© Татьяна Танилина, 2016
© Лера Капитонова, дизайн обложки, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Ралли. Стометровка по грязи. «А вы к нам надолго?»
Любимец аристократии алой стрелой летел по шоссе. Тучи, нависшие над загородной дорогой, были того же цвета, что и мокрый асфальт. Jaguar S-Type, цвета красный металлик, нёсся к финишу с отчаянным упорством гонщика, понимающего, что шансы выиграть ралли у него невелики.
– Разогнался ты что-то, – проворчал штурман, переведя взгляд с карты на убегающую за горизонт блестящую тёмно-серую ленту. – Дорога мокрая, а ты несёшься, как малахольный! Не дай бог, перевернёмся!
Пилот раздражённо буркнул:
– Не каркайте под руку! Смотрите лучше в карту!
– Я и смотрю. Скоро будет поворот на боковую дорогу. Не проскочи.
Красавец «ягуар» – любимый автомобиль не только аристократов, но и прочей небедной публики – грациозно мчался по безлюдному участку трассы. Километров через десять, сбросив скорость, он свернул на грунтовую дорогу. Здесь грация железного «хищника» моментально исчезла. Он полз по мокрому грунту, переваливаясь с боку на бок, словно жирная утка. Говорят же, что короля делает свита, а машину – дорога. Лавры покорителя бездорожья шикарному достоянию избранных явно не светили.
Штурман опять был недоволен:
– Что ты плетёшься, как черепаха! Мы же не успеем!
– По такой дороге быстрей нельзя! Это вам не танк! – огрызнулся пилот.
Попетляв между вспаханными полями, дорога выровнялась и теперь тянулась параллельно железной дороге, метрах в ста от грунтовой.
Jaguar S-Type остановился напротив маленькой загородной станции. Объезжать поле было слишком долго, а к станции уже подходил поезд, и пилот принял решение – бежать напрямик. Экипаж «ягуара» выскочил из машины и бросился к багажнику. Пилот – русый мужчина лет сорока, в куртке стального цвета. Штурман – женщина пенсионного возраста, в коричневом плаще и бежевой беретке на коротких каштановых волосах. Мужчина вытащил из багажника чемодан, а женщина – плетёную корзину. Стартовали от машины они одновременно, однако вскоре женщина отстала. Беспокойно оглядываясь, мужчина лихорадочно вскрикивал:
– Быстрей, мамаша, быстрей! Тут стоянка очень короткая!
– Не могу я быстрей! – тяжело дыша, оправдывалась женщина, еле вытаскивая увязающие в мокрой почве ноги. – Сердце и так чуть не выскочит! Из последних сил уже ползу.
Услышав гудок стоящего на станции поезда, мужчина издал отчаянный вопль.
– Уедет, сейчас уедет! Я его задержу, а вы подползайте, мамаша! Только быстрей, мамаша! Я вас умоляю, быстрей!
Выскочив на перрон, мужчина подбежал к тепловозу и обратился к машинисту, выглядывающему в окно.
– Слышь, друг, умоляю, подожди минутку! Мамашу на поезд надо посадить. Вон она, бежит через поле. Опоздали мы, из города сюда примчались. Прошу тебя: подожди!
– Это тебе не такси! – рявкнул машинист. – Ежели я каждого ждать буду…
Не дослушав его, мужчина бросил на перроне чемодан, а сам спрыгнул на рельсы перед тепловозом.
– Никуда не поедешь, пока её не заберёшь! – заорал он, раскинув руки, словно таким образом намеревался удержать поезд. – Зря, что ли, я в такую даль пёрся?!
– Уйди с рельсов, идиот! – закричал машинист, высунувшись из окна.
Мужчина умоляюще сложил руки и с надрывом воскликнул:
– Будь человеком – подожди! У тебя же самого, наверно, тёща есть! Ну, ты же должен понимать!
– Так ты тёщу провожаешь?.. Ладно, подожду, – смилостивился машинист.
И, покачав головой, сказал помощнику:
– Вот довела парня тёща! Уже под поезд готов броситься, лишь бы ещё на день не осталась.
Мужчина запрыгнул на платформу и отчаянно замахал женщине, которая уже выбегала с поля. Когда они подскочили к вагону, стоящая на подножке проводница заявила: «Я вас не пущу с такой грязищей! Вы мне весь вагон заляпаете!». Выворачивая ступни, женщина счистила об асфальт налипшую на полусапожки грязь. Мужчина выхватил из корзинки литровую пластиковую бутылку, открыл её и, присев на корточки, стал лить воду на обувь тёщи, другой рукой оттирая остатки грязи.
Женщина возмутилась:
– Ты что делаешь?! Это же минералка мне на дорогу!
– Ничего, мамаша, ничего, – бормотал сидящий у её ног зять. – В поезде есть вагон-ресторан. И на остановках воды полно.
Снова раздался гудок. Вагоны дрогнули. Мужчина отшвырнул пустую бутылку, подсадил тёщу на подножку вагона, подал чемодан и корзину. Состав медленно тронулся с места. «Всем привет, Мариванна!» – радостно закричал зять. И, счастливый, долго махал рукой вслед уходящему поезду.
* * *
Навестив двух старших дочерей, Марья Ивановна сейчас ехала в гости к младшей.
Судьба разбросала детей по разным городам России, и теперь домой, в маленький городок Дубровинка, недалеко от российско-белорусской границы, дочки приезжали редко. Но Марья Ивановна не обижалась. Она понимала: у дочерей уже своя жизнь. Семья, работа, хлопоты. Не так-то просто бывает выбраться. Гораздо легче ей, одинокой пенсионерке, самой приехать в гости. Весь год она копила деньги на дорогу, а в середине апреля начиналось родственное турне – по две недели в гостях у каждой дочери.
Старшая дочь жила на Урале. Средняя – в архангельской области. А младшая – в московской, ближе всех к Дубровинке. Но по заведённой традиции мать сначала ехала в гости к старшей, потом – к средней, а после этого навещала младшенькую – Надюшку. Старшим дочерям было за тридцать, младшей – двадцать восемь. Старшие рано выскочили замуж, у обеих было уже по двое детей. Надя вышла замуж недавно, и детей у неё пока не было.
Нельзя сказать, что Марья Ивановна любила Надю больше, чем других дочерей. Скорее, она больше волновалась за неё. Старшие девчонки – крепкие, бойкие, за словом в карман не полезут и за себя постоят. А Надюшка, с детства тоненькая, как былиночка, всегда была застенчивой. У Марьи Ивановны сердце сжималось от жалости, когда она думала о дочери. Таким трудно живётся в мире, где властвует принцип «нахальство – второе счастье».
Выйдя замуж, Надя переехала к мужу в город Новомирск московской области. У молодых была своя двухкомнатная квартира в десятиэтажном доме. И когда Марья Ивановна приезжала в гости, ей даже выделяли отдельную комнату. Наверно, мать гостила бы подольше и навещала младшенькую почаще – ведь та жила ближе всех, – но отношения с зятем были не ахти. До скандалов доходило редко. Взаимная неприязнь скрывалась за грубо скроенной ширмой дипломатии. Худой мир, который лучше доброй ссоры, держался лишь потому, что проживали зять и тёща в разных городах. Живи они в одном городе или, того хуже, в одной квартире, непременно разгорелась бы зятёщевская война. Это определение Марья Ивановна придумала после первого скандала со старшим зятем. Когда вышла замуж средняя дочь, матери пришлось вести зятёщевскую войну уже на два фронта. Порядком устав от многочисленных баталий, Марья Ивановна в глубине души надеялась, что младший зять будет идеальным, и ей не придётся вести зятёщевскую войну аж на три фронта. Но всё вышло с точностью до наоборот. Младший зять Павел оказался самым сволочным. Наглый, самоуверенный, чёрствый, ленивый, дерзкий. И угораздило же Надюшку в него влюбиться!
При мысли о младшем («самом вражеском зяте») у Марьи Ивановны сжимались кулаки. Эх, не такого мужа достойна её дочь. Но, увы, штамп из паспорта, как и слова из песни, не выкинешь. Значит, надо деликатничать, улыбаться и делать вид, что всё хорошо. Пока хватит нервов и пока не занемеет рука, держащая фигу в кармане.
* * *
На следующий день, вечером, поезд пришёл в Новомирск. Выйдя из вагона, Марья Ивановна растерянно огляделась. Ни дочери, ни зятя не видно.
– Что, не пришли ваши? – спросила проводница.
Марья Ивановна отрицательно покачала головой и, вздохнув, пробормотала:
– Может, зять нарочно не пришёл и дочку не пустил меня встречать? Мы с ним не очень-то ладим. И за что моей младшенькой такой дурень достался?
– Понимаю, – сочувственно кивнула проводница. – У меня у самой два зятя. Век бы их не видеть! Растишь-растишь, а потом попадется такой обормот…
«Мариванна!» – вдруг вынырнул из вокзального шума крик.
Обернувшись, Марья Ивановна увидела идущего к ней зятя. («А почему он один, без Надюшки? Неужели что-то случилось?»)
Подойдя к тёще, Павел поздоровался и сказал:
– А Надю с работы не отпустили. У них там запарка с отчётом. Она звонила, просила извиниться. Как вы?
– Ничего. Жива-здорова.
«И готова к бою», – мысленно добавила Марья Ивановна, вручая зятю чемодан.
* * *
Только они вошли в квартиру и Марья Ивановна стала расстёгивать плащ, домой вернулась Надя. Она обняла мать и виноватым тоном сказала:
– Извини, мамочка, что я тебя не встретила. Не могла с работы уйти пораньше.
Марья Ивановна отстранила дочь и окинула её жалостливым взглядом.
– Доча, милая, ты что-то похудела. Ну, такая тощая!
– Не выдумывайте! – раздражённо пробурчал Павел. – У неё нормальная фигура.
Метнув на зятя неприязненный взгляд («Сам-то, ишь, какой боров!»), Марья Ивановна ласково улыбнулась дочери:
– Ну, ничего. Я тебя откормлю.
– Давай-ка лучше сначала я тебя накормлю, – предложила Надя.
Пока закипал чайник и подогревался ужин, Марья Ивановна рассказывала о сумасшедшем ралли вдогонку за поездом.
– Анатолий пообещал отвезти меня на вокзал, да припозднился – начальника его по совещаниям черти носили. Приехали мы на вокзал, а поезд уже тю-тю. Мы спросили, где следующая остановка, и помчались на загородную станцию. Летели, как шебутные. Думаю: не дай бог зять разобьёт машину, его начальник потом со свету сживёт. Она же дорогущая… Забыла название… Не то пантера, не то леопард…
– Ягуар, – подсказал хмурый зять.
Марья Ивановна бросила на него испытующий взгляд. («Ишь, какой смурной. Злится, небось, что я на поезд запрыгнуть успела». )
– Ага, он самый, – кивнула она. – Мы до станции не доехали – там по дороге объезжать далеко было, а поезд, глядим, уже подходит. Бросили мы машину и бегом через поле к железной дороге. Там недалеко – метров сто. Но земля мокрая, бежать тяжело. Зять рванулся вперёд – поезд придержать… Всё-таки успели. Ну, а дальше ехала без приключений. Соседи попались непьющие, смирные.
– А вы к нам надолго? – поинтересовался зять.
– Павел! – Надя укоризненно посмотрела на мужа.
– Я просто так спросил.
(«Да уж, конечно! Знаю я твоё „просто так“. Небось, только и мечтаешь кубарем с лестницы меня спустить». ) Марья Ивановна усмехнулась и напомнила старую шутку:
– Говорят, что гость только три дня гость, а потом с ним можно не церемониться – выпроваживать.
Павел улыбнулся.
– В общем, недельку-другую поживу, а может, и больше, – погасила улыбку на лице зятя внутренне торжествующая, но с виду невозмутимая тёща.