© Рапопорт И., перевод на русский язык, 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
И вот некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! Что сделать мне доброго..?
Пролог
Нэйтан
Есть ли разница между просто скрытным человеком и человеком, который что-то скрывает? Я всегда полагал, что есть. В первом читается разочарование и тяга к обману, второй же, напротив, склонен доверять людям. И все же я сомневаюсь, что моя жена согласилась бы с моей логикой в данном случае, если б знала, от кого сегодня я получил сообщение по электронной почте.
Говорят, здесь, в Техасе, все имеет большие масштабы. Если бы масштаб той тайны, которую мне нужно было хранить, можно было измерить, я бы, пожалуй, согласился с этим утверждением.
– Сколько сегодня камней, дорогой? Все шесть? – спрашивает Хэлли.
Мы в спальне, и она крутится рядом, переодеваясь. Любому другому такой вопрос показался бы странным.
– Да, – отвечаю я, ослабив узел галстука и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. – Но сегодня все больше по мелочам. Так что переложил только маленькие камешки. Не то что вчера.
Я опускаю руку в правый карман брюк и достаю шесть небольших камешков. Все они красные, но у каждого свой оттенок. Я сжимаю их в кулаке, легонько трясу, вспоминая все происшедшее за день, бросаю на блюдце на туалетном столике и продолжаю готовиться ко сну.
– Да брось! – пристает Хэлли. – Не скромничай. Ты же знаешь, я обожаю подробности.
«О да, уж я-то знаю. А ты знаешь, как я люблю тебя дразнить», – думаю я про себя, а вслух интересуюсь:
– И что мне за них будет? Поцелуй?
Хэлли хихикает.
– Давай так – я подумаю над этим, а ты пока расскажешь мне все самое интересное!
– Идет, – тоже со смешком соглашаюсь я. – Что бы тебе рассказать… Я встретился с Мартином в перерыве на ланч, и мы потрепались. Я ведь еще не говорил, что его уволили? Месяц назад. И жена его тоже работы лишилась, так что ему сейчас туго. Думаю, он рад был ненадолго слинять из дома. Я ему подбросил пару вакансий, так что, надеюсь, он… – я быстро просовываю голову в ворот пижамы, – …оклемается.
Хэлли тоже надевает пижаму.
– Продолжай! – Она в нетерпении.
– Так вот… Ммм… Я оставил официантке хорошие чаевые. Даже, наверное, больше, чем стоило, – не могу сказать, что обслуживала она меня так, что невозможно было придраться, но было видно, что лишние деньги ей не помешают. Что тебе еще рассказать?.. Ну, парочка мелочей на работе: стажер провалил экзамен, я его подбодрил, у секретарши возникли проблемы с компьютером, я показал ей, куда надо ткнуть… и еще всякое прочее. А по дороге домой я заскочил к Дэйву с Терезой – принес им поесть.
– А я-то думала, ты зашел в китайскую забегаловку, только чтобы мне не пришлось готовить, – снова хихикает Хэлли.
– Пусть будет так, – смеюсь я в ответ. – Но, по правде сказать, меня очень беспокоит Тереза. Ей становится все паршивее, и лучше бы они с Дэйвом разрешили мне помочь им расстаться.
Я бросаю беглый взгляд в зеркало и оглядываю свою фигуру. Неужели у меня отросло брюшко? Пытаюсь втянуть живот – не тут-то было. Наверное, я слишком много времени провожу в зале суда и слишком мало – в спортивном зале. Впрочем, телосложение – не главное в жизни. Хэлли подходит сзади и обнимает меня за мою обширную талию.
– Ты хороший человек, Нэйтан Стин. Ты и твои милые камешки. Нашему миру нужно побольше таких людей.
– Нашему миру нужны придурковатые чуваки с камешками? – хмыкаю я.
Она смеется и тычет мне кулачком в бок:
– Я не об этом!
Коротким рывком я перебрасываю ее и чмокаю в щеку:
– Ну хватит обо мне. А ты как? За ужином ты была не слишком-то разговорчива.
– Да? Наверное, дети столько всего хотели тебе рассказать, что я решила им не мешать, – уклоняется Хэлли от прямого ответа.
– Нет, тут явно была другая причина. Мне ли тебя не знать? Выкладывай, какие проблемы?
Хэлли протяжно вздыхает, садится на кровать и откидывается на подушки.
– Неужели я такая насквозь предсказуемая?
– За столько лет ты уже давно для меня как открытая книга. Так что не финти!
Она, должно быть, тоже считает, что я для нее – открытая книга, и, наверное, в каком-то смысле это и правда так. Вот только в моей книге есть пара глав, о существовании которых Хэлли и не догадывается.
– Ну… Эта женщина… – мнется моя жена.
– Погоди-ка, – я оживляюсь, – позволь мне угадать. Кто-то умер, на похороны нужны были цветы, и ты растрогалась. Я прав?
Хэлли хватает в изголовье кровати подушку и запускает ею в меня. Подушка шмякается по моему колену.
– Не просто «кто-то»! А совсем молодой мужчина. К слову, моложе тебя. И вдруг с бухты-барахты – сердечный приступ! Осталась семья. Похоронами заниматься некому: жена одна бегает, на ней лица нет, а дети с няней.
Я поднимаю с полу подушку и ложусь рядом с Хэлли под одеяло. Пару мгновений молчу, воззрившись на жену полными восхищения глазами. Потом спрашиваю:
– И какова была твоя скидка?
Хэлли улыбается:
– Пятьдесят процентов. На все.
– Кто бы сомневался в твоей отзывчивости! – Она пытается вклиниться с замечанием, но я продолжаю: – И именно поэтому ты необыкновенный человек. Возможно, слишком сопереживающий клиентам, чтобы твой бизнес процветал, но ведь за это я и люблю тебя еще сильнее.
Я еще раз целую жену.
– И все же это так грустно, правда? Она не выходит у меня из головы. И мысли дурные все лезут и лезут… Был – и нет человека… Представь: я вдруг умру. А? Что тогда? Кстати, когда ты в последний раз мерял давление? Когда ты вообще в последний раз был у врача? – Голос жены становится строгим и наступательным.
– Думаешь, у меня лишний вес? – кротко осведомляюсь я.
– Дурак! – снова тычет мне Хэлли в бок кулачком. – Нет, я думаю, к твоим формам нет повода придираться. Но хорошо бы, чтоб так думал и твой доктор. Завтра с утра первым делом звоню ему и записываю тебя на прием. Еще не хватало, чтобы ты на мне отдал концы…
– Да брось ты, я здоров, как племенной бык! К тому же, если мне предначертано умереть молодым, никакой доктор тут не поможет.
– Неважно, ты все равно пройдешь медицинский осмотр. И как можно скорее. Я готова на все, чтобы не дать тебе покинуть меня.
– Только ради тебя. Но я обещаю, что не умру.
Хэлли накрывает своей ладонью мою и сильно сжимает.
– Прекрасно. Потому что без тебя я ничто.
– Неправда, и ты это знаешь. А вот представь себе меня без тебя… Я был бы просто сумасшедший с камешками в карманах.
– Со мной или без меня, но ты в любом случае просто сумасшедший с камешками в карманах, мой драгоценный.
Я смеюсь, но ничего не отвечаю. Время позднее, я порядком устал. У меня был трудный день, и теперь самое время, чтобы наша с Хэлли уютная болтовня перетекла в крепкий здоровый сон. Хотя она права: камешки я носил в карманах еще задолго до нашей с ней встречи и, даже если бы с ней что-то случилось, продолжал бы носить их и дальше.
Пока камешки не сотрутся в пыль или пока я сам не умру. Так я себе пообещал и во что бы то ни стало сдержу обещание.
Подумав об этом, я мысленно вернулся к событиям тридцатидвухлетней давности и вспомнил нескладную, в чем-то нелепую и не всегда опрятную девушку, над которой издевались все в нашем классе, Мэдди Мак Фэдден. Мэдди, которая была настолько же умной, насколько странной. Ту Мэдди, которую в школе все терпеть не могли.
Давным-давно, когда мы с Хэлли еще только встречались, я рассказал ей, почему с седьмого класса ношу эти камешки в брючных карманах. Я боялся, она не поймет или, еще хуже, подумает, что у меня крыша поехала. Но, слава богу, она нашла эту мою причуду в некотором роде вполне привлекательной. Впрочем, я не рассказал Хэлли всего, опустив пару второстепенных деталей, которые в масштабе всей ситуации не имели значения, – и пару довольно важных вещей, которые как раз значение-то имели.
Правду говорят: дьявол – в деталях.
Но что, если бы я рассказал Хэлли о Мэдди сейчас? Если бы она узнала, что мы с ней по-прежнему поддерживаем отношения? Если бы я сказал ей, о чем Мэдди писала мне сегодня на электронную почту? Ну уж нет, все это точно бы ей не понравилось. К тому же есть вещи, которые нельзя говорить никому. Обещание есть обещание.
Хэлли перекатывается на кровати и кладет руку мне на грудь, чем возвращает меня в настоящее.
– Дорогой, ты уже минуту разглядываешь потолок, – сообщает она. – О чем таком ты задумался?
– Да ни о чем, – ласково бурчу я. – Размышляю, насколько трудный предстоит завтра день.
Я удобно устраиваюсь на кровати, целую любимую на ночь, выключаю светильник на тумбочке и закрываю глаза.
Я засыпаю, и возникает знакомое ощущение – сосет под ложечкой. Я всегда испытываю этот трепет, когда вспоминаю о прошлом. Оно становится все сильнее, и я уже почти слышу слова своего отца-пастора: «Быть честным – не просто лучший выход, Нэйтан, это единственный выход».
Так ли это? Неужели другого выхода нет? Неужели в мире есть лишь черное и белое, или все-таки бывают мгновения, когда благородные мотивы оправдывают существование некоторых оттенков серого? Честно говоря, не знаю. Возможно, папа и был прав. Возможно, поэтому я ему никогда и не говорил, что тогда произошло. И возможно, поэтому до сих пор у меня дыхание перехватывает всякий раз, как я думаю об этом, потому что от всей этой горькой правды хочется плакать. А правда в том, что лучший мой поступок за всю жизнь – и единственное доброе дело, которое действительно имеет значение, – ложь.