Глава 3
Измельчав, горы плавно перешли в холмы, изрезанные оврагами, а те – в пустыню, до приграничного Хайратона оставалось несколько часов пути. После «своротки» на Мазари-Шариф, где колонну притормозила комендантская служба, Олегов пересел в машину связи. Ее хозяин, лейтенант Шалыгин, вообще предлагал на обратном пути пересесть к нему, на что Олегов с радостью согласился. Машина связи представляла собой гибрид из «Урала» и стоящего у него в кузове фургона с радиостанцией, снятого с «Газ-66».
…Олегов стоял в спальном отделении фургона, откинув верхнюю крышку. Нетерпение и возбуждение от приближения к границе СССР, вечно свежее синее небо, прохладный ветер в лицо, – все это сливалось в единый сплав чувств и ощущений.
В голове колонны выстрелили сначала короткой, затем длинной очередью. Ударила автоматная очередь и из кабины машины связи, где сидел Шалыгин. На промчавшемся мимо телеграфном столбе с треском разлетелся один из немногих уцелевших фарфоровых изоляторов. Только сейчас Олегов обратил внимание на то, что придорожные столбы, знаки и указатели изрешечены пулями. Стреляли уже и впереди, и сзади. Придерживаясь, чтобы не упасть, он пригнулся в сумрак радийной будки, достал автомат с примкнутым магазином и с азартом включился в это сумасшествие. Бетонные столбы не трогал, опасаясь рикошета, выбирал какой-нибудь приметный куст на склоне бархана и короткими очередями расстреливал его, стараясь, чтобы фонтанчики попаданий ложились кучнее, пытаясь прикинуть, какое же нужно брать упреждение на движение машины. «Занятие» по огневой подготовке закончилось также внезапно, как и началось – по сигналу головной машины, в которой ехал начальник колонны, капитан Зубов, прозванный за солидный для капитана возраст, комплекцию и грозное выражение лица «полковник».
Впрочем, это звание у него оспаривал его же старшина, прапорщик Габурин, много лет назад сыгравший в забытом всеми фильме эпизодическую роль гусарского полковника. Времени с тех пор утекло много, однако разворотом плеч и дореволюционной офицерской осанкой он по-прежнему обращал на себя внимание. Габурин служил в Афганистане по «второму кругу». После первого, вернувшись домой, он счел нужным открыть беглый ружейный огонь из двустволки по жене. Ей удалось убежать. Они тихо развелись, и его быстро перевели в другой гарнизон, где он довольно быстро пропил все деньги. От наказаний бывшего «гусарского полковника» уберегали комбат и командир полка, помнившие его по первому кругу, как совершенно непьющего атлета, умевшего и любившего воевать. Сейчас Габурин, из соображений субординации, предпочитал кличку Урядник. Второй круг он начал круто: борьбой с ротной солдатской мафией. Колонна часто ходила в Термез, практически все водители промышляли контрабандой: в Союз – товары, из Союза – водку. Прибыли хватало и на подкуп офицеров. Габурина отдали под суд чести прапорщиков за то, что одного солдата он бросил в арык, а другому сломал ключицу, но общественное мнение офицеров встало на его защиту, мол, если б все были такие принципиальные… Прапорщик получил строгое предупреждение за неуставные взаимоотношения, после чего затих, ушел в хозяйственные старшинские хлопоты и завел себе собаку.
Собака эта, рыжая дворняжка, тоже ехала в колонне, тявкая под брезентом в кузове одной из машин, где у нее был свой матрац. Она нетерпеливо скулила, утомившись за дорогу, ожидая, когда, наконец, можно будет спрыгнуть на твердую землю.
Не терпелось и Олегову. Пока «Уралы» пылили, покучнее выстраиваясь на широкой песчаной площадке, машина связи остановилась чуть в стороне: Шалыгину тоже не терпелось.
…Утопая по щиколотку в песке, Шалыгин с Олеговым брели на вершину бархана. Песчаная площадка, называемая здесь полевым парком, была окружена природными и рукотворными дюнами. Дворняга Габурина быстро догнала людей и, задорно тявкая, начала носиться кругами, потом погналась за ящерицей, выбежала на бархан и замерла с высунутым языком. Тяжело дыша, вслед за ней поднялись и Олегов с Шалыгиным и молча, жадными глазами, стали разглядывать Советский Союз: опоясанные колючей проволокой склады, река с заросшими берегами, опять склады, всюду песок, здание таможни у моста и далекие очертания труб и крыш Термеза…
– Жаль, что нас туда не пустят, – безнадежно-мечтательно вздохнул Шалыгин.
– Да, тебя только пусти, – отозвался Олегов.
Шалыгин достал из кармана складные итальянские очки «Феррари», одел их и нарочито официальным тоном сказал:
– Уважаемый, а не сходить ли нам куда-нибудь, не испить ли чего прохладительного? Погрузка начнется только завтра…
– Отчего бы и нет?! – в тон ему отозвался Олегов.
Они спустились с бархана, заперли свои автоматы в радийной будке и налегке, лениво болтая на ходу о всякой всячине, побрели по пыльной дороге, ведущей к берегу Амударьи, на котором далеко в обе стороны раскинулись склады снабжения 40-й армии.