МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ
Я знал двух Горбачевых. Горбачев Михаил Сергеевич в 60—70-е годы и до 1986 года – это один Горбачев. А после 1986 года – уже другой.
* * *
Судьба меня забросила на Ставрополье летом 1968 года. В мае – июне во главе большой группы офицеров я был в командировке в Грозном. Готовился вопрос на заседание коллегии Комитета государственной безопасности СССР. Почти полтора месяца знакомились с оперативной обстановкой и работой чекистов Чечено-Ингушской Республики, которая уже в те годы была, как бы помягче сказать, не «холодной точкой». В середине июня по аппарату правительственной ВЧ-связи позвонил из Москвы начальник управления кадров КГБ СССР В.М. Чебриков:
– Один в кабинете? Попроси товарищей уйти.
После некоторой паузы:
– Прошу завтра быть в Москве. Вылетай первым рейсом.
– А что случилось?
– Вчера было заседание коллегии, посоветовались и решили, что ты поедешь работать в Ставрополь начальником краевого управления.
– Виктор Михайлович, я ведь только три года как из Белоруссии приехал, семья толком не акклиматизировалась в Москве, дети учатся. Дайте хоть с женой посоветоваться.
– Но мы ведь не жену посылаем работать, а тебя. Советуйся, но завтра быть в Москве.
Позвонил жене:
– Собирай чемоданы, переезжаем в Ставрополь.
– А это где? Там, где Сочи?
– Нет, там, где Ессентуки.
Неделя в столице прошла быстро. Побывал на беседе в отделе ЦК КПСС, у секретарей ЦК, членов коллегии Комитета.
И у всех – непременное: расскажите о Чечне. Рассказывал подробно, благо за время командировки не только изучил тогдашнюю обстановку, но и заглянул в историю.
А ситуация в республике была напряженной. Население терроризировали две вооруженные банды, действовавшие еще с 1944 года. Плохо решались социальные вопросы, особенно беспокоили национальные отношения…
* * *
Утвердили меня начальником краевого управления на удивление быстро. Уже первого июля я был на новом месте службы. Ставрополь встретил жарой под сорок градусов и пылью. Старый, уютный губернский город. В основном двух– и трехэтажные дома, зеленые улицы.
В двадцатых числах июля 1968 года на пленуме вторым секретарем краевого комитета партии утвердили Михаила Сергеевича Горбачева. Первый секретарь крайкома Л.Н. Ефремов, толковый руководитель и мудрый человек, приболел, затем уехал в отпуск. На хозяйстве, как говорится, остался Горбачев. Общались с ним почти ежедневно. Это помогало мне осваиваться на новом месте, знакомиться с людьми.
Михаил Сергеевич производил хорошее впечатление. Молодой, энергичный, общительный. Рядом с умудренным опытом Ефремовым – совсем даже неплохо.
Обстановка на Ставрополье чем-то напоминала Белоруссию. Отношения между людьми – простые. В меру – строгость, в меру – веселье.
На севере края – степь, лесостепь, на юге – горы, на востоке, ближе к Каспию, – полупустыня. Сейчас, когда туда пришла вода Большого Ставропольского канала, там оазис. Все знают, что это житница России, но не всем известно, что это зона рискованного земледелия. Природа закаляла людей, не давала расслабиться.
Жемчужины края – здравницы Кисловодск, Ессентуки, Пятигорск, Железноводск, Теберда, Домбай. За последние сорок лет в крае выросли такие промышленные гиганты, как Невинномысск, Буденновск, Георгиевск, Минеральные Воды, сам Ставрополь стал городом-красавцем.
Но вернемся к Горбачеву. Семья была скромной. Дочь Ирина – умная, красивая девочка-старшеклассница, Раиса Максимовна – скромный преподаватель сельхозинститута. Жили они без излишеств. Даже дачи – обычного финского домика – не имели. По выходным выезжали на природу. Ходили пешком по двадцать и более километров. Бражничать не любили. Правда, по праздникам собирались у друзей. По очереди.
Ко мне присматривались, что за человек приехал на Ставрополье. Но вскоре приняли в коллектив. И как-то незаметно это произошло. Осенью 1969 года подошла очередь нашей семье принимать гостей. Приняли по-белорусски. С драниками, мачанкой, грибочками и «Беловежской». После очередной чарки тамада предложил тост за нас с Ольгой Александровной и, между прочим, сказал: «У нас, казаков, людей принимают или на всю жизнь, или, если ты с червоточиной, хоть двадцать или пятьдесят лет живи в станице, все равно будешь чужаком. А вы за год вошли в нашу среду, как нож в масло. Будто всю жизнь с нами»…
Прикипел я к гостеприимному краю, внуки здесь родились и выросли, и приезжаю на Ставрополье, как в родные места.
* * *
Подходил 1970 год. Звонит первый заместитель Ю.В. Андропова С.К. Цвигун:
– Приезжай в Москву на пару дней.
– Да я недавно был, Семен Кузьмич, у меня вопросов в Москве нет.
– Ну я же не каждый день приглашаю, приезжай.
Во время встречи за чашкой чая Цвигун поинтересовался, как жизнь в крае и т.д., а затем задает вопрос:
– Кого ты видишь первым секретарем в крае?
– Двух человек. Босенко Николай Васильевич. Порядочный человек, инженер, участник войны, хороший организатор и работник. И Горбачев Михаил Сергеевич. Он моложе Босенко на 13 лет, юрист, далеко не глупый, перспективный.
– Он ведь первым секретарем крайкома ВЛКСМ работал в одно время с Шелепиным и Семичастным. Одна ведь команда.
Тогда «старики» в Политбюро, и особенно Брежнев, панически боялись тех, кто работал с Шелепиным и Семичастным. Я же не понимал и до сих пор не понимаю этих игр. Но тогда среагировал быстро:
– Семен Кузьмич, не входит Горбачев в эту команду.
– Откуда ты это знаешь, ведь недавно там работаешь.
Я привел убедительный пример. В 1966 году, отправляясь в командировку в Ставрополь, я получил конфиденциальное поручение заместителя председателя КГБ СССР по кадрам А.И. Перепелицина присмотреться к людям и подобрать кандидатуру на должность начальника УКГБ из местных. Мой партизанский товарищ Николай Лыжин, долго работавший секретарем крайкома партии по кадрам, посоветовал присмотреться к Горбачеву, секретарю горкома. Короче, «привез» я тогда кандидатуру Горбачева, объективную характеристику на него. Когда доложили тогдашнему председателю КГБ СССР В.Е. Семичастному, тот отверг ее категорически: «Не подойдет, не показывайте больше эту кандидатуру».
Вот об этом я и рассказал С.К. Цвигуну, который был особо доверенным человеком у Брежнева, его старым товарищем. Это по его поручению Цвигун проявил интерес к Горбачеву. Большинству читателей, видимо, трудно представить все тонкости кадровых дел на «Олимпе» власти.
Для Горбачева это была последняя и решающая проверка. В январе 1970 года он занял высшую ступеньку в руководстве краем. Карьерный маятник круто пошел вверх. Его величество случай сыграл свою роль не только в жизни Михаила Сергеевича, но и, как оказалось впоследствии, в истории государства, Европы, мира, XX века. Сознавал ли я тогда значимость своего поступка? Нет, разумеется. Для меня было важным то, что поступил честно, не оклеветал человека, а сказал о нем то, что тогда думал и знал.
Тогда, в 70-е годы, по отношению к Горбачеву я поступил элементарно порядочно. Мне и во сне дурном не могло присниться то, что сделает Горбачев с государством, во главе которого волею судьбы окажется.
* * *
Все было впереди. А тогда, будучи первым секретарем крайкома, М.С. Горбачев работал много, заботился о развитии экономики края. Поддерживал и подхватывал добрые инициативы. Интересно работал над своими докладами, статьями. Подготовит ему аппарат уйму материалов, напишет «болванку». Он все это прочитывал, осмысливал, затем закрывался на несколько дней в кабинете и диктовал стенографистке свой текст, который затем обсуждался коллегиально.
* * *
Не один раз наедине мы обсуждали проблемы в крае и стране. Уже тогда всех тревожила обстановка. Понимали, что нужны реформы. Но я не помню, чтобы у Горбачева возникали идеи, подобные тем, которые у него появились в 1986-м и в последующие годы.
* * *
Как-то в Домбае за завтраком, на котором присутствовали П.М. Машеров, руководители Эстонии И. Кэбин и К. Вайно, разгорелась дискуссия об отчислениях в союзный фонд. Кэбин страстно доказывал, что 90 процентов производимых в республике мяса и молочных продуктов надо оставлять в Эстонии. Горбачев ставил вопрос так: а как тогда кормить рабочих Урала, которые для тех же эстонцев производят технику, как кормить армию? Машеров и Вайно улыбались, слушая спор, а Кэбин запальчиво отстаивал свою точку зрения:
– Как я могу сдерживать в республике национализм, если в 70-е годы эстонец потребляет мяса меньше, чем в 1940 году?
Горбачев взорвался:
– Не пугайте эстонским национализмом. Вы никогда не задумывались о русском национализме? Если он проснется, всем будет плохо.
* * *
На Кавказские Минеральные Воды после 1968 года приезжали на лечение – летом и зимой – многие члены Политбюро, министры, деятели культуры, зарубежные гости. Круг общения был широкий. Естественно, интересовались личностью молодого первого секретаря крайкома. Присматривались. Многие присматривались, так сказать, на перспективу.
Не скрою, и меня часто доверительно спрашивали о нем. Я душой не кривил. Говорил, что знал, что чувствовал. Не любил интриговать. Всегда придерживался правила: если хочешь добра, не приукрашивай, не льсти, говори правду, как ее видишь и понимаешь. Согласитесь, хорошее правило, хотя оно и не всегда шло мне на пользу.
Конечно, и Ю.В. Андропов во время ежегодных приездов на курорт тоже близко познакомился с Михаилом Сергеевичем и, разумеется, мог сравнивать его со «старцами» на «кремлевском Олимпе». На фоне немощных Брежнева, Черненко, Тихонова, Подгорного Горбачев выглядел орлом. Ему легко досталась власть, в 1985 году его встретили с восторгом, надеждой, облегчением, даже триумфом. Наконец-то к власти пришел активный, дееспособный человек. И выступает не по бумажке…
* * *
13 марта 1985 года я позвонил в приемную М.С. Горбачева на пятом этаже здания на Старой площади. Хотел поздравить с избранием Генеральным секретарем ЦК КПСС. Дежурил секретарь Владимир Маркелович Савицкий. Его неоднократные попытки соединить по телефону с Михаилом Сергеевичем были тщетными. Телефонные аппараты были раскалены – все спешили поздравить.
Вечером по «вертушке» позвонил на дачу. Трубку взяла Раиса Максимовна.
– Прошу передать мои поздравления и добрые пожелания Михаилу Сергеевичу. Понимаю, что с сего дня он принадлежит истории. Теперь нам, смертным, к нему не дозвониться.
С этого мартовского дня личное общение прекратилось. Хотя еще в конце 1984 года мы хорошо, по-семейному, провели вечер у нас дома.
* * *
В начале лета 1991 года в субботний день, утром, раздался телефонный звонок.
– Будете разговаривать с председателем КГБ Владимиром Александровичем Крючковым. Соединяем…
– Слушаю вас, Владимир Александрович…
– Можешь сейчас приехать в Комитет?
– Могу.
– Сколько времени потребуется? Машина есть?
– Машина есть, но шоферы, члены профсоюза, в выходные дни не работают. На трамвай и троллейбус уйдет около часа.
– Сейчас придет машина.
Через 15–20 минут прибыл на Лубянку.
Крючков:
– Мне поручили с тобой переговорить. Михаил Сергеевич весьма встревожен твоим вчерашним разговором по телефону с Раисой Максимовной. Очень обеспокоен…
Я стал подробно рассказывать Крючкову о вчерашнем телефонном разговоре.
Дело было в пятницу. К концу рабочего дня я позвонил на дачу, чтобы передать какую-то бытовую просьбу наших общих друзей из Ставрополя (дозвониться до Горбачевых они, естественно, не смогли). Но затем разговор переключился на другие темы. Вначале общеполитические.
Раиса Максимовна:
– Как вы считаете, сколько понадобится времени, чтобы страна вышла из экономического кризиса?
– Думаю, лет десять, не меньше.
– Ну, такой пессимизм. Не ожидала такого ответа от оптимиста.
– Ну, если пессимист, то лет двадцать, а может, и все тридцать понадобится.
Завязалась телефонная дискуссия. Между нами это было не впервой. И тут я, по своей старой привычке говорить предельно откровенно, сказал: «В последнее время никто не может взять в толк, куда ведет страну Горбачев… Как вы думаете жить дальше. Кем вы себя окружили, какими людьми? Советники в политике, идеологии – Яковлев, Медведев, в экономике – академик Шаталин. Я пару дней назад смотрел его интервью по телевидению. Больной человек. Жалко смотреть, полная беспомощность».
Слово за слово… В общем, меня понесло.
– Раиса Максимовна, неужели не понимаете, что вы же докатитесь до румынского варианта. Вы хотите разделить участь Чаушеску?
Не помню деталей дальнейшего разговора. Расстроился. Посмотрел на часы – больше часа проговорил. На дачу уже ехать поздно. А главное – злой на себя: зачем разоткровенничался, наговорил лишнего.
Ну а утром, в субботу, – длинный разговор у В.А. Крючкова. Человек он обстоятельный, разумный, тактичный. Изредка задаст вопрос и внимательно слушает, не перебивает. Я поймал себя на мысли: он хорошо знает содержание вчерашнего разговора, причем в мельчайших деталях. Выходит, записали вчерашний разговор?
Приехал домой. Стал анализировать, размышлять. О том, что сказал, не раскаивался. Но как же так: разговор-то доверительный с Раисой Максимовной, хотя и резкий, особенно о возможности повторить судьбу Чаушеску. В таком случае мог сам Горбачев позвонить и сказать по-товарищески: «Чего это ты болтаешь, Эдуард…» Коротко и ясно. Или же пригласить на обстоятельный разговор.
Так нет же, поручает разговаривать председателю КГБ, прямому моему начальнику. Поручает Крючкову сказать о том, что он очень обеспокоен содержанием разговора. Вот тебе и дружба, наивный человек.
До этого случая я еще верил в нашу дружбу.
* * *
О Горбачеве 90-х годов писать не хочется. Не хочется писать о десятилетии «великого предательства». Но и топтать поверженного не хочется.
Его многие винят в сегодняшних бедах. Но особенно достается Горбачеву на его родине – на Ставрополье. За то, что жестоко обманул их надежды. Не прощают земляки за то, что случилось со страной, в которой родились и живем, за унижения, последовавшие за развалом СССР, за то, что Ставрополье стало прифронтовой зоной.
Не прощают за то, что допустил к государственной политике такую зловещую фигуру XX века, как Александр Яковлев, и таких беспринципных, как Борис Ельцин. У меня иногда возникает мысль, что поссорились Горбачев и Ельцин потому, что оба они по сути (не по форме) одинаковы. Одинаковы в смысле беспринципности. Когда партия и власть были в силе, они верой и правдой служили им и даже производили впечатление прогрессивно мыслящих, энергичных людей. Как только партия, бывшая стержнем власти, ослабела, они первыми и начали ее лягать. Это – по своей сути – лакейская философия и рабская мораль. Пока хозяин силен, раб и лакей ему верны. Лишь только на хозяина обрушились неприятности, тот же верный раб или лакей начинают думать о том, чтобы найти нового, сильного покровителя. Или занять хозяйское место, если обстоятельства этому очень уж способствуют.
* * *
С приходом Горбачева многие ждали ветра перемен. А ветер перемен, по выражению политолога В. Никонова, приобрел шквалистый характер, в итоге разразился тайфун, после которого исчезло государство, где мы жили.
Горбачева любили и любят иностранцы и не любит собственный народ. Нельзя же принимать за народную любовь словоблудие трехсот чествовавших его на юбилее 2 марта 2001 года в самом дорогом, фешенебельном ресторане Москвы.
В интервью «Трибуне» М.С. Горбачев на вопрос, что его больше всего отталкивает в людях, ответил: ПРЕДАТЕЛЬСТВО. Большего предательства в XX веке, чем совершил Горбачев, история России не знает.
* * *
После написания главы о Горбачеве состоялся телефонный разговор с талантливым белорусским журналистом А. Юдчицом: «А надо ли сегодня писать о Горбачеве в светлых тонах? Ваши дороги разошлись в 1974 году. До этого периода можно, наверное. А потом? Писать о нем хорошо – ручка вываливается, чернила пересыхают».
Я заново перечитал страницы написанного. Нет, я не могу отказаться от своих слов. Иначе будет необъективно, от правды отступать не могу.
Да, я знал двух Горбачевых. В то время, когда начиналось мое узнавание, он был человеком трезвомыслящим, выступающим против лжи, обмана, пьянства, догматизма, коррупции, культа. Были и клятвы в верности идеям. Сами понимаете, каким. Потом пришло другое. Эти две стороны характера и деятельности Горбачева еще долго будут интересовать исследователей. И очень важно оставить потомкам объективные свидетельства тех, кто знал Горбачева лично.
* * *
В последнее десятилетие о Михаиле Сергеевиче написано много мифов. Он и сам создает эти мифы. Он пишет о том, например, как состоялась его первая встреча с Ю.В. Андроповым в Железноводске в 1969 году, как он ждал в коридоре целых сорок минут, пока его примут.
А ведь я тоже помню ту первую встречу. Она была не тет-а-тет, как пишет Михаил Сергеевич. Дело было по-иному. Тогда на встречу приехали первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС Леонид Николаевич Ефремов (бывший кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, пребывавший на Ставрополье в опале после смещения Н.С. Хрущева), второй секретарь М.С. Горбачев – никому еще не известный деятель, а также ваш покорный слуга – начальник краевого управления госбезопасности, лично отвечавший за жизнь охраняемого лица, коим был Юрий Владимирович во время его пребывания в крае. В санатории «Дубовая роща» нас ждали, а не мы ожидали.
Вопреки утверждениям, которые содержатся в книгах Роя Медведева и других, ни одна встреча с Юрием Владимировичем в те годы НЕ ПРОХОДИЛА БЕЗ МОЕГО УЧАСТИЯ. (Пока живы свидетели, можно их спросить, через несколько лет спрашивать будет не у кого.) Дело в том, что в то время я пользовался безграничным (без преувеличения) доверием Юрия Владимировича. (Через пять-шесть лет этого доверия поубавилось. Но это иной разговор и по иному поводу.) Горбачев в ту пору таким доверием не пользовался.
Ю.В. Андропов в те годы (1968–1974) доверял моим оценкам личности Горбачева. Они были объективными, т.е. такими, каким был Михаил Сергеевич, а не таким, каким он стал позже.
Почему важно быть беспристрастным свидетелем истории? История делается нами, грешными людьми. По крайней мере, если не делается, то проходит на наших глазах, с нашим участием. В начале жизненной карьеры мои мудрые учителя В.3. Корж, В.З. Хоружая, К.Т. Мазуров учили меня всегда (а не иногда) быть объективным в оценках людей. Не хочу изменять этому правилу.
Что произошло с Горбачевым за последние тридцать лет – от правоверного коммуниста до антикоммуниста? Может, XXI век ответит?
Меня до глубины души возмутило сообщение в газетах о том, что Горбачев в речи на семинаре в Американском университете в Турции в 1999 году сказал: «Целью моей жизни было уничтожение коммунизма…».
Или у меня крыша поехала, или у Горбачева? Я не хотел верить этому. Ждал от него опровержения или подтверждения. Но их не было. Как это понимать? Сказал или не сказал? Были мучительные сомнения, не верилось, что это могло быть. И только в мае 2001 года прочитал в книге Горбачева «Неоконченная история» (3000 экз.): «Все это глупость, очередная фальшивка… Вы прекрасно понимаете, что ничего подобного ни я, ни Раиса Максимовна делать не могли». В данном случае хочу верить этим словам Горбачева.
Дело не в словах, а в делах. Великой державы не стало. Этим все сказано.
Наши (я не сказал, что мои) скромные свидетельства, возможно, в чем-то помогут будущим исследователям истории. Между прочим, за последние десятилетия ко мне ни разу не обратились ни Рой Медведев, ни другие, часто пишущие о Горбачеве. Почему? Не знаю, могу только догадываться. Дорога ко мне всегда открыта.
Было бы неправильно умалчивать о положительном в деятельности Горбачева. Главное – открыл миру Советский Союз не как «империю зла», ввел некоторые демократические нормы.
Горбачев, конечно, не додумался бы дирижировать оркестром в Берлине. Не пописал бы в Америке на колесо самолета. Не проспал бы по пьянке остановку в Шенноне. Вообще, трезвый президент СССР отличался от нетрезвого президента России.
* * *
Итак, об объективности. Какой образ хотим лепить, какими красками будем рисовать? Только черными, белыми или розовыми? Дело не только вкуса, но и совести. В конце XX века получилось то, что получилось. Виноват в этом Горбачев и его высокое окружение.
А мы? Виноваты или невинны? С каким восторгом встретили приход молодого, энергичного и неглупого лидера страны в 1985-м!.. Кажется, с восторгом переборщили. И не упрекаем себя. Виню ли я людей за их восторг? Нет. Ищу им оправдания. Люди верили в наступление лучшей жизни, ждали хороших перемен. Обманулись в ожиданиях. Вернее – их обманули. Жестоко обманули. Кто? Горбачев, Ельцин, члены Политбюро – в первую очередь А.Н. Яковлев и иже с ним. Ответил кто-нибудь за обман народа? Да нет, процветают, недурно устроились в жизни. Посмотрите на дачные поселки «борцов с привилегиями», на их шикарные лимузины. А рабочий, крестьянин, офицер, всю жизнь тянувшие лямку, что получили от «великих демократов»? Получили «мерседесы», счета в швейцарских банках? Или только ваучеры Чубайса?
Так надо ли писать о Горбачеве? Надо. Какой краской? Это дело совести и убеждений пишущего. У каждого свое право. Но объективность нужна во всех случаях.
Так как же все-таки писать? Может, как Эрнст Неизвестный подошел к ваянию памятника Н.С. Хрущеву? Одна половина светлая, а вторая – черная?
* * *
P.S. Учитывая, что бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС не читает «Правду», позволю себе процитировать статью в № 4 от 15–16 января 2002 года. Речь идет о планах развала СССР (хронология).
1925 год. Адольф Гитлер в «Майн кампф» цинично провозгласил: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев и белорусов. Нет никаких причин не сделать этого». Как известно, с планом «Барбаросса» шла разработка и плана «Ост», согласно которому после своей победы над СССР фашизм намеревался покрыть Сибирь лагерями типа Освенцим и осуществить на практике массовое истребление советских людей. Примерно за 30 лет намечалось физически уничтожить подавляющую часть населения Советского Союза, в первую очередь – русских как объединительное начало славянских и проживающих с ними рядом других народов. Это были цели расширения жизненного пространства для германской нации. Бредовым замыслам Гитлера не суждено было сбыться – Красная армия разгромила десятимиллионную гитлеровскую армию и водрузила Знамя Победы над Берлином. По крайней мере полмира было освобождено от угрозы гитлеровской чумы.
1945 год. Война шла к концу, победоносному для СССР. Директор ЦРУ Аллен Даллес подготовил план развала СССР изнутри. Этот план энергично поддержал Трумэн, 33-й президент США. Ставка делалась на внутреннюю контрреволюцию, на развал страны изнутри, путем идейно-нравственного разложения советского общества, подмены социалистических ценностей фальшивыми западными, разжигания национальной вражды, поощрения коррупции и взяточничества и, самое главное, растления молодежи.
1948 год, август. Появилась секретная директива Совету национальной безопасности США, в которой отмечалось: «Правительство вынуждено в интересах развернувшейся ныне политической войны наметить более определенные и воинственные цели в отношении России. Наша цель – свержение Советской власти. Наше дело – работать и добиться того, чтобы там, в СССР, свершились внутренние события. Речь идет прежде всего о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом и военном отношениях».
1948 год. Комитет начальников штабов США подготовил проект уничтожения СССР под кодовым названием «Дрошпот».
1948 год, апрель. Трумэн утверждает директиву Совета национальной безопасности № 68, означавшую продолжение плана Даллеса.
«Нам нужно, – говорилось в директиве, – вести открытую психологическую войну с цепью вызвать массовое предательство в отношении Советов и разрушать иные замыслы Кремля. Усилить позитивные и своевременные меры и операции тайными средствами в области экономической, психологической и политической войны с целью вызвать и поддержать волнения и восстания в избранных стратегически важных странах-сателлитах».
1959 год. В США появляется документ, конкретизирующий цель американской политики: «США должны стремиться к расчленению советского монстра на 22 государства».
При президенте Р. Рейгане секретными директивами Совета национальной безопасности определялась последовательность акции «окончательного демонтажа СССР». Предусматривалось «произвести фундаментальные изменения советской системы» под видом реализации программы «Расширение демократии и публичной дипломатии». Рейган получил от финансовой элиты «Мандат президенту» и огромные средства на подготовку кадров, создание прозападных партий, движений и органов информации. На эти деньги десятки и сотни молодых и не очень, но перспективных, с точки зрения госдепа, людей стали «повышать квалификацию в области политологии в США». Готовились уже не «агенты влияния», а прямые разрушители СССР. Многие и сейчас на виду и на слуху.
Конец 80 – начало 90-х годов. Планировалось вместо единой России шесть новых образований: Западная Россия, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Дальний Восток, северные образования. Вместо СССР – государства Прибалтики, Кавказа, Средней Азии, Украина, Молдова и Белоруссия.
1992 год. При Буше (старшем) появился закон «О свободе для России» с программой контроля экономики России. Предусматривалось в 1999 году сворачивание финансовой помощи России, кроме отраслей, в которых заинтересованы США.
1995 год. Президент Клинтон: «Используя промахи советской дипломатии, чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занимал проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием – мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство… За четыре года мы и наши союзники получили различного стратегического сырья на 15 миллиардов долларов, сотни тонн золота, драгоценных камней. Под несуществующие проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше 20 тыс. тонн меди, почти 50 тыс. тонн алюминия, 2 тыс. тонн цезия, бериллия, стронция и многое другое».
Все это делалось при активной помощи Ельцина и его приближенных. Он знал, не мог не знать, о подлинных целях своего «друга Билла» и с помощью своего окружения выполнял все, что предписывал Запад. Клинтон оценил это по достоинству, сообщив начальникам штабов, что «нынешнее руководство страны (России) нас устраивает во всех отношениях». Он также сообщил, что администрация не поскупится на расходы для того, чтобы «не допустить к власти коммунистов» и «обеспечить занятие Ельциным президентства на второй срок, тем самым создать полигон, с которого уже никогда не уйдем…».
И кульминация выступления Клинтона:
«Если нами будут решены эти две задачи, то в ближайшее десятилетие предстоит решение следующих проблем:
– расчленение России на мелкие государства путем межрегиональных войн, подобных тем, что были организованы нами в Югославии;
– окончательный развал военно-промышленного комплекса России и армии;
– установление в республиках, оторвавшихся от России, режимов, нужных нам. Да, мы позволили России быть державой. Но империей будет только одна страна – США».
Вот так откровенно, предельно нагло и цинично прописана судьба нашей страны на ближайшие годы.
Кредо американской политики сформулировал 3.Бжезинский: «Новый мировой порядок будет строиться против России, за счет России и на обломках России».
И последнее. После выборов 43-го президента США госсекретарь Колин Пауэлл заявил, что восстановление СССР не входит в стратегические планы США. Россия должна забыть, что у нее есть какие-то интересы в республиках бывшего СССР.
Старые идеи Гитлера теперь обрели американскую упаковку.
Я изложил часть статьи в «Правде» – для размышления не только М. Горбачева. Излишне задавать вопрос: знал или не знал глава СССР эти общеизвестные факты.
В заключение так и хочется сказать: «Оглянись, посмотри, что же ты натворил, Михаил Сергеевич?!».