Шелковые узы. 2 (Лиз Тренау, 2017)

2

Анна проснулась рано. Сквозь окно солнце заливало светом всю комнату. Сначала девушка не поняла, где находится. А потом вспомнила. Внизу было тихо, и казалось, притих даже никогда не спящий город. Похоже, было еще слишком рано, поэтому Анна вернулась в постель, ожидая, пока ее родственники начнут просыпаться.

Она вспомнила о событиях последних нескольких дней – мрачный лик отца и слезы сестры при расставании; кричащие младенцы в карете; добрый джентльмен в Челмсфорде; страшные крики толпы и тряска в экипаже. Ей хотелось понять, почему горожане так злились из-за хлеба. Ведь все, даже самые бедные, могли себе его позволить?

А те юные французы у «Красного льва». Ее кузен повел себя с ними грубо, но с утра Анна была больше расположена к нему, чем накануне, ведь он беспокоился о ее безопасности и не желал ничего плохого.

Вспоминая последние странные события, она очень удивилась, поскольку ее совсем не смутили прикосновения незнакомца, который даже не был джентльменом. Она мысленно улыбнулась, вспоминая, как нежно этот юноша разговаривал с ней, какие у него были добрые глаза и как приятно от него пахло, словно кедровыми листьями осенью.

Должно быть, Анна задремала, потому что внезапно услышала стук служанки в дверь. Та принесла свежий кувшин с водой. Анна быстро помылась и оделась, после чего сошла вниз, застав всю семью за самым роскошным завтраком, который когда-либо видела. На столе было не менее трех сортов хлеба, масло, мед, повидло и вишневое варенье, овсянка со сладкими сливками, копченая сельдь, холодные пирожки с телятиной, жареные почки и кофе. Анна слышала, будто кофе нынче в моде, но ей он показался слишком темным и горьким. Она бы выпила чаю и съела бы хлеба с медом, но решила, что некрасиво отказываться от предложенных угощений. К концу завтрака девушка испугалась – ее корсет, уже достаточно потертый, мог совсем разойтись по швам.

Тетя Сара озвучила планы на день.

– Первым делом после завтрака мы должны заняться твоим гардеробом.

– Вы очень добры, но я не хочу, чтобы на меня тратили деньги, – быстро ответила Анна, поскольку у нее осталось немного из тех фунтов, которые отец заставил ее взять с собой. – У меня есть еще два платья, синее и коричневое, а кроме того, несколько шалей и шляпок.

– Ты теперь живешь в городе, – твердо возразила тетя Сара, – и должна одеваться соответственно. Нельзя, чтобы люди принимали тебя за служанку, верно? Тебе следует носить лучшие шелка. Что еще может надевать племянница именитого купца? Кроме того, ты уже в том возрасте, когда нужно подумать о будущем.

Лиззи прыснула, прикрыв лицо рукой.

– И я думаю, – продолжала тетя, – не стоит объяснять, почему в этом случае внешний вид играет очень важную роль. – Сара отрезала себе еще один кусок пирога. – Сегодня утром моя портниха снимет с тебя мерку и покажет нам варианты. Потом мы спустимся в магазин и выберем лучшие шелка. Я думаю, пока пяти платьев должно хватить – два на день, два вечерних, а кроме того, платье и блузка на воскресенье. Что скажешь, муж? Конечно же, и плащ на тот случай, если вечером будет прохладно.

Джозеф что-то проворчал, не отрываясь от газеты, но Лиззи слушала очень внимательно.

– К какой портнихе ты пойдешь?

– К мисс Шарлотте, как обычно. Она моя любимая, – ответила тетя Сара.

– Мама, проследи, чтобы она подобрала правильный образ: маленький цветочный узор или, возможно, тонкие полоски. И побольше кружев, они ей пойдут.

Анна гадала, как Лиззи в столь юном возрасте освоила науку хорошего стиля в одежде.

– Не волнуйся, дорогая. Когда мы закончим, о твоей кузине заговорит весь город.

– О, я так рада! – воскликнула Лиззи. – Жаль, не я на ее месте.

Анна чувствовала скорее тревогу, чем радость. Раньше в ее жизни не было места для моды; если кто-то в деревне пытался одеваться модно, его считали выскочкой, и не в правилах Анны было выделяться подобным образом. Кроме того, влажная ветреная погода на побережье не щадила тонкую материю, а любой головной убор нужно было крепко завязывать под подбородком.

Она чувствовала себя куклой, которую обсуждали и наряжали ради забавы окружающих, и никому не было дела до ее чувств и предпочтений. Но ей следовало, хотя бы временно, смириться с этим, поскольку она физически и финансово зависела от гостеприимства дяди. Добиться послушания всегда было непросто, особенно от Анны, которая в прошлом часто попадала в беду из-за этого. Она пыталась убедить себя, что все делается в ее же интересах, а значит, ей следует прислушаться к советам родственников и научиться правильно вести себя в этом новом месте.

Хотя никто ей такого прямо не говорил, Анна знала, почему должна внимать словам тети, почему обязана выполнить свой долг. Джейн никогда не выйдет замуж, и за ней нужно будет присматривать до конца жизни. Их отец потратил бо́льшую часть сбережений, оплачивая услуги докторов, пытавшихся восстановить здоровье жены, и у него почти ничего не осталось на покрытие стоимости ренты, поэтому им пришлось покинуть дом приходского священника.

Судьба семьи зависела от того, насколько удачно Анна выйдет замуж. Девушка гадала, совпадут ли желания ее сердца с насущными потребностями семьи. Недавно она посетила свадьбу бывшей одноклассницы. Мероприятие было оплачено женихом, пожилым мужчиной из Северного Суффолка с редеющими волосами и большим животом. Девушка отважно улыбалась целый день и, казалось, была очарована мужем, но мысль о том, чтобы разделить жизнь с таким человеком, приводила Анну в дрожь.

Лиззи отправили делать уроки с учителем, Анна же пошла в комнату тети Сары, где вынуждена была раздеться до корсета, после чего каждую часть ее тела, включая обхват головы, длину и ширину стопы, измерила портниха мисс Шарлотта.

«Из меня никогда не получится светская леди, какими бы красивыми ни были новые платья», – подумала девушка, глядя на себя в большое зеркало.

У нее были слишком длинные руки и ноги, чересчур крупные ладони и ступни, ногти загрубели от ручной работы, а глаза имели непонятный оттенок синего цвета.

«Цве́та вечно переменчивых морей, – дразнил ее отец. – Я всегда угадываю, когда приближается шторм».

Несмотря на ежедневное использование лимонного сока, веснушки, густо покрывавшие нос и щеки Анны, никуда не делись, а светлые волосы закручивались в непослушные завитки, которые не хотели прятаться под шляпкой.

«Я действительно похожа на служанку. Или, в лучшем случае, на трудолюбивую дочь провинциального священника, кем я, собственно, и являюсь».

– Ей также понадобится два набора корсетов, как считаете? – спросила тетя Сара, хмуро поглядывая на потертый предмет туалета Анны.

Девушка не помнила, сколько времени уже пользовалась этим корсетом. Вероятно, с тех самых пор, как ее убедили, что молодой леди пристало его носить. Сначала она возражала, но в конце концов согласилась, чтобы порадовать мать, в жизни которой осталось так мало радости и было так много боли. Анне казалось, все это происходило очень давно, хотя ей исполнилось всего восемнадцать.

Мисс Шарлотта молча продолжала делать замеры. Она была скромно одетой миниатюрной женщиной неопределенного возраста, с маленькими умными глазами. На ней не было шляпки, а черные волосы портниха собрала в аккуратный пучок, из которого выбилось несколько прядей, визуально смягчавших ее строгое лицо. Когда Анна снова оделась, девушку пригласили сесть перед туалетным столиком, на котором мисс Шарлотта разложила цветные рисунки юбок, корсажей, платьев, пальто, шляпок, капоров и обуви самых разных стилей.

– Это последние модели для молодых леди. Вам что-то нравится, мисс Баттерфилд?

Анне все они казались одинаковыми. У корсажей, чрезмерно украшенных кружевами, была слишком толстая подкладка, юбки были столь широки и так сильно собирались вокруг талии, что Анна, скорее всего, споткнулась бы и упала, сделай в них хоть шаг. И как она будет одеваться каждый день без помощи служанки?

Шляпы были очень широки, поэтому владелице подобного головного убора следовало осторожно проходить в дверь и, конечно же, надевать его на улицу только при совершенно безветренной погоде. Предлагаемая обувь имела очень высокие каблуки. Анна решила, что не сможет и шагу ступить, чтобы не споткнуться. Также в ней она была бы одного роста с самыми высокими мужчинами.

Мисс Шарлотта и тетя Сара обсуждали какие-то сложные вещи, вставляя в разговор словечки вроде пелерина, нагрудник, палантин, которые Анна никогда прежде не слышала.

«Мне нужно брать уроки моды, – подумала она, – если я хочу научиться одеваться, как современные девушки».

Возможно, мисс Шарлотта согласилась бы помочь ей в этом, она казалась Анне понимающим человеком.

После жарких споров остановились на четырех моделях. Анна, кивнув, согласилась, хотя, честно говоря, представить не могла, что сможет надеть их. Тетя Сара выразила удовлетворение.

– А теперь мы пойдем вниз, выбрать шелка, – сказала она.

Первая комната на нижнем этаже, в которую они вошли, оказалась захламленным конторским помещением. Полки, тянувшиеся вдоль стен, были заставлены тяжелыми гроссбухами[3] в кожаных переплетах. У окна, выходившего во внутренний дворик, стоял стол, заваленный образцами материи, книгами и бумагами. В центре комнаты было три высоких письменных стола, за которыми сидели Уильям и еще двое молодых людей, работавшие с какими-то документами. Когда в комнату вошли леди, юноши отложили перья и встали.

– Джентльмены, – сказала тетя. – Это моя племянница Анна Баттерфилд, которая теперь живет с нами. Вы уже знакомы с мисс Шарлоттой, моей портнихой.

– Па, тут мама с девочками к тебе пришли, – громко крикнул Уильям.

Спустя пару секунд из небольшого кабинета вышел Джозеф. На его лице умирала слабая улыбка.

– Добро пожаловать в самое сердце нашего предприятия, – прогудел он. – Здесь мы зарабатываем деньги, чтобы наши леди могли вести такой образ жизни, к которому привыкли, так ведь, парни? А теперь продолжайте работать, а мы пойдем посмотрим на шелка для моей симпатичной молодой племянницы.

Анна тут же почувствовала знакомый аромат. Это был сладковатый теплый ореховый запах, исходивший от того молодого человека, который помог ей накануне. Теперь она поняла, что это был запах шелка, тяжелый аромат уверенности и процветания. Но тот юноша не выглядел богачом и не был одет в шелка, насколько она помнила.

Она попыталась сосредоточиться на словах дяди.

– Здесь мы храним образцы от лучших мастеров этого района, дабы иметь возможность показать их портным, обслуживающим первых людей города. В прошлом месяце к нам поступил заказ от человека герцога Камберлендского, правда ведь, дорогая? – Он повернулся к жене. – И с каждой неделей мы слышим все больше разговоров о помолвке короля. Эта свадьба наверняка повысит спрос на наш товар.

Все в комнате было создано для того, чтобы производить впечатление. Возле широкого эркера стоял элегантный дубовый стол в окружении обтянутых дамастовой тканью стульев, явно предназначенных для спин богачей или хотя бы их агентов. В тех местах, где пол не покрывал толстый красный персидский ковер, виднелись натертые до блеска широкие дубовые половицы. На полках по всей комнате были расставлены чудесные образцы и рулоны шелков самых разных цветов и оттенков с различными рисунками и текстурами.

– Ну, что скажешь, юная Анна? – спросил дядя. – Мы гордимся тем, что торгуем только лучшим товаром.

– Как прекрасно! – ответила она. – Но откуда берется сам шелк? Я имею в виду, до того, как из него что-то соткут.

– О, это хороший вопрос!

Он показал пальцем на большую квадратную рамку над дверью. На латунной табличке виднелась надпись: «Жизненный цикл тутового шелкопряда».

В коробочке полукругом были выложены сохранившиеся экземпляры насекомого, рассортированные по этапам его развития, начиная с бабочки.

«Бабочка живет всего один день и не летает, – гласила подпись. – Во время своей короткой жизни она лишь спаривается и откладывает яйца. Из них вылупляются маленькие гусеницы, которые постоянно едят листья тутового дерева и растут в размере, прежде чем сплести себе кокон из тысяч ярдов тончайших нитей. Бо́льшая часть коконов становится шелком-сырцом». Маленький кусочек шелка-сырца, повязанный розовой ниткой, лежал в коробочке. «Из других коконов вылупляются бабочки, чтобы начать новый цикл».

Анна с любопытством прочитала о том, откуда берется шелк.

– Как интересно! – заметила она. – А где живут эти бабочки и гусеницы?

Дядя Джозеф весело расхохотался.

– Дорогая Анна, тебе многому следует научиться. Слышишь, жена, – он повернулся к тете Саре, – наша племянница считает, что у нас в саду живут шелкопряды!

На самом деле, Анна имела в виду другое, и это было вполне очевидно, однако девушка решила промолчать.

– Мы не содержим этих червей, также не изготавливаем шелк, дорогая. Шелк-сырец привозят на кораблях с востока, из таких мест, как Константинополь и Китай, а прядут и плетут тут, в Лондоне.

Анна знала все о шерсти, которую, конечно, стригли с английских овец, и о полотне, которое ткали из льна, произраставшего на полях Англии. Но она всегда гадала, откуда появляется шелк, и была очень удивлена, что его привозят из столь экзотических земель.

– Мой отец и его отец были ткачами, как и я, до того как стал торговцем, – продолжал он. – Шелк у нас в крови.

– Но где же теперь ваши ткацкие станки?

– Их давно нет, дорогая. Я уже много лет не подходил к станку и не держал в руках челнок. Я устал от того, что приходится иметь дело с наемными работниками и подмастерьями. В этой отрасли сейчас очень много французов, а они бывают весьма коварны. Нет, я решил, лучше уж торговля, поэтому, когда Уильям присоединился ко мне, мы продали станки и, как видишь, занялись продажей.

За дверью оказались полки, на которых лежали десятки обтянутых кожей папок. Он снял с полки одну из них, положил на стол и открыл.

– Вот, смотри, племянница. Тут собраны отдельные модели из тех, что мы поставляем аристократам.

Когда дядя принялся переворачивать страницы, на каждой из них Анна увидела цветной рисунок с сопутствующими инструкциями и описаниями. На некоторых страницах к бумаге крепились лоскутки шелка, используемого в той или иной модели.

Между тем тетя Сара и мисс Шарлотта выбирали материю, складывая ее на другой край стола.

– Смотри, Анна, что ты думаешь? – спросила тетя.

При солнечном свете шелка блестели, словно крылышки тысяч бабочек. Яркие краски ткани ослепили девушку, и она с трудом различала рисунок.

– Ну же, выбери что-нибудь, – подсказала тетя. – Или нам придется сделать это за тебя.

Девушка наугад ткнула пальцем в сторону оттенков, которые любила использовать, когда писала пейзажи: светло-зеленого, темно-синего, темно-коричневого и охристого. По счастливой случайности, оказалось, она сделала правильный выбор.

– Очень подходит юной леди, – одобрительно заметила мисс Шарлотта, – и в духе нынешней моды.

На следующее утро во время завтрака Лиззи объявила, что хочет показать кузине их церковь.

– Возможно, стоит подождать, пока закончат хотя бы одно платье для Анны, – мягко заметила мать. – Его дошьют на днях.

– Но ведь на улице так жарко, – захныкала Лиззи. – Я весь день вчера просидела дома за учебниками и хочу отвлечься.

– Тогда сходи в сад, – предложила тетя Сара. – Там есть тень.

– В саду не на что смотреть и нечего делать, и ты это знаешь. – Девочка повернулась к отцу и улыбнулась, склонив голову набок. – Пожалуйста, папа. Мы недалеко. К церкви и обратно. Мы ни с кем не будем разговаривать, обещаю.

– Не вижу в этом ничего плохого, – пробормотал Джозеф.

Анна была очень благодарна Лиззи. Она уже два дня не выходила из дому. В деревне девушка каждый день проводила на свежем воздухе. Она собирала яйца и овощи, ходила в магазин за молоком и чаем, возвращаясь домой вдоль пляжа. Кроме того, этот короткий разговор дал Анне пищу для размышлений. Джозеф явно ни в чем не отказывал дочери, а Сара из верности не перечила ему, по крайней мере, на людях. Анна поняла: кузина может стать важной союзницей.

Она очень обрадовалась тому, что Лиззи пошла вместе с ней. На улицах было так же шумно и людно, как в день приезда Анны.

– Гляди под ноги, а то можно во что-нибудь вступить. И не смотри никому в глаза, особенно нищим. Они только и ждут этого, чтобы начать приставать, – сказала Лиззи, быстро ведя ее за собой через толпу, бесстрашно пересекая дороги и лавируя между экипажами и фургонами, которые на большой скорости носились взад-вперед.

Наконец девушки подошли к какому-то перекрестку, и Лиззи показала пальцем куда-то вперед.

– Вот она. Церковь Христа. Ее закончили лет десять-двадцать назад, точно не скажу. Ведь правда, красивая?

Здание действительно казалось внушительным. Шпиль находился очень высоко над землей, поэтому у девушки вскоре разболелась шея из-за того, что она долго смотрела на его верхушку. Белый камень ослепительно сиял под лучами полуденного солнца, резко выделяясь на фоне голубого неба и серых улиц. Когда они поднялись по широким ступеням к массивному, украшенному колоннадой портику, Анна почувствовала себя ничтожно маленькой и слабой, словно они вот-вот должны были войти во дворец или еще куда-то, где ей было не место.

Кузины медленно распахнули тяжелые деревянные двери и вошли внутрь. Здесь их встретили приятная прохлада и тишина. В воздухе витал характерный запах старины, который можно ощутить в любом храме, даже новом.

Церковь в их деревне, крытое деревом каменное здание с одним нефом, сильно уступающая по размерам средневековой предшественнице, на развалинах которой была возведена, могла вместить до сотни человек. Эта же – тысячу или даже больше. Скамьи рядами стояли в середине и в боковых нефах храма, над ними размещались деревянные балконы, где наверняка тоже были лавки.

Казалось, в церкви, кроме девушек, больше никого нет. Шаги гулко отзывались в огромном помещении.

«Какое же здесь чудесное эхо, когда все прихожане начинают петь псалмы!» – подумала Анна, вспоминая скромные богослужения в родной деревне.

Лиззи, опустившись на скамью, предложила Анне присоединиться к ней.

– Что скажешь?

– Думаю, это прекрасное место, – прошептала Анна. – Больше похоже на собор, чем на церковь. Ты приходишь сюда каждое воскресенье?

Ответ поразил Анну.

– Нет, лишь иногда, – промолвила Лиззи. – Мать приходит, когда хочет помолиться за воплощение в жизнь чего-нибудь хорошего. Отец – потому что ему нужно появляться на людях время от времени. А мне нравится видеться здесь с друзьями.

– А Уильям?

– Всегда отказывается идти сюда. Говорит, его Бог – это наука, что бы там ни придумали люди.

– Наверное, Уильям имел в виду это, когда вчера сказал, что Бог – очень интересная мысль?

– Он постоянно мелет всякую чепуху. Я его не слушаю. У него столько теорий. Каждый раз, приходя из клуба, приносит с собой новую. Наверняка наслушался своих дружков.

– А что это за клуб?

– Судя по тому, как пахнет Уильям, они там лишь тем и занимаются, что пьют портвейн и курят сигары. Он утверждает, что это математическое общество, но я думаю, они там считают только деньги, которые намерены спустить на азартные игры. – Лиззи резко встала. – Пойдем на рынок, пока еще не совсем поздно. Некоторые торговцы работают лишь до обеда.

– Но я думала…

– Мне все равно, что говорит мать. Ты же хотела увидеть цветы, да?

Когда они подошли к зданию рынка, Анна заволновалась.

– Мы привлечем к себе внимание, да? – шепнула она. – Что, если кто-то увидит нас и расскажет твоей матери?

– Дорогая Анна, разве не видишь, как я сегодня одета?

Анна, в самом деле, поначалу не заметила этого, но теперь увидела, что на Лиззи обычная одежда. Волосы она, как и Анна, собрала в пучок и спрятала под шляпкой.

– Мы похожи на пару деревенских девушек, ведь правда? – Лиззи усмехнулась. – На нас никто не будет обращать внимания. Но глубоко не дыши, – Лиззи попыталась перекричать уличный гам. – Слава богу, сегодня не пятница, когда продают рыбу, потому что вонь стоит неимоверная.

Анна не поднимала взгляда от земли, не желая смотреть на окровавленные туши и битую птицу, свежую печень и другие внутренности, на свиные головы, нафаршированные яблоками.

Запах стал намного приятнее. Фрукты самых разных цветов высились горами тут и там: яблоки от светло-желтых до ярко-красных, узкие зеленые и розоватые круглые груши, сочные персики, темно-синие сливы, ароматная айва, золотистые абрикосы, шелковица, ежевика и фиги, апельсины и лимоны. На каждом углу продавали розовый ревень. Ни один прилавок не походил на другой, каждый из них был произведением искусства.

Девушки прошли вдоль пестрых прилавков с овощами. Там продавали салат всех оттенков зеленого цвета, огурцы, лук-порей, сельдерей, морковь, цветную, кочанную и листовую капусту, ярко-красные помидоры, которые Анна никогда не видела на рынке у себя в деревне.

– Почему человека могут назвать капустной головой? – спросила Анна, вспомнив насмешки Уильяма.

– Не надо говорить об этом слишком громко, это грубое оскорбление, – шепнула Лиззи. – Где ты его слышала?

– На улице.

По крайней мере, она не лгала.

– Некоторые люди называют французов капустными головами, потому что они постоянно едят капусту. Потом от них несет.

– Но что такого плохого во французах?

– Дорогая кузина, тебе еще столько всего нужно узнать, – сказала Лиззи, взяв ее за руку. – Сейчас в Лондоне очень много французов, хотя я не понимаю, почему они покидают свою страну. Среди них немало ткачей, причем хороших, что, конечно, не сильно радует англичан. Думаю, люди негодуют, считая их странными.

Неподалеку от церкви они увидели торговцев цветами. Анна любила изучать дикие цветы, росшие на полях и болотах вокруг ее деревни, но она почти ничего не знала о садовых растениях, не считая тех, что смогли как-то выжить в их запущенном саду: подснежников и примул весной, живокости и роз летом. Сначала эти цветы показались Анне экзотическими, но, присмотревшись внимательнее, она узнала некоторые из них: лаванду, кошачью мяту, гвоздики, ландыши, анютины глазки, аврикулу и душистый горошек. Анна улыбнулась им, как старым друзьям. Их приятный запах на секунду перенес ее назад в родную деревню.

Когда кузины отошли от цветов, Анна заметила деревянную лестницу и подняла голову, чтобы посмотреть, куда она ведет. Оказалось, под крышей рынка находится еще один этаж, где тоже есть прилавки. На перилах были развешены какие-то старые тряпки.

– Почему они продают это тряпье? – спросила она.

– Это не тряпье, глупышка. Это одежда.

– Она вся порванная и грязная.

– Ах, Анна! Ты не понимаешь. Это ношеная одежда. Но за нее все равно можно выручить деньги, потому ее и продают.

– Это ужасно – донашивать чью-то одежду, обноски с плеча тех, кто тебе даже родственником не приходится.

– У некоторых людей нет выбора. Им не повезло так, как нам. Пойдем, мы должны поспешить домой. Мама считает каждую секунду, пока нас нет.

Когда они повернули за угол и снова оказались на Спитал-Сквер, у Анны внутри все похолодело. На углу площади она увидела двух молодых людей, сидевших в тени большого дерева и громко смеявшихся.

Кузины приблизились, и один из них удивленно посмотрел на нее. Анна заметила на его щеке фиолетовый синяк. Юноша встал, снял шляпу и коротко поклонился, тряхнув копной темных волос.

Анна почувствовала, как Лиззи тянет ее за руку.

– Пойдем, Анна, – шепнула кузина. – Тебе нельзя разговаривать с французами.

– Мадемуазель, – у юноши был очень интересный акцент. – Надеюсь, вы уже полностью здоровы.

– Мне уже хорошо, спасибо за помощь. Я хотела извиниться.

Она показала пальцем на его щеку. Их взгляды встретились, и они улыбнулись друг другу. На какое-то мгновение девушке показалось, будто она знает этого человека всю свою жизнь.

– Пустяки, – тихо ответил он, опустив глаза.

Лиззи снова потянула ее за руку. Анна лихорадочно пыталась придумать, что бы такое еще сказать для поддержания разговора.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Меня зовут Анри, – ответил он. – Анри Вендом. Я тку шелк. К вашим услугам.

Он снова поклонился.

– А я Анна, – сказала она. – Мисс Анна Баттерфилд. Еще раз благодарю за вашу доброту.

– Пожалуйста, – ответил он. – До свидания, мисс Баттерфилд.

Лишь после этого она позволила Лиззи утащить себя прочь. Значит, он ткач из Франции. У него в глазах мерцали озорные искорки, но он не казался агрессивным человеком. Совсем наоборот.

– О чем ты только думала, заговорив с ним? – возмутилась кузина.

– Он помог мне, когда на днях я потеряла сознание. Было бы невежливо не подойти и не поблагодарить.

– Лучше бы ты этого не делала. – Лиззи быстро посмотрела по сторонам. – Надеюсь, нас никто не видел. Иначе будет большой скандал.