Глава седьмая
Следующий день был посвящен групповым схваткам. Желающие принять в этом состязание участие, разбились на тройки. Так как Гуго никого из рыцарей не знал, то ему пришлось побегать пол дня, чтобы найти себе товарищей. Среди соотечественников не нашлось никого, кто захотел бы взять в свою компанию незнакомого и не именитого рыцаря. Это немного огорчило Гугу, но, поразмыслив, он решил, что из этого можно извлечь пользу. В случае поражения, никто и не вспомнит имя неудачника. Если же фортуна улыбнется ему, то он запомнится многим.
Григорий сидел в палатке и рассматривал доспехи, которые достались Гуге после выигранного поединка. Они были расписаны замысловатым узором. Золотые линии красиво смотрелись на черном, отдающем синевой фоне. В таких доспехах воевать было бы жалко. Один удар копьем или мечом, испортил бы эту красоту.
В палатку вошел Гуго в сопровождении двух рыцарей в одинаковых черных плащах, с вышитыми на них белыми крестами. Оба высокие и широкоплечие. Однако на этом их сходство заканчивалось. У одного были темные волосы, утонченные черты лица и нос с горбинкой, что придавало ему гордый вид. Второй был блондином и выглядел более массивным. Тяжелый квадратный подбородок и крупный нос выражали твердость и суровость характера.
– Григорий, разреши представить тебе моих новых товарищей, с которыми я буду выступать в групповых поединках, – Гуго повернул голову к темноволосому рыцарю. – Сэр Роберт Лоринг. Прибыл сюда из Англии.
Григорий кивком головы поприветствовал рыцаря.
– Бертольд фон Гогенштауфен. Покинул родную Германию, чтобы участвовать в священном походе.
– Чем могу быть полезен, господа рыцари? – Григорий с интересом разглядывал новых знакомых. Они разительно отличались от Гуги. Оба молчаливые, серьезные. Всем своим видом показывали свое знатное происхождение.
– Мы прибыли сюда в одиночестве, – произнес сэр Роберт Лоринг. – У нас нет оруженосцев. Не могли бы вы одолжить нам своих людей на время проведения турнира?
– С удовольствием предоставлю вам своих воинов в любом количестве, – пообещал Григорий. – Правда, они не знают, как правильно облачать рыцарей в их доспехи.
– Это не проблема, – вступил в разговор Гуго. – Я их быстро этому обучу.
– Ты не знаешь их языка.
– Ты же его знаешь.
– Кажется, я становлюсь нянькой при твоей особе, – притворно проворчал Григорий.
– Когда Гуго Лангонский станет богатым и знаменитым, то ты будешь гордиться, что прислуживал такому великому рыцарю.
– Ты самый великий болтун, которого я встречал в своей жизни, – рассмеялся Григорий. – Твоя безалаберность приведет к трагическим последствиям.
– Я не болтливый, а веселый, – парировал Гуго. – Поверь мне, что когда-нибудь, мой оптимизм спасет тебе жизнь.
Пока Григорий и Гуго занимались словесной перепалкой, Бертольд фон Гогенштауфен рассматривал кривую саблю, которая висела на столбе, подпирающем верх палатки. Он вытащил ее из ножен и внимательно осмотрел клинок.
– Этим оружием сарацины собираются воевать с нами? – спросил рыцарь Григория.
– У них есть разное оружие. Такими саблями вооружена легкая конница.
– Я перерублю ее своим мечом одним ударом.
– Ваш меч, конечно, намного тяжелее и длиннее сабли, но у короткого оружия есть свое преимущество, – возразил Григорий. – Оно легкое и не так утомляет руку воина, не задевает рядом стоящих товарищей. Кривизна позволяет использовать большую часть клинка для нанесения повреждения противнику. Такая сабля может рассечь кольчугу или проткнуть ее своим острием.
– Думаю, что мои доспехи выдержат сотню ударов такого оружия, – усмехнулся Бертольд фон Гогенштауфен.
Григорий взял саблю и сделал несколько быстрых круговых движений. Клинок при этом издавал тонкий свист. После этого достал шелковый платок, подкинул его в воздух и вытянул руку с саблей вперед, повернув лезвием вверх. Коснувшись металла, материя, не останавливаясь, продолжила свое падение, разделившись на две части.
– Я с удовольствием использую этот инструмент, когда мне понадобится бритва, – рассмеялся Бертольд фон Гогенштауфен, – а сражаться, предпочту добротным рыцарским мечом.
Гуго и Роберт Лоринг оценили шутку своего товарища, и тоже засмеялись. Григорий усмехнулся, и быстро взмахнул саблей. Клинок смел со стола рыцарский шлем, который покатился к ногам француза.
– А я хотел его оставить себе, – огорченно произнес Гуго. Завоеванный в состязании шлем имел удручающий вид. Сабля расколола его почти до середины. Узкая щель с ровными краями изуродовала это произведение искусства, превратив его в бесполезную груду металла.
– Извини, не удержался. Хотелось продемонстрировать достоинства этого оружия. – Григорий обмотал клинок вокруг туловища, закрепив его конец за крестовину рукоятки. – Это на случай, если вы хотите спрятать оружие от посторонних глаз.
– Из чего этот клинок сделан? – спросил Бертольд фон Гогенштауфен. В его взгляде читалось любопытство. Он уже не смотрел на саблю столь презрительно.
– Дамасская сталь. Ее создателям удалось объединить твердость и гибкость. Для легкой кавалерии это идеальное оружие.
– Бертольд, закройте свои уши. Его речи опасны, – вмешался в разговор Гуго. – Он и меня чуть не превратил в кочевника. Григорий с удовольствием бы всех всадников облачил в матерчатые доспехи и посадил на худых коней.
– Чем тебе не нравятся арабские скакуны? – возмутился Григорий. – По моему вчера ты нахваливал моего коня, которого я тебе дал для участия в турнире.
– Это потому, что у меня не было настоящего рыцарского коня, – не стушевался от упрека Гуго. – Теперь у меня есть конь фризской породы. Он твоих арабов будет кушать на завтрак.
– Мои арабские красавцы побрезгуют питаться таким уродцем, – парировал Григорий.
Бертольд фон Гогенштауфен и сэр Роберт Лоринг ошарашено уставились на спорщиков. Германец за подобное оскорбление своего коня тут же вызвал бы обидчика на поединок, если тот был из благородного сословия. С чернью, к которой он относил всех кочевников и сарацин, разбирались бы его слуги. Правда, сейчас таковых не имелось. Англичанин бы зарубил невежественного кочевника на месте. Они не знали, что Григорий происходит из древнего княжеского рода. Об этом, к слову сказать, вообще мало кто знал в Константинополе. Благородным рыцарям трудно было понять, что Гуго и Григорий за короткое время своего знакомства так сдружились, что в общении друг с другом давно отбросили светские условности. Француз был весельчаком и любил посмеяться по любому поводу. Он никогда не ставил своей целью оскорбить своего собеседника. Его жизнерадостный характер во всем видел повод для веселья. Григорий не был задирой, но с удовольствием вступал в любой спор. При этом никогда сильно не обижался на выпады Гуги. Относился к своему товарищу, как к неразумному дитю, который вечно говорит глупости. Поэтому терпеливо пояснял тому его заблуждения. Вот и сейчас, он пытался логическими умозаключениями доказать Гуге, что тот не прав.
– Мой арабский скакун по всем параметрам лучше твоего фриза. Красавец, который доставляет радость всем, кому не чуждо чувство прекрасного. Его легкий бег приносит удовольствие всаднику. Во всем войске крестоносцев не найдется ни одного скакуна, который смог бы его обогнать. Если во время сражения я упаду на землю, то он не покинет поле боя без меня.
– Зато мой конь способен нести на себе рыцаря со всем его облачением. Он вынослив, легко управляем. В бою может поражать врага своими мощными копытами.
– Если тебе нужна выносливая лошадь, то обратись к крестьянам. У них животные привыкли перевозить на себе различные тяжести. Ломовая лошадь называется.
– Ты мне еще осла предложи, – фыркнул Гуго.
– Действительно, благородный рыцарь, облаченный в дорогие красивые доспехи, будет выглядеть шутом, – рассмеялся Григорий, представив эту картину. – Чтобы не оскорблять твоих изысканных чувств, могу предложить слона. Вот где порадуется твоя душа. На него ты можешь погрузить целый арсенал оружия и доспехов. Во время сражения будешь облачаться в доспехи, которые будут соответствовать статусу противника. Обычного сарацина встретишь в кольчуге, а со знатным вельможей будешь драться в позолоченном панцире.
– Извините, что прерываю вашу содержательную беседу, – вмешался в спор друзей сэр Роберт Лоринг. – Я хотел бы узнать, когда мы можем получить слуг?
– Прошу прощения, что немного отвлекся, – извинился Григорий. – Сейчас я распоряжусь, чтобы выделили столько людей, сколько вам надо. Только не относитесь к ним, как к слугам. Мои воины набраны из кочевых племен. Они выполнят любую работу, связанную с военным делом, но Боже упаси, отнестись к ним, как к рабам. Могут перерезать горло.
– Даже своему командиру? – удивился Бертольд фон Гогенштауфен. – Как же вы ими командуете? Я бы с такими подчиненными по ночам не смог заснуть.
– Не забывайте, что все они наемники. Для них нет высоких идей, нет авторитетов. Их преданность опирается на звон золотых монет. Первые ночи я тоже не мог заснуть. Мне приходилось делить кров с теми, кто многие годы был для моего народа злейшим врагом. Только после нескольких сражений я приобрел у них уважение. Можно презрительно относиться к их вере и образу жизни, но советую уважать их, как воинов.
Бертольд фон Гогенштауфен и сэр Роберт Лоринг внешне никак не отреагировали на слова Григория. В душе же каждый из них возмутился. Они не собирались уважительно относиться к тем, кого считали варварами. Оба только прибыли в Константинополь, но уже не раз видели здесь странные вещи. Поэтому решили не высказывать вслух свои соображения по этому поводу. Для них было дико видеть в армии византийцев тех, против кого выступили крестоносцы. Все участники этого похода считали, что магометане притесняют христиан и являются их злейшими врагами, которых надо истреблять везде, где только увидишь. На константинопольском же базаре вполне дружелюбно соседствовали турки и армяне, арабы и евреи. Местное население спокойно относилось к восточным торговцам и с подозрением к крестоносцам. Все это было удивительно и оскорбительно. Никто в крестоносцах не видел своих освободителей от притеснений магометан, и соответственно не выказывал должного уважения. Правду говорили купцы и путешественники, прибывшие с Востока, что понять образ жизни этих народов европейскому человеку трудно.