Мировая медуза
Это не наша действительность.
Только это я и успел сказать. Вот так. Не наша действительность. И некогда разбираться – чья. Некогда разбираться, когда распахиваются стены, и откуда-то ниоткуда вываливается нечто осклизлое, бесформенное, наваливается на тебя, давит, душит, а сзади пробивается что-то дымящееся, пахнущее гарью, кусты какие-то, да нет, не кусты, не знаю, что…
Неважно. Некогда знать, выпускаю в нечто всю обойму, солдат я, в конце концов, или не солдат, нечто даже не реагирует, ему мой кольт как мертвому припарка, то есть, не как мертвому, как не знаю, кому, некогда тут знать…
Люди на площади бросаются врассыпную, вот так, только что напирали на нас, орали, позор властям, и все такое, только что храбрились, и все, и всю храбрость как корова языком слизнула, разбегаются, кто-то визжит, люди кидаются по своим машинам, почему-то не верю, что смогут отсюда уехать…
Осклизлое месиво валится и валится из пролома в стене, да какой стене, нет здесь никакой стены и не было никогда, из пустоты они выходят, из пустоты.
Они…
Кто они…
Не знаю.
Перезаряжаю кольт, не знаю, зачем, стреляю – тоже не знаю, зачем, вонючее месиво даже не вздрагивает. Еще один осклизлый ком наваливается на кого-то из не успевших убежать, кто-то кричит, надрывно, жалобно, я должен кого-то вытаскивать, не знаю, как…
– Водярой… водярой его, сердешного…
Оборачиваюсь, смотрю на неказистого мужичонку, тебе какого хрена тут надо, жить надоело, или как…
– Водярой его полей, сердешного, говорю!
– Хорош уже дурака валять…
– Да серьезно я… вишь, плеснул, оно и стухло…
Смотрю, как мужичишка поливает осклизлое месиво из бутылки, месиву не нравится, месиво скукоживается, сбивается в шуршащую шелуху…
Бросаюсь к ближайшему ларьку, колочу в окно, водки, водки давай, оторопевшая торговка протягивает мне бутылки, еще успеваю крикнуть что-то, что потом заплатим, да что заплатим, медаль дадим за спасение… за спасение… всего.
Откупориваю бутылку, хорошие бутылки стали делать, легко открываются, брызжу на вонючую слизь, еще, еще, еще…
Слизь отступает, аг-га, не понравилось, знай наших… кто к нам с мечом придет… и все такое. Не удерживаюсь, отпиваю из бутыли, внутренности обжигает веселым огоньком. Последний комок слизи не хочет уходить, намертво вцепился в свою жертву. Выливаю на него остатки водки, не действует, хватаю руками, перчатки начинают плавиться, все-таки успеваю вытащить из-под месива дамочку в драном пальтишке, это эта, которая больше всех орала, позор властям. Наши уже бегут к месиву с бутылками, будут добивать, волоку дамочку к ограждениям, кто-нибудь, скорую вызовите, скорая есть у нас вообще или нет… Дамочка повисает на моем плече, шепчет какие-то слова благодарности, отмахиваюсь, не стоит, служу России, и все такое. Дамочка неуклюже целует меня в щеку, отставить, барышня, у меня жена, между прочим, Люська моя по телеку нас увидит, я вообще могу потом домой не приходить…
И только теперь снова проклевывается в голове – это не из нашего мира.
Не из нашего…
Элизабет мнется, не знает, сказать или нет. Вроде это не имеет значения, хотя доктору виднее, что имеет значения.
– И еще… может, это не имеет значения…
– Ну, знаете, в нашем подсознании нет лишних деталей.
– Мне сны какие-то непонятные стали сниться…
– Так-так, поподробнее. И что же за сны?
– Ну… медуза какая-то.
– Медуза?
– Да. Точка, а из неё выходят лучи, лучи, лучи… и все это извивается, переплетается… И все это в пустоте плавает…
– Интересно-интересно…
– Ну и вот… и медуза эта с другими медузами встречается… сражается… побеждает… дальше плывет…
– Ну-ну…
Элизабет замолкает, вроде и так уже много лишнего сказала.
– Продолжайте.
– Да… собственно… все, – Элизабет, наконец, собирается с духом, спрашивает, – доктор, это… оно самое? Болезнь?
– Да нет, что вы, какая болезнь, это сейчас всем снится… всему населению земного шара.
– Да вы что?
– Ну да. Уникум какой-то…
– И все-таки, что такое медуза?
– Ну… представьте себе наш мир от Большого взрыва…
– Почтенный Джамши, вы не ответили на мой вопрос про медузу.
– Так вот я вам и отвечаю, вы подождите… не бегите впереди паровоза, задавит.
Смех в зале.
– Ну, вот… Большой Взрыв, а от него расходятся разные варианты действительности. В одном из них наша вселенная вообще не сложилась, в другом осталась на уровне отдельных частиц, в третьем от человечества появился новый вид… Ну вот так, расходятся лучами…
– Лучами медузы?
– Вот-вот.
– Значит, медуза – это варианты реальности?
– Именно так.
– А другие медузы?
– Другие миры. Когда встречаются два мира, между ними начинается жесточайшая борьба, в которой побеждает сильнейший. Причем, в этой борьбе участвует не только сама медуза, но и все, кто живет на её кусочках реальности.
– Почему же в таком случае раньше мы не наблюдали ничего подобного?
– Очень просто. Все это время – от Большого Взрыва до наших дней – медуза росла, развивалась где-то в каком-то укрытии. А теперь проснулась, вышла из убежища в большой мир.
– Значит… нам нужно ждать новых нападений?
– К сожалению, да.
Перебираем трофеи. Хорошо сегодня потрудились, много трофеев захватили. Устали как черти, да и медуза, я думаю, тоже устала, бедная…
Перебираю трофеи, доставшиеся нам от того, другого мира. Сейчас бы все бросить и спать, спать, спать, да какое там спать, пока спать будем, эти все трофеи растащат. Эти… кто эти… не знаю, кто, какие-то лучники из одной из параллельных реальностей в нашей медузе. Вместе отбивались от сияющих треугольников из чужой медузы, вместе победили. Перебираю обломки, похожие на стекло, думаю, к чему можно приспособить…
– Ва-ва…
Это эти. Которые с луками и стрелами. Требуют, чтобы «стекло» отдали им. Еще пытаюсь объяснить, что так не делается, что делиться надо, делиться, не понимают они, что такое делиться. Понимаю, что пора браться за оружие…
Оставь.
Оборачиваюсь, смотрю на капитана.
– Оставь, говорю. Ну их… мы умнее…
– И чего?
– Того… Знаешь правило трех Дэ, дай дорогу дураку?
– И чего теперь, всем идиотам уступать будем?
Не договариваю. Стекло вспыхивает серебристым сиянием, окутывает людей, кто-то еще пытается вырваться, взмахивает обугленными руками…
Молчим.
Здесь нужно что-то сказать, только слов не осталось…
Вздрагиваю, подброшенный телефонным звонком, бли-ин, нельзя так пугать, нельзя… Генерал звонит, странно, почему мне звонит, а не офицеру…
– Ну и что вы сделали? – звериный рык в телефоне.
Холодеет спина.
– А… а что мы сделали?
– Они еще спрашивают! Ничего, что вы их поубивали всех?
– А что мы, смотреть на них должны были, что ли?
– Да вы не понимаете… не понимаете…
Действительно, не понимаем.
– Ну, видите ли… рано или поздно медуза задумывается о том, чтобы встретиться с другой медузой не для драки… а для других целей.
– И для чего же?
– Я бы назвал это любовью.
– Хотите сказать, это был именно тот случай?
– Да. Но мы не поняли этого, мы набросились на них… как на врагов. Мы уничтожили медузу, которую так любила наша медуза…
– Что же, будем надеяться, она найдет себе другой предмет обожания.
– Сомневаюсь. В паре если одна медуза погибает, другая тоже не живет.
– Откуда вы знаете?
– Великая вещь – математика. Я никогда не видел, как живут медузы, но рассчитал абсолютно точно.
– И как же нам спасти наш мир?
– Боюсь, это уже невозможно. Наша медуза мертва.
– А мы?
– Я тут пытался рассчитать, сколько люди проживут без своего мира…
– И сколько же?
– Вы уверены, что наши зрители готовы это услышать?
Экран гаснет.
Умирает свет в ночнике.
Думаю, сколько нам осталось.