Глава 2. Розовый закат на чёрном озере, живой покойник и подвал ужасов
Вечеринка по случаю Хэллоувина была в разгаре. Впервые им разрешили праздновать этот не всеми любимый праздник по-взрослому: без родителей, на заброшенной даче Сэма. Сама дача и её расположение придавали особый привкус «неправедному сборищу чёрной силы», как назвали этот праздник собравшиеся. Все они были учениками выпускного, двенадцатого класса лучшей школы в округе с поэтичным названием «Школа Розового Заката».
Дача возвышалась довольно уродливой пирамидой на берегу «Чёрного озера». Само озеро славилось тем, что напоминало кальмара, протянувшего кривые щупальца в глубину хоть и небольшого, но дикого и лохматого леса.
– Эй, Сэм, не пора ли нам открыть папин ящик с пивом? – гнусаво протянул Боб. – Мы же знаем, что он всегда прячет пару ящичков в подвале.
Девочки затарахтели все разом, возражая.
– Сэм, ты же бойскаут! Бойскауты не пьют!
– И это не наше пиво!
– И, вообще, пора в страшилки играть.
– Так вот и поиграем! Кто пойдёт в чёрный, чёрный подвал по очень старой и гнилой лестнице? – не сдавался Боб.
– Ты и иди! – закричал Призрак с огромными ушами и сверкнул Очками Ужаса с батарейками. При каждом резком движении головы батарейки включались, и глаза сверкали противным, иногда просто мерзостным, грязно-болотным светом.
В этот момент Сэм что-то разглядел в окне и истошно закричал:
– Покойник! Там… На дереве…
Самая крупная и невозмутимая девочка презрительно хмыкнула и подошла ближе к оконному стеклу.
– Боже мой! Боже мой! – завопила она. – Он дёргается и открывает рот!
Староста класса, всегда прямой и несгибаемый Джесс, решил взять ситуацию в свои руки.
– Сэм и Боб, идите за мной! Накиньте накидки или плащи, дождь пошёл!
Это было невероятно. После двух лет засухи косой, путающийся в фалдах ветра мощный ливень, решил, видимо, подыграть всем любителям нечистой силы и накрыл окрестности дачи рыдающим куполом водной стихии, в котором захлебнулись все привычные звуки и краски.
Ребята в растерянности оглядывались по сторонам, ища Фанки. Фанки был мастером на розыгрыши и на всякие невероятные переодевания. Он так в этом преуспел, что однажды учитель религии чуть не поверил в раздвоение собственной личности, зайдя в класс и столкнувшись нос к носу с самим собой, стоящим у доски и торжественно поющим псалом «К радости». После этого Фанки долго не ходил в школу, откуда его исключили на целый месяц, но исправно ходил в местный центр Коррекции Умственного Здоровья, куда добровольно поместил себя учитель религии. Несмотря на истеричные протесты учителя, Фанки считал своим долгом навещать его.
Джесс остановился и прислушался. Со стороны леса неслись сдавленные, слабые стоны. Иногда они переходили в хрипы. Ребята подкрались к дереву, с которого что-то свисало, и тут же в ужасе остановились: под деревом лежал покойник. Бледный, начинавший синеть двойник Фанки.
Джесс призвал всю свою бойскаутскую силу воли и дотронулся до ног свисающего человека. Ноги дёрнулись.
– Сэм, лезь на дерево! Боб, принеси нож, пилу и нашатырный спирт! – чётко отдавал команды староста.
Сам он подставил крепкие плечи под ноги свисающего человека, чтобы ослабить силу натяжения верёвки. Через несколько минут настоящий, но полуживой Фанки, лежал на сырой земле и пробовал открыть глаза. Рядом валялся его Хэллоувинский двойник-покойник.
Что произошло, стало ясно только спустя полчаса. Именно столько понадобилось Фанки, чтобы придти в себя и начать говорить.
Будучи «пофигистом», когда дело касалось учёбы, Фанки был абсолютным перфекционистом, как только речь заходила о «приколах» и розыгрышах. В эту чёрную ночь, на берегу Чёрного озера, набухавшего чёрными дождевыми и грязевыми потоками, он решил разыграть всех по-чёрному. Целый месяц Фанки изготовлял себя самого, только тряпичного (не без помощи мамы, от которой он и набрался этой страсти к пугалкам), чтобы устроить «Чёрную Вечеринку Века». Он незаметно вышел из комнаты и направился к ближайшему от окна дереву, под которым его ждал приготовленный заранее табурет, и, не спеша, приступил к выполнению плана.
Будучи, как уже отмечалось, перфекционистом, он добивался абсолютной правдивости создаваемых образов. Чтобы понять, как «правильно», то есть естественно, должен свисать труп с дерева, он решил поупражняться на себе.
– Я влез на табурет, обернул петлю вокруг шеи, запомнил, на какое место какой ветки надо будет повесить «себя», и стал готовиться к спуску на землю.
Но Фанки не подумал о том, во что превратился пластмассовый табурет под таким сильным дождём. Нога соскользнула с мокрого сиденья, и он повис. Повис, действительно, очень натурально и естественно. Чем бы всё кончилось, если бы не взгляд Сэма в окно, ребята решили не думать. Зато все дружно согласились открыть коробку пива в подвале.
Возражали только две девочки. Серьёзная, разумная, рассудительная Софья и её лучшая подруга: взбалмошная, необыкновенно живая, всегда всем сочувствующая хохотушка Тришка. Так все называли её с первого класса, начисто забыв красивое, но слишком длинное для «эсэсмэсок» имя Патриция.
– Мы вообще не должны были устраивать эту вечеринку сегодня! – решительно и громко сказала Софья.
– Вот иименна, – тихо поддержала подругу Тришка. Она всегда тянула гласные, которые ей нравились, и не утруждала свой пухленький ротик правильным произношением последних звуков.
– Это ещё почему?! – взвопил, вытянув толстую шею с красным следом от верёвки, всё ещё иссиня – бледный Фанки.
– Потому что сегодня случилось несчастье с Лией. Когда нашему товарищу так плохо, мы не должны что-то там праздновать, – уверенная в своей правоте Софья говорила, как их нелюбимый учитель физики: повелительно и с выражением превосходства на слишком красивом для отличницы лице. Её строгие чёрные глаза обдали всех морозным ветерком осуждения.
– Да кто вообще круглых отличников будет слушать? – встал на сторону друга Сэм.
– И, вообще… Лия сама во всём виновата, – вступил в разговор староста Джесс.
Джесс был из тех, из кого «прорастают» правильные республиканцы, будущие губернаторы и члены конгресса: всегда в отлично сидящем на нём костюме с умно подобранной, застёгнутой на все пуговицы рубашкой в элегантную мелкую полоску, которую оттенял строгий, в меру яркий, галстук. Всегда счастливый и позитивный староста умудрился даже на «нечестивую» вечеринку придумать «благочестивый» костюм. Он облачился в тогу судьи и намеревался выносить Высший Приговор всяким неправедным недоумкам, вроде Слепой Летучей Мыши или, свихнувшемуся от безделья, Призраку Печали. Какие печали могут быть у здорового молодого человека в его великой стране?
– Лия никогда не отличалась сдержанностью. Так что я считаю, что общение с хорошим психиатром пойдёт ей на пользу, – не без удовольствия огласил свой «приговор» Джесс.
– Ты что, вееришь её браату?! – не без злости протянула Тришка. – Да он самовлюблёённый, избааалованный, нааглый лгун!
– Если бы только лгун! – резко вступила в спор Софья. – Я уверена, что он замешан в преступном бизнесе. И не в одном. Как может не очень образованный, почти неработающий красавчик из Мексики позволить себе ездить на Инфинити последней модели и держать в гараже кабриолет? А как он со всеми разговаривает? Смотрит на тебя, как будто монетами осыпает и ждёт нижайшего за то поклона.
– А глааза? Вы сматреели в его глзааза?! Нет! Не сматреели! Потому что он их отвоодит. Он только на тех, кто слаабее или млаадше него, смотрит. Причёём, всегда сверху вниз. Я его боюсь с пееервой встрееечи. Он тогда пришёл за Лииией в школу, а она не хотеела с ним уходить. Как будто родного брата боялась. Схватила за руку Саният и так умоляюще на неё смотрела… Словно просила защитить.
– Ладно, брату вы не верите. Ну а камере наблюдения?
– А у тебя дома, в вашей кухне и холле, есть камеры наблюдения?
– Конечно, нет. Что за чушь ты несёшь? – возмутился Джесс, но резко замолк и понял, что попался.
– Вот именно! Зачем в бедном доме иммигрантов, где все живут на пособие, кроме, кстати, Лии, которая работает с шести лет, нужны камеры наблюдения? Почему ни судья, ни адвокат этого вопроса не задали?
– Это спрашивайте у них. Что касается меня, то я своими глазами видел, как на видеозаписи Лия несётся с ножом за своей мамашей. И только брат спасает обеих: мать от убийства, а Лию от тюрьмы.
– Ой-ёй-ёй! На-сме-шил! Лия с маленьким бойскаутским ножиком, пригодным разве что листья с веток очищать, собирается нанести удар в сердце своей мамаше, причём, сзади и находясь в пяти метрах от неё!
– Ну, не знаю, – стал сдаваться Джесс. – И вообще, хватит дебатов! Мы же не на факультативе по риторике. Давайте уже пиво пить. Сегодня можно. Кто пойдёт в подвал?
– Так Фанки и пойдёт, – рявкнул Сэм. – Это же из-за него вся вечеринка рухнула.
Фанки лениво поднялся с дивана, на котором отходил от самоповешения, и бодро направился к чёрной, с огромным замком, двери.
– А где ключ? – повернулся он к другу, но тут же понял, что замок был открыт. Он висел на одной скобе и криво ухмылялся беззубым железным ртом. Фанки открыл дверь, которая издала ржавый писк, и исчез в темноте. Ребята молча ждали. Говорить почему-то никому не хотелось. Когда круглая голова Фанки не появилась из подвала ни через пять, ни через десять минут, Сэм занервничал. Они с Джессом переглянулись, боясь поверить собственной догадке.
– Ты думаешь, нам надо спуститься? – шёпотом спросил Сэм старосту.
– Я думаю, да. Надо быть готовыми к неприятностям покруче, чем покойник на дереве.
– Неужели он на это способен?
– Фанки способен на всё. Даже на то, чтобы всю коробку пива самому оприходовать.
В этот момент из подвала донёсся крик. Кричал, явно, не Фанки. Голос был абсолютно чужой. Глухой и хриплый. Так мог бы рычать разбуженный среди спячки старый, уставший медведь. Не крик, а жалостливый рык.
В следующую секунду к рыку присоединился резкий, истошный вопль Фанки.
Сэм бросился за ружьём в кладовку, а девочки проявили чудеса храбрости и на цыпочках, прячась за невысокую, но крепкую спину Тришки, направились к входу в чёрную пасть подвала. Женское любопытство лишний раз доказало своё превосходство над мужским здравым смыслом.
Первой заглянула вниз Тришка. Она не закричала, не завопила, а, наоборот, застыла не шелохнувшись. Снизу теперь тоже не доносилось ни звука. Через пару секунд из подвала раздался треск. Треск мог принадлежать скелету, который решил пройтись или попрыгать, зная, что у него артрит, артроз и хондроз во всех костях и суставах. Это был отчётливый звук дребезжащих, ломающихся или насильно сгибаемых костей. Потом всё затихло. На две долгие секунды. Затем затрещало опять. Только в этот раз скелет решил выбраться из могилы и трещал всеми костями разом. А следом раздались глухие звуки:
– Всё равно мы мёртвые… Не старайтесь… Мы всё равно мёртвые…
На последнем слове «мёртвые» вполне живой Фанки и, мало похожий на скелета здоровенный мужик показались на верхней ступеньке. За мужиком тянулась какая-то проволока. На её противоположном конце громыхало нечто, напоминающее радиоприёмник, который таковым и оказался. Мужик выглядел, как старый дворовый пёс, к хвосту которого привязали пустую консервную банку и заставили бегать и развлекать не очень добрых детишек.
Фанки, а за ним и мужик, бросились в поисках убежища. Фанки выбежал на улицу и в панике готов был опять залезть на дерево, которое едва не стало для него виселицей. Мужик оказался поспокойнее и закрылся в туалете. Через минуту он приоткрыл дверь, но, увидев Сэма с ружьём, замуровался возле туалетного бачка намертво.
Джесс и Призрак с Мигающими Глазами приволокли с улицы онемевшего Фанки.
Его опять уложили на продавленный диван и все на него воззрились в немом вопросе:
– Что, чёрт возьми, произошло?
Фанки молчал и вздрагивал. Вздрагивал и опять молчал. Иногда тихонечко скулил.
Всем надоело ждать. Ребята решительно подошли к туалету и Сэм гаркнул:
– Эй, мужик, выходи! Не выйдешь сам, буду стрелять. Ты в мою собственность проник. И полицию вызову.
Бачок в туалете хрюкнул, раздались шаги и дверь открылась.
Перед детьми был типичный бомж: небритый, немытый, дурно пахнущий, с проволокой в руке.
– Рассказывай всё! И честно! Как в подвал попал, что там делал и почему орал.
Бомж оказался безобидным бродяжкой их Детройта. Всю жизнь он работал на заводах Форда, на жизнь хватало, но отложить что-то не удавалось. Когда дети (а их было трое) выросли, продажи американских машин, наоборот, резко упали. Бомжа уволили. Лет ему было немало, и новую работу в разорившемся городе-призраке Детройте никто ему не предлагал. Он решил податься в солнечную Калифорнию. Здесь можно почти весь год спать на улице и питаться тем, что тысячи ресторанов выбрасывали, даже не надкусив.
– А жена? Она где? – спросила Софья. Звучала она строго и осуждающе.
– Так она сразу от меня того… ушла, то бишь, смылась. Как только я работу потерял.
Гость говорил с таким деревенским, провинциальным акцентом, что девочки разулыбались и смягчили тон «допроса».
– А почему Вы кричали и рычали в подвале? И что Вы там делали? И как вообще здесь оказались?
– Так я сюдой часто наведываюсь: погреться, пивка попи…
Бедняга не договорил. Услышав про «пивко», Фанки пришёл в себя, скатился с кушетки и бросился к мужику на шею. Обниматься он не собирался, а вот стукнуть его пару раз точно захотел. Но Тришка, которая занималась боксом с шести лет, влепила ему такой боди – апперкот слева, что он тихо вздохнул, присел и затих. Сегодня, явно, был не его день.
– Чего орал-то? Сидел бы себе тихо да пивко попивал.
– Да энтого вашего, ну… энтого, который напротиву меня сидит, испугался. Глядь… А на меня висельник идёт. На шее полоса от верёвки свяркает, рожа синяя, а губы белые. Тут зарычишь.
Первым согнулся в хохоте Боб. В сильном возбуждении от всей этой истории, он стал дёргать своего друга Призрака за руки, приглашая повеселиться вместе. Голова с Очками Ужаса затряслась, и глаза замигали жутью и грязно-чёрными болотными отблесками. Мужик закрыл голову руками и завыл. В этот раз он подвывал, как койот на неудачной охоте. Хор получился на славу. Бомж вопил истошно и тонко, Боб рассыпался фальшивыми гитарными аккордами на три ноты, староста с Сэмом благородно смеялись, стараясь подчёркнуть мужественные нотки в своих молодых баритонах, а Призрак катался по полу, издавая те звуки, которые получалось издавать.
Насмеявшись, ребята решили выяснить, что за проволоку тянул за собой «подвальный сиделец». И кто кричал о том, что они мёртвые.
Гость оказался бывшим радиотехником. Много лет он устанавливал навороченные стереосистемы и автомобильные телевизоры в машины требовательных клиентов на заводах Форда. В этот Хэллоувин бедняга доковылял до дачи засветло. Чёрное озеро кишело празднующими, а его берега превратились в одну большую парковку. Некоторые машины были с антеннами. Некоторые с радиоприёмниками. Самые навороченные – с телевизорами и компьютерами. Мужик решил, что будет справедливо, если он найдёт какой-нибудь Форд, напичканный аудио и видео гаджетами, и позаимствует из него кое-что для своего личного праздника.
Тут блеклые глаза пленника хитро сверкнули, и он важно изрёк:
– А хто же его знает… Может, я эти штуковины сам им и прилаживал. А, значит, имею право… Попользоваться.
Недолго думая, он вытащил одну антенну и один радиоприёмник из незакрытого автомобиля и скрылся в подвале дачи. Настроил всё это на местную волну и начал праздновать.
Дальше ребята всё поняли сами. Каждый Хэллоувин находились прикольщики радиолюбители, пугающие легковерных старушек и слишком доверчивых домохозяек «Эфиром из Преисподней». Местная полиция их ловила, наказывала, но каждый год кто-нибудь «вёл прямой репортаж» либо из свежей могилы, либо из местного морга, а некоторые предлагали позвонить на прямую горячую линию самому Принцу Тьмы. И ведь звонили же…
За окном, между тем, тихий сумеречный свет разогнал все тучи. Лес выдохнул на озеро облако свежего воздуха, и озеро покрылось нежной, глубокого зелёного цвета рябью. Девочки выбежали на улицу. Им хотелось помолчать, подумать и не спеша прогуляться вдоль водоёма, в котором уже плавал и кувыркался хрупкий полумесяц, добавляя в изумруд воды брызги золотых россыпей. Все их мысли были о Лии, которую в классе любили и уважали. Подруги ценили её за не по годам острый ум, неуёмную энергию в поисках счастья, за умение хранить секреты и всегдашнюю готовность дать списать. Последнее в их школе было такой редкостью, что стало символом непонятной большинству душевной щедрости. Фраза «добрая, как Лия» стала почти что поговоркой. А ещё все просто поражались умению Лии дружить. Три подружки – американка Винсия, чеченка Саният и мексиканка Лия – были разве что не школьной достопримечательностью.
Если бы девочки знали, как сильно ждали их бравые друзья-бойскауты этого момента. Едва за девушками закрылась дверь, бомж скользнул в подвал и вскоре …вечеринка началась. За полчаса пиво было выпито, животы окончательно надорваны, подорваны и почти оторваны в новых и новых конвульсиях смеха. К тому времени, когда подруги достигли противоположного берега, парни принялись за вторую коробку. А когда девушки вернулись, со второй коробкой тоже было покончено.
Фанки разпушился и расхвостился, как главный индюк птичьего двора, и решил подправить свою сначала подвешенную, затем подмятую, а потом и вовсе нокаутированную репутацию. Он принял решение идти домой пешком. Да, через дикий лес! Да, через ямы и ухабы! Да, через овраг, где водилась нечистая сила! В общем, навстречу всем этим худосочным призракам леса.
Отговорить его не удалось. Он встал, расправил увесистые плечи, и, ступая не очень твёрдо, ушёл.
Остальные ребята вызвали такси, разрешив бомжу пересидеть на даче до утра. Вернувшиеся девочки объявили мужской половине бойкот. Они погрузились в молчанку и заявили, что доберутся домой сами. Тришка позвонила старшему брату и попросила забрать их через час. Они хотели навести хоть какой-то порядок на притихшей, обалдевшей от приключений, со слегка поехавшей крышей даче.
В последнюю минуту Призрак озаботился судьбой «бедного Фанки» и наотрез отказался садиться в такси. Он решил последовать за другом. Пешком, в тёмный лес и через нехороший овраг. Удержать его не удалось.