3
Унылая и малопривлекательная жизнь Егора Коваленко неожиданно изменилась после встречи бывших выпускников кафедры оперативной хирургии. Встреча проходила в довольно популярном и дорогом рыбном ресторане. Пафосная атмосфера заведения сама подталкивала посетителей к снобизму и самолюбованию, и уже после второго тоста почти все молодые хирурги, почувствовав себя светилами медицинской науки, стали наперебой доказывать друг другу собственную значимость и востребованность. Оказалось, что кто-то уже успел защитить кандидатскую диссертацию в институте Пирогова, а кто-то прошел ординатуру в Берлинском госпитале святого Климента. Один оперировал мениск у известного хоккеиста, а другой в качестве штатного хирурга ездил с нашей сборной на последнюю Олимпиаду. Некоторые бросили профессию. Гордость факультета, отличница и красавица устроилась менеджером в крупную нефтяную компанию и за три года заработала в Сибири столько денег, сколько не заработать ни в какой клинике Москвы и за десять лет. А «хвостатый» аутсайдер, едва перебиравшийся с курса на курс, очень успешно открыл собственную аптечную сеть. Многие, без сомнения, привирали, но Егору хвастаться было вовсе нечем, поэтому он молча пил запотелую водку «Белуга» и закусывал ее заливной осетриной. Когда разговор зашел об отдыхе, и за столом зазвучали рассказы о серфинге в Бискайском заливе, горных лыжах в Швейцарских Альпах и рафтинге на Бали, то непосвященный человек мог бы подумать, что ресторан арендовали не молодые врачи, а туристические менеджеры. Егор с детства грезивший путешествиями, но не летавший никуда дальше Турции, уже собрался тихо и незаметно покинуть эту самовлюбленную ярмарку тщеславия, когда его перехватил возле курительной комнаты Леша Новоселов, однокурсник из параллельной группы. В институте они были знакомы шапочно и лишь кивали друг другу головой при встрече.
– Привет, Егор! А ты, правда, работаешь в обычной городской больнице? – без всяких лирических предисловий, деловито осведомился Новоселов.
– Ну, допустим, – лаконично-уклончиво ответил Коваленко.
– Оперируешь?
– Режу потихоньку.
– Надеешься, лет через двадцать безупречной службы дорасти до заведующего отделением?
– Не надеюсь.
– И что наше государство нынче платит таким беззаветным труженикам скальпеля?
Егор хотел проигнорировать этот бестактный и хамоватый вопрос, но не сумел выдержать паузу и отрешенно холодно произнес:
– Двадцать пять грязными плюс квартальная премия, если на столе никто не загнется.
– По тебе не скажешь, – усмехнулся Новоселов, бесцеремонно потрепав бывшего однокурсника за рукав пиджака. – Не жалко за новый прикид месячную зарплату отдавать?
Егор, действительно, не производил впечатления бедного родственника и был одет ничуть не хуже других. Готовясь к этой помпезной встрече, он специально купил новые костюм, рубашку, галстук и ботинки.
– У меня есть дополнительные подработки.
– Отжимаешь пятерки у больных пролетариев? – не унимался Новоселов.
– Слушай, Леша, не напрягай меня. У тебя своя жизнь, у меня своя жизнь, – Коваленко уже еле сдерживал себя, чувствуя, как закипает разогретая алкоголем кровь. – Что ты от меня хочешь?
– Да ты не волнуйся, Егор, я не в финансовом мониторинге работаю. Меня твои подработки не интересуют, – миролюбиво улыбнулся Новоселов. – Я сам два года в муниципальном стационаре оттрубил и весь наш черный минздравовский прайс-лист, как энциклопедию, от Аппендицита до Язвы наизусть знаю. Обычный тест на стрессоустойчивость. На таких вопросах многие начинают пальцы гнуть и в бубен бить. После муниципального гадюшника из большинства врачей хамство так и прет. И это уже неизлечимо. Такие ребята для приличной работы больше не пригодны. А ты ничего – устойчивый!
– Тест на стрессоустойчивость, – ухмыльнулся Коваленко. – Ты что, Леша, хочешь меня в разведку завербовать?
– Зачем в разведку? У меня есть более интересное предложение. Хочешь попробовать себя в пластической хирургии? Работа чистая, деньги честные, пациенты – сплошной гламур. Только нервы нужны крепкие. У нас не горбольница, а очень солидная клиника – хамить пациентам ни при каких условиях нельзя. Они нам могут хоть в рожу плевать, а мы должны молчать и улыбаться. Сейчас клиника расширяется, и нам нужен еще один хирург.
Егор, не ожидавший такого поворота, заметно стушевался:
– Да какой из меня пластический хирург, я все больше по грыжам да аппендициту.
– Так, тебя никто сразу и не поставит на интимную пластику или армирование кожи. Нам нужен еще один врач на инъекционный фэйс-лифтинг. Сейчас ботокс или рестилайн любой грамотный третьекурсник сумеет вколоть, но наш главврач не хочет брать людей с улицы. А все знакомые, как видишь, – Новоселов кивнул головой в сторону невнятно гудящего ресторанного зала, – уже при деле. Тебе пора подниматься, и это хорошая возможность. Ты оперирующий хирург с почти семилетним стажем, и я за тебя поручусь.
– А сколько у вас платят?
Новоселов назвал сумму в два раза превышавшую общий заработок Коваленко в самые «урожайные» месяцы. Егор буквально кожей почувствовал дунувший ему в спину попутный ветер удачи:
– Я согласен.
– Тогда пойдем, обмоем это дело.
Они вышли из ресторана через три часа и, как проверенные временем закадычные друзья, подражая рок-героям известного клипа, пошли в обнимку по ночному осеннему бульвару, разбрасывая ногами разноцветные пожухлые листья.
Осень – в небе жгут корабли!
Осень – мне бы прочь от земли!
Через три недели, выйдя на работу в клинику пластической хирургии «Зодиак – XXI», Егор Коваленко впервые ощутил себя человеком нового тысячелетия. Клиника, уютно расположившаяся в глубине старого московского парка, по своему техническому оснащению и уровню обслуживания являла собой образец идеального медицинского стационара. В ее коридорах в отличие от горбольницы по утрам пахло не хозяйственным мылом и дешевым стиральным порошком, а живыми цветами и дорогим парфюмом, кукольно-вежливые медсестры с неизменными улыбками обращались ко всем пациентам по имени-отчеству, а не менее вежливые обитатели одноместных люксовых палат буквально лучились успехом и благополучием. Все это поднимало статус Егора в его собственных глазах на недосягаемую ранее высоту. Первое время он под руководством Леши Новоселова учился правильно определять точки введения и количество инъекций ботокса, рестилайна и ювидерма, а через месяц, успешно сдав внутренний экзамен, был допущен к самостоятельной практике. У него появился собственный кабинет с тешащей самолюбие и радующей глаз табличкой:
Инъекционная контурная пластика лица.
Врач высшей категории
Коваленко Егор Анатольевич.
Основными клиентами Егора были приближающиеся к полтиннику и упорно не желающие расставаться с молодостью представительницы среднего класса. Эти преданные поклонницы «Дискотеки 80-х», несмотря на свое солидное положение и возраст, в глубине души навсегда остались теми юными беззаботными студентками, которые когда-то лихо отплясывали на институтских вечерах под заводные ритмы «Арабесок» и «Оттавана». Теперь, сделав карьеру или просто удачно выйдя замуж, они не жалели ни денег ни времени на борьбу с «гусиными лапками» и «морщинами гнева» и смело накачивали себя ботоксом и гиалуроновой кислотой. Егор, совсем недавно перешагнувший тридцатилетний рубеж, не переставал удивляться, зачем этим дамам уже предпенсионного возраста так нужны обездвиженные кукольные лица и по-рыбьи выпяченные губы. А женщины, получив необходимые инъекции, искренно благодарили его и беззаботно упархивали в другие кабинеты: на липосакцию, подтяжку груди и армирование тела «золотыми» нитями. А через полгода, когда действие препаратов заканчивалось, и на лицах снова проявлялись морщины, они, словно подсевшие на иглу наркоманы, снова возвращались в кабинет контурной пластики за новыми дозами перлайна или диспорта.
Помимо женщин у Егора были и немногочисленные клиенты-мужчины. В основном это были выходящие в тираж танцоры кордебалета, профессиональные стриптизеры и малоизвестные исполнители оригинального жанра, нередко имевшие нетрадиционную сексуальную ориентацию. Но иногда на прием приходили и немногословные авторитетные предприниматели первой волны с глубокими морщинами и усталыми глазами, под которыми висели тяжелые мешки – следы неумеренных возлияний, хронических болезней и затяжного нервного стресса. Они не хотели избавляться от своих честно заработанных суровых морщин, – они хотели избавиться только от нездоровых малопривлекательных мешков, и при этом как можно незаметнее. Чтобы никто из их друзей, а тем более подчиненных и подумать не смог, что настоящий мужчина, реальный self made man, опустился до визита к пластическому хирургу.
– Оставьте мне мои морщины, а вот мешки уберите, и так, чтобы это было как-то незаметно. Словно я неделю прокантовался в какой-то грязелечебнице, и все рассосалось само собой.
По-хорошему, большинству таких визитеров действительно следовало бы съездить на пару месяцев в какой-нибудь хороший санаторий на Минеральных Водах или в Баден-Бадене, досконально проверить свои печень и почки, сесть на диету и кардинально изменить свой образ жизни. Однако Егор ничего подобного им не советовал, резонно полагая, что подобные рекомендации они слышали не раз.
– Извините, но вы записались не к тому специалисту. Инъекционный фэйс-лифтинг занимается только борьбой с мимическими морщинами, – вежливо и спокойно просвещал своего несостоявшегося пациента Егор.
– А что, мешки нельзя убрать как морщины – одним уколом?
– К сожалению, нет. Удалением мешков занимается блефаропластика.
– И что это за такая пластика?
– Довольно сложная хирургическая процедура, имеющая целый ряд противопоказаний. Сначала выясняется первопричина возникновения мешков, – заученно-монотонно отвечал Егор. – Это может быть подкожная грыжа или…
Как правило, услышав об имеющей противопоказания сложной хирургической процедуре, авторитетный бизнесмен, заработавший за свою нелегкую жизнь устойчивую аллергию к операционному столу, разочарованно-тихо цедил сквозь зубы: «Все ясно, вам бы только скальпелем помахать…”, и, словно призрак, навсегда исчезал из клиники пластической хирургии.
Новая работа приносила Егору не только моральное, но и весьма ощутимое материальное удовлетворение, и он снова задумался о новой квартире. Теперь, имея довольно весомую белую зарплату, Коваленко мог без проблем получить ипотечный кредит. Продолжавшая жить с ним в гражданском браке Татьяна пришла от этой идеи в восторг:
– Мы можем продать эту квартиру и взамен купить новую трешку!
– Я думаю, нам вполне хватит хорошей двухкомнатной квартиры, они сейчас тоже не маленькие, – разумно возразил Егор, не желавший влезать в крупные долги.
– Зачем покупать двушку, если можно купить трешку? – продолжила гнуть свою линию Татьяна. – Ты о нашем будущем ребенке думаешь? Мне уже почти тридцать два – давно пора рожать. В одной комнате у нас будет детская, в другой спальня, а в третьей гостиная.
– Я прекрасно прожить бы мог и без гостиной, – насмешливо спародировал Егор крылатую фразу секретаря Теодоро.
– А я не могу, – не оценила юмора Татьяна, никогда не видевшая «Собаку на сене». – Где мы будем принимать гостей?
– А к нам ходят гости? – удивленно выгнул брови Егор.
– Потому и не ходят, что некуда приглашать. Тут тебе и спальня, тут тебе и кабинет, тут и гостиная. Три в одном! – Татьяна широким жестом обвела комнату, плотно заставленную разномастной мебелью. – А куда наш ребенок будет приглашать своих друзей? Где он будет отмечать свои дни рождения?
– Хорошо, я подумаю, – сдался не выдержавший такого энергичного натиска Коваленко.
Через полгода он продал старую однушку, внес вырученные от продажи деньги в качестве первоначального взноса в ипотеку, и купил просторную трехкомнатную квартиру на северо-западе Москвы. Откладывавшиеся еще со времен работы в больнице деньги были потрачены на шумную и помпезную свадьбу, ремонт, новую мебель и мечту Татьяны – терракотовый «Ниссан Кашкай». А над Егором повис растянутый на десять лет многомиллионный ипотечный долг. Первое время ему было чертовски жалко ежемесячно отдавать большую часть своей немаленькой зарплаты банку, но постепенно он свыкся с этим обременением и даже стал подумывать о небольшом, по меркам висевшего на нем долга, автокредите. Егор давно мечтал сменить свой «Фольксваген-Пассат» на новую «бэху» пятой серии и уже морально дозрел до нового займа, как вся его благополучная жизнь неожиданно полетела под откос, словно подорванный террористами, мирно спящий ночной экспресс.