Глава I. Два года спустя. Приговор, сумерки разума и другая реальность
Ослепительно яркий, несмотря на октябрьский день, желток Калифорнийского солнца упрямо растекался по раскалённой сковороде высохшего, скучавшего по дождю неба. Дождь не навещал его два с половиной года. Было только девять часов утра, но машины, крыши и редкие пешеходы уже молили светило о пощаде. И только верные стражи Окружного Суда: Холодный Закон и Скучный Порядок не давали упрямому солнцу ни малейшего шанса согреть зал заседаний и пошутить с теми, кто там находился.
Судья – невысокая, с усталым потухшим взглядом дама, зачитывала приговор:
– Ученицу двенадцатого класса…
– «Розового Заката»
– Лия Суавес будет находиться…
Два крепких мужчины быстро подошли к обвиняемой. Её испуганные глаза заметались по залу. Стало тихо. Взгляд девушки нашёл того, кого искал, и стал по-детски жалобным и обиженным:
– А как же наш приговор? Почему ты…
Дверь за ней закрылась.
Винсия плакала. Плакала тихо и беззвучно. Потому что ей было больно. Это была безнадёжная боль сползания в беспомощность. Не падения, а именно сползания. Падение одаряет секундами вольного парения. Сползание тянет за кончики нервов в кошмар безысходности.
В следующую минуту тихо открылась входная дверь. На пороге комнаты заседаний стояла тоненькая девушка. Из-под неяркого мусульманского платка на Винсию смотрели тёплые, всё понимающие, всех прощающие глаза Саният.
– Я опоздала?!
Немногочисленная публика в зале притихла. Люди опустили головы. Некоторые отвели глаза. Винсия бросилась к подруге, на ходу заметив, что вслед на Саният в зал мягко, но с удивительным достоинством вошла её мама.
– Слушай, – жарко и горячечно зашептала Винсия. – Я прямо чувствую, что Лия докопалась до какой-то тайны. Она что-то скрывала в последнее время. И эти её ночные исчезновения…
– Я тоже об этом думаю, – поддержала подругу Саният. – Эта тайна, мне кажется, как-то связана с её братом.
– Он – страшно неприятный человек.
– А мне он иногда кажется просто страшным, – не согласилась Саният с Винсией.
– Так и я о том же. И ноги у этой тайны растут из Мексики. Я в этом почти уверена.
– А ещё это как-то связано с отцом Лии. Не зря же и мать, и брат сделали всё, чтобы она не узнала, кто он.
– А вдруг Лия на банду какую-нибудь вышла?! Или на настоящую мафию! Она ведь рискованная. Да ещё все эти любовные неудачи. От безнадёжности люди иногда…
– Либо подвиги, либо глупости совершают, – поспешила закончить разговор Саният, видя, как к ним уверенной походкой приближается её мама.
Она щедро обняла девочек, ласково, уверенно повторяя:
– Чшшш… Чшшш… Всё обойдётся. Верьте мне. А сейчас пойдёмте. Я вас отвезу к нам домой. Отдохнём и обдумаем, что можно сделать.
Когда Тина, запыхавшись, влетела в приёмную здания суда, из зала заседаний уже выходили последние присутствовавшие. Она поискала глазами Винсию. Её нигде не было. Не было и третьей закадычной подружки – Саният. А про Лию Тина всё поняла, увидев отъезжающую от здания суда служебную, с решётчатыми окнами, машину.
Она постояла, опустив плечи. Вот так стоять и страдать, может, и было уместно, но помочь это не могло никому. Во всяком случае, не сейчас.
Это был один из таких моментов, с которыми надо просто смириться. Смирение уменьшает, а иногда и побеждает сопротивление. И когда сопротивление тает в волне кротости и принятия, на его место тихо просачивается мудрость. А вместе с ней понимание и верное решение. Во всяком случае, в это хотелось верить.
Все эти мысли пронеслись в голове учительницы за секунду.
В следующее мгновение она была в своей машине. Её ожидал напряжённый рабочий день. Опять новая школа, новые коллеги, новые ученики. И она не могла себе позволить затащить старые проблемы в эту новую «реальность». Тем более что она, эта реальность, обещала быть из разряда «нереальных» и даже «фантастических».
Так, во всяком случае, ей было сказано в отделе образования. В голове тут же ожила недавняя беседа.
Когда Тина вошла в кабинет начальницы, та, поздоровавшись, отвела глаза в сторону.
– Миссис Ти! Мы хотим попросить Вас вести Новейшую Историю в школе Золотой Рощи.
– В каком классе?
– В одиннадцатом. Но хочу Вас предупредить: ничему не удивляйтесь. Там вы можете столкнуться… Как бы помягче выразиться… С другой реальностью… С фантастическими героями и…
Дама замолчала и даже слегка покраснела.
– Но я ведь из России. У меня обычно всё на лице написано.
– А мне говорили, что Вы – профессионал, – разочарованно протянула начальница. – Педагог со стажем. А, значит, Вы прекрасно знаете, что такое «непробиваемый учительский апломб». Вот и спрячьте за ним свои эмоции!
– Хорошо. Предположим, эмоции похоронила. А преподавать в этом классе получится?
– Всего я Вам объяснить не могу, да и не собираюсь. А учить и заинтересовать детей в этом классе, действительно, очень желательно. Так что примените инновационные методики. Рассказывайте, что угодно, лишь бы было интересно. Только не идите у них на поводу. Это – главное!
– И всё-таки… Почему я? Человек другой культуры, другой ментальности. Да у меня и «психотип» – не в том смысле, что я типа «псих», а в смысле психологических подходов к учащимся – другой.
– Так вот именно поэтому директор школы, миссис Вия, попросила назначить в этот класс Вас, миссис Ти. Во-первых, она из Латвии, училась когда-то в Москве, и она верит в российскую методику обучения. Во-вторых, в этом классе учатся её дети.
Начальница покраснела, опустила глаза и откашлялась.
– Её не совсем простые дети… Вернее, её совсем непростые дети… Вернее…
Тут начальница твёрдо посмотрела на посетительницу и скомандовала:
– Приступайте завтра! Проблемы будем решать по мере поступления. Но лучше бы, чтобы их не было.
И она подтолкнула Тину к двери, чтобы та не успела открыть рот.
Вот в эту Золотую Рощу она сейчас и направлялась. Одна мысль её согревала: «Хорошо, что это школа Рощи. Всё-таки не Чаща. Из Чащи можно и не выбраться». Шёл третий год её пребывания в Калифорнии, куда она приехала по приглашению давних американских друзей. Начало её пребывания в золотом штате совпало с началом грандиозной школьной реформы, которая требовала укомплектовать школы двуязычными учителями. Началась охота за преподавателями, говорящими на испанском языке. Тина оказалась в этой немногочисленной группе.
После двух лет работы Тина Ивановна была уверена, что каждый год должен бы считаться за два. Как для тех, кто работает в России на Севере.
Одно вождение выматывало так, как ни один самый пакостливый «Вовочка с последней парты» не исхитрился бы этого сделать. Конечно, это была сугубо её проблема, но проще от этого она не становилась. Каждый раз, беря себя в руки в тот момент, когда руки брались за руль машины, Тина почти с нежностью вспоминала потрёпанные российские автобусы, лениво ползущие трамваи и даже бесшабашные, уродливые маршрутки. А московское метро казалось раем, только подземным.
В тех местах Калифорнии, где она жила и работала, ничего из перечисленного просто не было. Была, зато, очень меткая поговорка: «You drive or you die». Либо води машину, либо умирай. Конечно, когда до ближайшей булочной – не меньше двадцати километров, а большинство дорог не манили пройтись по их тротуарам потому, что их, тротуаров, просто не было, о свободе выбора транспортного средства и не мечталось. Демократии было много. Выбора – мало.
Тина научилась совмещать обе части американской поговорки, выкинув из неё союз «либо» и заменив его на «и». Она водила машину и каждый раз чуть-чуть умирала от страха и напряжения. Да и культурный шок был всегда с ней. А, может, это она была с ним? Да неважно. Главное, что они жили и работали вместе.
Занятая этими размышлениями, миссис Ти и не заметила, как подъехала к школьной ограде и стала вспоминать свою встречу с директрисой Вией.
Она вошла в её кабинет, набросив на рот дежурную улыбку и отключив все вредные и непокорные мысли. То, что именно так надо поступать перед каждой встречей с боссами, она поняла далеко не сразу. И первые двенадцать рабочих интервью с треском провалила.
Но стоило ей начать работу и в начале каждого семестра подписывать инструкцию, которая заканчивалась фразой: «Развитие критического мышления у школьников запрещается», как она поняла все свои ошибки на собеседованиях.
С тех пор Тина прилежно тренировалась. Ежедневно. Включала критический взгляд, выключала. Включала, выключала.
Каково же было её удивление, когда директриса Вия встретила учительницу словами:
– Надеюсь, миссис Ти, Вы не разучились развивать критическое мышление у своих учащихся? И питаю надежду, что Вы не растеряли способности вовлекать студентов в групповые дискуссии и поиски альтернативных ответов.
Высокая белокурая дама сказала всё это на ломанном русско-латышском языке. Сказала уверенно и твёрдо. Но прямой властный взгляд голубых глаз не смог спрятать живущую в них привычную печаль ни за напускной холодностью, ни, за напускным же, безразличием.
Миссис Вия, между тем, продолжила, но очень кратко.
– Вы будете вести Историю в одиннадцатом классе. Новейший, послевоенный период. Мы верим в ваше образование, доверяем методике и надеемся на взаимно – обогащающее сотрудничество.
Это говорилось уже на английском с приятным латышским акцентом.
Тина въехала на школьную парковку, вышла из машины и задумалась. Потом глубоко вздохнула и, отключив все посторонние мысли, включила американский «Позитивный настрой» и «Я сделаю это!»
Учительница быстро нашла кабинет истории, встала за дверью и прислушалась. То, что она могла уловить правым ухом, слегка насторожило. Когда, загнув оба уха в форме локаторов, миссис Ти буквально прилипла к двери и прислушалась получше, она слегка испугалась. То, что доносилось из-за дверей, не было ни криками, ни громкими ударами. Всё было намного хуже.