Вы здесь

«Шторм» начать раньше…. *** (Н. Ф. Иванов, 2008)

Глава 5

Начало мая 1978 года. Кабул

Первой официальной делегацией в Афганистан ЦК решил послать военных, что совпало и с интересами афганцев. Маршал Огарков в это время присматривал кандидатуру начальника управления, занимающегося военными советниками, и лучшей возможности проверить кандидатов найти было трудно. Руководителем группы он назначил одного из претендентов – генерала Зотова.

Инструктаж провел предельно кратко:

– Цель вашей поездки, Николай Александрович, – посмотреть, что собой представляют вооруженные силы Афганистана. Если попросят, дать рекомендации по их совершенствованию. Жду ваших докладов.

На аэродроме в Кабуле группу встретили Амин и Кадыр.

– Товарищ Тараки знает о вашем приезде, но сейчас очень занят, – после традиционных приветствий сообщил Амин. – Он хотел, чтобы вы побывали в войсках, а потом, при встрече, посоветовали бы что-нибудь в нашей работе.

– А мы затем и прилетели. – Зотов оглядел свою группу. Немногочисленна, конечно, но было бы что смотреть.

Тараки их принял, когда они и в самом деле помотались по частям и гарнизонам.

– Как вам наша армия? – улыбаясь, спросил Тараки и, не дожидаясь ответа, гордо произнес: – Орлы. Армия сделала революцию, и она для нас – все. Если у вас в стране диктатура пролетариата, то у нас, из-за отсутствия рабочего класса, – диктатура армии. И мы хотим, чтобы она по всем параметрам оставалась на высоте. У нас марксистско-ленинская партия, такой же марксистско-ленинской должна стать и армия.

– Товарищ Тараки, ну как же она может быть марксистско-ленинской, если ею управляют муллы, – попытался вернуть к земным армейским проблемам возбужденного Генерального секретаря Зотов.

– А что надо сделать? Как у вас? Мы дадим команду, исправим.

– У нас воспитанием солдат, поддержанием их боевого духа занимаются политработники.

– Да? – Тараки задумался, потом отыскал взглядом министра обороны: – Надо и нам сделать точно так же, товарищ Кадыр. Я забибу[11] себе не нажил, и пока ничего страшного не случилось, – под улыбки присутствовавших потер свой лоб Нур Мухаммед. – Расскажите-ка, что нужно для создания института политработников, какому делу учить их.

– Товарищ Тараки, это долгая работа, мы лучше составим схемы, таблицы и передадим вашим товарищам военным. Первое, и главное, – это подобрать хорошего начальника Главного политуправления.

– Товарищ Амин, – повернулся Тараки в сторону Хафизуллы. – Надо подобрать хорошего начальника Главного политуправления. Завтра сможете его нам представить?

– Смогу, – чуть подумав, утвердительно кивнул тот. – Я думаю, товарищ Экбаль Вазири справится с этой должностью.

– Давайте назначайте, чтобы он мог поближе познакомиться с советскими товарищами. Армия – это цвет нашей нации, – опять перешел на любимую тему Тараки. – Запад кричит, что у нас произошел военный переворот, а мы говорим – революция, свершившаяся под руководством военных и силами армии…

– Ну что ж, молодцы, – похвалил Огарков, когда вечером Зотов доложил ему о встрече и разговоре с Тараки. – Я думаю, наш Главпур проявит расторопность и группа политработников еще успеет прилететь в Кабул до вашего отлета.

19 мая 1978 года. Москва

Приемная начальника Главпура, с самого утра была заполнена генералами, принадлежность которых к родам и видам войск можно было понять по сувенирам, которые они держали на поздравительных адресах, – танки, самолеты, пограничные столбы, ракеты, опять танки, корабли… Епишев принимал поздравления с семидесятилетием, делегации; ревниво следили за очередью в кабинет, но генерал-майор Заплатин, глянув на часы, решительно протиснулся к столику порученца:

– Мне назначено на двенадцать.

Порученец сверил время, поднялся, неторопливо и с достоинством скрылся за дверью кабинета Епишева. Генералы, ждавшие приглашений, уныло посмотрели на рабочую тетрадь в руках Заплатина, вздохнули, стали занимать свободные стулья: не успели проскочить и откланяться – теперь жди. Сколько часов просижено вот так перед дверьми начальства!

– Пожалуйста, Василий Петрович, генерал армии ждет вас, – вышел порученец.

Присутствующие, в глубине души еще надеявшиеся, что в свой день рождения Епишев не станет заниматься делами, вздохнули уже окончательно и обреченно, начали перечитывать известные, наверное, до последней запятой тексты поздравлений.

Заплатин вошел в предусмотрительно оставленную открытой дверь. Алексей Алексеевич поднялся из-за стола, уже заставленного боевой техникой, встретил генерала посреди кабинета.

– Что, не дали мы тебе погулять по Германии? – спросил с улыбкой и пригласил к столу заседаний, тянувшемуся вдоль стены. – Сколько дней пробыл в командировке?

– Два.

– Что ж, мне вот тоже… – кивнул на стол и на дверь в приемную Епишев, – не дают отдохнуть. А теперь скажи, тебя куда хотели советником послать?

– В Алжир.

– А слышал, что в Афганистане произошла революция?

– Знаю, – расставил более точные акценты генерал.

– Там какие-то фракции в партии, знаешь? – не оставил без внимания поправку Заплатина начальник Главпура.

– По газетам.

– Мы с министром обороны решили послать тебя советником к начальнику афганского Главпура, которого, кстати, еще не назначили. Как?

– Я солдат.

– Когда генерал говорит, что он – солдат, это отрадно слышать. Тем более от политработника. Но мы и не ожидали от тебя иного ответа. Как там действовать – решай на месте. Вот и все. Собирайся в дорогу. Подожди, Пономарев просил позвонить ему.

Епишев тяжеловато поднялся, прошел к своему рабочему столу. Поднял трубку «кремлевки»:

– Борис Николаевич? Отобрали. Заплатин. Беседовать будете?

По согласительному кивку начальника Заплатин понял, что ехать на Старую площадь, в ЦК, придется. Но это хорошо, раз уж свалился ком на голову, надо отряхиваться. И как можно больше информации получить здесь, сейчас, в Афганистане уповать придется только на себя.

Выйдя из кабинета, с улыбкой посмотрел на подхватившихся со своих мест генералов. У кого-то упал, покатившись по красному ковру, медальон с гербом Советского Союза, и все покрепче ухватились за свои подарки и поздравления. Не обращая внимания на откровенную ухмылку Заплатина – был бы на нашем месте, сам бы сидел здесь, – как на Бога, посмотрели на порученца: кому можно?

Василий Петрович выбрался из приемной, в дверях чуть не столкнувшись с новой группой поздравляющих – судя по форме, речников и авиаторов. Вспомнил, что скоро день рождения у жены.

– О-о, наш папа сегодня со службы раньше срока? – неподдельно удивилась она, когда он пришел домой.

Выбежавшая из спальни дочь тоже остановилась, посмотрев на часы. И генерал, наверное, впервые остро почувствовал, насколько мало внимания он уделял семье, если даже приход со службы раньше семи вечера для них удивление и беспокойство. Виновато улыбнулся.

– Товарищ генерал, вы сбежали со службы? – подойдя с одной стороны, лукаво спросила жена, стараясь скрыть за этим свое беспокойство: неожиданный вызов из командировки, задумчивый взгляд мужа говорили сами за себя.

– В честь маминого дня рождения? – прошептала из-за другого плеча Оля, тоже как-то стараясь оттянуть известие, с которым пришел отец.

Он обнял их:

– День рождения будем встречать в Кабуле.

– Где?! – одновременно отстранившись, хором спросили Вика и дочь.

– А вы что, не знаете, что Кабул – это столица Афганистана? Дочь, ты же в школе работаешь. Непонятно…

– Какой Афганистан? А сегодня звонили братья, сестра, обещали приехать…

Василий Петрович так посмотрел на жену, что она окончательно поняла, где будет праздновать свой день рождения.

– Папочка, а я? С вами? – осторожно спросила Оля.

– Нет. Ты остаешься. Одна. Все, времени нет. Начинаем собираться.

30 мая 1978 года. Кабул

– Экбаль.

– Генерал-майор Заплатин. Василий Петрович.

Они пожали руки – советник и подсоветный, оглядели друг друга. Начальник афганского Главпура оказался худым, немного сутуловатым, но вроде бы живым и бойким. А главное вполне прилично говорящим по-русски. Революция освободила его из даудовской тюрьмы, где он просидел три с половиной года, но тут же призвала в свои ряды. Да Амин и не мог оставить в стороне или даже на отдыхе своего заместителя по военным вопросам.

Когда-то, еще будучи преподавателем математики в школе, Амин лично принял одного из своих учеников, Экбаля, в партию. Отличник, активист, Экбаль имел право выбирать дальнейшее место учебы, и он пришел за советом к Амину.

– Если хочешь заработать много денег, езжай в ФРГ. Если послужить родине и народу – в СССР.

Экбаль выбрал МГУ. И ему, единственному афганскому студенту в Союзе, Амин разрешил не только держать связь с военными – членами партии, обучающимися в советских академиях и училищах, но и принимать в НДПА новых кандидатов. С этого момента, собственно, он и стал отвечать вместе с Амином перед ЦК за военные вопросы. И когда потребовался начальник Главного политуправления, другой кандидатуры у Амина не возникло…

– Ну что, будем работать, товарищ Экбаль?

– Будем. А сейчас пойдемте, я провожу, отдохнете с дороги.

– Товарищ Экбаль, я не о завтрашнем – о сегодняшнем дне говорю. Что у вас по плану?

– Отбираем офицеров в политработники. Каждый полк присылает своих кандидатов, мы их рассматриваем. Товарищ Тараки сказал, чтобы было все, как у вас в армии.

– Как у нас, не надо. Я уже сказал товарищу Тараки, что у нас свои особенности, у вас – свои, у нас все-таки шестьдесят три года прошло после революции, у вас – всего месяц. Давайте учитывать с самого начала и эту разницу, и специфику наших стран.

– Хорошо, товарищ генерал, – согласился Экбаль.

– Тогда давайте приглашать людей.

Однако уже после второй беседы с кандидатами в политработники Заплатин спросил подсоветного:

– Что это вы переправляете их всех ко мне? Вы должны отбирать людей, товарищ Экбаль, потому что вам с ними работать. Кем вы им представляетесь?

– Я? Вашим переводчиком, – улыбнулся находке Экбаль.

– Что-о? Зачем?

– Да неудобно, люди заходят, а я – начальник…

– Да, вы – начальник Главного политического управления народных вооруженных сил Афганистана, товарищ Экбаль. И попрошу держаться как начальник Главпура, а не как переводчик. Извините за резкость, но так начинать свою службу нельзя.

– Хорошо, товарищ генерал, – смутившись, опустил голову подсоветный.

Однако через некоторое время Василий Петрович вновь остановил прием:

– А почему на политработу рекомендуются одни халькисты? А где представители «Парчам»?

Теперь пришло время Экбалю посмотреть на своего советника с недоумением:

– Так политработниками должны стать лучшие люди.

Недоумение вновь вернулось к Заплатину: в партии и армии уже произошло разделение на лучших и худших? Борис Николаевич Пономарев как раз и просил на беседе в ЦК, чтобы всячески удерживать партию от раскола. А она, выходит, уже размежевалась даже в таком вопросе, как назначение политработников.

– Но ведь Бабрак Кармаль тоже парчамист, а тем не менее занимает второй пост в партии.

– Да, но все равно Бабраку не доверяют товарищи Тараки и Амин, не доверял ему и товарищ Хайдар, наш лучший партиец. Мы все тоже считаем, что Кармаль был агентом Дауда.

– Вот как? – Разговор вклинивался в самые болевые точки отношений в партии, но Василий Петрович не стал прерывать Экбаля, хотя и чувствовал, что это напоминает перетряхивание чужого белья. Однако, не перетряхнув, можно остаться слепым котенком, не знающим, что творится и что может случиться у него под носом. Ради этого ли он сюда ехал? – У вас есть доказательства?

Экбаль немного посомневался, стоит ли развивать эту тему дальше, но что-то, видимо, расположило его в генерале Заплатине, и он решился:

– Перед самой революцией Бабрак Кармаль завел разговор с товарищем Амином. «Если Дауд нападет на нас, сможем ли мы ответить?» – спросил он. Доступа к армейским партийным структурам у Бабрака не было, и он не знал, каковы наши истинные силы. Товарищ Амин не стал раскрывать карты, у нас вообще не положено в партии интересоваться этими вопросами, и ответил, что обороняться мы не сможем. И именно поэтому Дауд ударил не по армии, а по руководству партии, арестовав его. И просчитался.

– Спасибо за информацию, – на этот раз остановил разговор Заплатин.

Итак, картина ясна. Если руководство «Хальк» считает лидера «Парчам» предателем, ни о каком сотрудничестве двух фракций говорить не приходится. По крайней мере в обозримом будущем. «Извините, Борис Николаевич, но я приехал слишком поздно, чтобы выполнить вашу просьбу», – мысленно обратился он к Пономареву.

В дверь постучали, вошел офицер. Посмотрев на Экбаля и Заплатина, выбрал последнего и обратился к нему:

– Товарищ генерал, политработники танковой бригады…

– У вас есть начальник Главпура, докладывайте ему, – остановил его Заплатин.

Необходимое послесловие. В январе 1980 года, после прихода к власти Бабрака Кармаля, Экбаль будет обвинен в пособничестве американскому империализму. Основным подтверждением этому послужит то, что в НДПА его приняли по рекомендации Амина и долгие годы они работали вместе.

Десять лет тюрьмы, из них шесть – без каких-либо известий о семье. И только в конце 1990 года президент Афганистана Наджибулла распорядится выпустить из Пули-Чархи 17 халькистов, работавших при Амине, примет их у себя.

Экбаль при первой же возможности (вызов сделает родственник, работавший в посольстве Афганистана в СССР) приедет в Москву. В ташкентском аэропорту, дожидаясь дозаправки самолета, увидит прилетевшую в Советский Союз следующим рейсом жену Амина. У них будет две минуты времени, и она сообщит, что младший сын ее учится в Ростове, дочери – в Киеве, едет к ним в гости.

Первому Экбаль позвонит Василию Петровичу Заплатину.

– Я знал, что мы встретимся, – обнимая бывшего подсоветного, скажет генерал. И, верный себе, поправится: – Я хотел верить, что встретимся.

В Москве в те предновогодние дни 1990 года было слякотно, но Экбаль, еще более похудевший, ссутулившийся, отрастивший усы, ставший менее живым и жизнерадостным, в том же самом пальтишке и свитере, в которых ходил и до ареста, посетит не только всех товарищей по службе и учебе в МГУ, но и обойдет все места, памятные по студенческой поре. А после этого засобирается обратно в Кабул…

Начало июня 1978 года. Москва – Кабул

Вслед за политработниками в Афганистан срочно вылетела еще одна группа – теперь уже советники для командиров полков и дивизий. Собирали ее спешно, и большей частью в нее попали офицеры, которые и не помышляли для себя этой службы. Просто к этой минуте их личные дела оказались под рукой у кадровиков – кого-то куда-то перемещали, выдвигали, назначали, а тут приказ: отобрать советников в одну из южных стран. Для кадровиков благодать: документы проверены, оформлены, и дел-то всего оставалось – заполнить одну графу «кем назначается». Так почему бы и не советником?

– Станислав Яковлевич, а что, если вместо должности инспектора Генерального штаба мы предложим вам место советника в Афганистане? – предложили, например, полковнику Катичеву.

Тот, сдавший должность начштаба Таманской дивизии, прикинул: инспектор двести дней в году в командировках, советник – два года. Но в первом случае – ездить, а во втором – сидеть. После же службы в Таманской, «придворной», дивизии, когда все комиссии и иностранные делегации – к ним, так хотелось спокойствия…

– Давай, соглашайся, – продолжали уговаривать знакомые в кадрах. – В странах, где произошли революции, минимум два года после этого спокойно: пока они там разберутся, кто за кого и кто кому чего должен. Как раз на твой срок. Ну?

Согласился.

Приблизительно так же отобрали и остальных. Переодели во все иноземное – почему-то советник, выезжающий за рубеж, обязан до последней нитки быть одетым в «маде ин не наше», прочли лекцию, и – здравствуй, Восток. Приехали добры молодцы не постигать твои тайны и мудрость твоего народа, а сразу советовать. Ох, сколько копий сломано, сколько возможностей упущено, сколько дров наломано из-за таких кавалерийских атак из года в год!

Ни словом единым не попрекаю самих советников: как правило, это были и есть трудяги, прекрасно знающие, как строить стрельбище, как водить в наступление полки и бригады, ремонтировать технику, но совершенно не наученные хотя бы оглядываться, хоть чуть-чуть прогнозировать события с учетом обстановки в мире, находить связь между законами Востока и воинскими уставами. Советник в конечном итоге – это такая же профессия, которой надо учиться, и роль Генштаба здесь, конечно, заключается не в том, чтобы подобрать людей и костюмы для них. Пока не будет серьезной школы с серьезным обучением, у нас не наметится и серьезных успехов в этой области. Личные качества советника – это, конечно, многое, но не все. Далеко не все.

Только все мы умны, конечно, задним числом. Тем более что в Кабуле группу встретили хорошо и уже целых три дня – против одного московского – вновь читали лекции по Афганистану. Если не профессора, то доценты с кандидатами, как минимум, должны были разлететься по всей республике в свои подсоветные части.

– Катичеву повезло, в Герат попал. С его ростом оттуда можно и Кушку увидеть, – пустил кто-то по кругу шутку, и каждый, прощаясь, просил Станислава Яковлевича поклониться родной земле.

Встречал полковника в Герате назначенный туда чуть ранее советником в пехотный полк майор Бесфамильный. С аэродрома провез своего начальника по городу, завел в несколько дуканов. Как ни давили экзотика и обилие товаров в них, но Катичев не позволил себе забыть, кто он и где находится. В одном магазине, почувствовав на себе взгляд, резко обернулся. Старик, сидевший на нарах за швейной машинкой, опустил голову, торопливо принялся прострачивать дубленку.

– В дуканах все есть, – попытался отвлечь полковника от неприятного ощущения Бесфамильный, тоже заметивший взгляд старика дуканщика. – А чего нет, закажи – завтра будет.

– Ладно, поехали в дивизию, – прервал экскурсию Катичев.

Садясь в «уазик», оглянулся из-за плеча на дукан. Вновь показалось, что из темной глубины магазинчика за ним следят глаза старика. Чтобы проверить себя, посмотрел на майора. Тот беззаботно грыз галеты, и Станислав Яковлевич немного успокоился: излишняя подозрительность тоже ни к чему.

– Где Кушка-то, в какой стороне? – вспомнил наказы сотоварищей.

– Строго на север, – выставил Бесфамильный ладонь прямо перед собой.

Нет, не видать было Катичеву родной земли даже с его ростом. Как, впрочем, не увидел он и местного врача, наблюдавшего за машиной из соседнего дукана.