Шелкопряд. 13 (Роберт Гэлбрейт, 2014)

13

По опыту Страйк знал, что к нему тянет женщин совершенно определенного типа. Их объединяли два качества: ум и опасные, как в плохо соединенных проводах, вспышки. Среди этих женщин нередко попадались вполне привлекательные и, как любил выражаться его самый старинный друг Дейв Полворт, «ненасытные». Страйк не задумывался, что именно привлекает к нему женщин такого типа, зато Полворт, мастер на многозначительные толкования, утверждал, что эти дамы («нервические породистые кобылки») подсознательно ищут себе «ломового жеребца».

Бывшая невеста Страйка, Шарлотта, была, можно сказать, чемпионкой этой породы. Красивая, умная, переменчивая и неуравновешенная, она много раз уходила от Страйка, а потом, невзирая на протесты родных и плохо скрываемое отвращение друзей, снова и снова возвращалась. В конце концов он сам положил конец этой череде расставаний и примирений длиной в шестнадцать лет, и Шарлотта почти сразу, в марте, обручилась со своим бывшим кавалером, у которого много лет назад, еще в Оксфорде, отбил ее Страйк. После разрыва с Шарлоттой Страйк добровольно поставил крест на своей личной жизни, сделав исключение лишь однажды, зато незабываемое. Все его время занимала работа, что позволяло успешно отражать атаки, скрытые или лобовые, его типичных клиенток, таких как недавняя обворожительная брюнетка: почти разведенная, изнывающая от безделья и одиночества. Тем не менее перед ним всегда маячил риск уступить и, найдя утешение на одну-две ночи, создать себе новые проблемы. Вот и теперь, на темном Стрэнде, Нина Ласселс, делавшая два шажка на один размашистый шаг Страйка, твердила ему свой адрес в Сент-Джонс-Вуде, «чтобы выглядело так, будто ты там бывал». Она едва доходила ему до плеча, но Страйка никогда не привлекали миниатюрные женщины. Ее неудержимый словесный поток о делах издательства «Роупер Чард» перемежался неуместным хохотком, а когда ей требовалось подчеркнуть какую-то мысль, она трогала Страйка за локоть.

– Пришли, – наконец сообщила Нина, когда они оказались у высокого современного здания с вращающейся стеклянной дверью; на каменной кладке сверкала оранжевая плексигласовая надпись: «Роупер Чард».

Широкий вестибюль, где тут и там ожидали гости в вечерних туалетах, заканчивался стеной раздвижных металлических дверей. Нина достала из сумочки приглашение и предъявила его швейцару (нанятому на один вечер, судя по смокингу с чужого плеча), после чего вошла в зеркальный лифт вместе со Страйком и двумя десятками других.

– На этом этаже – комнаты для переговоров! – прокричала она Страйку, задрав голову, когда они влились в толпу, заполнившую необъятное помещение, где под звуки оркестрика на танцевальной площадке кружились немногочисленные пары. – Просто сейчас убраны все перегородки. Ну… с кем ты хотел познакомиться?

– С любым, кто хорошо знает Куайна и может подсказать, где он находится.

– Разве что Джерри…

Очередная людская волна, хлынувшая из лифта, потеснила их и увлекла в самую гущу приглашенных. Страйку показалось, что Нина совсем по-детски вцепилась сзади в его пальто, но он в ответ не стал брать ее за руку или каким-либо иным способом создавать впечатление близких отношений. Он слышал, как Нина, не замедляя шага, несколько раз с кем-то поздоровалась. В конце концов они пробились к торцевой стене, где ломились от яств фуршетные столы и хлопотали официанты в белых куртках. Разговаривать, не повышая голоса до крика, здесь было невозможно. Страйк взял себе две изящные тарталетки с крабами и тут же отправил их в рот, сокрушаясь об их микроскопических размерах, пока Нина обводила глазами зал.

– Джерри здесь нет – наверное, курит на крыше. Поднимемся? Ого, смотри-ка, вот там – Дэниел Чард, снизошел до стада!

– Который?

– Лысый.

Вокруг главы компании образовалось почтительное свободное пространство, подобное кругу склоненной к земле пшеницы подле взлетающего вертолета. Дэниел Чард беседовал с соблазнительной девушкой в облегающем черном платье. Фаллус Импудикус; Страйк невольно хмыкнул, но лысина совершенно не портила Чарда. Вопреки ожиданиям Страйка этот человек был еще не стар, подтянут и даже в своем роде привлекателен: густые черные брови над глубоко посаженными глазами, орлиный нос, тонкие губы. Темно-серый костюм выглядел непримечательно, зато широкий розовато-лиловый галстук с рисунком из человеческих носов поражал воображение. В одежде Страйк всегда придерживался традиционных вкусов (такое предпочтение только укрепилось в сержантском клубе), однако сейчас его заинтриговало это лаконичное, но красноречивое, то и дело привлекавшее насмешливые или удивленные взгляды заявление большого начальника о своем нонконформизме.

– А где же напитки? – забеспокоилась Нина, тщетно привставая на цыпочки.

– В той стороне. – У окон, выходящих на вечернюю Темзу, Страйк с высоты своего роста увидел барную стойку. – Подожди здесь, я принесу. Белое вино?

– Мне – шампусик, если Дэниел не поскупился.

Протискиваясь сквозь толпу, Страйк как бы ненароком оказался за спиной у Чарда, который предоставил девушке занимать его разговорами. Она делала это как-то вымученно, будто знала, что не блещет остроумием. На руке Чарда, сжимавшей бокал воды, виднелись глянцево-красные пятна экземы. Страйк резко остановился, якобы пропуская стайку молодых женщин, устремившихся в противоположную сторону.

– …И это на самом деле было ужасно смешно, – нервозно говорила девушка в черном платье.

– Да, – скучающим голосом произнес Чард, – могу себе представить.

– А что в Нью-Йорке – все замечательно? То есть… не замечательно, а… с пользой? Интересная была программа? – спрашивала девушка.

– Насыщенная, – ответил Чард, и Страйк, не видевший его лица, угадал зевок. – На тему электронных изданий.

Перед Страйком остановился грузный, уже изрядно выпивший (к половине девятого) человек в костюме-тройке и с преувеличенной любезностью начал пропускать его вперед. Страйку ничего не оставалось, кроме как подчиниться вычурному, безмолвному предложению и двинуться дальше.

– Вот спасибо, – сказала ему Нина, принимая бокал шампанского. – Ну что, можем теперь идти на крышу?

– Конечно. – Страйк тоже взял себе шампанское – не потому, что любил этот напиток, а потому, что не нашел ничего более приемлемого.

– Кто эта девушка, с которой беседует Дэниел Чард?

Ведя Страйка к металлической винтовой лестнице, Нина вытянула шею, чтобы посмотреть.

– Джоанна Уолдегрейв, дочка Джерри. Недавно закончила свой дебютный роман. А что? Она в твоем вкусе? – Нина с придыханием усмехнулась.

– Нет, – отрезал Страйк.

Они поднимались по сетчатым ступеням; Страйк вновь тяжело опирался на перила. На крыше здания ледяной вечерний воздух обжигал легкие. Среди вазонов с цветами, деревьев в кадках и бархатных квадратных лужаек повсюду стояли скамейки; здесь был даже залитый лунный светом пруд, где под черными листьями водяных лилий сновали огненные рыбки. Возле аккуратных лужаек гигантскими стальными грибами высились наружные обогреватели, под каждым из которых собирались курильщики. Повернувшись спиной к этой пасторально-синтетической красоте, они смотрели внутрь круга, образованного огоньками сигарет.

Панорама города, погруженного в бархатистую тьму и украшенного ювелирной подсветкой, захватывала дух: колесо обозрения «Лондонский глаз» сияло неоново-голубыми бриллиантами, Оксо-Тауэр{11} лучился рубинами окон, а с правой стороны уходили вдаль, сверкая золотом, Саутбэнк-центр, Биг-Бен и Вестминстерский дворец.

– Сюда. – Нина решительно взяла Страйка за руку и подвела к троице женщин, у которых, даже когда они не курили, дыхание клубилось белыми облачками.

– Привет, девочки, – сказала Нина. – Джерри не видели?

– Уже напился, – без обиняков сообщила рыженькая.

– Не может быть, – ахнула Нина, – он же так хорошо держался!

Долговязая блондинка через плечо процедила:

– На прошлой неделе в «Арбутусе»{12} едва на ногах стоял.

– Это все из-за «Бомбикса Мори», – сказала раздражительного вида девица с коротко стриженными темными волосами. – У них даже сорвалась поездка в Париж по случаю годовщины свадьбы. Представляю, как распсиховалась Фенелла. Когда же он с ней разведется?

– Она тоже здесь? – оживилась блондинка.

– Да, бродит где-то, – подтвердила темноволосая девица. – Может, познакомишь, Нина?

После суматошной церемонии знакомства Страйк нипочем не сказал бы, кто здесь Миранда, кто Сара, а кто Эмма, но четверка женщин уже смаковала незавидную участь и пагубную привычку Джерри Уолдегрейва.

– Ему давным-давно надо было бросить Фенеллу, – продолжила темноволосая девица. – Такая стерва!

– Тсс, – шикнула Нина, и все четверо застыли как статуи: к ним неторопливо приближался мужчина примерно такого же роста, как Страйк.

Его круглое, одутловатое лицо частично скрывали большие очки в роговой оправе и растрепанные каштановые волосы. В руке он держал полный бокал красного вина, чудом не переливавшегося через край.

– Виноватое молчание, – отметил он с приветливой улыбкой. Такую звучную, нарочито четкую манеру речи Страйк не раз наблюдал у завзятых алкоголиков. – Угадаю с трех попыток, о чем вы тут беседуете: Бомбикс… Мори… Куайн. Здравствуйте, – обратился он к Страйку и протянул ему руку. Их глаза оказались на одном уровне. – Кажется, мы с вами еще не знакомы?

– Джерри, это Корморан. Корморан, это Джерри, – спохватилась Нина. – Мой спутник, – добавила она не столько для высоченного редактора, сколько для трех женщин.

– Камерон? – переспорил Уолдегрейв, прикладывая ладонь рупором к уху.

– Почти, – ответил Страйк.

– Извините, – сказал Уолдегрейв, – на одно ухо туговат. А вы, милые дамы, встретили Таинственного Незнакомца{13} – и давай сплетничать, – натужно пошутил он, – в обход строжайших запретов мистера Чарда на разглашение нашей позорной тайны.

– Ты ведь нас не заложишь, Джерри? – заволновалась брюнетка.

– Если бы Дэниел всерьез пожелал замять историю с этой книгой, – взвилась рыженькая, оглянувшись через плечо на случай приближения босса, – он бы не стал гонять по всему городу юристов, чтобы те уладили вопрос. Знакомые уже оборвали мне телефон – все жаждут подробностей.

– Джерри, – собралась с духом брюнетка, – а почему и тебя вызывали к юристам?

– Потому что я тоже выведен в этой книге, Сара, – объяснил Уолдегрейв, сделав широкий жест стаканом и выплеснув часть содержимого на безупречную лужайку. – Влип так, что одни уши торчат, даром что глухие.

В знак протеста женщины возмущенно загалдели.

– Ты сделал Куайну столько добра – что такого он мог про тебя сказать? – настойчиво спрашивала брюнетка.

– Оуэн не желает мириться с моей беспричинной жестокостью… – пальцами свободной руки Уолдегрейв изобразил ножницы, – в отношении своих шедевров.

– И это все? – В голосе блондинки прозвучало легкое разочарование. – Тоже мне! При том, как он себя ведет, пусть скажет спасибо, что с ним самим еще кто-то мирится.

– Кажется, он опять залег на дно, – сказал Уолдегрейв. – Даже на звонки не отвечает.

– Подлый трус, – бросила рыженькая.

– Честно сказать, я за него беспокоюсь.

– За него? – не поверила своим ушам рыженькая. – Ты шутишь, Джерри.

– Прочитав эту книгу, ты бы тоже забеспокоилась, – возразил Уолдегрейв, тихонько икнув. – Сдается мне, Оуэн надломился. Роман больше похож на предсмертную записку.

Блондинка хихикнула, но тут же умолкла под взглядом Уолдегрейва.

– Я не шучу, – продолжил Джерри. – Мне кажется, у него произошел серьезный срыв. Под обычным для Оуэна ерничеством сквозит такой подтекст: весь мир против меня, все на меня ополчились, все меня ненавидят…

– И правильно, – перебила блондинка. – Ни один человек в здравом уме не стал бы рассчитывать, что эта пакость будет опубликована. Вот он и скрылся.

– Не в первый раз, – досадливо сказала рыженькая. – Это его коронный номер. Дейзи Картер мне рассказывала: когда у них в «Дэвис-Грин» готовили к печати «Братьев Бальзак», Куайн дважды хлопал дверью и пропадал.

– Я за него беспокоюсь, – упрямо повторил Уолдегрейв и сделал изрядный глоток вина. – Вдруг он вскрыл себе вены…

– Чтобы Оуэн покончил с собой?! – фыркнула блондинка.

Уолдегрейв посмотрел на нее сверху вниз, и Страйк прочел в его взгляде жалость, смешанную с неприязнью.

– Представь себе, Миранда, люди иногда так и поступают, когда приходят к выводу, что у них отняли смысл жизни. Даже если страдания человека, по мнению окружающих, не стоят выеденного яйца, это его не остановит.

Блондинка с недоверчивым видом обвела глазами подруг, ища поддержки, но никто не встал на ее защиту.

– Писатели – особая порода, – сказал Уолдегрейв. – У человека либо талант, либо нормальный характер. Пускай бы мерзавка Лиз Тассел зарубила это себе на носу.

– Она говорит, что не знала содержания книги, – вступила в разговор Нина. – Рассказывает всем, что приболела и не смогла внимательно прочесть…

– Я знаю Лиз Тассел как облупленную! – рявкнул Уолдегрейв, и Страйк с интересом отметил, что добродушный, подвыпивший редактор вспыхнул неподдельной злостью. – Она прекрасно сознавала, что делает, когда рассылала эту рукопись. Решила напоследок выжать из Оуэна хоть какие-то деньги. Да и рекламу неплохую себе создала – у него же описан скандал с Фэнкортом, которого она ненавидела много лет, – но теперь ее песенка спета: предав своего клиента, она уже не отмоется. Гнусный поступок.

– Дэниел аннулировал ее приглашение, – сказала брюнетка, – а меня заставил ей дозвониться и сообщить. Вот ужас-то был.

– Джерри, а ты не догадываешься, куда мог податься Оуэн? – спросила Нина.

Уолдегрейв пожал плечами:

– Куда угодно. Только бы с ним ничего не случилось. Несмотря ни на что, я прикипел к этому обормоту.

– А что это за скандал с Фэнкортом, который у него описан? – спросила рыженькая. – Я слышала, все началось с какой-то рецензии…

Тут хором загалдели все, кроме Страйка, но голос Уолдегрейва возвысился над остальными, и подруги умолкли из инстинктивного почтения, какое проявляют женщины к мужчинам с ограниченными возможностями.

– Я думал, эта история уже всем известна, – сказал Уолдегрейв, еще раз тихонько икнув. – Если вкратце, первая жена Майкла, Элспет, написала роман, очень слабый. В одном из литературных журналов сразу появилась анонимная пародия. Элспет вырезала эту пародию, прикрепила к платью и отравилась газом на манер Сильвии Плат.

Рыженькая ахнула:

– Она покончила с собой?

– Вот именно, – сказал Уолдегрейв, отхлебнув еще вина. – Писатели же ненормальные.

– А кто был автором пародии?

– Все считали, что Оуэн. Сам он отпирался, но это и неудивительно, учитывая такой исход, – сказал Уолдегрейв. – Майкл после смерти жены прекратил всякое общение с Оуэном. Но в «Бомбиксе Мори» Оуэн весьма изобретательно намекает, что истинным автором пародии был не кто иной, как Майкл.

– Боже мой! – ужаснулась рыженькая.

– Кстати, о Фэнкорте. – Уолдегрейв посмотрел на часы. – Должен вам сообщить, девушки, что в девять ноль-ноль в главном зале будет сделано важное объявление. Не пропустите.

Джерри отошел. Две подруги загасили сигареты и последовали за ним; блондинка направилась к другой компании.

– Джерри – чудо, правда? – обратилась Нина к Страйку, дрожа от холода в своем просторном шерстяном пальто.

– Великодушный человек, – сказал Страйк. – Как я понял, он один не признает у Куайна злого умысла. Вернемся в тепло?

К Страйку подбиралась усталость. Ему хотелось прийти домой и – как он говорил сам с собой – уложить ногу спать, а потом закрыть глаза и попробовать забыться на восемь часов кряду, чтобы утром с новыми силами отправиться выслеживать очередного неверного мужа.

В зале стало еще многолюднее. Нина несколько раз останавливалась, чтобы, перекрикивая музыку, поздороваться со знакомыми. Страйк был представлен коренастой создательнице женских романов, которую, похоже, ослепил весь этот гламур – дешевое шампанское и грохот музыки, а потом и жене Джерри Уолдегрейва, которая сквозь завесу спутанных черных волос осыпала Нину бурными хмельными приветствиями.

– Вечно стелется, – холодно сказала Нина, отойдя в сторону и направляя Страйка поближе к импровизированной сцене. – Она из очень денежной семьи и всем дает понять, что брак с Джерри для нее мезальянс. Невероятный снобизм.

– Зато, как я вижу, она ценит, что твой отец – адвокат Королевского суда, – отметил Страйк.

– Твоя память меня пугает. – Нина бросила на него восхищенный взгляд. – Нет, здесь другое… я ведь, ко всему прочему, леди Нина Ласселс. Только кого это волнует? Разве что таких, как Фенелла.

Техник уже настраивал микрофон на деревянной трибуне возле бара. На растяжке красовался логотип издательства «Роупер Чард» – веревочный узел между именем и фамилией, а сверху шла надпись: «100 лет со дня основания».

Во время томительного десятиминутного ожидания Страйк вежливо и к месту откликался на болтовню Нины, что давалось ему с трудом, учитывая ее малый рост и нарастающий шум в зале.

– А Ларри Пинклмен здесь? – спросил он, вспомнив престарелого детского писателя с портрета в кабинете Элизабет Тассел.

– Нет, он не выносит шумных сборищ, – радостно сообщила Нина.

– Но вы устраиваете точно такое же в его честь?

– Откуда ты знаешь?

– Ты сама мне сказала, в пабе.

– Ого, кто бы мог подумать, что ты меня слушаешь? Да, в честь переиздания его рождественских историй мы организуем ужин, но только для узкого круга. Ларри терпеть не может толпу, он такой стеснительный.

В конце концов к трибуне подошел Дэниел Чард. Разговоры стихли до шепота, а потом умолкли. Когда Чард положил перед собой заметки и откашлялся, Страйк почувствовал, что в воздухе повисло напряжение. Определенно не впервой выступает на публике, подумал Страйк, а оратор никудышный. Через равные промежутки времени Чард машинально поднимал голову от бумажки и смотрел поверх толпы, чтобы ни с кем не встречаться глазами; порой его было едва слышно. Кратко изложив слушателям блистательную историю предшественников: издательств «Роупер паблишинг» и основанного его родным дедом «Чард букс», – описал их слияние, а также выразил – все так же сухо и монотонно – смиренный восторг и гордость по поводу того, что уже десять лет возглавляет компанию глобального масштаба. Его вялые шутки встречались преувеличенно оживленным смехом, который подогревался, как решил Страйк, чувством неловкости и воздействием алкоголя. Страйк невольно разглядывал красные, как будто обваренные кипятком, руки докладчика. В числе сослуживцев Страйка был в свое время парнишка-рядовой, у которого на нервной почве так обострялась экзема, что беднягу приходилось госпитализировать.

– Нет сомнения в том, – бубнил Чард, переворачивая, насколько мог судить Страйк (самый высокий человек в зале, да к тому же стоявший близко к трибуне), последнюю страницу своей речи, – что на современном этапе для книгоиздательского дела настало время стремительных перемен и новых задач, но одно остается незыблемым, как и сто лет назад: во главу угла ставится содержание. Сотрудничая с лучшими писателями всего мира, издательство «Роупер Чард» будет и впредь восхищать, вдохновлять и радовать. И в этой связи, – на близкое завершение мучений указал не эмоциональный подъем, а облегченный выдох, – имею честь и удовольствие сообщить вам, что на минувшей неделе мы подписали договор с одним из крупнейших писателей современности. Дамы и господа, встречайте: Майкл Фэнкорт!

По толпе ветерком пробежал ощутимый вдох. Какая-то женщина восторженно взвизгнула. В дальней части зала разразился гром аплодисментов, который трескучим огнем побежал вперед, к трибуне. Страйк успел заметить, как сзади распахнулась какая-то дверь, откуда появилась непомерно большая голова с кислым выражением лица, но сразу после этого восторженные сотрудники издательства сгрудились вокруг Фэнкорта. Прошло несколько минут, прежде чем он появился на сцене и пожал руку Чарду.

– С ума сойти, – взволнованно повторяла Нина, хлопая в ладоши, – с ума сойти!

Джерри Уолдегрейв, который оказался прямо напротив них, по другую сторону сцены, возвышался, подобно Страйку, над толпой, состоявшей преимущественно из женщин. Держа в руке очередной наполненный бокал, лишавший его возможности аплодировать, он без улыбки отпивал вино и наблюдал за Фэнкортом, который уже стоял перед микрофоном и жестом призывал к тишине.

– Спасибо, Дэн, – начал Фэнкорт. – Признаюсь, не ожидал когда-нибудь вновь оказаться здесь, – эти слова были встречены оглушительным взрывом смеха, – но ощущение такое, будто я вернулся домой. Меня издавал «Чард», меня издавал «Роупер», и это были хорошие времена. Я был сердитым молодым человеком…{14} – (разрозненные смешки), – теперь я сердитый пожилой человек… – (дружный смех и даже тонкая улыбка Дэниела Чарда), – и с нетерпением жду возможности рассердиться на каждого из вас. – (Заливистый хохот Чарда и толпы; пожалуй, во всем зале только Страйк и Уолдегрейв не сотрясались в конвульсиях.) – Я рад возвращению и буду всеми силами… как ты сказал, Дэн?.. восхищать, вдохновлять и радовать.

Под гром аплодисментов и вспышки камер двое ораторов пожали друг другу руки.

– Зуб даю, пол-лимона огреб, – выговорил за спиной у Страйка чей-то пьяный голос, – да еще штук десять за то, чтобы тут засветиться.

Фэнкорт спустился со сцены прямо перед Страйком. Его кислое лицо почти не меняло выражения перед камерами, но, когда к нему потянулись руки, он повеселел. Майкл Фэнкорт не отвергал обожателей.

– Ничего себе, – заговорила Нина. – Прямо не верится, да?

Непропорционально большая голова Фэнкорта скрылась в толпе. Откуда ни возьмись появилась Джоанна Уолдегрейв, которая пыталась пробиться к знаменитому писателю. Неожиданно у нее за спиной возник отец; нетрезво покачиваясь, он без церемоний схватил ее за локоть:

– Не приставай к нему, Джо, у него есть с кем поговорить.

– Что же ты маму не хватал за руку, когда она к нему рванулась?

На глазах у Страйка Джоанна, не на шутку разозлившись, зашагала прочь.

Дэниел Чард тоже исчез; Страйк предположил, что тот выскользнул за дверь, пока толпа обхаживала Фэнкорта.

– Ваше начальство не любит быть в центре внимания, – заметил Страйк, обращаясь к Нине.

– Говорят, раньше было еще хуже, – сказала Нина, не сводя взгляда с Фэнкорта. – Лет десять назад Дэниел вообще не отрывался от бумажки. Но при этом он прекрасный бизнесмен. Прозорливый.

Страйка терзала усталость, смешанная с любопытством.

– Нина, – заговорил он, отведя свою спутницу, без всяких возражений с ее стороны, подальше от наседавшей на Фэнкорта толпы, – как ты сказала, где находится рукопись Куайна?

– У Джерри в сейфе, – ответила Нина. – Этажом ниже. – С горящими глазами она потягивала шампанское. – Я правильно поняла, с какой целью ты интересуешься?

– Чем это тебе может грозить?

– Массой неприятностей, – беззаботно ответила она. – Но у меня с собой карточка-ключ, а люди слишком заняты, согласен?

У нее папаша (цинично напомнил себе Страйк) – адвокат Королевского суда. Такую попробуй уволить.

– Как по-твоему, мы сумеем снять копию?

– Попробуем, – сказала она, опрокидывая в себя последние капли.

В лифте они оказались вдвоем; на нужном этаже тоже было безлюдно и к тому же темно. Открыв своей картой дверь редакции, Нина уверенно повела Страйка мимо выключенных компьютерных мониторов и пустых столов к большому угловому отсеку. Свет проникал только из окон, за которыми сверкали незатухающие огни Лондона, и кое-где – от оранжевой точки, выдающей оставленный в режиме ожидания компьютер.

Кабинет Уолдегрейва оказался незапертым, но сейф, спрятанный за выдвижным книжным шкафом, открывался с кодонаборной панели. Нина ввела шифр. Дверца распахнулась, и Страйк увидел внутри неряшливую стопку бумажных листов.

– Ну вот! – удовлетворенно воскликнула Нина.

– Не шуми, – сказал ей Страйк.

Он стоял на стреме, пока она делала для него копию на ксероксе, установленном за дверью. Как ни странно, шелест страниц и непрерывное жужжание действовали успокаивающе. Никто не появился, никто не засек; через пятнадцать минут Нина вернула рукопись на место и заперла сейф.

– Держи.

Она протянула Страйку ксерокопию, предварительно стянутую прочными конторскими резинками. При этом Нина, слегка пошатнувшись, на миг прижалась к нему всем телом. Он должен был бы сделать ответный жест, но слишком умотался; его совершенно не привлекала возможность поехать с ней по затверженному адресу в Сент-Джонс-Вуд или привести ее к себе в мансарду на Денмарк-стрит. Страйк подумал, что в знак благодарности лучше всего было бы посидеть где-нибудь за бокалом вина завтра вечером. Но потом он вспомнил, что завтра вечером должен идти на день рождения к своей сестре. Люси, между прочим, дала понять, что он может прийти не один.

– Хочешь завтра пойти со мной на скучный ужин? – спросил он.

Явно окрыленная, Нина засмеялась:

– Почему скучный?

– По всему. Только ты сможешь его оживить. Ну как, согласна?

– Что ж… пожалуй, – не в силах скрыть свою радость, выговорила Нина.

Приглашение оказалось очень кстати; Страйк понял, что физического отклика больше не требуется. Они вышли из неосвещенной редакции вполне довольные друг другом. Под пальто Страйк придерживал копию рукописи «Бомбикса Мори». Записав адрес и телефон Нины, он благополучно посадил ее в такси и тем самым вернул себе легкость и свободу.