Глава 3. Швабра и «Министерство путей общения»
В день отъезда зять был подчёркнуто хмур, но Марья Ивановна без труда раскусила эту военную хитрость. «Кого ты обмануть хочешь! – мысленно посмеивалась она над зятем. – А то я не знаю, чего ты такой мрачный. Маскируешься. Боишься радость показать – вдруг тёща назло останется. Хотела бы я на тебя посмотреть, когда ты с вокзала будешь идти. Тоже мне, конспиратор! Морду кривит, а улыбка наружу так и рвётся. До чего же они глупые, эти мужики!»
Уходя на работу, Павел с порога выдал тёще наставление:
– Смотрите, мама, чтобы к двенадцати были у двери в полной готовности.
Она проворчала:
– Я-то буду, гляди, сам не опоздай. А то один уже подвёз – еле поезд догнали.
– Не волнуйтесь. В этот раз обойдёмся без приключений. Надя! Поторопись!
– В общем, так, мамуля, – сказала дочь, надевая тонкую ветровку. – Если до двенадцати меня не будет, езжайте сами, а я приеду на вокзал.
Когда молодые ушли, Марья Ивановна сложила вещи в чемодан и задумалась: чем бы заняться? «Может, борщ сварить? Зятёк меня хоть и не любит, а борщи мои лопает с удовольствием. Жрать они все горазды!»
Любитель тёщиного борща явился без четверти двенадцать. Обнаружив тёщу в кухне у плиты, он испуганно закричал:
– Что вы делаете, мама?! Опоздаем же!
– Чего ты паникуешь? – спокойно сказала Марья Ивановна, ложкой помешивая кипящий борщ. – Ты когда велел мне быть готовой? В двенадцать. Вот и не дёргайся!
Накрыв кастрюлю крышкой, она выключила газ и пошла собираться.
Без пяти двенадцать она с чемоданом и корзиной была уже в прихожей. Зять с улыбкой гостеприимного хозяина стал открывать дверь.
– Погоди, – остановила его тёща. – Присядем на дорожку.
Она села на чемодан, а Павел – на тумбочку для обуви.
– Ты не обижай Надюшку, – попросила Марья Ивановна. – Она у меня такая слабенькая…
– Что вы опять придумываете! – разозлился Павел. – Никакая она не слабенькая! И с чего вы взяли, что я её обижаю?
– Может, я не так выразилась… Я хотела сказать: жалей, помогай.
– А я разве не помогаю?
– Что-то я этого не заметила.
– Так вы сами за всё хватаетесь, мне и делать ничего не остаётся.
– Значит, тёща плохая, что готовит тебе, убирает, стирает…
– Я же вас не заставляю.
– Так мне Надюшку жалко – всё на ней.
– Да вам лишь бы ко мне придираться!
– А что я такого сказала? Всего лишь попросила, чтобы с дочкой был поласковей.
– Думаете, я не знаю, что вы её против меня настраиваете?
– Что ты врёшь? Ты сам на всех волком смотришь! Ходишь, как…
От слова «мурло» тёща в последний миг удержалась, но это уже не могло остановить пожар войны. Слишком долго копился порох в пороховницах; слишком плотно колчан был набит стрелами взаимных претензий; слишком ретиво затаённая агрессия искала повод к войне – столкновение было неминуемо.
Засвистели отравленные стрелы – тёща припомнила зятю и диван с телевизором, и монстра, и вечно надутую физиономию, и прошлогодний пьяный дебош. Зять тоже не экономил ядовитые стрелы, приправленные журналистским красноречием, и в конце своей злопыхательской речи обозвал тёщу интриганкой и склочницей. Конечно, Марья Ивановна была не настолько глупа, чтобы считать себя идеальной тёщей, а неприязнь зятя вовсе не была для неё откровением, но это несправедливое обвинение возмутило её до глубины души.
«Воздаяние почестей» было в самом разгаре, когда входная дверь стала медленно открываться… и скандалисты увидели Надю с выражением непритворного ужаса на лице.
– Я знала, что вы друг друга недолюбливаете, – пробормотала она дрожащим голосом. – Но я и представить не могла, что вы так друг друга ненавидите.
– А чего ж она…
Павел не успел договорить. С криком «Ты у меня сейчас получишь!» тёща выхватила из кладовки швабру не иначе как с целью нанести оппоненту оскорбление действием. Зять, не мешкая, поменял дислокацию и менял её каждую четверть секунды, уворачиваясь от выпадов разъярённой тёщи. Она преследовала его с азартом разгорячённого охотника. Терять ей было нечего: мосты сожжены, отступать некуда. А коль так, врезать ему как следует на прощание, чтоб не наглел и не зарывался! Однако враг был хитёр. Сообразив, что в тесной цементной коробке плотного контакта со шваброй ему не избежать, он выскочил из квартиры и помчался вниз по лестнице. Тёща бросилась вдогонку. И хотя её пульс метался, как зверь в клетке, она решила не останавливаться, пока зять не получит по заслугам.
Конечно, Павел не ожидал, что тёща отважится продолжить «конструктивный диалог» на улице – такой у него был ошарашенный вид, когда она со шваброй выскочила из подъезда. Откровенно говоря, Марья Ивановна и сама уже была не рада, что «вынесла сор из избы», но оскорблённое самолюбие жаждало отмщения. Павел выхватил из кармана ключи и рванулся к своей тёмно-зелёной «тойоте», припаркованной во дворе. Марья Ивановна хотела догнать его, но неожиданно кто-то сзади схватил швабру за конец ручки. Оказалось, что это Надя. Не отпуская швабру, она, будто на поводке, подвела мать к машине и приказала мужу, который уже завёл двигатель:
– Выходи!
В её тоне было пугающее спокойствие доведённого до крайности человека, и Павел безропотно подчинился.
– Сейчас вы поедете со мной и будете вести себя, как цивилизованные люди, – сказала Надя. – А если вы не послушаетесь, вы для меня больше не существуете.
Она бросила швабру и села за руль.
Смерив зятя негодующим взглядом («Довёл девчонку, подлец!»), Марья Ивановна вместе со шваброй полезла в машину. Павел уселся на переднее место.
– Чемодан же забыли! – спохватился он, когда машина выехала со двора.
– И правда! – всполошилась Марья Ивановна.
– Он тебе не понадобится, мама. Ты никуда не поедешь! – заявила Надя.
Павел дёрнулся так, что чуть не оборвал ремень безопасности, и прохрипел: «Почему?!»
– Что ты задумала, доча? – с беспокойством спросила Марья Ивановна.
– Скоро сами всё узнаете! – ответила Надя.
* * *
Вместо вокзала они приехали к зданию, имеющему самое непосредственное отношение к железной дороге. Выйдя из машины, Павел и Марья Ивановна в недоумении уставились на застывшую в камне музыку – так поэтически величают всякое мало-мальски приличное архитектурное сооружение. Словно окаменев, стояли две фигуры перед «каменной музыкой» с величественными колоннами, скользя изумлёнными взглядами по выступающим каменным буквам надписи: «Дом культуры железнодорожников». Секундная стрелка протанцевала полукруг, прежде чем тёща и зять очнулись.
– Что это значит?! – изумлённо спросил Павел жену.
– Сейчас узнаете. Мама, оставь швабру в машине.
– Ни за что! – воспротивилась Марья Ивановна. – Пока этот тип рядом, я швабру не брошу!
Дочь не стала спорить и молча направилась ко входу. Мать и муж нехотя побрели следом. Поднявшись на второй этаж, они вместе с Надей вошли в небольшую комнату, похожую на школьный класс во время уборки. Столы сдвинуты в центре, на них волнами лежат отрезы бежевой материи. В дальнем углу комнаты – куча стульев. У стены, где дверь, длинный шкаф. На другой стене – большой календарь 2003 года, похожий на картину с весенним пейзажем. Возле одного из окон – конструкция, имитирующая стремянку: стол и на нём – стул. Людей в этой комнате не было.
– Куда ты нас притащила? – спросил Павел жену.
Она ответила:
– На курсы.
– Какие курсы? Кройки и шитья?
– Нет, на курсы общения, – раздался позади них женский голос.
Все трое обернулись и увидели, что в комнату входит молодая женщина, примерно того же возраста, что и Надя.
– Меня зовут Нелли, – представилась она. – Я психолог.
– Запишите их на ваши курсы, – попросила Надя.
– Чего?! – испугалась Марья Ивановна. – Мы не психи!
– Да! – решительно поддержал тёщу Павел.
– Хоть в чем-то вы солидарны, – прошипела Надя.
Павел хотел уйти, но жена схватила его за руку:
– Ты забыл, что я вам сказала?!
Супруг возмутился:
– Да ты что, меня идиотом считаешь?! У меня с головой всё в порядке, и никакие психологи мне не нужны!
– И мне! – заявила рассерженная Марья Ивановна. – Ты меня, доча, так не оскорбляй!
– Никто не сомневается в том, что вы нормальные люди, – заверила их Нелли. – Это большой предрассудок нашего общества – считать, что к психологу обращаются только сумасшедшие. Не нужно относиться к психологии с предубеждением. Вы поймите, психолог – это человек, который лучше остальных знает человеческую природу.
– Мы свою природу сами знаем! – отрубила Марья Ивановна. – И сами в своих делах разберёмся!
Нелли улыбнулась и предложила:
– Если вас так пугает слово «психолог», считайте меня лектором.
– Не надо нас дурить! Мы же не идиоты!
– Вот именно! – снова поддержал тёщу Павел. – Не нужны нам ваши курсы!
Надя рассердилась:
– Ну, от тебя, Павел, я этого не ожидала! С мамой всё понятно: их поколение напичкано предрассудками выше крыши. Но ты-то современный человек.
Забыв о междоусобной распре, недруги выступили единым фронтом против общего врага – психолога и примкнувшей к нему Нади. Не возражая и не перебивая, Нелли выслушала их, а когда они умолкли, попросила:
– Пожалуйста, помогите мне повесить шторы.
– Неужели великий знаток человеческой природы сам не может это сделать? – съехидничал Павел.
– Не могу, – ответила Нелли. – Не достаю до багета. Я хотела взять стремянку, но завхоз куда-то исчез.
– Павел, не вредничай, помоги! – велела Надя.
Тот с хмурой физиономией полез на самодельную «стремянку». Нелли взяла со стола штору и подала ему.
Скептически наблюдая, как зять цепляет материю зажимами на кольцах багета, Марья Ивановна посоветовала психологу:
– Бросайте вы это дело! А то попадётся вам такой вот… – определение заменил презрительный кивок в сторону зятя, – он вам все нервы измотает.
– Или такая вот! – не остался в долгу Павел, вкладывая в интонацию то, что тёща выразила кивком.
Надя, чтобы разрядить обстановку, спросила психолога:
– А почему вы решили повесить шторы, а не жалюзи?
– Для уюта, – пояснила Нелли. – Чтобы интерьер больше напоминал домашний…
– …театр военных действий, – добавил ухмыляющийся Павел.
– Заткнись, полководец недобитый! – послала в него залп тёща и деловито произнесла: – С этими жалюзи возни много. Пылятся быстро, а мыть их такая морока. С занавеской легче – зашвырнул её в стиральную машину и всё.
– Зато жалюзи гладить не надо, – парировал зять.
– Не каждая ткань мнётся, – подкинула портьерам козырь, а зятю – шпильку тёща.
Надя спросила психолога:
– И много людей записалось на ваши курсы?
– Группа уже почти набрана, – ответила Нелли. – Курс делится на три подкурса. Первый – совместные занятия. Второй и третий – отдельно тёщи и зятья. Все три подкурса будут чередоваться.
Павел спрыгнул на пол и начал перетаскивать стол со стулом к другому окну.
– Поторопись! – громко сказала мужу Надя. – Прямо отсюда поедем в загс – подадим заявление о разводе.
– Не остроумно, – буркнул Павел.
– Я не шучу. – В голосе Нади послышалась горечь. – Я уже устала от этой войны и хочу развестись. Так для всех будет лучше.
– А я не дам своего согласия.
– И не нужно. Достаточно будет моего.
– Никакого развода ты не получишь!
Марья Ивановна встревожилась. При всей нелюбви к зятю развода для дочери она не желала. Хватит того, что она сама почти всю жизнь промаялась в одиночестве. А главное то, что Надюшка будет страдать. Она ведь его, подлеца, любит. Ради счастья дочери Марья Ивановна готова была на любые жертвы. К чёрту самолюбие! Пусть думают, что она с приветом, раз пошла к психологу. Может, хоть психолог сумеет приструнить этого негодяя? Марья Ивановна бросила на зятя внимательный взгляд. («Уверен, что я не соглашусь. Тогда и у него будет повод отвертеться. Фигушки, дорогой зятёк!»)
– Знаете что, девушка, – обратилась она к психологу, – мы запишемся на ваши курсы. Это не очень дорого?
– Не волнуйся, мама, я за тебя заплачу, – пообещала Надя.
– Оплата по неделям, – уточнила психолог. – Если вам не понравится – бросите.
– Договорились! Пишите нас обоих, – сказала Марья Ивановна.
– Без меня меня женили, – съехидничал Павел, но больше возражать не стал.
– Чего ты стоишь, как пень? Лезь, вешай занавеску! – рявкнула на него тёща и спросила психолога: – А когда занятия начинаются?
– На следующей неделе, – ответила Нелли.
Она достала из шкафа сумочку и положила её на сдвинутые столы. Вытащила из сумки тетрадь и записала данные о новых клиентах.
– А почему вы здесь? – вдруг спросила Марья Ивановна. – Вы имеете какое-то отношение к Министерству путей сообщения?
– Нет. Я из Министерства путей общения… как все остальные психологи, – пошутила Нелли. – А если серьёзно, к железнодорожникам мы не имеем никакого отношения. Просто они сдают в аренду помещения.
– Кстати, а на какой срок рассчитаны эти курсы? – уточнил Павел.
– На два месяца, – сказала Нелли.
Пронзительный свист оборвался на самой высокой ноте – не сумевший обуздать эмоции Павел смущённо закашлялся в кулак. А в сумочке Нелли что-то запищало.
Марья Ивановна удивилась: что там верещит?
– Это брелок для ключей, – объяснила психолог. – В нём датчик, который реагирует на свист или высокие звуки.
И, достав из сумки брелок, показала его Марье Ивановне. Та встревожилась:
– А у вас что, с памятью нелады?
– Нет, это для мамы. Она часто забывает, куда кладёт ключи.
– А мне зять недавно другой подарочек сделал. Тоже для памяти. – Марью Ивановну аж передёрнуло, когда она вспомнила монстра.
– Занятия ещё не начались, – раздражённо бросил Павел.
Надя подняла глаза к потолку и вздохнула.
– Намаетесь вы с нами, – честно предупредила Марья Ивановна психолога.
Нелли улыбнулась:
– Ничего, это моя работа.
Марья Ивановна смерила её жалостливым взглядом.
– Врагу не пожелаешь такую работу!.. А вещица хорошая, – похвалила она брелок. – Где их продают?