Вы здесь

Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы. Глава 4. Русская подводная лодка, призраки в яме и весёлая ночь в больнице (Татьяна Мануковская)

Глава 4. Русская подводная лодка, призраки в яме и весёлая ночь в больнице

Домой я добиралась долго. К вечеру пошёл дождь, и движение на дорогах встало так, как у нас в России оно может встать только в сильнейший снегопад.

Так как это был вечер Дня Нечистой Силы, то и дождик включился в праздничные розыгрыши. Он то серел и темнел, заливаясь ехидными всхлипами, то впадал в ярость и так барабанил по крыше машины, как будто умолял впустить его внутрь. Но через минуту уставал, затихал и начинал подыгрывать серебристыми капельками весёлым лучам заходящего солнца. И всё вокруг вмиг становилось цветастым, свежим и радостным.

Перед тем, как лечь спать, я всегда слушала радио. Для языковой практики я, естественно, выбирала разговорные станции. Так я сделала и в этот раз.

Я перекусила, прочитала, как делала каждый вечер, двадцать восемь страниц американского блогера Джонсона про Россию (про его «письма» я напишу позже), и блаженно вытянулась на своей узкой американской кровати. У американцев, вообще-то, кровати и матрасы (многие спят на них, не тратясь на «кроватную» роскошь) широченные. Очень большие. Как они сами говорят: « Мы большая страна, и у нас всё большое: машины, дороги, кровати и женщины». Я же, не без труда, умудрилась купить себе узкую. С одной стороны, это никак не влияло на размер моей родной страны. С другой, лёжа на узкой коечке, я лучше ощущала «широту» своего русского мышления и очень скромный размер моего кармана.

Я потянулась, прикрыла глаза и нажала кнопку приёмника.

– Тревога!!! Уровень пятый! Перископ российской подводной лодки только что показался в заливе Нью Йорка!!! Атомная атака может начаться в любую минуту!!!

Меня встряхнуло и передёрнуло. В следующую секунду я вскочила.

– Повторяем! У вас осталось несколько минут до возможной атомной атаки с борта Российской подводной лодки! Торопитесь!!! Покидайте дома и немедленно включите телевизоры!

В панике, я покрутила настройку приёмника. Если начинается война, то ведь все станции должны прервать передачи и оповещать граждан.

Первая же радиостанция обдала меня вкрадчивым тёплым голосом Фрэнка Синатры. «It’s my way..» уверенно выводил любимец женщин, оповещая всех о том, что у него «Свой путь». О войне и пути в бомбоубежище Синатра не заикнулся.

Следующий голос оказался женским. Тоненько и смущённо дамочка щебетала о своём, о женском: как угождать мужу, что одевать, если он пригласит тебя в ресторан, и т. д. и т. п. Я крутанула ручку назад:

– До атаки осталось, возможно, пара минут! Но они у вас ещё есть! Вы ещё можете купить «Набор для чрезвычайных ситуаций». С нашим набором вам не страшна даже атомная атака с Российской подводной лодки. Скидки действуют для тех, кто позвонит в телестудию «Магазина на диване» прямо сейчас. В набор включены 10 батареек, упаковка….

Я рухнула на пол. Меня трясло от злости. Гнев начал «активировать» мой мозг, и я включила «критическое мышление» на полную катушку. Лихорадочно дыша, я набрала номер телефона, который как в нирване повторял ведущий: позвони мне, позвони… набери 6359…

– Здрааавствуйте… – приторно пропела я в трубку. – А набор для психически больных и нестабильных у вас есть? Ну, для тех, кто в такой ситуации ничего не соображает и буйствует?

– Одну минутку, мэм, – радостно заворковал продавец. – Вот, уже нашли!

– А два?

– Конечно, мэм, и два найдём.

– Слушай, мужик, съешь их оба разом! Один тебе не поможет! А я сейчас позвоню в Российское посольство, рекламку вашу им передам.

Я повесила трубку. Мужик из рекламной кампании взял, видимо, перерыв на приём лекарства. Крики прекратились, полилась джазовая композиция Дюка Эллингтона.

Но не зря же говорят: не поминай лиха. Моё «лихо» тут же достало меня звонком… откуда бы вы думали? Правильно! Из Клиники Психического здоровья (или нездоровья, я никак в их названиях не могла разобраться).

– Это миссис Ти? – вежливо и устало спросил мужской голос. Убедившись, что попал по нужному номеру, мужчина представился:

– Меня зовут доктор Хат. Я звоню из клиники Коррекции Психического Здоровья.

Я в очередной раз почувствовала, что стала оседать на пол.

– Чем я могу Вам помочь? – спросила я доктора, тут же осознав, как глупо прозвучал мой вопрос. Я покраснела и, почти не дыша, крепче сжала трубку.

– Очень даже можете, мы надеемся. К нам тут полиция доставила двух ваших учащихся. Из двенадцатого класса школы «Розового Заката». Они утверждают… скорее, бормочут, что Вы, миссис Ти, их классный руководитель. Наставник, так сказать.

– Допустим. Но у них есть родители. Мне кажется, что Вам лучше связаться с ними.

– В том то и дело, что они умоляют не звонить родителям. Как недавний студент, я их понимаю. Вы знаете, я интерн, отрабатываю свои два года до лицензирования.

Вы своих студентов всё-таки знаете. Поможете разобраться. Мы в сомнении: надо их госпитализировать или можно отпустить домой.

– А Ламентию Суавес тоже к вам поместили? – выпалила я, пока юный доктор не вспомнил о врачебной тайне.

– Да! Ох, да ведь я не должен был говорить.

– Всё нормально. Я не из Америки, умею молчать и быть благодарной. Я подъеду. Буду через полчаса.

Мелкий дождь погрузил городок Эскондидо и скоростную «дорогу безумцев» I-15 в унылое облако мороси. Знаменитая трасса Ай 15 вела прямиком в Лас Вегас, без остановок, и славилась безумными водителями. Направляясь в пятничный вечер в игорное королевство, люди горели шальным желанием выиграть безумно много денег. И машины они вели соответственно: 150—180 километров в час было обычной скоростью, с которой водители нагло обгоняли патрульные машины и успешно скрывались от полиции. По словам знакомого полицейского, на этой трассе движением командовали Призрак Удачи на пути в игорный рай (или ад) и Бес Отчаяния по дороге домой.

Так что я не стала искушать судьбу и решила добираться до больницы по «старушке» 101. Я полюбила эту дорогу с первых дней своего вождения: машин в три раза меньше, полоумных водителей, спешащих на небеса без направления доктора, почти нет, а сама дорога окружена приятными зелёными холмами и разноцветными, сельского вида, домиками. Один участок дороги прилегал почти вплотную к кряжистым, загоревшим до красной пузырчатой шкурки, горам. В этот раз я замедлила скорость, огибая высокую, выжженную до последней травинки гору, которая мне всегда нравилась. Она изящно, но сильно, тянула вверх свои четыре руки – отрога, раскрыв их ладонями к небу как в вечной молитве. Но в этот раз что-то на правой «ладошке» зацепило мой взгляд.

– О, господи, да это же цветок! – выдохнула я. Цветок победно тянулся вверх, как большой палец руки, крича на всю округу: « Вот здорово! Я расцвёл! Я победил!».

Я остановила машину, заметив, что ко мне присоединились ещё несколько человек, проезжавших мимо. Мы все улыбались, вглядываясь в яркие оранжевые лепестки. Цветок, ни грамма не смущаясь, храбро играл с ветром, быстро и хитро отворачиваясь от его дождливых вздохов и пряча гордую головку за крепким стеблем. Вскоре даже дождик сдался, и ленивыми косыми скачками уполз за гору, оставив цветок царствовать на четырёхглавой башне коричнево-красного каменного «замка».

– Это волшебный аленький цветочек? – услышала я мягкий детский голос позади себя.

– Да, милая. Это он и есть, – ответил уверенный мужской бас.

– А он чудеса может делать?

– Без сомнения. Если он каким-то чудом вырос из огромного камня и так крепко за него уцепился, что никакой бурей его оттуда не прогонишь, – значит, это по-настоящему волшебный цветок. Загадывай желание. Смотри на цветок с любовью. Пожелай ему долгой жизни и много деточек, таких же красивых и храбрых – и все твои мечты сбудутся.

– А ещё я хочу попросить его научить меня быть такой же смелой и сильной.

– Закрой глаза, моя милая, и попроси его об этом. И у тебя всё получится.

Слушая этот разговор ребёнка с папой, я впала в полное детство сама. Я тоже загадала желание. Я послушно закрыла глаза и тихо умоляла цветочек дать мне мужества, гибкости ума и терпения. Ведь меня ждала не самая весёлая больница и совсем невесёлые проблемы.

Однако, жизнь щедра на добрые сюрпризы, когда на них и не надеешься.

Улыбаясь, я добралась до Центра Психического Нездоровья (нет, всё-таки пусть будет Здоровья) и припарковала машину на почти пустой стоянке.

Попасть в Америке к доктору – дело непростое. Например, ваши почки возжелали показать себя Урологу. Не тут – то было! Сначала надо записаться по телефону к Врачу Общей Практики. К тому самому, который на четверть Терапевт, на четвертинку Ухо-Горло-Нос, на треть Травматолог и на остальную пятую часть всё вместе: уролог, гинеколог, кардиолог и…

Потом надо подождать 4—8 недель, пока он/она Вас примет (если, конечно, к этому времени почки сами не отвалятся). Затем, прорвавшись сквозь «заградительный отряд» медсестёр, Вы попадаете в заветную комнатку, где спокойно и радостно ждёте врача. Того, который не конкретный врач, а в общем-то врач, или «врач, общий для всех». У врача на Вас 4—6 минут. За это время от Вас требуется только одно: убедить его дать направление к специалисту. Это удаётся не всегда. Доктор сопротивляется, говорит, что выглядите Вы хорошо, на больного не очень похожи, и предлагает сдать сначала много анализов, а там посмотрим. Лично меня так «мурыжила» доктор Шеридан. Где-то пару лет назад. Целых три месяца. Анализы терялись два раза, и я уже отчаялась попасть к специалисту, пока вдруг мне не стало совсем плохо. Теперь уже все заговорили об операции. Но назначить её на конкретный день никак не могли: то ли не хотели, то ли не могли, то ли не считали нужным. Между тем, мне предстояла поездка в Латинскую Америку. Через Панамский Канал, на океанском лайнере. Поездка была уже оплачена. Как-то вечером меня навестила подруга американка. Элла из Техаса. Строгая учительница английского или « дама с пистолетом», как я её называла. При ней всегда было оружие. Вот и в этот раз, усевшись в кресле со своим увесистым, совсем не дамским, пистолетом на коленях, она властно меня спросила:

– И долго ты так будешь валяться? – У тебя вторую неделю температура под сорок. И кровоизлияние в левом глазу.

– Правда?!! – в ужасе переспросила я и уставилась в поданное мне зеркальце. Лицо испугать могло кого угодно (но только не американских медиков). Под глазами висели лиловые мешки, левый глаз по-вампирски сверкал зрачком сквозь кровавую плёнку. Правое верхнее веко устало до того, что решило прикорнуть и сползло чуть-чуть вниз, остановленное пока ещё крепкими ресницами.

– Но что я могу поделать?! Обещали позвонить, когда моя операция будет включена в расписание.

– Детка, ты в Америке, здесь ты сама о себе заботиться должна. У тебя когда поездка в Мексику?

– Через две недели.

– И ты не знаешь, что делать?!!! Давай бумагу. Диктуй все даты, когда ты к врачу обращалась. Дай мне данные о поездке и её стоимость. Лежи и жди.

Она быстро и грамотно написала заявление главному врачу больницы (поликлиник в Америке нет), пригрозив взыскать стоимость поездки в стократном размере, если из-за неоказания мне положенной по страховке медицинской помощи я эту поездку буду вынуждена отменить. Потом заставила меня его подписать. Я не спорила.

Письмо мы доставили врачу в четверг (вести машину сама я физически не могла, а больница была в 110 километрах от моего дома), а на понедельник, то есть через три дня, мне назначили операцию.

В той стране, где я родилась, в Советском Союзе, был лозунг: «Кадры решают всё». В той стране, где я сейчас временно жила и работала, в США, я бы везде вывешивала стикер: «Деньги решают всё». Что вам нравится больше, решайте сами.

Итак, я заглушила двигатель, зачем-то захватила зонтик, (ведь выезжала я в дождь) и, спрятав смятение и неуверенность за властным учительским голосом, потребовала от администратора немедленно пригласить доктора Хат. Замороженная улыбка появилась на бесцветном, без всякого выражения, лице девушки и исчезла. Пошептавшись со своим компьютером, она вяло махнула безвольной рукой куда-то вправо. Я не стала переспрашивать и поспешила в том направлении, куда она показала.

В узком белом коридоре одна дверь была распахнута. В неё я и вошла. Кабинетик оказался меньше, чем я ожидала. Два на три метра, не больше. Тюремный стандарт. Да и внутри было как в камере: какие-то нары, один стул, ни окна, ни картинки на стене, ни даже жизнеутверждающих плакатов типа «Если в пустой комнате ты слышишь голоса, не пугайся: все писатели с этого начинали».

Или, например, что-то типа « Не впадай в психоз сразу. Дождись, когда тебе принесут счёт за оплату больницы!».

Но стены были серыми и унылыми до безобразия.

Вдруг раздались шаги и чей-то голос. И то и другое доносилось из коридора. Я выглянула. Ко мне направлялся клоун. В такой больнице, как эта, клоуном в ночь Хэллоуина мог быть кто угодно: пациент, врач, применяющий творческие методы лечения, волонтёр, пришедший развлечь больных. Тот, который спешил ко мне, походил на живого настоящего клоуна из самого настоящего цирка. На носу красный шарик. На голове рыжий парик. Глаза заводные. Походка с приволакиванием обеих ног, которые путались в непомерно широких и длинных горошковых штанах на одной лямке.

Я, на всякий случай, поздоровалась.

– Оу, оу, привет зрителям! Вас поместили в одиночную камеру? – весело затараторил циркач.

– Похоже на то, – бодро поддержала разговор я.

– И что же Вы натворили?

– Диктору с радио нагрубила.

– Грубить плохо. Надо веселить…

С этими словами он захлопнул мою дверь и двинулся дальше. В один прыжок я оказалась рядом с дверью и стала её трясти, пытаясь открыть. Я нападала на неё сбоку, в фас и с разбегу. Бесполезно. Потом я вспомнила Шурика из «Кавказской пленницы», громко рассмеялась и стала думать. Это же не простая больница. И замки у них непростые:

– К нам – добро пожаловать! А вот наружу – это как доктор решит!

Доктора, между тем, не было. А желание выбраться из этой клетки росло с нездоровой скоростью.

На ум пришло маленькое происшествие, которое случилось со мной на днях. По пути на работу я ежедневно проезжала мимо новостройки. Рабочие возводили целый микрорайон из небольших частных домиков. Я была поражена, как быстро они их строили. Каждые 8—10 дней я насчитывала одним домом больше. Наконец, любопытство стало нестерпимым, и я остановилась рядом с группой рабочих. Я решила спросить, как они умудряются строить так быстро. В чём секрет?

– Ну, во-первых, мы не закладываем фундамент. Дома стоят прямо на земле, – объяснил мне бригадир.

– Во-вторых, мы же возводим их из готовых конструкций. А конструкции эти очень лёгкие, практически из гипсокартона. Собрать из них дом – сущий пустяк.

Тут его позвали, а я решила проверить информацию. Тихонько, стараясь быть незамеченной, я вошла внутрь и выбрала для опыта одну стенку. Размахнувшись левой ногой (для чистоты эксперимента я использовала более слабую ногу), я «вжахнула» подошвой туфли по этой перегородке. Туфля вместе с подошвой исчезли из виду. Они оказались по другую сторону стены, в которой зияла большая дыра. В панике, я нашла выход, рядом с которым не было строителей, махом вылетела из строения, мухой влетела в машину, газанула так рьяно, как мне до этого ни разу не удавалось, и натурально «смылась» с места происшествия.

Я вспомнила всё это, глядя на зонтик. Потом встала со стула, крепко зажала его в руке, предварительно плотно сложив, и со всей силы ткнула им в противоположную от двери стену. Зонтик в моей руке ополовинился в ту же секунду. Вторая его часть оказалась в соседней комнате. Вытащив её назад, я, быстро соображая, спрятала зонт в свою большую учительскую сумку и «вставила» глаз в дырку.

Я не поверила своим глазам. Передо мной был тот же самый клоун. Он, казалось, репетировал сцену «клоун в зоопарке». Он становился на четвереньки, полз к непонятно кому, строил этому «никому» разные страшные и смешные рожи, а потом резко отпрыгивал и залезал на кровать. Там он начинал «отрываться по полной»: танцевал, делал «хип-хоп» и хитрым голосом вопил:

– Вот тебе! Кукиш с маслом, а не моя голова! Вот тебе, волосатый!

Тут, повернувшись на одном прыжке к стене с дыркой, он увидел мой глаз. Клоун подскочил к стене и зашептал:

– Ты чей? – обращался он явно напрямую к глазу.

– Это мой глаз, – зашептала я в ответ.

– А как ты дырку в стене просверлил?

– А у меня волшебный зонт.

– Ты, что ли, фокусник?

– Да… А ещё дрессировщик, в школе…

При слове «дрессировщик» клоун буквально взвыл. Он кинулся к двери и стал звать на помощь. Санитар был в его палате через минуту. Клоун показывал на дырку, долдонил что-то про дрессированного фокусника и закрывал голову ладонями. Санитар успокаивал его, мягко и бережно обняв, а сам вызывал по мобильному доктора.

Скоро меня открыли. На пороге стоял очень худой, с подвижным, но мягким лицом индиец. Кроткие, усталые, с розовыми от бессонницы прожилками глаза, смотрели на меня с укором. Я чувствовала себя вроде как виноватой, а, с другой стороны, вроде как потерпевшей. « Виноватость» я отключила за ненадобностью, включила так любимую американцами «эффективность», и твёрдо спросила:

– У вас всех посетителей так принимают? Или только преподавателей?

– А Вы кто?

– Та, кого Вы просили приехать и помочь Вам.

– Так Вы миссис Ти?

– Ну да…

– А почему Вы в этой комнате для буйных, оказались? И как Вы дырку в стене проделали?

Чем спокойнее и профессиональнее он со мной разговаривал, тем больше меня душил хохот. В этот раз передо мной возникла бесподобная Наталья Крачковская из «Ивана Васильевича…», которая с блаженной улыбкой говорила:

– И тебя полечат. И меня полечат…

Я ничего не могла с этим хохотом поделать. Я присела на «нары» для буйных и зашлась в смехе. Умом я понимала, как это выглядит и что может подумать доктор, но сердце требовало «отдушки», – оно у меня привыкло жить в радости.

Насмеявшись, я уверенным тоном сказала, что к дырке в стене никакого отношения не имею. У них, видите ли, комната для буйных открыта всю ночь, а они ещё дыркам в стенах удивляются.

Но клоун предательски «частил» и тыкал в мою сторону пальцем.

– У неё волшебный зонт. Она фокусник… Она дрессировщик… В клетку её!

Мы с доктором вышли и направились к его кабинету.

– А кто этот клоун? – спросила я. Не всё мне вопросы задавать, я тоже имею право поинтересоваться.

– Это очень хороший и всеми уважаемый человек. Он настоящий клоун. Больше двадцати лет в цирке отработал.

– А что же случилось?

– Да всё самомнение непомерное виновато, – тут доктор Хат так на меня глянул, что я опустила глаза.

– Возомнил себя «клоуном, зверей укрощающих», и решил льва рассмешить.

– Что?! Кого рассмешить?

– Льва. Циркового льва. Зашёл к нему в клетку сразу после ветеринара, поспорив с тем на 100 долларов, что заставит льва скулить от радости, как младенца. Вернее, он заполз к нему. И стал рожи строить. Но не долго. Лев зарычал, поднял лапу, приподнялся и прыгнул ему на голову, обхватив обеими лапами. Что самое интересное, лев и не думал его на куски рвать или кусать. Он так по-своему, по-львиному, играть с ним стал. У львов ведь своё чувство юмора. Ветеринар, между тем, вопил на весь цирк и звал дрессировщика. Тот прибежал, освободил фокусника, а льва успокоил.

– И что было дальше?

– А дальше Вы и сами видели. Второй месяц у нас «отдыхает». Мы стараемся его таблетками особо не пичкать. Психотерапию применяем.

– Помогает?

– Да, понемножку помогает. Да вот только страховки медицинской у фокусника нет. А пребывание в больнице очень дорогое.

Тут я вспомнила свой вариант плаката про «психоз при предъявлении счёта за лечение».

– И кто же за него платит?

– Пока «Ассоциация защиты дикой природы». Они считают, что фокусник показал всему миру пример гуманного, человеческого отношения к хищникам. А что дальше будет, мы не знаем.

Мы дошли до его кабинета, вернее, похожей на кладовку комнаты, которая действительно оказалась направо от администратора, но в самом конце коридора.

Там, издавая при каждом движении скулящие звуки, и источая, даже в неподвижном состоянии, едкий хлорно-туалетный запах, сидели Фанки и Призрак. Они, было, бросились ко мне, но я отскочила. И так в каморке бедного врача дышать было нечем.

Доктор велел им помолчать и коротко рассказал, что случилось.

Этих двоих к нему доставили полицейские пару часов назад. Из леса. Из старой заброшенной выгребной ямы, которой пользовались владельцы давно снесённого дома. Доктор увидел на шее у Фанки полосу от верёвки и решил, что перед ним типичный самоубийца. А таких положено класть на обследование. Призрак вообще ничего внятного не говорил, он никак не мог отойти от шока. А таких тоже положено задержать на пару дней в больнице. Но понять, что произошло, доктору так и не удалось. И он позвонил мне.

Мы все глубоко вздохнули, доктор дал нам по кружке ароматного кофе, и я начала «допрос с пристрастием». Минут через пятнадцать наш добрый «мозгоправ» смеялся не хуже меня в комнате для буйных. Но это было только начало истории, про вечеринку. Фанки приступил ко второй части. Про лес.

– Иду я, песни пою, и вдруг: хрясть, проваливаюсь в яму. Вонища стоит, хуже, чем в преисподней. Пытаюсь выбраться, но стены этим, ну, сами понимаете, чем покрыты…

И ухватиться не за что. Всё скользкое и жидкое. Стал на помощь звать. Кричал на всю округу. Даже нечистую силу помянул. И тут бац: на меня призрак с болотными «зеньками» падает. Я вообще кричать прекратил. У меня язык парализовало. Я давай призрака с себя стряхивать. А он ни в какую. Кричит:

– Фанки, я же тебя спасти пришёл! Нам надо держаться вместе! Возьми меня с собой!

Тут я чуть с катушек не слетел. Отпихнул его ногами так, что он согнулся. Потом ему на спину встал и вылез всё-таки.

Услышав такое, Призрак пришёл в себя и бросился на Фанки с кулаками. Доктор пригрозил обоим смирительными рубашками, и они затихли. Дальше говорил Призрак:

– Тут я вспомнил про сотовый телефон. Головой потряс, Очки Ужаса загорелись. Я набрал 911. Только вот адреса не знал, и когда дежурная в третий раз про адрес спросила я и сказал:

– Чёрный лес, выгребная яма. Чёрный лес, выгребная яма. Ну, полиция, и отключилась.

Мы с доктором не просто смеялись. Мы подвывали от удовольствия, сотрясались в хохочущих рыданиях и топали руками и ногами.

Фанки с Призраком даже обиделись. Они надулись и замолчали. Пришлось им по второй кружке кофе наливать, чтобы задобрить. Рассказывал Фанки.

– Я побежал. Орал во всю глотку и бежал. Издалека заметил трассу. Побежал туда. Вдруг вижу, а мне навстречу мотоциклист в костюме полицейского мчится. На голове прибор ночного видения. Шлем как у Шумахера. И голосит вовсю:

– Есть кто живой?! Есть кто живой!? Откликнитесь!

Я ещё больше перепугался. В жизни такого не видел.

Доктор Хат извинился и вступил в разговор:

– Это и был полицейский. После звонка Призрака дежурный задумался.

Вспомнил о Хэллоувине и решил, на всякий случай, прочесать лес. Машина там пройти не может, поэтому отправили мобильного полицейского на мотоцикле. Но Фанки от него спрятался. Полицейский поехал дальше, освещая и осматривая каждый метр. И, наконец, обнаружил Призрака. Вытащил его, стал спрашивать, один ли он был или с товарищем. Тот только мычал и в сторону дачи пальцем тыкал. Поехали на дачу. Там девочки рассказали про Фанки. Вернулись в лес. И, наконец, нашли его под одной из ёлок. Он в иголки зарылся и спрятался. Вот тогда-то полицейский доставил их до трассы, а там уже их ожидала дежурная машина. И они – сразу к нам!

Я упросила доктора отправить «героев» в душ, а их одежду отдать в больничную прачечную. Я заплатила ночной нянечке 20 долларов, и она, поворчав и крутя носом от отвращения, забрала бельё в стирку, предварительно выбросив в урну Очки Ужаса и наложив на себя крест.

Пока Фанки с Призраком пыхтели от удовольствия в больничном душе, мы с доктором разговаривали о Ламентии. Я умоляла его не давать ей сильных лекарств и, если получится, «назначить себя» её основным лечащим врачом.

Доктор Хат нравился мне всё больше и больше. Он, действительно, был из Индии, из семьи потомственных лекарей. Говорил он так мягко, так тщательно подбирал самые нужные для данного момента слова, что я безоговорочно ему поверила.

Доктор не стал будить Ламентию, но пообещал устроить большое, длинное свидание с ней для меня и её подруг послезавтра вечером.

Прощаясь, доктор задумчиво погладил себя по лбу, по тому месту между бровями, где, по мнению йогов, у нас находится «третий глаз», «ашна чакра», центр интуиции и внутреннего прозрения. Потом он сказал:

– Миссис Ти, можно попросить Вас принести мне некоторые письменные работы Ламентии и её подруг.

– По какому предмету?

– Насколько я понял из разговора с «сидельцами из Чёрного леса», Вы у них преподаёте социологию. А этот предмет изучает межличностные отношения: дружбу, любовь, групповое поведение и прочее.

– Да, так всё и обстоит.

– Дети же, наверняка, пишут эссе на эти темы.

– Конечно, пишут.

– Я Вам буду очень благодарен, если Вы отберёте для меня такие работы, которые помогут мне понять характер, проблемы, взлёты и падения Ламентии. Кстати, а это правда, что она, мексиканская католичка, дружит с мусульманкой, да ещё из Чечни, из России, и типичной белой американской протестанткой?

– Сущая правда. У них такой крепкий «тройственный союз», что их дружбе самые сильные и благородные мужчины могут позавидовать. Я такую дружбу только в Советском Союзе встречала. Потом, как только страна в свободное рыночное плавание пустилась и распалась, следом и многие дружбы стали распадаться. Раньше мы шли в одном направлении, но разными путями. А с началом Перестройки каждый побежал в своём направлении, но по одному пути: делай деньги, остальное приложится. Ошибка вышла. Не всё к деньгам прикладывается с лёгкостью и удовольствием.

– А Вы сами верите в женскую дружбу?

– Да! Больше, чем в мужскую.

– Вы знаете, я тоже. У мужчин зачастую не поймёшь, где заканчивается соперничество и начинается дружба. Или наоборот? – улыбнулся он.

Мы уже прощались, договорившись, что он вызовет такси для Фанки и Призрака, когда я почувствовала укол совести. Прямо в сердце. Как будто там зияла та самая дырка от зонтика. Не без труда, краснея и смущаясь, я протянула доктору 200 долларов (всё, что у меня было в кошельке).

– Вы меня простите, доктор Хат, но дырку в стене проделала, конечно, я. У Вас могут быть неприятности: ведь это случилось в Ваше дежурство. Может, этих денег хватит, чтобы заплатить завхозу и попросить залепить дыру прямо сейчас? Мне очень стыдно…

Я насильно вложила деньги в изящную руку с тонкими, чуткими пальцами и выбежала на улицу. Похоже, день, наконец-то, действительно закончился.