Вы здесь

Шесть, шесть, шесть…. 0 (Алексей Пшенов)

Математика – это язык, на котором

Природа разговаривает с людьми

Галилео Галилей.

Кто имеет ум, тот сочти число зверя, Ибо это число человеческое…

Откровение Иоанна Богослова.

© Алексей Пшенов, 2018


ISBN 978-5-4485-6753-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

0

Матово-бледный шарик из слоновой кости с дробным веселым стуком катился вдоль бортика неглубокой конической чаши. Сама деревянная чаша с глухим скрипом вращалась вокруг металлической оси, а ее дно было разделено на неглубокие выемки пронумерованные красными и черными цифрами. Все это неуклюжее и шумное сооружение было установлено во главе длинного обеденного стола, накрытого зеленым бархатом. На столе не было никакой посуды кроме двух кубков синего венецианского стекла, а бархатная скатерть было аккуратно разграфлена мелом на тридцать шесть одинаковых квадратов, выстроенных в три ряда. Окна в просторном обеденном зале были плотно задернуты тяжелыми гардинами, и двое мужчин, сидящие по разные стороны стола, в дрожащем свете вязко оплывающих свечей внимательно следили за замедляющимся бегом шарика. Один из них, осанистый франт с жестким волевым подбородком, густыми пышно взбитыми волосами и острыми усами-стрелами, одетый в новый темно-лиловый камзол, являл собой образец блестящего гвардейского офицера. Другой – субтильный, болезненно-бледный, с вытянутым, похожим на утиный клюв носом и большими залысинами, подчеркивающими высоту его лба, был одет в поношенный черный сюртук и вполне мог сойти за мелкого провинциального чиновника. Наконец, шарик соскользнул с неподвижного желоба на вращающийся диск и, невысоко подпрыгивая на разделительных ребрах, поскакал по номерным ячейкам. Сделав несколько кругов, он неопределенно покачался взад-вперед и, в конце концов, замер в клиновидной выемке под номером 0.

– Это невероятно! – размашисто ударил кулаком по столу офицер. – Мы закрыли фишками все игровые поля кроме зеро и все равно проиграли! Блез, что на этот раз скажет ваша «математика случайного»? («Математикой случайного» в XVII в. называли теорию вероятностей)

– Как обычно ничего определенного, – спокойно ответил мужчина, похожий на чиновника. – Моя «математика случайного» может подсчитать только шансы выпадения того или иного номера, и ничего более. В данной комбинации шанс того, что зеро повторно выпадет именно на сорок седьмом ходу, оценивался мной, как один к двумстам шестнадцати, однако сыграл именно он. И все же, я предлагаю продолжить игру.

– Продолжить игру?! – офицер саркастически рассмеялся и арифметической линейкой передвинул разложенные по пронумерованным квадратам разноцветные деревянные кружочки к высившейся у замершего диска горе таких же импровизированных игровых фишек. – Да, если бы мы играли на настоящие деньги, то уже оставили бы за этим столом целое состояние! Вы изобрели поистине гениальную лотерею! Это уже не арифметическая машина или омнибус! Но я могу поклясться своей правой рукой, что король, при всем его уважении к фамилии Паскаль, ни за что не выдаст вам привилегию на открытие столь прибыльного дела! Даже если я, герцог Артюс Гуфье де Роаннец, в очередной раз выступлю в роли вашего компаньона и покровителя!

– А мне в этот раз не нужна никакая королевская привилегия, – благодушно улыбнулся математик. – Меня вполне устроит, если его величество сами откроют в Париже хотя бы одну такую лотерею.

– Тогда я ничего не понимаю, – острые усы герцога недоуменно опустились вниз.

– Сейчас поймете. Запускайте шарик! – Паскаль решительно достал из кожаного мешочка-кошелька несколько золотых монет и аккуратной стопочкой выставил их в центр квадрата под номером шесть.

Герцог де Роаннец молча раскрутил диск за вбитую в его центр массивную медную крестовину и отточенным движением опытного фехтовальщика вбросил шарик в игру. Задержав дыхание, словно боясь спугнуть удачу, мужчины заворожено уставились на стремительно летящие по кругу цифры. Через полминуты костяной шарик глухо стукнулся о дно ячейки, пронумерованной пузатой черной шестеркой с замысловатым завитком.

– Звоните, дьявол умер! – торжествующе воскликнул Паскаль. (Общепринятое в ХVII в. восклицание при выигрыше)

– А мне кажется, он только что родился, – неожиданно помрачнел герцог. – За целый час мы, пользуясь вашей математикой случайного и закрывая различное количество полей, выиграли всего два раза, а сейчас у вас сыграла одна-единственная ставка. И какая! Вы разом отыграли все свои деньги, да еще и остались в барыше! Никто кроме дьявола не мог подсказать вам эту цифру.

– Успокойтесь, мой друг. В том, что вы сейчас увидели, нет никакой чертовщины. Когда я занимался изучением свойств циклоиды, то однажды заменил абстрактную геометрическую окружность настоящим колесом, разбитым на тридцать шесть сегментов, и, произвольно раскручивая его, обнаружил странную закономерность, которую назвал законом шестеричной цикличности. В нем изысканная математическая строгость очень тонко сочетается с неопределенностью случайного. Эта закономерность настолько невероятна, а главное, совершенно необъяснима с точки зрения современной математики, что во избежание насмешек я не рискнул упоминать о ней ни в одной из своих работ. Полгода назад, разбирая свои архивы, я наткнулся на старую рукопись о циклоиде и решил применить закон шестеричной цикличности на практике. Превратив обычное колесо в игровое, я создал игру-лотерею, которая обладает совершенно необъяснимыми на взгляд непосвященного человека свойствами.

– Честно говоря, хоть я и сам не чужд математике, но ничего не понял в ваших высоких теоретических рассуждениях, – высокомерно фыркнул герцог. – Вы что, благодаря своему новому закону какой-то шестеричной цикличности, можете вычислять порядок выпадения номеров в своей лотерее?

– Я думаю, что задача вычислить все номера под силу только господу Богу. А я всего лишь скромный математик и могу указать только несколько чисел, которые не могут не выпасть. Впрочем, этого мне вполне достаточно чтобы распоряжаться ставками не хуже владельца игорного стола. При желании я смогу легко разорить самого хозяина лотереи.

– А вы рассказывали про эту лотерею своим друзьям-янсенистам?

– Разумеется. Отец Антуан Арно, настоятель монастыря в Пор-Рояле, одобрил мое предприятие с условием, что все мои выигрыши пойдут на помощь неимущим и страждущим беднякам, а так же на нужды нашей янсенистской общины. Какая беда, если богатые парижские транжиры и бездельники поделятся своими деньгами с больными и голодными соотечественниками? – при последних словах Паскаль болезненно сморщился и, закрыв глаза, стал энергично растирать кончиками пальцев виски и высокий восково-бледный лоб.

– Ваши труды вас когда-нибудь убьют, Блез, – сочувственно вздохнул герцог и настороженно спросил:

– А вы кого-нибудь уже посвятили в секрет вашего нового закона?

– Пока нет, – продолжая массировать голову, тихо ответил ученый, – В Пор-Рояле живут монахи-богословы, а не математики и шулера. Им будет сложно использовать мой закон на практике. Но если мое здоровье будет по-прежнему ухудшаться, то я передам тетрадь со всеми математическими выкладками лично Антуану Арно. Он человек умный и сумеет использовать шестеричную цикличность во благо истинно праведной церкви.

– А вас не смущает то, что сумма всех игровых полей вашей лотереи составляет число шестьсот шестьдесят шесть?

Паскаль отнял руки от головы и открыл глаза. Его холодный и ясный взгляд резко контрастировал с измученным болезнью лицом. Ученый сделал несколько глотков из стоявшего на столе хрустального кубка венецианской работы и пренебрежительно спросил:

– А вы уже успели сосчитать? Хи Кси Стигма.

– Простите, не понял.

– Так пишется число шестьсот шестьдесят шесть в ионической системе счисления. Когда Иоанн Богослов писал свое «Откровение» до создания привычной нам десятичной позиционной системы оставалось еще лет пятьсот. И именно этими греческими буквами число Зверя записано в древних канонических рукописях. Это число можно не только сосчитать, но и прочитать. Поэтому неизвестно что именно подразумевал Иоанн Богослов, произнося: «Сочти»…

– Вы хотите сказать, что Зверя надо искать не в числах, а в буквах?

– Не надо искать никакого Зверя там, где его нет. Дорогой Артюс, вы хорошо знаете, что я не только ученый, но еще и глубоко верующий человек и богослов. Я уже несколько лет работаю над «Апологией Священного Писания» и считаю, что с этим числом все не так просто и прямолинейно. «Откровение» Иоанна Богослова триста лет считалось апокрифом, и только под давлением святого императора Феодосия Иппонский поместный собор канонизировал его как последнюю часть Нового Завета. «Откровение» и по сию пору вызывает споры и самые противоречивые толкования. По моему убеждению, оно является строгой последовательностью аллегорий и символов христианской веры. Так тысячелетнее царство является символом небесной вечности и красоты, а число Зверя всего лишь знамение земного тлена и ущербности. К тому же, с математической точки зрения, тысячу можно рассматривать как символ новой для того времени ионийской системы счисления, а шестьсот шестьдесят шесть, как символ языческой шестеричной методики.

– А вы не опасаетесь в очередной раз привлечь к себе излишнее внимание Дружины Иисуса? – нахмурился герцог. – В отличие от вас, иезуиты трактуют Апокалипсис крайне просто и прямолинейно. Я боюсь, что, услышав такие высказывания, они не станут вступать в теософскую, а тем паче в математическую дискуссию, а поступят согласно своей собственной морали? Как они говорят: мы исправляем порочность наших средств, чистотой нашей цели…

– Иезуиты в своей погоне за безграничной властью откровенно презрели христианскую мораль, и сами стали похожи на предтеч Апокалипсиса. Я открыто писал об этом в свих «Письмах провинциала» (Полемический очерк Паскаля, обличающий двойную мораль иезуитов). Я верю в истинного Бога, и поэтому мне здесь некого бояться, – спокойно и твердо ответил Паскаль.

– Вы отважный человек, Блез! – глядя куда-то мимо собеседника, пафосно воскликнул де Роаннец. – И если вы настроены так решительно, то я завра же расскажу королю о вашем новом изобретении!

– Спасибо, мой друг! – учтиво кивнул головой Паскаль.

Каминные часы, украшенные пасторальными фигурками юного пастушка и дриады, пробили шесть раз.

– Однако мне уже пора домой, на семь часов новый доктор назначил мне ванну с минеральными водами.

– Подать вам карету? – герцог дернул бархатный шнурок звонка, вызывая слугу.

– Спасибо, сегодня хорошая погода и я, пожалуй, прогуляюсь пешком. Весенний воздух бодрит тело и просветляет голову.

– А как же ваша лотерея? – де Роаннец указал на громоздкий поворотный диск с пронумерованными лузами и металлической крестовиной. – Может, мои слуги донесут ее до вашего дома?

– Спасибо, не надо. Пусть рулетта пока останется у вас.

– Как вы ее назвали?

– Я решил назвать эту лотерею так же, как я называю циклоиду. Рулеттой. (от французского глагола rouler – катиться. Roulette имеет значения: колесико, ролик, рулет, циклоида, рулетка измерительная и рулетка игровая)

– Колесико? Рулет? – усмехнулся герцог, – А может быть каталка или крутилка? Вот самое меткое название. Ваша оригинальная лотерея способна раскрутить человека на очень хорошие деньги.

В это время двустворчатая арочная дверь, вкрадчиво скрипнув, отворилась, и на пороге комнаты возник дюжий привратник в ярко-красной ливрее.

– Жак, проводите господина Паскаля до его дома.

– Благодарю вас, дорогой Артюс. Я с восемнадцати лет не помню ни единого дня, когда бы чувствовал себя абсолютно здоровым, – ученый, держась за подлокотники, с заметным усилием выбрался из глубокого кресла и, опираясь на легкую, но прочную бамбуковую трость, медленно захромал к выходу.

– Блез, завтра после разговора с королем я сразу же заеду к вам.

– Это будет очень любезно с вашей стороны, – учтиво кивнул Паскаль.

Когда за ученым закрылась высокая арочная дверь, герцог самодовольно улыбнулся и звучно щелкнул пальцем по начищенной до блеска медной крестовине рулетты.

– Ну, что же? Крутилка, так крутилка! Вряд ли мой глубоко болезненный друг сумеет воспользоваться плодами своего нового изобретения.