Глава IV
Озорной утренний ветерок с Финского залива бесцеремонно дергал косматый туман, еще дремавший в изгибе Фонтанки. Одряхлевший красавец Питер не торопился просыпаться. Унаследовав в раннем детстве привычку европейских аристократов к полуночным кутежам и роскошным балам, он не хотел с ней прощаться. Прогретая августовской жарой вода в реках и каналах северной столицы, ежилась от утренней прохлады и натягивала на себя пышное одеяло густого тумана, собираясь еще немного подремать. Однако ветерок не сдавался, он прорывался сквозь молочную пелену, прильнув к гранитным плитам набережной, отчего на воде, словно гусиная кожа, появлялась рябь. Туман злился и начинал клубиться сильнее, пытаясь запугать неугомонный ветерок, но тот и не думал отступать. Его озорные порывы рвали туман в клочья и уносили в переулки, выходившие на набережную. В их извилистых, на первый взгляд беспорядочных рукавах, могло исчезнуть все на свете.
Желанная утренняя прохлада проникала не только в распахнутые настежь окна жилых домов Питера, но и в святые обители. Отгородившаяся от мирских проблем толстыми стенами, братия страдала от непомерной жары этого лета не меньше грешных горожан, которым монашеский устав был неписан. Посвятившие свою жизнь служению Господу, мужественно переносили все тяготы и продолжали молиться во спасение. Особенно усердно они молились по утрам, когда жара еще не донимала. Впрочем, многие с завистью смотрели на звонарей, которые утверждали, что по утрам явственно ощущали прикосновение божьей благодати. Им трудно было не поверить. Едва солнце начинало золотить купола оживших в последнее время храмов, ветерок с Фонтанки забирался под длинную рясу, принося облегчение намаявшемуся за душную ночь бренному телу, и все звонари, как один, просто творили чудеса. Привычные мелодии звучали по-особенному, затрагивая какие-то душевные струны, которые тут же откликались, рождая благостное ощущение. А колокольный звон растекался упругим осязаемым потоком по окрестностям, будоража воображение горожан.
Поначалу пробудились ото сна церкви и соборы, стоящие неподалеку от Фонтанки. Первым ветерок принес негромкий голос Крестововоздвиженского прихода. За ним словно ручейком по прямому Лермонтовскому проспекту стекал в Фонтанку с Египетского моста перезвон Исидоровской церкви. Следом заспорили голос со звонницы Александра Невского и, разогнавшийся по каналу Грибоедова, басок с колокольни на Никольском Морском соборе. Оба берега, словно соревновались друг с другом. К ним присоединился солидный голос Троицкого собора, а в ответ по Невскому проспекту покатились солидные раскаты с Казанского. Хотя кафедральный собор находился поодаль от Фонтанки, и его колокола были искусно укрыты в солидном здании, а не красовались на колокольнях, тем не менее, остаться в стороне он никак не мог. И катился по Невскому, словно по большой трубе, его сочный бас. Тут же с противоположной стороны заговорила трехъярусная колокольня святого Симеона и Анны Пророчицы. Стоящий напротив цирк Чинизелли права голоса в этой перекличке не имел, но за него ответила церковь в Михайловском замке. Следом, словно эхо, отозвалась колокольня на Пантелеймоновском приходе.
Негромкий, мелодичный и удивительно гармоничный перезвон православных храмов глубоко проникал в душу. Непостижимо, как умели старые мастера отливать эдакие подборы колоколов. В пару нотных строк вкладывали они печаль и радость, веру и надежду, и еще что-то очень светлое, понятное любой русской душе. Утренние голоса со звонниц неторопливо растекались вокруг и медленно таяли в близлежащих переулках, но те, что тупо утыкались в Фонтанку, еще долго бродили в ее тумане от Лоцманской до Кутузова. При этом казалось, что набережная Фонтанки была спроектирована словно большой музыкальный инструмент, где колокольный перезвон резонировал, усиливался и приобретал какую-то мистическую окраску. Многоголосье эхом гуляло по большой дуге и, вынырнув из-под нарядного, малахитово-золоченого моста, который в разные времена называли Цепным, Гангутским, Пестеля и Пантелеймоновским, терялся за литыми решетками Летнего сада.
Толпам туристов, осаждающих усталую северную столицу в поисках ее увядающей красоты, не с руки просыпаться рано утром, чтобы услышать непревзойденный перезвон колоколов, сохранивший частицу той непостижимой русской души, которая способна голыми руками сотворить чудо, а потом бросить его на произвол судьбы и безразлично взирать, как та медленно погружается в небытие. Только очень талантливый и богатый народ позволяет себе быть таким расточительным и не ценить то, чем владеет в избытке.
Так рассуждал молодой мужчина, направлявшийся стремительной походкой по Невскому проспекту к набережной. В его сдержанных манерах угадывался уверенный в себе человек, а быстрые и четкие движения выдавали боевого офицера. Хороший костюм, ладно сидевший на его спортивной фигуре, скорее говорили о службе в прошлом и хорошо оплачиваемой работе в настоящем. Так оно и было на самом деле.
Николай Пригоров уже шесть лет, как уволился в запас по сокращению, но, обладая отличными данными и характеристиками, быстро нашел место в охранной фирме "Бастион", возглавляемой отставным генералом. Последний договор, по которому работал Николай, была охрана торговой фирмы "Флорентино", вернее – возглавлявшей ее красавицы. Мария Михайловна Румянцева давно покорила сердце бывшего офицера не только привлекательной внешностью, но и удивительно цепким живым умом, острым язычком и безграничным шармом. Она сознавала свою женскую силу, и пользовалась ею очень умело. При желании могла быть просто неотразимой. Итальянское нижнее белье, которым торговал "Флорентино" покоряло не только сердца прелестниц. Мужская фантазия лишь по краешкам умело показанных пышных кружев кружила головы вздыхателей, готовых на все, только бы увидеть то, что эти кружева скрывают. Заоблачные цены не смущали покупателей, выкладывавших кругленькие суммы за лоскутки воздушной материи в ярких коробочках. Ведь обладатели заветных свертков становились на шаг ближе к той мечте, что навязывалась им со страниц глянцевых журналов, видеоклипов и кинофильмов о сладкой жизни.
Николай улыбнулся своим мыслям. Сегодня у него было лирическое настроение, и он вышел из метро на одну станцию раньше. Обычно он ехал от "Озерков" до "Сенной площади", откуда было рукой подать до офиса "Флорентино" на Фонтанке и дома на Садовой, где жила Мария Михайловна. Она купила квартиру так, чтобы можно было пешком быстро добраться домой из офиса на набережной, не думая о разведенных мостах или автомобильных пробках. В этом, как и во многих других вопросах, директор успешной компании была очень практична.
В последние дни жаркого лета было нестерпимо душно. Обычно, привыкшие к дождям и непогоде петербуржцы, в прежние времена с удовольствием впитывали в себя тепло, будто запасая его на долгую зиму, но теперь даже они роптали на африканское пекло, увязшее в северных болотах. Сегодняшнее утро тоже обещало жаркий день, и бывший офицер спешил застать короткие минуты утренней прохлады у воды. Выйдя на станции "Гостиный двор", Николай заспешил по Невскому и свернул с проспекта на Фонтанку. Время было еще раннее, и он замедлил шаг. Колокольный перезвон блуждал в тумане над рекой, то затихая, то вспыхивая с новой силой. Это был настоящий зов незримого в тумане существа, с которым его связывали какие-то потаенные узы крови.
Многие места в Питере у Николая ассоциировались с яркими событиями или воспоминаниями. Фонтанка раньше всегда перекликалась с колокольным перезвоном, но с некоторых времен она стала "ее королевством". Так в шутку бывший офицер называл Машины владения. Обшарпанный дворянский особняк на набережной, в котором последние лет сорок располагалась какая-то государственная контора, был выкуплен, отремонтирован и продан под офис компании "Флорентино". Дом ожил, заиграл красками и богатой лепниной. Словно островок иного мира, он укрывался за красивой ажурной оградой. Высокие ворота, увенчанные пиками, степенно открывались, пропуская во внутренний дворик уже не кареты, а дорогие лимузины. Деньги любят тишину и порядок, они всегда нуждаются в надежной охране. Тут Николай был профи. Пройдя хорошую школу и получив богатый опыт в армейской спец группе, он был словно невеста на выданье для частных организаций, занимавшихся охраной. Второй дан по карате, мастерский норматив в стрельбе и солидная внешность были его козырями. Не смотря на постоянную занятость на работе, бывший офицер всегда выкраивал время для тренировок. Вот и сегодня он намеренно сделал пеший крюк, чтобы восполнить пропущенную утреннюю зарядку. Бегать в августе из-за дыма горевших вокруг Питера лесов стало тяжело даже рано утром, а вот пройтись по набережной было приятно.
Судя по колокольным фразам, эхом отзывавшимся от высоких стен набережной, перезвон над Фонтанкой подходил к концу. Чем-то он напоминал разговор старых приятелей, которые, еще не дослушав собеседника, уже торопились что-то сказать в ответ. Свидетели такой дружеской перепалки только улыбаются, тут главное не то, что они стараются сказать друг другу, а то как они это делают. Сочные аккорды, словно отдельные слова, звучат загадочно, но смыл беседы, в целом, был понятен, будто они говорят на старом, не забытом, но редко используемом языке. Бывшему спецназовцу подумалось, что иногда его знакомые наоборот, общаются с ним на одном наречии, но между ними отсутствует понимание. Наверное, он остался таким же неисправимым романтиком, как в детстве. И тому доказательство его неудачный брак. Не прошло и года, как молодая жена поставила жесткое условие – или она, или служба. А ему нравилось ездить в командировки, решать нестандартные задачи, выполнять сложные поручения. Он верил, что спасает мир, и никто кроме него не сможет этого сделать. Расстались легко, словно и не было у них ничего общего, о чем подолгу говорили, гуляя белыми ночами до свадьбы.
Идя вдоль набережной, Николай попытался вспомнить свою бывшую жену и не смог. Образ Машеньки напрочь вытеснил все, что было до нее. Теперь казалось странным, что он мог влюбиться в кого-то другого. Тогдашний, выпускник офицерского училища, был полон надежд, но мир оказался проще и жестче. Карьера, которую предлагал тесть, имеющий солидное положение в мэрии, оказалась невыносимой ношей для романтика. Из воспоминаний о неудачном браке осталась маленькая однокомнатная квартира на улице Есенина. Впрочем, грех было жаловаться на судьбу. Ему посчастливилось выбраться живым из всех передряг, где остались навечно почти все боевые друзья. Но Николай не утратил веру в добро, и в меру сил служил ему. Разве что стал более замкнутым, ревниво охраняя свой внутренний мир от посягательств. Иногда ловя томные, полные открытого призыва женские взгляды, он скромно отворачивался, не идя на сближение. Все свободное время посвящалось изучению боевых искусств.
Получив черный пояс по карате, бывший спецназовец стал с жадностью искать и читать книги о великих мастерах и тайных методиках подготовки воинов. Он понимал, что одного физического совершенства мало, нужно развивать иные способности, открывающие путь к новым вершинам. Однако книги, наводнившие прилавки современных магазинов, зачастую были отвратительным переводом пространственных рассуждений иностранных авторов о сверх способностях человека, либо бредовыми инструкциями, как поразить противника на расстоянии, не прилагая никаких усилий. Настоящие секреты хранились за семью печатями, которые сначала нужно было отыскать, и только потом попытаться понять. Впрочем, такой поиск был увлекателен сам по себе и, порой, приносил результаты. Если в руки попадалось что-нибудь стоящее, Николай с фанатизмом отрабатывал новый прием или проверял методику на себе, пока не добивался результата. Конечно, ему нужен был учитель, но пока судьба распоряжалась иначе.
Пару лет назад, когда появился итальянец Антонио Валороссо, настоящий владелец фирмы "Флорентино", у Николая возникла надежда, что путь к тайным знаниям приоткрылся. Казалось, что сицилиец причастен к какому-то тайному клану и является носителем серьезных методик, но, то ли он не владел ими, то ли не захотел делиться, завеса не открылась. Тогда же у Антонио и Марии Михайловны произошла какая-то размолвка. С тех пор итальянец перестал появлялся в офисе на Фонтанке. Впрочем, на делах "Флорентино" это никак не отразилось, напротив, как он может судить, бизнес процветает, а вот Маша, похоже, все еще ждет Антонио. Возможно, между ними когда-то был роман или Мария обязана чем-то Валороссо, Николай не знал, но судя по тому, как директор порой с такою грустью смотрит на свой телефон, она все еще ждет звонка от сицилийца. Бывший офицер как-то признался себе, что между ними возникло что-то вроде любовного треугольника, полного недомолвок и предположений. Каждый был очень занят своим делом, переполнен гордостью и нежеланием сделать первый шаг. Впрочем, скорее всего потому и не делал его, что побаивался результата, ведь тогда нужно будет принимать совершенно определенное решение, к которому еще никто не готов.
Словно в подтверждение этих туманных рассуждений, белесая пелена над Фонтанкой застыла, скованная эхом колокольных перезвонов. Однако стоило последним звукам растаять за поворотом, как озорной повеса с Финского залива рванул напропалую, разметав молочные клочья по сторонам. Мистическая сказка закончилась, освобождая место деловому утру. Первыми заторопились домой выгуливавшие своих питомцев "собачники". Откуда-то медленно и неотвратимо на город наползала жара. Становилось душно.