Лондон.
Лишь через 30 лет появилась возможность опубликовать каталог библиотеки Ашшурбанапала в пяти томах, озаглавленный как «Каталог клинописных таблиц Куйюнджикского собрания Британского музея». Издал его немецкий ассириолог Карл Бецольд из Гейдельбергского университета, которого специально с этой целью пригласили в Лондон. Бецольд уже смог свободно прочитать тексты, начертанные рукой царя Ашшурбанапала на двух особых табличках:
Я, Ашшурбанапал, постиг мудрость Набу, все искусство писцов, усвоил знания всех мастеров, сколько их есть, научился стрелять из лука, ездить на лошади и колеснице, держать вожжи… Я изучил ремесло мудрого Адапа, постиг скрытые тайны искусства письма, я читал о небесных и земных постройках и размышлял над ними. Я присутствовал на собраниях царских переписчиков. Я наблюдал за предзнаменованиями, я толковал явления небес с учеными жрецами, я решал сложные задачи с умножением и делением, которые не сразу понятны… В то же время я изучал и то, что полагается знать господину; и пошел по своему царскому пути.
Да, Рассэм не смог бы прочесть это. А зря: предостережение царя Ашшурбанапала по поводу людей, покушавшихся на его бесценную библиотеку, возможно, остановило бы преемника Лэйярда от святотатства в развалинах Ниневии и тем самым уберегло бы его от большой беды. В 1864 г. Рассэм в качестве британского дипломатического уполномоченного едет в Абиссинию. И там его настигает несчастье, о котором ассирийский царь, будь он еще жив, услышал бы с большим удовлетворением. Когда новоиспеченный дипломат потребовал у абиссинского императора освобождения нескольких английских пленных, африканский властитель, не долго думая, засадил в тюрьму и самого Рассэма.
Четыре долгих года томился он в сырых казематах, пока его не освободила английская военная экспедиция. С надломленным здоровьем возвращается Рассэм в Лондон, порывает с дипломатической службой и становится хранителем древневосточных коллекций в Британском музее.
Джордж Смит и «Всемирный потоп»
Глиняные «книги» из хранилища Ашшурбанапала изучали ученые многих стран, и видное место среди них занимает англичанин Джордж Смит. Он родился в 1840 г. в Лондоне в бедной семье и уже с 14 лет стал трудиться в гравировальной мастерской. Способный мальчик быстро овладел довольно сложным искусством – вырезать на металле самые трудные узоры и надписи. А в свободное от работы время Смит бежал в Британский музей, чтобы посмотреть на ассирийских крылатых быков, выкопанных в Нимруде Лэйярдом. Так родилось горячее желание: узнать как можно больше о таинственном древнем народе – ассирийцах. Все вечера молодой гравер стал проводить в библиотеке Британского музея, самостоятельно изучая клинопись по книгам Генри Кресвика Роулинсона – английского офицера и дипломата, сумевшего скопировать знаменитую Бехистунскую надпись, высеченную клинописными знаками на высокой скале в Персии на трех разных языках: древнеперсидском, эламит-ском и вавилонском. Роулинсон же предложил и способ дешифровки клинописи. В 1861 г. он выпустил четыре тома о клинописных текстах Древнего Востока. Случилось так, что для опубликования этих томов потребовался опытный гравер, способный вырезать на металлических досках клинописные знаки с ассирийских и шумеро-аккадских глиняных табличек, и выбор пал на Джорджа Смита. Тот успешно справился с этой ответственной задачей, и благодарный Роулинсон помог талантливому самоучке получить должность научного работника в Британском музее и целиком посвятить себя проблемам быстро развивающейся ассириологии. С неописуемым рвением изучает Смит один клинописный текст за другим, кстати – все они происходили из библиотеки Ашшурбанапала. Ему удалось установить, что четыре из названных в Библии израильских и иудейских царей являются современниками ассирийского владыки Тиглатпаласара III (747–727 гг. до н. э.). Это было одно из первых сенсационных сведений, извлеченных из глиняных табличек Ниневии и подтверждавших достоверность библейских данных о властителях Палестины. А вскоре Джордж Смит (ему не было тогда еще и 27 лет) сумел прочесть важный клинописный текст – историю царствования Ашшурбанапала. Стало, наконец, понятно и то, как этот царь собирал свою библиотеку.
Илл. 10. Дж. Смит
Илл. 11. Г.К. Роулинсон
Но самая большая сенсация разразилась в 1872 г., когда бывший гравер, к тому времени уже крупный ассириолог, объявил о том, что нашел среди сокровищ из собрания Ашшурбанапала обломок клинописной глиняной таблички с преданием о всемирном потопе, хорошо известном христианам всего мира по библейской легенде. Прочитанный Смитом текст гласил, что боги разгневались на людей и решили покарать их с помощью страшного наводнения. Много дней шли проливные дожди. Земля была затоплена водой. Люди погибли. И только благочестивый Утнапиштим со своей семьей по совету мудрого бога Эа спасся от гибели. Он построил огромный корабль, хорошо просмолил его и, погрузив туда, кроме родных, свое имущество, скот и «разной твари по паре» (представителей животного и растительного мира), смело встретил грянувший потоп. После шести дней этой вселенской катастрофы вода стала спадать, появилась земля в виде вершины горы Нисир, куда и пристал ковчег. Боги, опечаленные гибелью человечества, решили помиловать Утнапиштима и его домочадцев. Именно от них и произошли потом остальные люди.
Немецкий историк К.В. Керам писал: «Итак, вторая половина XIX века ознаменовалась открытием, из которого стало очевидно, что существуют сказания древнее библейских, которые связывают Библию с языческой ассирийской и вавилонской, а может быть, и с еще более древней традицией. Это было потрясающее открытие. Не удивительно, что им заинтересовалась широкая общественность. Издатель крупнейшей лондонской газеты „Дейли телеграф" предоставил неимущему Смиту средства для экспедиции в Ниневию, где Смит должен был отыскать недостающие таблички ассирийской версии о всемирном потопе». И он действительно обнаружил там среди отвалов и мусора от предыдущих раскопок недостающие фрагменты таблички с началом легенды о потопе.
Однако Джорджу Смиту не суждено было продолжить свои успешно начатые исследования в области ассириологии. Он умер в Багдаде в возрасте всего 36 лет во время эпидемии чумы.
Открытие шумеров
Опираясь на результаты анализа ассиро-вавилонской клинописи, филологи все больше убеждались в том, что за спиной могущественных царств Вавилонии и Ассирии существовал когда-то более древний и высоко развитый народ, который и создал клинописное письмо, а потом исчез без следа. Одни ученые окрестили этот народ шумерами, другие – аккадцами. Оба названия были заимствованы из дешифрованной надписи, в которой семитский царь Саргон величает себя «царем шумеров и аккадцев».
Вопрос о существовании шумеров оставался в сфере научных предположений и гипотез вплоть до 1877 г., когда французский консул в Басре Эрнест де Сарзек не нашел в районе Телло (на юге Ирака) у подножья высокого телля каменную статую, не похожую на ассирийскую и вавилонскую скульптуру. Ободренный этим открытием, он решил начать на телле широкие раскопки, хотя раньше археологией никогда не занимался. В итоге почти пятилетних работ (1877–1881 гг.) де Сарзек получил многочисленные глиняные таблички с клинописью, каменные скульптуры, обломки керамики. Все свои находки консул благополучно переправил в парижский Лувр.
«Среди многих вновь найденных предметов, – отмечает 3. Косидовский, – находилась статуя из зеленого диорита, изображающая царя-жреца города Лагаша. Статуя оказалась более архаичной по стилю, чем все до той поры выкопанное в Месопотамии. Даже самые осторожные ассириологи вынуждены были признать, что эту скульптуру следует отнести к IV или III тысячелетию до н. э., а это означало, что она существовала еще до возникновения ассиро-вавилонской культуры».
Ботта, Лэйярд, де Сарзек, Смит и Роулинсон – пионеры этой первой, героической эпохи в истории месопотамской археологии – все были дилетантами от науки в прямом смысле этого слова. Они не имели никакого археологического опыта и мало что смыслили в методике раскопок. Главной их целью было открыть и отправить в музеи Европы статуи, рельефы, надписи и другие произведения искусства. Они не обращали внимания на стены построек из сырцового кирпича и на россыпи разбитой керамики. На пути к желанным находкам они безвозвратно уничтожали многие важные свидетельства древнемесопотамской культуры. Но ведь они были первыми, кто проложил дорогу к последующим эпохальным научным свершениям. Поэтому не будем судить их слишком строго.
Разгадка секретов клинописи
Между тем в библиотеках, университетах и музеях Европы другие ученые были заняты необычайно сложной задачей по дешифровке древних клинописных документов, добытых в ходе предшествующих раскопок. Эта интеллектуальная эпопея длилась около ста лет, и в нее были вовлечены многие специалисты из нескольких стран. Поэтому она не может быть изложена здесь подробно. Особые заслуги в этой области знания принадлежат немцу Георгу Фридриху Гротефенду – учителю латыни и древнегреческого в гимназии города Геттинген. Он был страстно увлечен тайнами древнеперсидской клинописи, образцы которой еще в XVIII в. зарисовал среди руин Персеполя – столицы империи Ахеменидов – датский ученый Карстен Нибур. Для начала молодой учитель изучил всю историческую литературу по древней Персии, а также имена местных царей в греческой транскрипции. Затем, опираясь на исследования индогерманских языков, он сумел установить подлинные староиранские имена тех же царей. Это дало ему основание предположить, что каждый клинописный знак означает букву – звук.
Дальнейшая работа над клинописными текстами привела Гротефенда к догадке, что повторяющиеся за каждым именем царя группа знаков выражает широко распространенный в Персии титул «царь царей».
Но самое интересное его наблюдение в другом – он установил, что лишь одно царское имя всегда встречается без данного титула. Отсюда Гротефенд сделал вывод – это имя должно принадлежать отцу великого персидского царя Дария, который никогда не был царем.
«Вот это-то и был тот рычаг, – пишет Э. Церен, – при помощи которого Гротефенд сумел установить три имени царей из династии Ахеменидов (Гистасп, Дарий, Ксеркс) и титул „царь царей“. Это дало ему, в свою очередь, возможность определить звуковое значение 12 знаков древнеперсидской клинописи. В 1802 г. 27-летний учитель из Геттингена при содействии местной академии опубликовал результаты своей дешифровки».
Илл. 12. Рельеф и надпись на Бехистунской скале
В 1837 и 1844 гг. Генри Роулинсон не только скопировал с риском для жизни большую трехъязычную надпись, высеченную царем Дарием на вершине Бехистунской скалы в Западном Иране, но и дешифровал ее. Текст надписи был сделан клинописью на древнеперсидском, вавилонском и эламитском языках – так называемая «трилингва», которую ученые окрестили впоследствии «Розеттским камнем ассириологии», с тем лишь отличием от древнеегипетского монумента, что ни один из этих трех языков сначала не мог быть прочитан. Дешифровка Бехистунской надписи – еще один важный шаг на пути прочтения клинописи. В дальнейшем «святая троица» ученых – англичанин Эдвард Хинкс, француз Жюль Опперт и все тот же Генри Роулинсон – осуществила решающий прорыв в прочтении клинописи, как древнеперсидской, так и ассиро-вавилонской, преодолев на своем пути огромные трудности. По словам одного современного ассириолога-лингвиста, «именно они открыли пыльные страницы глиняных „книг“, погребенных в глубинах земли по всему Ближнему Востоку». Таким образом, ключ к прочтению глиняных табличек с ассиро-вавилонской клинописью дала клинопись древнеперсидская, навеки врезанная в Бехистунскую скалу и каменные руины Персеполя. А к 1900 г. уже и более древние шумеро-аккадские клинописные тексты свободно читались специалистами.
Илл. 13. Г. Гротефенд
По самым скромным подсчетам ученых, в настоящее время известно около четверти миллиона глиняных табличек с клинописью из Месопотамии, запечатлевших главные этапы развития ее цивилизации, с III тыс. до н. э. и до рубежа н. э. Поскольку многие из этих «глиняных книг» не были еще прочитаны и опубликованы, то ученый мир ждут еще многие чудесные открытия. Каждый год не прекращающихся раскопок в месопотамских теллях приносит все новые и новые находки текстов. Иногда их количество просто поражает. Итальянские археологи, например, открыли в 70-х годах XX века в руинах древней Иблы (Эблы) в Сирии архив из 25 000 клинописных табличек конца III тыс. до н. э. Можно, таким образом, без особого преувеличения сказать, что ни одна страна в мире не содержит в своей земле такого фантастического богатства древних письменных источников, оставшихся почти в том же самом виде, в каком они были написаны тысячи лет назад.
«Германия превыше всех»
Но вернемся к месопотамской археологии. В конце XIX века на равнины Месопотамии выходят ученые Германии, а вместе с ними начинают формироваться строго научные археологические методы полевых исследований. Эти события связаны с именами Роберта Кольдевея и Вальтера Андре. Обширную и целенаправленную программу археологических исследований в Месопотамии поддерживал Германский археологический институт и щедро финансировали Берлинский Музей народоведения и особенно Германское Восточное Общество. Германия к концу XIX в. стала одной из великих держав Европы, и немцы не хотели отставать от англичан и французов даже в такой необычной области, как месопотамская археология. К этому, несомненно, примешивались также существенные экономические и политические интересы промышленно-финансовых кругов Германии в ближневосточном регионе.
В 1898 г. Роберт Кольдевей начал раскопки Вавилона. Ему исполнилось в тот момент 43 года, и он уже отнюдь не был новичком в археологии. Он получил великолепное образование в Берлине, Мюнхене и Вене, изучая там архитектуру, историю искусства и археологию. До тридцати лет он успел принять участие в раскопках многих античных и древневосточных поселений на островах Эгейского моря, в Италии, на Сицилии и в Месопотамии (Сюргул и Эль-Хибба в Ираке и ряд мест в Сирии).
«Кольдевей, – пишет известный немецкий историк К.В. Керам, – был необычным человеком, а по сравнению с коллегами по профессии – и необычным ученым. Любовь к археологии, к науке, которая выглядит в публикациях специалистов весьма скучной, не мешала ему наблюдать людей, изучать страну, все видеть, все подмечать, на все реагировать». Кольдевей давно мечтал «подступиться» к грандиозным руинам Вавилона, находившимся в 90 км к югу от Багдада в пустынной местности. Однако он прекрасно понимал и все трудности этого необычного проекта – четыре огромных холма из щебня, земли и мусора. В них уже прежде неоднократно пытались проникнуть многие европейцы – Френель, Опперт, Лэйярд, Рассэм и Роулинсон. Все они знали, что под этими искусственными горами должен лежать легендарный Вавилон, но без гигантских по масштабам раскопок доказать это было невозможно. Город, даже если судить по описаниям «отца истории» Геродота, побывавшего в нем в V в. до н. э., имел огромные размеры. Попытки проникнуть в его тайны требовали намного больше сил и средств, чем стоили раскопки всех уже открытых в Месопотамии древних городов. И Кольдевей добился от своих спонсоров выделения для экспедиции колоссальной по тем временам суммы в 500 ООО золотых марок и проведения в течение пяти лет археологических работ в Вавилоне. Он проработал там почти 19 полевых сезонов, до 1917 г., и покинул свой экспедиционный лагерь только после того, как английские войска захватили Багдад. Первая мировая война близилась к концу, и немцы и их союзники терпели поражения на всех фронтах.
В марте 1898 г. Роберт Кольдевей отправился из Германии в далекий путь не один: его сопровождала целая группа архитекторов, ассириологов и лингвистов. На месте, в деревушке Квейреш, стоявшей прямо на руинах Вавилона, было нанято более 200 арабских рабочих. И работа закипела. Первым объектом раскопок стала искусственная гора щебня, которую местные жители называли Каср (арабск. «крепость, замок»). Немцам неслыханно повезло. «Уже при первых пробных шурфах на Касре они нашли улицу, вымощенную большими плитами, часть которых была покрыта надписями. Это были надписи царя Навуходоносора, свидетельствующие о том, что археологи обнаружили здесь священную дорогу процессий – улицу для торжественных шествий в честь Мардука – «божественного господина Вавилона». Повсеместно попадающиеся кирпичи, покрытые цветной эмалью и рельефами, ясно говорили о том, что именно здесь и находилась эта искусно построенная «дорога». По описаниям античных авторов и древних клинописных табличек эта улица являлась основным «нервом» религиозной, социальной и политической жизни огромного города. Теперь, после ее открытия, легче было вести поиски и остальных важнейших объектов Вавилона – царских дворцов и храмов.
Однако успехи успехами, но и трудностей тоже появилось немало. Во-первых, несмотря на многочисленность рабочих, выносивших из раскопов мусор в корзинах, дело шло очень медленно, если учитывать гигантские размеры телля Каср. Пришлось выписать из Германии узкоколейную железную дорогу с вагонетками. И проблема вывоза мусора и земли была решена. Во-вторых, много неприятных сюрпризов преподносила археологам и местная погода: дикая летняя жара (до 52 °C в тени), тучи мух и комаров, пыль, грязь, песчаные бури с Аравийского полуострова, отсутствие хорошей питьевой воды.
Тем не менее, с чисто немецкой пунктуальностью Кольдевей упорно осуществлял намеченный план изучения Вавилона. Были открыты царские дворцы (дворец Навуходоносора II), «Висячие сады», фундамент «Вавилонской башни», руины храмового комплекса главного городского божества – Мардука, могучие оборонительные стены. Особую радость вызвала находка знаменитых ворот богини Иштар, открывающих доступ к «Дороге Процессий» и сплошь облицованных глазурованными голубыми кирпичами, на которых рельефом изображены быки и фантастические звери. Однако в конце концов выяснилось, что немецкая экспедиция за многие годы раскопок вскрыла лишь центральную часть Вавилона VII–VI вв. до н. э. Путь к более ранним слоям (а город существовал по крайней мере с конца III тыс. до н. э.) преграждали подпочвенные грунтовые воды. Видимо, их уровень сильно повысился по сравнению с древностью.
Германское Восточное Общество (промышленников) оказало щедрую финансовую поддержку и другому выдающемуся немецкому археологу – Вальтеру Андре. Он в течение 12 лет (1902–1914 гг.) исследовал руины первой столицы Ассирийской державы – Ашшура. Древний город расположен на излучине Тигра, на скалистом утесе вблизи современного иракского городка Калат Шергат. Надо сказать, что хотя к концу XIX века благодаря предшествующим раскопкам местонахождение двух более поздних ассирийских столиц – Нимруда и Ниневии – было уже хорошо известно ученому миру, где именно искать самый ранний и почитаемый центр ассирийцев – Ашшур, названный так в честь главного бога (а это, в свою очередь, определило название страны и название народа: Ассирия, ассирийцы), никто не имел ни малейшего представления.
Вальтер Андре, как и Кольдевей, архитектор по образованию, еще в молодости увлекся археологией. С 1899 г. он работал вместе с Кольдевеем в Вавилоне. Его можно отнести уже к третьему поколению ученых, которые ломали голову над бесчисленными тайнами древних месопотамских теллей. И именно он во многом разработал и успешно применил на практике ту строго научную методику полевых исследований в Месопотамии, которая там используется (естественно, с соответствующими модификациями) до сих пор. Для него при знакомстве с месопотамскими реалиями вскоре стало ясно, что не так уж важно раскопать среди древних развалин как можно большее число экспонатов, которыми потом в прохладных залах музеев будут по воскресеньям любоваться посетители. Гораздо важнее наблюдать в самой земле за ходом развития культуры и истории данного поселения или города. И главное, что понял Андре, – это необходимость уметь различать на фоне желто-коричневой месопотамской земли (лёсса, аллювия) стены древних построек, сложенных из сырцового кирпича – той же желто-коричневой глины. Другой важнейший постулат новой методики – копать постепенно, по слоям, двигаясь от вершины телля к его основанию.
Начиная раскопки безымянного городища у селения Калат Шергат, Андре не знал еще, что перед ним – руины древнего Ашшура. Но очень скоро фортуна улыбнулась ему. На культовом каменном столбе, датируемом XIII в. до н. э., археолог прочитал написанное клинописью имя ассирийского царя Тукульти Нинурты I. Здесь же были изображены человеческие фигуры, несущие знамена. Затем были найдены стены дворцов, облицованные большими алебастровыми плитами и окрашенные в пурпурно-красный цвет. На рельефах изображены крылатые существа с орлиными и человеческими головами. На головах – бычьи рога.
В течение тех долгих лет, которые Вальтер Андре провел на выжженных солнцем скалах Ашшура, постепенно выявился план застройки древнего города. Здесь была своя ступенчатая башня-зиккурат. К ней примыкала пристройка, тянувшаяся до берега Тигра. Там находились священные ладьи, на которые в праздник Нового года во время торжеств приносили статуи всех богов из храмов города. На ладьях боги покидали Ашшур, чтобы через несколько дней вновь вернуться в свои святилища. Для этой цели от берега Тигра до храмов была проложена, как и в Вавилоне, «дорога процессий».
Были раскопаны также храмы главного бога Ассирии – Ашшура и весьма почитаемой богини Иштар. Но особое потрясение испытал Андре при открытии склепов нескольких поколений ассирийских монархов, находившихся в подземных камерах с куполообразными потолками. Стены были облицованы каменными пластинами, на которых 18 раз выбито клинописью имя соответствующего царя. Но все склепы оказались пустыми: их ограбили еще в древности. Лишь в одном из них археолог нашел разбитый на куски каменный гроб. Он собрал все фрагменты и отправил в Берлин. Там гроб с трудом восстановили. Некогда он состоял из единой 18-тонной каменной глыбы длиной 3,85 и шириной около 2 метров. Высота – примерно 2 метра. Как же, каким образом и кто мог разрушить этот колоссальный саркофаг? «Очевидно, – пишет Э. Церен, – его облили нефтью, а затем подожгли, чтобы раскалить камень. Потом лили на него холодную воду, и гроб раскололся… После того как в Берлине восстановили царский гроб, ученые Берлинского музея прочитали последнюю из начертанных на нем надписей: «Дворец Ашшурнасирпала, царя Вселенной, царя Ашшура». Вероятно, гробница была ограблена в период крушения ассирийской державы в конце VII в. до н. э., царский труп сожгли или бросили в Тигр, гроб взорвали и сам склеп в конце концов разрушили». В таком виде, разграбленными и разрушенными, нашел Андре гробницы многих ассирийских царей, перед которыми когда-то трепетал весь мир. Sic transit gloria mundi! «Так проходит былая слава!»[1]. Нужно напомнить и о том, в каких тяжелейших условиях приходилось работать здесь немецкой экспедиции. «Скопища мух днем и скопища комаров ночью, – жаловался Андре, – сразу же отравляют жизнь в этом краю, лишенном растительности. Только изредка проходят здесь караваны из Мосула или из Багдада. Кто хочет жить и работать в этой пустыне, должен запастись терпением и проявлять огромный интерес к своей работе. Он должен научиться переносить весной, летом и осенью мучительные укусы песчаных мух, вызывающие сильный зуд; он должен преодолеть возникающую от этих укусов лихорадку, которая сопровождается болями в суставах, сильной потливостью и температурой выше 40 градусов».
А ведь Ашшур – это еще не настоящая пустыня, и прямо под остатками его стен течет полноводный Тигр! Что же говорить о юге Месопотамии, где находились древнейшие центры месопотамской цивилизации – города шумеров.
И здесь мы переходим к третьему эпизоду германской археологической эпопеи в Ираке – раскопкам одного из самых ранних шумерских городов – Урука (Варки). Работы начались в 1912 г., но их вскоре прервала Первая мировая война. Лишь через 14 лет вернулись сюда немецкие археологи, и, если не считать перерыва на Вторую мировую войну (1939–1946 гг.), они копают местные древности до сих пор. В разное время этой экспедицией руководили разные люди. Среди них можно упомянуть имена Юлиуса Иордана, Конрада Прейсера, Вильгельма Кенша, Юлиуса Ленцмана.
Уже первые траншеи, заложенные на теллях Варки, дали клинописные таблички с именем погребенного города – У рук. Библия называет его Эрех, упоминая сразу же после Вавилона. Древние греки знали об Эрехе, называя его Орхон. Потом это имя исчезло из истории. В III в. н. э. Урук был покинут своими жителями и больше не возродился.
Что же дали науке многолетние раскопки немецкой экспедиции в У руке? Они, прежде всего, показали, что Урук был городом, где свершилось самое значительное событие в истории человеческой культуры – на урукской земле впервые обозначился порог, через который шагнули люди из тьмы веков дописьменного периода в жизнь, освещенную уже светом письменности. Действительно, именно в Уруке в конце IV тыс. до н. э. впервые появилось клинописное архаическое письмо (протописьменный период в истории Месопотамии). Однако все эти годы немцы копали лишь несколько храмовых комплексов в самом центре города – комплексы святилищ богов Ану (бога неба) и Инанны-Иштар (богини любви и плодородия), оставляя в стороне жилые кварталы и укрепления Урука. Тем не менее многометровые напластования построек на исследованном участке и содержавшиеся в них предметы позволили ученым проследить первые этапы зарождения шумерской цивилизации: культовая архитектура, цилиндрические резные печати, каменные сосуды с рельефными изображениями, мраморная голова богини Инанны и т. д. и т. п. К тому же следует напомнить и об ужасных природно-климатических условиях юга Месопотамии – плоской, выжженной солнцем лПссовой равнины.
Раскопки в Уре (Леонард Вудди)
Впрочем, все эти «прелести» местной жизни сполна испытал на себе и английский археолог – сэр Леонард Вулли. В течение долгих 12 полевых сезонов, каждый из которых длился по 5–6 месяцев, он вел раскопки самого южного шумерского города – Ура, расположенного неподалеку от современного иракского города Насирия на Евфрате. Ур заметно выделяется даже на фоне других известных шумерских городов. Начать с того, что он существовал необычайно долго – от первых шумерских царей (начало III тыс. до н. э.) и до эпохи Дария и Александра Македонского. Ни бесчисленные вражеские нашествия, ни стихийные бедствия не могли заставить его жителей покинуть веками насиженное место. Но то, чего не сумели сделать полчища завоевателей, сделала природа. Евфрат внезапно изменил свое русло и ушел почти на 16 километров к востоку от городских стен. Без воды на этой раскаленной равнине нельзя было прожить и дня. И блистательный город превратился в скопление безликих холмов, окрашенных в серо-желтые цвета пустыни. Со временем было забыто и его местонахождение. Еще совсем недавно наши сведения об Уре ограничивались лишь несколькими туманными цитатами из Библии да ассиро-вавилонскими клинописными текстами, созданными много веков спустя после гибели цивилизации шумеров. Мы знаем, например, из позднейших надписей, что в XVIII в. до н. э. вавилонский царь Хаммурапи подверг восставший город ужасающему разгрому. Видимо, именно в это время и покинули поверженный Ур библейский патриарх Авраам и его семья. С тех пор даже Библия больше не упоминает об Уре. Город пришлось отыскивать заново уже в XIX столетии. В 1854 г. Д.Е. Тейлор, английский консул в Басре, впервые установил: скопление руин, известное среди местных бедуинов под названием Телль-аль-Муккайир («Смоляной Холм»), – это и есть древний Ур, что подтверждали найденные здесь же клинописные глиняные таблички. Однако к широким раскопкам на городище смогли приступить лишь много лет спустя.
В 1922 г. эту задачу начал осуществлять англичанин Леонард Вулли. Целых двенадцать лет велись здесь раскопки. Археологу удалось добиться многого. Пышные дворцовые ансамбли, массивные стены храмов, ступенчатая башня зиккурата и, наконец, фантастические по богатству царские захоронения появлялись из глубин земли с завидным постоянством. Но, возможно, самое главное – это то, что и Вулли удалось, наконец, в отличие от других своих коллег, оторваться от притягательного религиозно-административного центра городища и приступить к изучению жилых городских кварталов. Поэтому, есть все основания считать, что только после работ Леонарда Вулли в городе У ре древняя цивилизация шумеров предстала перед взорами человечества во всем своем блеске и величии.
Почти в те же годы (20-40-е гг. XX в.) француз Андре Парро вел раскопки в Мари (Сирия), американцы – в Ниппуре, Нузи и Тепе-Гавре, англичане – в Ниневии, Убейде, Арпачии и, вместе с американцами, – в Кише и Джемдет-Насре, а немцы продолжали методично изучать центр У рука. Это был «золотой век» месопотамской археологии.
Один за другим большие и малые телли Месопотамии после раскопок открывали людям свои тайны. Фрагмент за фрагментом выявлялись основные этапы богатейшей и длительной месопотамской истории. Постепенно ученые осознали, что за блестящим фасадом шумеро-аккадской культуры скрываются какие-то более ранние и более скромные предшественники.
Илл. 14. Л. Вулли
У истоков месопотамской цивилизации
Еще каких-нибудь 40–50 лет назад почти все солидные научные монографии и статьи по археологии Месопотамии хранили полное молчание о начальных этапах дошумерской, дописьменной истории Ирака и Сирии. Археологические работы традиционно велись главным образом на юге страны, на месопотамской равнине, то есть там, где древнейшие находки, если они имелись, были погребены под толстыми аллювиальными отложениями. Следуя логике рассуждений географов, ботаников и зоологов, истоки ранних культур с земледельческо-скотоводческим хозяйством нужно было искать на севере региона, в горных и предгорных районах.
Археологи долго не обращали внимания на Северную Месопотамию. А ведь именно там, в горах и предгорьях Загроса, Тавра и Синджара, произрастали дикие предки пшеницы и ячменя, а также паслись на привольных лугах дикие козы – предки одомашненных позднее овец и коз. И вот, уже после Второй мировой войны, в 50-е годы, ученые стали изучать и эти забытые края. Прежде всего их привлекли следы обитания человеческих общин, находившихся на стадии перехода от мезолита к неолиту, то есть коллективов с зачатками земледелия и скотоводства, но еще в пределах охотничье-собирательского хозяйства. На севере Ирака, в горах Курдистана, американские археологи Роберт Брейдвуд и Ральф Солецки начали интенсивные обследования наиболее перспективных районов. И вот Солецки после сенсационных открытий неандертальских захоронений в пещере Шанидар обнаружил неподалеку от входа в эту самую пещеру открытую стоянку – Зеви-Чеми-Шанидар. Она относилась, по данным радиоуглеродных анализов, примерно к IX тыс. до н. э. Исследователь обратил внимание на необычайное обилие костей животных в слое стоянки – лабораторный анализ показал, что подавляющее их большинство принадлежит овцам. Причем три пятых всех особей были моложе одного года. Это свидетельствовало о том, что овцы были уже домашними: молодых ягнят забивали, чтобы можно было доить маток. Большой интерес представляют и каменные орудия из Зеви-Чеми-Шанидара: грубые каменные зернотерки, шлифованые топоры, серпы в виде кремневых ножевидных пластин-вкладышей, прикрепленных к костяной рукояти с помощью битума или смолы. Мы не знаем, какие именно злаковые растения жали этими серпами обитатели стоянки. Неизвестно и то, были ли эти злаки дикими или культурными. Тем не менее первые шаги в формировании новой производящей экономики земледельческо-скотоводческого типа представлены здесь достаточно хорошо.
Еще более важными оказались результаты многолетних работ большой археолого-ботанической экспедиции во главе с Робертом Брейдвудом (США) в Иракском Курдистане (так называемый проект «Ирак-Джармо»). Впервые в истории ближневосточной археологии геологи, зоологи, ботаники и климатологи предприняли совместно с археологами комплексное исследование природной среды, окружавшей местного первобытного человека. Их открытия позволили сделать вывод о том, что экология того времени существенно не отличалась от современной. Особо важное значение для дальнейшего развития месопотамской археологии имели раскопки экспедиции Р. Брейдвуда на двух археологических памятниках иракского Курдистана – в Карим-Шахире и Джармо. Древнее поселение Карим-Шахир расположено к северу от городка Чамчамаля в Киркукском губернаторстве. Точно определить его время не удалось. Но судя по аналогиям с находками из самих ранних слоев Иерихона (Палестина) Карим-Шахир относится к мезолитическому периоду (IX тыс. до н. э.) и представляет собой хотя и открытую, но временную, сезонную стоянку. Главными источниками питания местных жителей были охота, собирательство и рыбная ловля. Наличие серпов с кремневыми вкладышами и грубых зернотерок в слое стоянки не может служить решающим аргументом в пользу появления земледелия. Присутствие таких орудий свидетельствует лишь о переработке злаков, но не об их возделывании.
Илл. 15. Бригадир иракских рабочих Халаф Джасим с найденной им статуэткой
Илл. 16. Статуэтка-флакон богини плодородия. Халафская культура, Ярым-тепе 2. V тыс. до н. э.
К числу новых технических достижений обитателей Карим-Шахира нужно отнести появление шлифованных каменных топоров и грубых глиняных статуэток. Этот памятник – порог, с которого и начиналась в Месопотамии «неолитическая революция», то есть переход к земледелию и скотоводству как основе хозяйства. А явственные следы более высокой ее стадии демонстрирует нам уже другое поселение – Джармо в Курдистане, относящееся к началу VII тыс. до н. э. Исследовал его Р. Брейдвуд в 1949–1952 гг. По его словам, Джармо целиком подпадает уже под категорию «первичных, подлинно оседлых земледельческих общин Загроса». Само поселение занимает площадь около 1,2 га, состоит из глинобитных наземных домов и расположено на выступе горного плато, нависающем над глубоким ущельем. Толщина культурного слоя достигает 7,6 м. Обломки керамики встречаются лишь в верхней трети почти восьмиметровой толщи холма. Предположение о существовании в Джармо развитого земледелия основывается не столько на находках каменных орудий для жатвы и размалывания злаков, сколько на открытии там зерен культурных растений, в том числе – пшеницы Эммера и двухрядного ячменя.
Илл. 17. Женская статуэтка («богиня плодородия»). Телль-Халаф, Сирия. V тыс. до н. э.
Новые способы получения продуктов питания оставляли довольно много свободного времени у жителей Джармо и для других дел. Показательно появление именно в это время каменных и глиняных фишек для какой-то игры, а также культовых глиняных фигурок женщин и различных животных, что указывает на начало расцвета искусства неолитических племен Северной Месопотамии.
Илл. 18. Керамические печи после расчистки. Халафская культура, Ярым-тепе 2. V тыс. до н. э.
«Решающий рубеж, – отмечает И.М. Дьяконов, – в создании экономики воспроизводства продукта был пройден, и хотя еще медленно, но начинается процесс всестороннего использования открывшихся перспектив». И одним из наиболее ярких его проявлений стал широкий выход горцев Загроса и Синджара на просторы месопотамской равнины. Началось интенсивное освоение новых плодородных земель, заметно ускорившее весь ход культурного развития местных земледельческо-скотоводческих общин и вплотную приблизившее их к порогу цивилизации.
И совсем не случайно, что только после того, как ученые осознали всю значимость северных областей Месопотамии для понимания истоков местной цивилизации, там, на севере, начались серьезные полевые исследования и тут же последовали важнейшие открытия.
В 1942–1945 гг. английский археолог Сетон Ллойд и иракский археолог Фуад Сафар раскопали в 25 км к югу от Мосула телль Хассуна, скрывавший внутри остатки поселка земледельцев и скотоводов VI тыс. до н. э. Этот первый исследованный памятник дал название всей оседлой раннеземледельческой культуре Северной Месопотамии – хассунская. Ее создатели изготовляли грубую, но практичную керамику, стилизованные женские статуэтки (культ плодородия), строили прямоугольные наземные жилища из блоков глины с примесью соломы. «Образ жизни первых поселенцев Хассуны, – пишет немецкий ученый Б. Брентьес, – делает понятным, почему их культура быстро распространилась на сотни километров. Вероятно, в результате многовековой обработки почва в горах истощилась или население увеличилось настолько, что люди были вынуждены покинуть свою страну и отправиться на поиски новых земель. Там, где им нравились пастбища и пахотные земли и где не было врагов, они оставались жить. В противном случае, собрав урожай, двигались дальше…»
Итак, широкое освоение месопотамской равнины начали именно хассунские племена. Но по мере продвижения к югу богарное (неполивное) земледелие стало давать серьезные сбои. И вот в Телль эс-Савване («Кремневый холм»), расположенном на правом берегу Тигра в 11 км к югу от Самарры, в 60-е годы XX в. археологи из Иракского департамента древностей открыли большое поселение площадью 2,5 га, укрепленное глубоким рвом и глинобитной высокой стеной, возникшее в 5600 г. до н. э. Внутри стен было раскопано два здания: одно («Дом № 1») имело два этажа и 14 комнат, второе – еще больше. Часть «Дома № 1» занимал храм из четырех помещений. Среди самых многочисленных находок – фигурки мужчин и женщин из глины и алебастра. Но самое главное – среди найденных хлебных злаков есть такие виды пшеницы и ячменя, возделывание которых возможно лишь при искусственном орошении. А это значит, что простейшие формы ирригации появились в Месопотамии уже в VI тыс. до н. э. Важные результаты принесли также многолетние исследования хассунского поселка Ярым-тепе 1 в Синджарской долине российскими археологами (1969–1976 гг.).
В начале V тыс. до н. э. хассунскую культуру сменяет (или вытесняет) на севере Месопотамии пришлая халафская. И хотя халафскую керамику впервые открыли совершенно случайно в Сирии еще в 30-е годы, целенаправленное изучение этой культуры началось лишь в 50-70-е годы, когда американские и английские археологи исследовали такие интересные халафские памятники, как Арпачия и Тепе-Гавра в районе Мосула, а российская экспедиция на широкой площади и на всю толщину 7-метрового культурного слоя раскопала халафский телль Ярым-тепе 2 (в 1969–1976 гг.). Халафцы создали самую изящную и разнообразную по формам керамику, украшенную великолепной росписью. Круглая в плане архитектура («толосы») – жилая и культовая, развитая религиозная идеология с образом богини-матери (культ плодородия), земледелие и скотоводство как основа хозяйства характеризуют основные черты этой культуры.
Илл. 19. Круглая жилая постройка халафской культуры. Ярым-тепе 2. V тыс. до н. э.
Где-то в конце VI – начале V тыс. до н. э. какие-то северомесопотамские племена достигли самого юга равнины и вышли к берегам Персидского залива. Сетон Ллойд и Фуад Сафар при раскопках городища Абу-Шахрайн (древний город Эреду) в начале 50-х годов обнаружили, что самые нижние его слои содержат керамику, очень похожую на позднехассунскую и датируемую как раз концом VI – началом V тыс. до н. э.
Завершает цепочку дошумерских раннеземледельческих культур так называемая убейдская культура (вторая половина V – середина IV тыс. до н. э.). Впервые открыта в телле Эль-Убейд близ древнего Ура в Южном Ираке. В конце 20-х гг. там работали английские археологи. Исследуя этот телль, они обнаружили под остатками шумерского храма незнакомую расписную керамику – темно-зеленые, обожженные почти до стекловидного состояния черепки, украшенные четкими геометрическими рисунками, нанесенными темно-коричневой и черной краской. Позже здесь удалось вскрыть под наносами ила тростниковые хижины первых жителей поселка с точно такой же расписной посудой. Так в археологической летописи Месопотамии появилась еще одна неизвестная культура, которая по своему хронологическому положению уже непосредственно предшествовала великой шумерской цивилизации.
В 1940 г. иракские специалисты раскопали убейдский поселок в Телль-Укайре близ Багдада. Здесь выявлены добротные глинобитные дома из прямоугольных сырцовых кирпичей со стенами почти метровой высоты, расчищена довольно широкая улица. Основой хозяйства местных жителей служили земледелие, скотоводство и рыболовство (найдены глиняные модели лодок, каменные грузила для сетей и кости крупной рыбы). Убейдская культура (происхождение ее остается неизвестным) быстро распространилась по всей Месопотамии, вытеснив (или уничтожив) на севере великолепную халафскую культуру.
Открытия продолжаются
Что касается памятников шумерской эпохи, то после Второй мировой войны немцы продолжили раскопки в У руке, американцы – в Ниппуре и Кише, англичане (М. Мэллоун) вновь начали раскопки Нимруда.
Илл. 20. Находки халафской культуры из поселения Ярым-тепе 2
а) алебастровый кубок,
б) расписной глиняный шаровидный сосуд,
в) фрагмент керамики с изображением газелей
Еще более интенсивные исследования археологов развернулись по всей Месопотамии в 60-70-е гг. XX в. Заметно расширился при этом и список стран – участниц этой грандиозной археологической эпопеи: к традиционным участникам – Англии, Франции, Германии и США – присоединились Италия, Япония, Дания и Россия. Раскопкам подверглись сотни самых разных памятников всех эпох: от пещерных стоянок первобытного человека в горах Курдистана до громадных городов I тыс. до н. э. типа Ниневии и Вавилона (Иракский директорат древностей). Однако уже ирано-иракская война 1980–1989 гг. сильно сократила и число иностранных экспедиций в Ираке, и размах их исследовательской активности. Окончательный удар по археологическому изучению страны с участием иностранцев нанесла операция американцев и их союзников в 1991 г. – «Буря в пустыне». К тому же во время воздушных бомбардировок сильно пострадали многие всемирно известные памятники древности – например, знаменитый зиккурат Ур-Намму в Уре, построенный в III тыс. до н. э.
Тем не менее, археологическое изучение своей страны по мере возможности продолжали вести и в эти тяжелые годы иракские ученые. И об одном их замечательном открытии я и хочу здесь рассказать. В 1988 г. археолог Музахим Махмуд Хуссейн при раскопках в Нимруде в подземном склепе под полами дворца Ашшурназирпала II обнаружил каменные саркофаги двух ассирийских цариц, где, помимо останков самих высоких особ, находилось 20 кг золотых ювелирных украшений тончайшей работы – серьги, кольца, ожерелья, браслеты, булавки и т. д. По клинописным надписям на саркофагах удалось восстановить имена знатных покойниц: Аталия – жена царя Саргона II (721–705 гг. до н. э.) и Йабай – жена Тиглатпаласара III (744–727 гг. до н. э.). Таким образом, несметные сокровища ассирийских владык – не легенда, не вымысел, а реальность.