Ро
В половине первого ночи переключается энергоподача. Шумит.
Она каждый час переключается.
И каждый час шумит.
– Сколько бы еще написал… черт, сколько бы еще написал…
Би понимает – это хозяин про Родуэлла говорит. Больше не про кого. Родуэлла хозяин любит, ох, любит, и все книжки родуэлловские у хозяина есть, он их читает и перечитывает.
Так-то.
А Би читать не дает.
И тем паче перечитывать.
Ну да ничего, Би и так хорошо. Хозяин добрый попался, не колотит Би, и хлеба дает вволю, вот это хорошо, что хлеба вволю.
– Какой человек был… черт, какой человек…
Би знает, хозяин теперь до поздней ночи будет ходить из угла в угол, бормотать что-то, воздевать руки к потолку, какой человек был, а какой человек…
Хозяин поворачивается к Би, глаза горят.
– Ты понимаешь… это они его довели… это он из-за них… пулю в лоб… а то бы еще жил… еще бы сколько прожил…
Би соглашается.
– Прожил бы.
– Да что ты понимаешь! Он же гений был, понимаешь ты, ге-ний, наши, современные и в подметки ему не годятся… вот, послушай…
А дождь идет переулками долгими
И капли падают с неба осколками,
И ты не веришь, что это вода, а не небесная кровь,
Но никогда не узнаешь заранее,
Что ждет на улицах, ливнями раненных,
В огромном городе сточных канав и великих миров.
Би слушает. Если хозяин говорит – послушай, отчего ж не послушать.
А ты говоришь…
Би хочет возразить, что ничего не говорил. Не возражает.
Половина третьего ночи.
Би дремлет, что-то снится Би, что-то непонятное, равнина, залитая светом, трава шелестит, Би не знает, что такое трава, никогда не видел, а вот – трава.
И свет.
Много света.
– …нись.
– А?
– Да проснись же! – хозяин в сердцах хочет закатить Би оплеуху, передумывает. Би все-таки.
– Ты же понимаешь… – не унимается хозяин, – он же гений был… ге-ний… не то, что нынешние…
Би оторопело смотрит на хозяина, неужели тот разбудил его среди ночи, чтобы в очередной раз сказать про гения.
– Хорош, хорош дрыхнуть… работать надо.
Би настораживается. Смотрит на комнату за дверью, всю комнату Би не видит, только часть.
Там гроб.
То есть, это Би его так про себя называет.
Гроб.
На самом деле не гроб, на самом деле там человек живой, только с головой у него что-то сделали, что он больше не думает. Слово какое-то ученое есть, Би не помнит.
Хозяин командует.
Давай… действуй.
Би действует. Как учили. Перебирает по клавишам, выстукивает коды, цифры, как учили, чтобы переводить буквы, написанные на бумаге, в цифры.
Называется, оцифровать.
Только вот непонятно, что оцифровывать, хозяин не дал ничего.
Ну да ничего.
Би подождет.
Может, даст.
– Ну чего сидим, кого ждем?
Би спрашивает:
– А… что оцифровывать?
– А да, не сказал тебе… вот… книжки его оцифровывай.
Би недоуменно смотрит на книги, да неужели Би к книгам к хозяевым прикоснется, к тем самым…
Да.
К ним.
Би встает из-за стола, тянется к книгам, дотянуться не может, цепь у Би короткая, не хватает до книг.
Хозяин хлопает себя по лбу.
– А… ну да.
Перекладывает книги Би на стол. Думает, бросает Би еще пару печенек.
Би переводит буквы в цифры одному ему известным способом. Никто не знает, а Би знает. Работа у Би такая, знать.
Заглатывают пасмурные будни
Дела, дела, дела, дела, дела,
И тащат в день измученные люди
Тела, тела, тела, тела, тела.
Нам мало дней безжалостная осень
Дала, дала, дала, дала, дала,
Когда исчезнем, остается после
Зола, зола, зола, зола, зола.
Би переводит. Дела так дела, зола так зола.
Работы у Би многонько, не на один день, а хозяин торопит, поспешай, поспешай, поспешай.
Би поспешает. Би пишет программу, которая сама в два счета все отсканирует и оцифрует. Би запускает программу, хозяин говорит:
– Молодец.
И снова говорит:
– Ты хоть понимаешь, что за человек был? Ты хоть понимаешь? Да один такой человек… которые его довели… убили…
Би подсказывает:
– Он же… себя… убил… сам…
– Чего сам, довели его, вот и убил сам… что человек был… такие раз в десять тысяч лет рождаются…
Би смотрит на годы жизни Родуэлла. Прикидывает, пересчитывает.
– Это… получается, скоро снова родиться должен?
Хозяин хохочет. Потом думает.
– Правильно думаешь, скоро родиться должен. Вот ты ему и поможешь… родиться.
Би не понимает.
– Оцифровал?
– Оцифровал.
– Отлично… сюда давай… сюда.
Би дает сюда, хочет положить хозяину на стол, не может, цепь мешает. Хорошую хозяин цепь купил, с позолотой, чтобы сразу все видели, что хозяин у Би не кто-нибудь.
Хозяин берет оцифрованную инфу.
Снова говорит:
– Молодец.
Свой голос не слышу
За ветром пронзительно-звонким,
Все выше и выше
Вхожу в заколдованный круг
От крыши до крыши
Идем по канату по тонкому,
От крыши до крыши
Раскачиваемся на ветру.
Вертятся в голове строчки, нанизываются друг на друга, складываются в слова. Странно даже, стоит на волосок от гибели, а все еще складываются слова в строчки, строчки в стихи….
– Вы окружены… выходите.
Родуэлл не выходит.
– Сдавайтесь!
Родуэлл не сдается. Родуэлл прижимает дуло к виску.
Спускает крючок.
Мир разлетается на осколки, рвется в далекое сияние впереди, в конце туннеля…
Родуэлл просыпается. Не сразу понимает, где он и что он. пробует встать, тяжелое тело не слушается, падает на подушки.
– Вам… вам лучше?
Родуэлл смотрит на широкое лицо над ним. Пробует вспомнить, где и когда он его видел. Нигде и никогда.
– Вам лучше?
– А?
– Лучше вам?
– Ага… лучше… я… – он вспоминает, еле выжимает из памяти, – пытался…
Не может вспомнить слово, прикладывает пальцы к виску.
– У меня… не получилось?
Нет. Не получилось. Вы отдыхайте…
Ро (Родуэлл) оглядывается.
– Многого я у вас еще не знаю…
– Ничего. Привыкнете. Давайте спать…
Ро встает.
– Вы куда?
– Вы сказали спать… где у нас кровати?
– Сию минуту будут.
Хозяин хлопает в ладоши, появляются постели, повисшие в воздухе.
Родуэлл вздыхает.
– Невероятно. Они… откуда?
– Ну, понимаете… на самом деле они находятся бесконечно далеко от нас.
– Но мы можем спать на них?
– Да.
– Не понимаю.
– Я тоже не понимаю… это надо просто принять… поверить…
Хозяин торжествующе смотрит на Би. Подмигивает, а ведь получилось, черт побери, получилось…
Би кивает.
Получилось.
Би снится трава, подёрнутая солнцем.
Странно.
Раньше Би не видел травы.
Никогда.
– Здесь вода течет по трубам? – спрашивает Родуэлл.
– Да нет же… – терпеливо объясняет хозяин, – вода материализуется там… в кране.
Родуэлл не понимает. Родуэлл много чего не понимает, как смартом пользоваться, тоже не знает. По старинке пишет на тонюсенькой древесинке палочкой, ему специально палочку сделали и краску туда напустили.
Вот Родуэлл красками и пишет.
В холодной выси тает туманный морок,
Устало солнце пасмурное гореть.
Такие листья – и некому слушать шорох,
Такие звезды – и некому их смотреть.
А ночь ступает на темных мохнатых лапах
Сбежал рассвет, пришедший не ко двору.
Такая осень – и некому слушать запах
Седых туманов, укутавших все вокруг.
Складно получается.
Ну, еще бы не складно, Родуэлл он же гений и все такое, человечище один на миллион.
Би просыпается, поднимает голову.
Чуть позвякивает цепь.
Голоса. Там, в комнате, за приоткрытой дверью.
– Об этом и речи быть не может… слушайте, Ро, оставили бы вы свои замашки дурацкие, я честное слово не для этого вас вернул! А сами как жить будем? Прикажете самим оцифровывать и программы писать? Своими руками бункер чинить? Во все времена было, есть и будет… пришли тут с порядками со своими… Ладно, спать, спать идите, у нас назавтра встреча назначена, вы не забыли?
Би снова кладет голову на лежанку.
Позвякивает цепь.
Спать надо.
А то хозяин завтра еще чего-нибудь придумает.
Шаги.
Кто-то хватает цепь Би, тянет на себя, Би просыпается.
Это Родуэлл.
Ро.
Рушится мир перед глазами Би, когда Ро снимает с Би ошейник. Би не понимает, в чем он так провинился, чем он так плох, что его хотят убить, да хоть бы казнили сначала, потом сняли, а то где это видано, с живого ошейник снять…
– Пошли.
– А в чем я… виноват?
– Ни в чем.
– Тогда…
– Пошли, пошли…
Би смиряется, если хозяин говорит – пошли, значит, надо идти. Би спешит за Ро, Ро хоть и не хозяин, но гость хозяина.
Родуэлл спешит по коридорам, Би с трудом поспевает за ним. По пути Родуэлл распахивает двери клетушек, где сидят энергетики, айтишники, конструкторы.
Срывает цепи.
– За мной!
Би не понимает.
Но выполняет.
За ним так за ним.
Родуэлл спешит, торопится, а в бункере уже переполох, сигнализацию включили.
Значит, случилось что-то.
Так всегда, если что-то случается, сигнализацию включают.
Рабы плетутся за Ро, не понимают, зачем за Ро, почему за Ро, почему он срывает с них цепи, куда ведет…
Родуэлл с трудом открывает замок на тяжелой двери бункера. Распахивает дверь.
– Свободны!
Рабы замирают.
– Свободны! – Ро срывается на крик, – свободны!
Би не понимает. Испуганно жмется назад.
Лучи фонарей скользят по стенам, подбираются стражи.
– Бросайте оружие!
Ро не бросает оружие.
– Вы окружены, сдавайтесь!
Ро не сдается.
Прикладывает кольт к виску.
Спускает крючок.
– Какой человек был… – говорит хозяин, – какой человек…
Би знает, это он говорит про Родуэлла.
– Да он один их все стоил… еще бы прожил, он бы весь мир перевернул…
Би кивает. Раз хозяин говорит – перевернул, значит, так оно и есть.
– Что за человек был… а эти его угробили… тогдашние…
Би кивает. Раз хозяин говорит, угробили, значит, так оно и есть.
Позвякивает цепь.
– Если бы сейчас жил, сколько бы сделать успел…
Би осторожно говорит:
– Так он же… воскресал.
– Чего?
– Он же воскресал…. Тогда…
– Что ты мелешь, дурь какая…
Би замолкает. Дурь так дурь… Как хозяин скажет, так тому и быть.
Хозяин перечитывает строки.
Неровной линией, враждебной линией
Из ниоткуда-то, издалека
По небу синему несутся синие,
Что были против красных – все века.
Что мир-спокойствие на битву выменяли,
Расслабиться не смей и не моги,
По небу синему несутся синие,
Жестокие извечные враги.
– Что за человек… нашим до него… как до Луны пешком…
Би не понимает. Лунва же на землю упала, возле бункера рядом совсем.
Ладно.
Не Би с хозяином спорить.
Хозяин дочитывает, гасит свет. Ложится спать.
Тишина.
Би ждет.
В половине первого ночи переключается энергоподача. Шумит.
Пока шумит, Би подергивает ошейник, цепь позвякивает.
Каждые полчаса шумит.
Каждые полчаса Би подергивает ошейник.
Осталось немного замок расшатать.
И все.
Может, к утру успеет.
Прошлой ночью Би опять снилась трава, залитая солнцем.