Глава 7
Вечером, поднимаясь наверх, в свою комнату, Элиза вынуждена была опираться о стену узкой лестницы. Едва закрыв за собой дверь своей каморки, она бросилась на кровать – до того у нее болели ноги. Это жестоко, заставлять продавщиц постоянно быть на ногах! Элиза долго тупым взором смотрела на туалетный столик, на тумбочку с кувшином, на все это убожество нищей меблированной комнатушки. Что же, ей суждено жить здесь, а первый день этой жизни оказался таким катастрофическим, таким бесконечным! Ни за что у нее не хватит сил и храбрости начать еще один такой день! Неужели правы те, что заключают пари, будто Элиза не продержится во «Все для леди» и трех дней? Нет, она справится, она должна справиться! Ради сестер, если не может сделать это ради себя. Нужно думать о Марте и Энн. Без нее они пропадут. Элиза спохватилась, что лежит на кровати в казенном шелковом платье. С трудом поднявшись, девушка сняла шуршащее одеяние и зажгла свечу. Надо еще подшить подол, подколотый булавками.
Утром, не успела Элиза спуститься в отдел, как миссис Хадсен сухо ей объявила:
– Мисс, вас требуют в дирекцию. Третий этаж ротонды.
Элиза поднялась по лестнице и остановилась, не зная, в какой кабинет идти. Кто ее вызывал? Пол или Буден?
Пройдя налево по галерее, Элиза заглянула в одну дверь – бухгалтерия, во вторую – никого. За третьей дверью оказался Пол Спенсер.
– Доброе утро. – Элиза вошла и закрыла за собой дверь. – Мне передали, что вы требовали меня к себе.
Девушка предполагала, что ее ждет выговор, возможно, увольнение, но держалась прямо и гордо.
– Я? – Пол просматривал какие-то бумаги. – Вероятно, это был Буден.
Спенсер поднял голову и умолк, позабыв обо всем.
Элиза стояла перед ним, прямая и бледная, изящная, как фарфоровая статуэтка, чистая, как весенний дождь, и свежая, как глоток утреннего воздуха. Зеленое шелковое платье мягко подчеркивало линии ее стана, стройную талию, нежные плечи. Белый воротничок оттенял благородную бледность кожи.
– Но зачем мистер Буден меня вызывал? – прервала затянувшееся молчание Элиза.
– Предполагаю, что насчет ваших вчерашних промахов.
Элиза молчала.
– Я же… Я всего хочу сказать вам, что нанял вас не просто в память о прошлом или из уважения к вашему отцу. Я уверен, что вы отлично справитесь со всем. Ведь вы – «малютка Уивер», дочь своего отца. Истинная леди и настоящая деловая женщина.
– Спасибо, мистер Спенсер. Я… я действительно вас не подведу. – Элиза быстро поклонилась и вышла из кабинета.
Пол минут пять сидел неподвижно, уставившись на то место на ковре, где стояла Элиза. Малютка Элиза. Спенсеру стало немного не по себе. После окончания войны он уже взлетел достаточно высоко, чтобы оказаться способным облагодетельствовать тех, кто был к нему добр в свое время. Почему он не попытался связаться с Уиверами? Стив Уивер сделал для него больше, чем кто-либо в целом свете. А он… Отплатил тем, что принял его дочь приказчицей в свой процветающий магазин. Ее, бывшую наследницей семейного дела, принятую в лучшем обществе. Элиза, облаченная в униформу. Элиза, терпеливо сносящая роль манекена. Но что еще он мог сделать, не преступая правил приличия? Предложить денег? Что? Никаких вариантов Пол не видел. Она искала работу. Она ее получила. Нужно сказать Будену, чтобы тот ни в коем случае не принимал никаких решений насчет Элизы, не уведомив его. Пол поморщился, представив, как на это отреагирует Стенли. Да как ему будет угодно! Уиверы помогли ему – он поможет Уиверам. Элизе Уивер.
Закрыв за собой дверь кабинета Пола, Элиза приняла решение: не сдаваться. Как бы ни было трудно – не сдаваться. И… Оправдать его надежды.
С этого дня Элиза храбро переносила беспомощность и одиночество, с улыбкой и без малейшего ропота исполняя свой долг. Сначала ей пришлось преодолевать страшную усталость от тяжелой физической работы. Охапки одежды до такой степени утомляли ей руки, что первое время она по ночам вскрикивала, плечи ломило, все тело было совершенно разбито. Но хуже всего приходилось ногам. У Элизы были одни-единственные туфли, которые раньше всегда казались ей очень удобными. Как оказалось, удобство – понятие относительное. То, что подходит для хозяйки магазина в Смолвиле, абсолютно не годится приказчице в Бостоне. Каждый шов на туфлях стал личным врагом Элизы. Шнурки – пыточным инструментом. Мэри, Ванесса и другие приказчицы носили мягкие тряпочные туфли без задника, у Элизы же абсолютно не было средств на такую покупку. Может быть, с первой зарплаты, но и то вряд ли. Ведь нужно прежде всего заботиться о сестрах, оплачивать их пансион. Но если откладывать деньги… Элиза так рассчитывала на проценты с продаж, только весь отдел готового платья словно сговорился не позволять девушке продавать. Мэри и Ванесса перехватывали покупательниц, не соблюдали очередность, а миссис Хадсен молча попустительствовала несправедливости. Упорная решимость быть мужественной и выстоять во что бы то ни стало поддерживала Элизу в те моменты, когда она готова была упасть, и девушка улыбалась и стояла прямо, невзирая на усталость и боль. Глухая ненависть сотрудниц мучила ее. Девицы, вначале всего лишь ехидные и нахальные, превратились в жестоких мучительниц, способных на самые гнусные и отвратительные выдумки. Они ненавидели Элизу за прекрасные манеры, за сдержанную гордость, за неброскую элегантность – за все то, что отличало ее от них. Инстинктивно и истово они пылали злобой к той, что была выше их и по происхождению, и по воспитанию, но оказалась волею судьбы отданной им на растерзание.
Из всех продавщиц только Селина Ингрем относилась к Элизе по-доброму. Девушки стали подругами, что еще сильнее разозлило Мэри и Ванессу – отделы белья и готового платья были извечными соперниками. Приказчики-мужчины сначала проявили интерес к землячке босса, но, натолкнувшись на холодный отпор, принялись язвить насчет «снежной королевы», «недотроги» и «задаваки». Лишь Пит Свон, тот самый меланхолик-рассыльный, искренне и открыто предложил свою дружбу. Вскоре Селина и Пит стали больше чем друзьями, Элиза же искренне радовалась, что молодые люди нашли друг друга.
Такова теперь была ее жизнь. Ей приходилось улыбаться, быть бодрой и любезной, наряжаться в шелковое платье, которое ей не принадлежало, а на самом деле девушка еле держалась на ногах от усталости, недоедала, мерзла по ночам и жила под угрозой нищеты. Ее комнатка под крышей служила единственным местом, где можно было побыть одной и поплакать.
В свой единственный выходной, в четверг, Элиза навещала сестер, стараясь не показывать девочкам, насколько ей тяжко приходится.
Пол больше не разговаривал с нею, как и Буден. Начальство словно позабыло о существовании Элизы Уивер. Она была этому рада. Но каждое утро, проходя через ротонду, девушка смотрела наверх, на третий этаж, надеясь и опасаясь увидеть Пола. Иногда он стоял у перил, и тогда Элиза быстро пробегала по галерее, опустив глава и не глядя по сторонам.
С самого приезда в Бостон забота о деньгах не давала Элизе покоя. Ей все еще не удавалось переломить злой рок – или злую волю товарок – и начать продавать. Сумма процентов за месяц выходила мизерной, а зарплаты едва хватало на оплату пансиона миссис Мартинсон. Элиза жила в отчаянной нужде. Ей часто приходилось проводить ночь за штопкой белья, которое совсем обветшало от бесконечных стирок в холодной воде. Элизе пришлось освоить ремесло сапожника – единственные туфли не выдерживали нагрузки. Но особенно девушка волновалась за свое платье, которое во весь голос заявляло, что отслужило свой срок и готово отправиться на помойку. Носить форменное платье за пределами магазина строго запрещалось, поэтому Элиза приходила в ужас, обнаружив очередную дырочку или лопнувший шов на старенькой одежде. Иногда всю ночь напролет Элизу мучили кошмары. Ей снилось, что сестры выброшены на улицу, а сама она выворачивает окоченевшими руками камни мостовой, чтобы посмотреть, нет ли под ними денег, оброненных прохожими.
Элиза избегала малейших расходов и поэтому скрывалась в своей комнате сразу же по окончании рабочего дня. Выходить на улицу смысла не было. Во-первых, у нее не имелось ни гроша, а во-вторых, требовалось беречь туфли и платье. Ей вполне достаточно было еженедельных визитов в пансион к сестричкам.
Новостей же и сплетен ей хватало тех, что она волей-неволей выслушивала в столовой. Больше всего обсуждали, естественно, хозяина. Пола. Элиза иногда просто содрогалась от отвращения, услышав очередную пошлую или вульгарную историю. Неужели Пол Спенсер превратился в беспринципное чудовище, пожирателя женских сердец и безжалостного дельца?
Самой ужасной клеветой в адрес Спенсера было подозрение, если не прямое обвинение в убийстве жены, Элис Фортенгил. Жена принесла ему богатое приданое, а потом погибла во время визита в реконструирующийся магазин. Злые языки в красках описывали, как злодей Спенсер столкнул бедняжку Элис со строительных лесов. Говорили, что женщина сорвалась именно с того самого места, где Пол любил стоять у перил, наблюдая за работой магазина. Элиза не верила ни одному слову.
Следующей излюбленной темой были похождения Спенсера на любовном фронте. Здесь Элиза старалась вообще не прислушиваться, но молва все же донесла до девушки имя актуальной любовницы Пола – Сюзан Фишер, вдовы, обладающей обширными знакомствами в самых высоких финансовых кругах.
И тут сама собой возникала третья сфера сплетен и инсинуаций: деловая. Пол Спенсер безжалостно давил конкурентов. Снижал цены так, что товар продавался по цене ниже себестоимости, но торговый дом «Все для леди» компенсировал убыток из доходов с продажи других вещей, а вот небольшой магазин конкурентов разорялся. Ну и, конечно же, Спенсер укреплял и создавал деловые связи, используя женщин: жен, любовниц, дочерей полезных для себя людей. У каждой дамы есть родственник-мужчина. Все говорили, что власть Спенсера над женщинами – от дьявола. Но ни одна дама не жаловалась на сатанинское обольщение. Пол царил и правил миром женщин.