Глава 6
Борис устроился пилотом в ГВФ24. Они с Ольгой забрались в такую тьму‑таракань, что как будто перенеслись на сказочном ковре‑самолёте из современности в раннее средневековье времён «Тысячи и одной ночи». Народ здесь, за исключением советских партийных баев и их ближайших приближённых, прозябал в страшной нищете. Тот, кто не имел собственного крепкого хозяйства и надёжной работы был обречён на нищенское жалкое существование, а то и на голодную смерть. В большинстве аулов дехкане брали воду прямо из грязных арыков, которые одновременно служили местному населению канализацией…
Появление аэроплана всегда становилось исключительным событием для местного населения. К лётчикам относились с особым уважением, ибо только они могли доставить в далёкое горное селение почту, самые необходимые промтовары, а в случае необходимости врача. Летать Борису приходилось на допотопной развалюхе – биплане 1924 года постройки. Даже старый кривоногий авиатехник с длинной белой бородой и морщинистым малоподвижным лицом почтенного аксакала не мог вспомнить, как давно двигатель этого крылатого динозавра выработал свой ресурс.
Настоящим бичом божьим являлась здешняя белая, похожая на гипс и вездесущая пыль. При малейшем дуновении ветра она забивала глаза, скрипела на зубах и лезла под одежду, вызывая мучительную кожный зуд. Но главное – ломалась техника. Никакие фильтры не справлялись с пылью. Борис даже приблизительно не мог вспомнить, сколько раз ему на пару с механиком приходилось снимать с самолёта двухсоткилограммовый мотор для переборки…
Маршруты ежедневных рейсов Нефёдова пролегали над дикими заснеженными горными перевалами, безводными пустынями, районами, где вновь, как и в начале 1920‑х годов свирепствовали банды басмачей. В открытой кабине старенького самолёта Борис едва не превращался в сосульку, болтаясь в мощных воздушных потоках над величественными шапками горных пиков. Несколько раз ему казалось, что всё, – вот она наступила его последняя минута. Но, к счастью, сбившийся с ритма «движок», отчихавшись, вновь принимался заунывно тянуть свою бесконечную восточную песню…
Но хуже всего было то, что в конторе, в которую нанялся бывший лётчик‑истребитель, часто задерживали сотрудникам зарплату. Ожидание денег могло растянуться на несколько месяцев. Чтобы Ольга и их родившийся сын не голодали, Борис отдавал им свой скромный лётный паёк, уверяя жену, что сам бесплатно поест на аэродроме, хотя в лётной столовой кормили только за деньги. Пришлось втайне от Тэсс начать распродавать своё скромное армейское «наследство», в первую очередь добротное американское обмундирование, которое когда‑то доставал для командира Лёня Красавчик.
Когда продавать стало уже нечего, Борис, у которого от голодухи подводило живот, стал наведываться на базар, чтобы хотя бы полюбоваться на горы фруктов, вдохнуть запах жарящегося мяса. Он напоминал себе исходящего слюной бродячего пса, ошивающегося у мясной лавки.
Больше всего в этом городе Нефёдову нравился именно базар. Здесь было всё: грецкие орехи, курага, пучки сушёных дынь и жёлтые ядра только что доставленных с бахчи ароматных плодов, сплетённая, словно в женские косы айва. Местные продавцы – народ щедрый и разговорчивый. Прежде чем продать свой товар, они обязательно предложат его попробовать.
– Э, летчик, попробуй уртак! – на весь базар обращался к Нефёдову один из торговцев. – Кушай мой урюк, половина сахар, половина мёд. Ни у кого больше здесь такого нет. Покупай у меня, не пожалеешь!
Борис быстро смекнул, что, даже не имея в кармане ни гроша, можно до отвала наесться всякой всячины. Достаточно только изображать заинтересованного в покупке человека… И он не скупился на комплименты.
– Ай‑яй‑яй, какая вкусная у вас курага, уважаемый!.. Лучшего винограда я ещё не пробовал, мамаша… Эту дыню, мил‑человек, вы явно привезли прямо из рая…
Однако примерно недели через три торговцы смекнули, что русоволосый мужчина в потёртой лётной куртке ничего не покупает, а только пробует их товар. После этого намозолившего глаза коммерсантам липового клиента стали довольно бесцеремонно отгонять от прилавков. К счастью, к этому времени деятельная натура Нефёдова вышла на новые источники пропитания.
Став персоной нон грата на базаре, он переключился на сбор дикорастущих плодов. Из этих промысловых экспедиций Борис возвращался домой с сумками, полными ягод тутовника, черешни, абрикосов и яблок. Часть ягод он даже выменивал у знакомых крестьян на домашние лепёшки и молоко.
Здесь в Средней Азии Борис заботился не только о собственной семье. Однажды он случайно встретил пожилую чету ленинградцев. Они жили у самого аэродрома, и однажды сами подошли к Нефёдову, узнать: не питерец ли он? Так Борис познакомился с Фёдором Петровичем Яковлевым и его женой Изольдой Марковной.
Эту семью эвакуировали на Восток в начале войны. В этот город пришла похоронка на их единственного сына. После войны старики не смогли вернуться домой (свой город они называли только Петербургом). Словно какая‑то неведомая сила решила за этих коренных питерцев, что им более не суждено увидеть Неву, а предначертано упокоиться навеки в чужой земле: ленинградский дом, в котором старики жили до войны, разбомбило в период блокады. В университете, где семидесятилетний профессор преподавал более сорока лет, не пожелали вспомнить о пенсионере из бывшей царской профессуры. Вдобавок, когда супруги в 1946 году уже собрались было в дорогу, на вокзале местные уголовники стащили у них все деньги и какие‑то документы.
Из‑за этих украденных бумаг Фёдор Петрович и его жена не могли оформить полную пенсию и получали какие‑то гроши. Только благодаря сочувствию хозяйки дома, в котором они снимали крохотную комнатушку, старики имели крышу над головой. Но закат их жизни проходил в страшных лишениях. Борис с Ольгой сразу решили взять над застрявшими на чужбине соотечественниками шефство, хотя и сами с трудом дотягивали до очередной зарплаты. Но они были молоды, а каково старикам жить на чёрством хлебе и воде!
Вариант – напрямую предложить знакомым деньги однозначно отпадал. Не смотря на своё бедственное положение, гордые ленинградцы никогда бы не приняли такой дар. Поэтому Борису и Ольге приходилось идти на хитрость. Каждый раз они изобретали какой‑нибудь подходящий повод, чтобы пригласить профессорскую чету на скромный домашний ужин или в чайхану. На удачу быстро выяснилось, что старики исключительно приятные и интересные собеседники. Все вместе они теперь часто сидели в чайхане на городской окраине и слушали увлекательные истории Фёдора Петровича про археологические экспедиции, отправлявшиеся на поиски исчезнувших под песками времени городов из мифов Древней Эллады, или про раскопки тайных усыпальниц египетских фараонов, в которых профессору в молодости доводилось принимать участие…
Под настилом пола весело шелестела вода – местные чайные обычно строились над арыками или на берегу быстрых горных рек. А перед глазами Нефёдова возникали картины далёких экзотических городов, древних битв, сенсационных научных открытий. Это были прекрасные вечера! Они заряжали каким‑то светлым оптимизмом. Окружающая жизнь начинала казаться не такой обыденной, полной загадок и счастливых возможностей. Борис и не подозревал о том, что очень скоро его жизнь и в самом деле кардинально, фантастически измениться…
Однажды Нефёдова срочно вызвали в республиканский центр. Надо было взять на борт партию медикаментов для районной больницы. При заходе на посадку Борис поразился дурной лихости экипажа буквально подрезавшего его зелёного военно‑транспортного «Дугласа» Ли‑2. «Спекулянты» (так в армейской авиации называли экипажи транспортных самолетов Ли‑2Т за их страсть к географически‑размашистым коммерческим операциям) шли, как им заблагорассудиться – чуть ли не поперёк полосы, явно игнорируя распоряжения наземных диспетчеров. Сорви головы снижались с очень большой вертикальной скоростью, едва не задевая плоскостями деревья и крыши домов. Такого лихачества «Анархисту» не приходилось наблюдать даже на войне.
– Что делают, черти полосатые! Пьяные они, что ли там? Да за такое морду бьют!!!
Нефёдов едва успел резко взять штурвал на себя и перепрыгнуть через идущий ему наперерез «Дуглас». Матерясь от души, Борис ушёл на второй круг…
После приземления Нефёдов подрулил свой самолёт к нужному ангару и пошёл получать накладные на груз. Всю дорогу он продолжал поминать крепким словцом транспортников, чуть не устроивших крушение и, кажется, даже не заметивших нефёдовский самолёт.
В управлении гражданской авиации к нему подошли двое смуглых, черноволосых офицеров‑лётчиков. Один в звании майора, второй капитан. Майор предъявил Нефёдову предписание, напечатанное на бланке Главного управления кадров Военно‑воздушных сил за подписью какого‑то генерала, фамилию которого Борис не успел разобрать. Согласно предписанию, он должен был срочно явиться в Москву.
– Что за спешность такая? – недоумевал Борис. – Тем более я в отставке.
– Это не важно. Как кадровый военный вы должны понимать, что приказы не обсуждаются.
– Нет, я не полечу. У меня своих забот хватает, – упёрся Нефёдов. – В кадрах всё сделали, чтобы от меня избавиться, так что я им ничего не должен.
Поверьте, товарищ капитан, это в ваших интересах, – с многозначительным видом пояснил Нефёдову майор‑кавказец. Борису понравилось, что он обратился к нему по званию, как к действующему офицеру. На самом деле Нефёдов скучал по армии. Да и вообще, в голосе майора звучала явная симпатия. Борис интуитивно чувствовал: эти двое явились сюда с миром. Во всяком случае, не было похоже, что они из «органов».
– Ладно, прошвырнусь с вами до Москвы, – немного поколебавшись, согласился Нефёдов. – Только мне надо жену предупредить… Когда я вернусь обратно?
– В 23.00 снова будешь здесь, дорогой! – оскалил крупные белые зубы в широкой радостной улыбке майор.
Каково же было удивление Нефёдова, когда его подвели к тому самому злополучному Дугласу с большой цифрой 13 на фюзеляже. Но это были лишь первые сюрпризы из череды неожиданных приключений, которые ожидали Нефёдова в этот день…