ЗА МЕСЯЦ ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. МОСКВА
Председатель Государственной технической комиссии генерал армии Иван Сергеевич Большаков находился в своем кабинете, когда раздался телефонный звонок. Большаков удивленно взглянул на лежавший перед ним мобильный телефон. Этот номер знали только несколько человек. Позвонивший немного подождал и отключился. Теперь нужно ждать второго звонка. Если ему позвонят во второй раз и снова быстро отключатся, не дожидаясь ответа, значит, ему послали специальное сообщение. Большаков взглянул на телефон. Секунды тянулись томительно долго. И аппарат позвонил во второй раз. Снова три звонка. И опять позвонивший отключился, не дожидаясь, пока ему ответят.
Государственная техническая комиссия считалась неким аналогом американского Агентства национальной безопасности и занималась обеспечением безопасности и защиты информации наиболее важных государственных органов страны. Руководитель Комиссии назначался указом президента страны и считался чиновником на правах федерального министра. Большаков еще раз взглянул на телефон и, поднявшись, прошел в комнату отдыха, находившуюся за его спиной. Он устало сел на диван, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, развязал узел галстука. Он так надеялся, что ему не позвонят. Он так верил, что этот звонок никогда не раздастся. Но ему позвонили. И он обязан принимать меры. Большаков закрыл глаза. С тех пор как он согласился возглавить «Щит и меч», прошло довольно много времени. Он тогда был первым заместителем председателя. А теперь уже председатель. Но именно поэтому он обязан был все предвидеть. И теперь он обязан принимать более конкретные меры.
Большаков тяжело поднялся и вернулся в кабинет. Он знал, что его кабинет охраняется самыми совершенными техническими системами, позволяющими почти полностью исключить возможность прослушивания, но в этот день он обязан был не доверять даже самому себе. Его кабинет охранялся так же, как и кабинет президента страны, любые сигналы, позволявшие услышать, что именно здесь творится, глушились и искажались специальной аппаратурой. Иван Сергеевич вызвал секретаря и попросил найти генерала Чеботарева.
Через пять минут секретарь доложил, что Чеботарев на другом конце провода. Генерал Чеботарев был одним из заместителей руководителя Службы внешней разведки, с которым работала Государственная техническая комиссия. Большаков вздохнул и поднял трубку.
– Добрый день, Александр Дмитриевич, – бодро начал он свой разговор.
– Здравствуйте, Иван Сергеевич. – Чеботарев имел две генеральские звезды и был соответственно генерал-лейтенантом.
Это мог быть обычный разговор между двумя крупными руководителями, если бы не одно очень интересное обстоятельство. Чеботарев был как раз тем самым человеком, который несколько минут назад дважды позвонил Большакову и дважды дал отбой, не дожидаясь, пока ему ответят. А сам Большаков мог вполне перезвонить ему по телефонам правительственной связи. Но он не стал бы этого сделать ни при каких обстоятельствах, чтобы не вызывать ненужных подозрений. И поэтому он позвонил своему собеседнику по обычному городскому номеру, который был защищен от прослушивания с обоих сторон.
– Как у нас дела? – поинтересовался Большаков. Это означало, что он получил сообщение и теперь его интересовали детали.
– Все нормально, – ответил Чеботарев, что в данном случае подразумевало как раз обратное.
– Никаких новых сообщений? – Большакову нужны были конкретные детали.
– Ничего нового. Но наши предположения полностью подтвердились. Я думаю, что нам необходимо встретиться. – Это означало высшую степень тревоги и подтверждало худшие опасения Большакова. В их организации появился «крот», причем не такой, который работает на государство, сдавая своих коллег по организации, таких предателей они как раз не боялись. Появившийся «крот» был куда страшнее. Этот сотрудник работал на другую сторону. Он сделал то, чего нельзя было делать ни в коем случае, он начал поставлять вероятному противнику информацию о самом существовании организации. А это было смертельно опасно и для организации, и для ее членов. Государственные органы, осведомленные о деятельности организации, могли закрывать глаза на их операции за рубежом только до тех пор, пока о самой организации никто не знал. В случае любого провала или любой утечки информации организацию следовало в лучшем случае распустить, в худшем – уничтожить. И это хорошо понимали все сотрудники организации.
– Неужели все так срочно? – печально переспросил Большаков.
– Да, – ответил Чеботарев, – но я думаю, что нам не нужно торопиться. Увидимся, когда сможем. – Это означало, что увидеться нужно сегодня.
– Тогда недели через две я вам позвоню. – Большаков назначил встречу через четыре часа. Чеботарев его понял. Оба попрощались и положили трубки. Со стороны их разговор мог показаться обычным разговором двух государственных чиновников о каких-то внутренних проблемах своих ведомств.
Большаков появился в условленном месте ровно через четыре часа. Чеботарев опоздал на полторы минуты. На самом деле это была не одна квартира, а две, и вход в них был из разных подъездов. Общая стена была снесена, и генерал могли встретиться в комнате, которая тоже была оборудована защитой от прослушивания. Они пожали друг другу руки и сели за стол. Чеботарев был намного моложе Большакова. Ему было только сорок четыре года.
– Вы получили подтверждение? – сразу уточнил Большаков.
– Да, – кивнул Чеботарев. – Из Испании пошло сообщение в США, сразу после смерти нашего Фармацевта. Они отмечают, что агент был сбит автомобилем, в котором предположительно находились его сообщники. И указывают на название организации.
– Они сообщили название? – мрачно спросил Большаков.
– Да, – безжалостно ответил Чеботарев, – им известно название организации и задачи, с которыми Фармацевт прибыл в Испанию. Мы получим этому подтверждение. Между прочим, сообщение будет передано по инстанциям.
– Я понимаю, – кивнул Большаков, – но меня больше беспокоит, что американцы узнали название нашей организации.
– Наши источники достаточно надежные, – сообщил Чеботарев.
– Не сомневаюсь. Значит, у нас появился «крот»?
– Да, – ответил Чеботарев, – и наша задача его срочно найти.
– В нашей организации состоит несколько тысяч человек, – напомнил Большаков. – Как мы будем искать? Проверять каждого? На это уйдет несколько лет. Вычислить тех, кто мог контактировать с иностранцами? Это тоже не метод. Сейчас у всех дома стоит Интернет и есть мобильные телефоны. Это раньше нужно было вычислять возможного радиста и шифровальщика или искать тех, кто бывал за рубежом и имел контакты с иностранцами. А сейчас? Вы же понимаете, что это может быть и сотрудник вашего ведомства, Александр Дмитриевич.
– Кто угодно, – согласился Чеботарев. – Но искать нужно немедленно. Иначе потом будет поздно. «Крот» может просто провалить все наши последующие операции. Я уже не говорю о том, что у нас могут быть неприятности и в Москве.
– Здесь неприятностей не будет, – сообщил Большаков, – пока американцы или еще кто-нибудь не предъявят нам конкретных доказательств существования нашей организации~
– А если предъявят? – прямо спросил Чеботарев. – Что будем делать тогда?
– Стреляться, генерал. – Непонятно было, Большаков шутит или говорит серьезно. – Мы создавали организацию, которая должна защищать интересы нашей страны. Пусть даже не совсем обычным способом. Мы создавали организацию для того, чтобы выполнять работу, которую не могут делать наши официальные государственные службы. И я рассматривал свою деятельность в организации, как такую же службу своей Родине, как и моя деятельность в Комиссии. И надеюсь, что большинство наших сотрудников думают так, как я. Поэтому при любом раскладе мы не имеем права подставлять свою страну.
– Государственная дума официально разрешила проводить операции за рубежом с целью розыска лиц, виновных в гибели наших сотрудников, – напомнил Чеботарев, – а предатели всегда виноваты в гибели наших соотечественников.
– Это мы с вами будем объяснять в прокуратуре, когда нас позовут на допрос, – добродушно заявил Большаков. – Давайте подумаем, что нам делать. У вас есть конкретные предложения?
– Начать полномасштабную проверку. Об организации знают все ее члены, а об операции Фармацевта в Испании были осведомлены только несколько человек. От силы двадцать или тридцать, – напомнил Чеботарев. – Я думаю, удастся вычислить «крота».
– Эти двадцать или тридцать – наши самые лучшие сотрудники. И самые проверенные, – в сердцах возразил Большаков, – не говоря уже о том, что список должны открывать наши с вами фамилии.
– Правильно, – улыбнулся Чеботарев, – только мы с вами вне игры. Если бы американцы получили такого «крота», как вы или я, это была бы их самая крупная удача за все время существования спецслужб США и России. Вы можете себе представить, каким количеством оперативной информации я обладаю? Зачем мне продавать информацию об организации, если я знаю почти всех резидентов нашей разведки, работающих в Европе? По-моему, вывод очевиден. То же самое и с вами. Завербовать руководителя Государственной технической комиссии просто невозможно. Такие люди, как вы, проходят путь, длиной в целую жизнь. Если собрать все секреты, которые вы знаете, их будет столько же, сколько у президента страны или премьер-министра. У американцев не хватит денег, чтобы купить вас, Иван Сергеевич.
– Спасибо, – кивнул Большаков. – Прямо «патетическая соната». Только от этого мне не легче. Я знаю людей, с которыми работаю, уже много лет. И среди них никогда не было предателей. Вы же осведомлены, как именно я отношусь к подонкам, которые готовы ради «тридцати сребреников» сдать свою Родину или своих бывших коллег.
– Нужно искать «крота», – твердо решил Чеботарев. – У нас есть человек, которого пока не знают в нашей организации?
– Есть толковый специалист, – вспомнив о Караеве, сказал Большаков, – недавно он вернулся из Италии. Я думаю, что мы можем поручить поиски ему.
– Тогда все. – Чеботарев взглянул на часы. Поднялся. – Вы разрешите мне уйти?
– Конечно. – Большаков взглянул на молодого генерала. – Скажите мне, Александр Дмитриевич, только искренне, зачем вы вступили в организацию? Ведь когда распался Советский Союз, вам было только двадцать восемь или двадцать девять лет. Неужели у вас сохранилось некое чувство ностальгии? Или вы считали себя проигравшим в холодной войне? Но ведь вы были тогда лейтенантом.
– Капитаном, – поправил его Чеботарев. – Я работал прикрепленным к центральному аппарату. В августе девяносто первого. У меня на глазах сносили памятник Дзержинскому. Мы находились в здании на Лубянке, готовые умереть, если понадобится, но не пустить туда посторонних. Мы все были тогда готовы умереть. У каждого был свой последний патрон. И каждый из нас понимал, что случится, если толпа ринется в наше здание. Нас разделяли несколько сот метров. Многие тогда сбежали. Я остался. Я ответил на ваш вопрос, Иван Сергеевич?
– До свидания. – Большаков поднялся и протянул ему руку. – Я слышал об этой истории. Но хотел, чтобы вы сами мне обо всем рассказали.