2
Утром мы подрались с Толькой Редькиным.
Чего ему опять было надо? В последнее время он то и дело привязывается ко мне. Причин я, как ни старался, не находил.
Раньше, еще в первом и втором классе, мы даже дружили. Нас четверых – меня, Тольку, Сережку и Андрея – даже называли «четыре мушкетера». Мы всегда были вместе. Но потом что-то разладилось. Сережку с Андреем перевели в другой класс. Больше мы с ними не встречались. Времени не было. А наши встречи с Толькой все чаще заканчивались драками. Причем с переменным успехом.
Вот и сейчас, без видимого повода он принялся махать кулаками. Я тоже пару раз заехал ему по лицу.
– До первой крови! – заявил Толька, попав мне в глаз.
У меня словно звездочки рассыпались. Ну, точно, искры из глаз. Фингал будет точно. В ответ я смог только расквасить ему нос.
– Что тут происходит? – это Каланча. Кто-то уже успел позвать.
Ее только тут не хватало.
– Опять Светлаков?!
Причем тут я? И почему «опять»? Вроде ничего никогда и не было. Вел себя нормально… А драка? Что драка? Ну, стукнули друг другу по паре раз. И все… С кем не бывает. Велика важность.
– Что молчишь?
А чего тут говорить? Обычное дело. И я молчал.
– Так! – голос Каланчи приобрел угрожающие нотки.
Что она хотела сказать? Я не понял, так как именно в этот момент прогремел звонок.
Урок математики. Одно время, мне просто не нравилась математика. А сейчас я ее вообще ненавидел. Почему? Может из-за училки, Марии Мироновны, которая в этом году заменила нашу Нину Николаевну? Понятия не имею.
– Ладно, иди на урок.
Я отправился в класс. Толька еще раньше скрылся в дверях, успев напоследок показать мне кулак.
Почему все так устроено? Та же Каланча. Вот недавно, на уроке, так Ленку головой об доску шарахнула, что доска даже свалилась. Пришлось ее тогда обратно на стену водружать. И ничего. А Руфа, Зинаида Руфовна – учитель географии, только таким образом и ведет уроки. Им, значит, можно. А мы? Почему нам ничего нельзя?
– Почему не пишешь? – это Оля толкнула меня под бок.
С пера ручки сорвалась жирная капля чернил и плюхнулась на страницу. Огромная лиловая клякса расцвела на странице уродливым цветком. Ручка же была не шариковая, а автоматическая, та, в которую нужно было время от времени заливать чернила.
– Отстань, – я отмахнулся от Оли.
Но отмахнулся я рукой, в которой как раз и была зажата злополучная ручка.
– Ой! – вскрикнула моя соседка.
Я недоуменно повернулся к ней. Нет! Только не это! Час от часу не легче. Надо же, все к одному. Олино лицо оказалось почти полностью залито чернилами. Девочка вскочила и, закрыв лицо руками, выскочила в коридор.
– Светлаков! – голос математички сорвалась на визг, – Что ты себе позволяешь?
– Я же не… – растерянно проговорил я.
– Вон из класса!!!
Что тут поделаешь. Как можно что-то ей объяснить? В любом случае окажешься неправ. Я понуро вышел из класса, даже не взглянув на Марию Мироновну. Мелькнул под ногами металлический порог раздевалки. Это как раз то, что надо. Мне хотелось укрыться от всех. Лицо горело от стыда. Не хотел я ничего такого. Я и предположить не мог, что чернила могут выплеснуться из ручки. Оля точно уж никак не заслужила. Как я смогу теперь ей в глаза смотреть? Это ж вам не драка. В драке что, двинул каждый по нескольку раз, все и закончилось. А тут много хуже… Странно только, что отца в школу не вызвали.
Прозвенел звонок. Я постарался забиться поглубже в чьи-то пальто. Грубый материал царапал лицо отдельными жесткими ворсинками.
– А, вот ты где, – Генка притащил мои вещи из класса.
А я и не заметил, что выскочил без них.
– Что теперь делать?
Странно, но единственным человеком, с кем я мог бы посоветоваться, теперь неожиданно стал Генка. Вот не думал, не гадал, а как-то так сложилось. Но, опять же, что он может посоветовать?
– Извиниться бы надо, – Генка зашуршал бумагой, доставая очередной коржик, – Завтра и извинишься.
– Почему это завтра?
– А потому, – он откусил значительный кусок, – что Олька уж домой убежала. Я только что видел. Вся в слезах…
– А к-как…
– Как у нее с лицом? Все нормально. Вроде светлей стало.
– А что она говорит?
– Точно не знаю, но тебя вроде не обвиняет…
– Не обвиняет? – У меня словно отлегло от души.
– Нет. Давай, вылезай. Тебя математичка зовет.
Странно, но почему-то никто так и не додумался придумать математичке прозвище. На мой взгляд, ей хорошо бы подошло… нет, не знаю. Мария, и Мария. Может, Зеленка? Тут можно придумать сразу несколько причин. Во-первых, она только что из института. Потому и заводится, как говорит папа, с пол-оборота. Надо же показать себя. А во-вторых, у нее и фамилия соответствующая – Зеленина.
В кабинет я вошел, понурив голову, всем видом стараясь показать раскаяние.
– Проходи, Светлаков, – это уже Каланча подхватила меня под локоть и подтащила к самому учительскому столу.
Куда без нее? Завуч все-таки.
– Рассказывай, Светлаков.
– Что рассказывать-то?
– А вот за что ты Оленьку чернилами облил?
Зачем она так? Ну, не подумал, что так получится. Не специально же я.
– Что молчишь?
Я бы и рад сказать, но как раз сказать-то мне и нечего. Все равно из них двоих никто не поверит, что бы я не… И я продолжал молчать. Эх, Нине Николаевне бы ничего объяснять не пришлось, она бы все поняла, а этим все равно не объяснишь. Они обе наперебой орали на меня странно похожими визгливыми голосами. По их мнению выходило, что я весь такой-растакой, что обо мне колония плачет, что все хулиганские поступки в школе исходят от меня. Я, наверное, рассмеялся бы. Тоже мне, нашли преступника, в пятом-то классе…
– А эта отвратительная драка…
– Ага, а я один, что ли дрался? Сам с собой? – я тут же вынужден был остановиться, близко оказался комок в горле. Еще подумают чего.
– Молчи уж!
Ну, вот и пойми этих взрослых. То, «что молчишь», то «молчи».
– С Анатолием я потом тоже переговорю.
Опять непонятно. Почему Редькин – Анатолий, а я – Светлаков. Никакой справедливости.
– Может директора позвать? – заискивающе спросила математичка.
– Какой директор, уважаемая Мария Мироновна? Сами разберемся.
А в чем тут разбираться? Ничего плохого я не делал. Драка? Так все дерутся. Чернила? Не нарочно же. Случайно.
– Ну, что, так и будешь стоять? – Каланча как клещами схватила меня за плечо, сильно встряхнула.
Я только помотал головой. Еще не хватало перед ними разреветься.
– Ладно, иди, – неожиданно проговорила русичка, – еще один проступок, будем вызывать инспектора детской комнаты милиции.
Я стремительно вылетел из школы.
Фу, пока пронесло…