Вы здесь

Шахидка с голубыми глазами. Глава 7. ОТВЕТ НЕВЕРНЫЙ (А. М. Дышев, 2004)

Глава 7

ОТВЕТ НЕВЕРНЫЙ

К профессорскому особняку я поднимался по крутой тропе, в которой когда-то были выдолблены ступеньки, но время и дожди сточили их, и всякий раз мои ноги теряли опору и соскальзывали на мелких, как горох, камешках. Наверняка был другой, более удобный путь, по которому ходил шестидесятичетырехлетний профессор, но мне было спокойнее идти козлиной тропой. Завершающий штрих к моей чрезвычайной наружности был поставлен в самом конце тропы, когда я, поскользнувшись, рухнул на колени прямо в лужу.

Но открывшая калитку маленькая и кругленькая, как колобок на ножках, старушка никак не хотела проникнуться чувством тревоги, которое я с собой принес. Она смотрела на меня восторженными голубыми глазами, как дети смотрят на верхушку новогодней елки, где горит звезда, и растягивала в улыбке необыкновенно ярко накрашенные губы.

– А зачем вам нужен профессор? – спрашивала она с сильным балтийским акцентом, подвизгивая на ударениях, словно ее щипали за бока, и я ловил себя на мысли, что прекрасно представляю, каким смешным и кокетливым существом эта престарелая сыроежка была в молодости.

– Я же вам говорю: это вопрос его личной безопасности, – повторил я, вкладывая в голос тревожные ноты.

– Как это понять? – продолжала кокетничать старушка, любуясь мною. Ее верхние зубы выпачкались в помаде, отчего бабушка напоминала насытившегося и потому добродушного вампирчика.

Я посмотрел по сторонам. Мне стало неуютно здесь, у глухого каменного забора, поодаль от которого ощетинился иголками мрачный строй можжевельников и туй.

– Это надо понимать так, – зашептал я, склонившись над лучезарным лицом старушки, – что с вашим мужем может случиться беда.

– Ладно, – продолжая улыбаться, ответила старушка. – Зайдите.

Наверное, она не вполне владела русским языком и не до конца поняла, что означали мои слова. Часть двора занимали высокие туи, похожие на тактические ракеты, готовые к запуску. Дорожка, присыпанная красным гравием, непредсказуемо извивалась, словно была проложена по заячьим следам. Можно было бы пройти к двери особняка напрямик, потому как ни газонов, ни цветников во дворе не было, но хозяйка шла строго по дорожке, и мне, как вагончику за паровозиком, приходилось следовать за ней.

– Что в мире еще интересного? – спросила старушка, не оборачиваясь, дабы нечаянно не сойти с дорожки.

– Моя новость самая интересная, – заверил я. – Особенно для вас.

– Вы борщ будете?

– Буду.

– Напрасно отказываетесь, – покачала головой старушка. – Такой борщ, как я, никто не варит. С фасолью, грибочками и прокаленными на сковороде шкварками.

Я сглотнул слюну и пожал плечами. По лестнице мы поднялись к двери и вошли в прихожую, которая в первое мгновение напомнила мне мукомольный цех. Все было белым – не только потолок, но стены и пол.

– У нас еще идет ремонт, – пояснила хозяйка, поправляя ногой расстеленный на полу кусок полиэтиленовой пленки. – Мы ведь только-только купили этот домик…

«Ни хрена себе домик! – подумал я, глядя на отполированную, как леденец, лестницу из красного дерева. Изгибаясь улиткой, она изящно ввинчивалась во второй этаж. – Заведующий кафедрой пединститута зарабатывает такие деньги?»

В моей голове сразу начала выкристаллизовываться новая версия: бешеные взятки за поступление и сдачу сессии, огромные деньги и, как следствие, зависть и обида коллег по работе.

– Напомните-ка мне свою фамилию? – попросила старушка. – Только прошу вас: ступайте строго по пленке, ни на шаг в сторону… Вы на каком курсе учитесь?

Я подумал, что глухой старушке можно ответить как угодно, она все равно не поймет. А лучше вообще не отвечать.

– Ну вы и молчун! – произнесла старушка и погрозила мне пальцем. – Наверное, влюбились по уши в какую-нибудь пигалицу и ни о чем другом думать не можете, как о ней. Признайтесь, что влюбились! Я же все по вашим глазам вижу… Эх, молодость, молодость!

Я кинул мимолетный взгляд в зеркало, желая увидеть в своих глазах то, что увидела в них хозяйка, и остался крайне недоволен своим отражением. Почему-то я был похож на сладкоежку, тайно пробравшегося в шоколадный цех. Старушка провела меня в конец коридора и остановилась перед массивной дубовой дверью.

– Хочу вас предупредить, – прошептала она заговорщицки. – Не вздумайте перечить профессору. И не спорьте с ним! Он терпеть не может мнения, которое идет вразрез с его собственным. Если он скажет вам, что вы дуб дубом и полный тупица, лучше сразу соглашайтесь. И упаси вас бог ненароком коснуться темы противопоставления элементов языковой структуры! Если вы неправильно ответите на его вопрос, он может выкинуть вас в окно.

– И что, такие случаи уже были? – поинтересовался я.

– Сколько угодно! – заверила старушка.

Она перекрестила меня, и я постучался в дверь с чувством некоторого напряжения, словно заходил в палату к душевнобольному, страдающему непредсказуемыми рефлексами.

Кабинет профессора был размером с небольшой теннисный корт, и овальный стол на мощных ножках делил его пополам подобно сетке. Пол был плотно заставлен связанными стопками книг. Их было так много, что найти в этом хаосе хозяина кабинета представилось мне делом столь же сложным, как отыскать на страницах пухлого фолианта нужную иллюстрацию. Через большие, как витрины магазина, окна мощным потоком лился солнечный свет, и мириады пылинок в его лучах сверкали и искрились подобно звездочкам. В воздухе стоял крепкий запах старой библиотеки. Наконец я услышал невнятное бормотание, а вслед за тем увидел, как за многотомной стопкой энциклопедии, похожей на небоскреб, медленно выпрямляется мужчина. Мое представление о профессоре педагогики разительно отличалось от того, что мне сейчас представилось. Это был вовсе не тщедушный старичок с клиновидной бородкой и подслеповатыми глазками. Передо мной стоял еще достаточно крепкий, плечистый муж с крупной головой, увенчанной седым ежиком. Черты его лица были грубыми, но не лишенными той привлекательности, какой обладают волевые и умные люди. Белоснежные усы оттеняли ровный загар. Хорошо выбритые щеки лоснились и выглядели упругими. Кожа вокруг светлых упрямых глаз была покрыта рябью морщинок. Несмотря на то, что профессор одной рукой держался за поясницу, на его лице не было и тени болезненного страдания. Этот человек излучал могучее здоровье и властолюбие.

– Привет! – сказал он мне как старому знакомому и, перешагнув через книжную стопку, словно Гулливер через крепостной бастион, протянул широкую, толстопалую ладонь. Блеснул тяжелый золотой перстень. – Тут видишь, что делается – даже посадить тебя некуда. Только переехали. А я ведь говорил рабочим – сначала мебель!

Он говорил чисто и почти без акцента, обращаясь ко мне с тем добрым барским снисхождением, с каким умудренный жизнью ментор разговаривает с зачарованными школярами. Пожав мне руку, он сразу вернулся на прежнее место, как если бы знал меня как облупленного, включая все то, что я собирался ему сказать.

– Ты понимаешь, не могу найти пятый том Брокгауза, – бормотал он, продвигаясь к окну и попутно раскидывая в стороны стопки книг, уподобляясь бульдозеру на мусорной свалке. – Ну? Что у тебя?

Он задал этот вопрос с привычным безразличием, будучи уверенным, что я пришел с просьбой личного характера, что мне хочется отколупнуть немножко от гранитного колосса науки, поступить в институт или же защитить диссертацию. Я понял, что буду долго смотреть на спину профессора и его внимание на девять десятых будет сосредоточено на стопках книг, если я не огорошу его страшной новостью.

– На вас готовится покушение, профессор, – сказал я громко и отчетливо.

Эта новость действительно огорошила профессора, но вовсе не в той степени, какую я ожидал. Он медленно распрямился, поддерживая себя за поясницу, повернул ко мне свое холеное лицо и скептически прищурил глаза.

– Что? – протянул он с вызовом и некоторой насмешливостью, отчего вопрос прозвучал как «Чтэ-э-э?». – Какое еще покушение?

Теперь моя личность занимала все профессорское внимание. Он уже рассматривал меня внимательно и с любопытством.

– Вас хотят убить, – уточнил я. – Прикончить. Одним словом, грохнуть.

Профессор с необыкновенной подвижностью для своей грузной фигуры шагнул к подоконнику, взял очки, надел их и снова обратил на меня проницательный взгляд.

– Что-то я тебя не вспомню. Какой факультет?

– Я не учусь в вашем институте.

– Ничего не понимаю, – признался профессор и сел на широкий, как атлас мира, словарь кельтиберского языка. – Ты вообще откуда?

– Я частный сыщик.

Тут вдруг профессор схватил первую попавшуюся под руку книгу и с сильным замахом швырнул ее, как мне показалось, в меня. Я успел пригнуться, и книга с глухим ударом попала в дверь.

– Кюлли, перестань подслушивать!! – рявкнул профессор, тотчас перевел взгляд на меня и доверительно, как старому другу, поведал: – До чего ж вредная баба! С утра до вечера под дверью скребется, как субретка, будь она неладна!

Я подивился чуткости профессорского слуха, но еще больше меня поразили неожиданные способности старушки.

– А я думал, что она… – произнес я и подергал себя за мочку уха.

Профессор махнул рукой.

– Когда ей надо, она услышит все, что захочет. Не обращай внимания… Так что там против меня замышляется?

Он старался произнести последнюю фразу с небрежностью, как будто разговор шел о пустяке, но я уловил хорошо скрытую настороженность. Я сказал профессору, что располагаю сведениями о смертельной опасности, которая ему грозит.

– Да? – удивленно произнес профессор. Протянув руку, он взял откуда-то из книжных завалов стакан в серебряном подстаканнике. Кинув в рот арахисовый орешек, он отхлебнул чая и некоторое время медленно жевал, раздумывая. – Странно. Никогда бы не подумал… В голове не укладывается. А ты не ошибаешься?

– Нет.

– Чепуха какая-то, – произнес профессор. – Быть этого не может… Чаю хочешь?

Мое известие скорее обидело и обескуражило профессора, чем напугало. Думаю, что он приблизительно так же отреагировал бы на сообщение, что где-то в Гондурасе живет его внебрачный сын, причем совершенный придурок и сволочь. Продолжая хрустеть орешками, которые золотистой горкой лежали на блюдце, профессор снова погрузился в размышления, время от времени кидая на меня изучающие взгляды.

– Я хочу помочь вам, – сказал я. – Но для этого вы должны как можно точнее ответить на вопрос: кто, по вашему мнению, может желать вашей смерти? Кому она будет выгодна?

Профессору не понравилось, что я столь бесцеремонно протискиваюсь к тайнам его личной жизни. Он поставил стакан на книжную стопку и скрестил на груди свои крепкие руки.

– Для начала интересно было бы узнать, откуда у частного сыщика эта глупая информация? – спросил он.

– Информация не глупая, – сдержанно заметил я. – Даже несмотря на то, что о грозящей вам опасности я узнал случайно.

Я начал терять надежду, что профессор не станет требовать от меня более конкретных сведений. Его скептицизм набирал обороты. Мое предупреждение о грозящей опасности он воспринял как личное оскорбление, и ему не терпелось узнать, кто посмел произнести этот вздор.

– Так какая сорока распустила эти слухи? Какому идиоту пришло в голову такое? Кто это так нехорошо бредит?

– Вам обязательно это знать?

– А как же, дорогой мой! Я должен знать, из какой лужи ты выудил эту информацию. И только тогда я определюсь, как к ней относиться. Может, об этом говорили по телевизору, и ты спутал КВН с новостями. Может, клоуны в цирке так пошутили. Или, допустим, ты нашел фамилию Веллс на листочке, вырванном из детективного романа…

Конечно, профессор был прав. Как всякий уважающий себя ученый, он не верил пустым словам и эмоциям. Ему нужны были только неопровержимые факты. Я бы на его месте требовал того же. Но разве я мог рассказать, что меня со всех сторон обложили убийцы, что они идут за мной по пятам?

– Я ручаюсь, что это не шутка, – как можно убедительней сказал я.

– Нет, приятель, ответ неверный. Двойка! Твое ручательство для меня ничего не значит.

– Хорошо, – сдался я, понимая, что в этом ключе наш разговор ни к чему не приведет. – Предупредить вас об опасности меня попросила девушка.

– Девушка! – хмыкнул профессор и развернул ладони на манер чаш весов. – Вот уж исчерпывающая информация! Вот приблизительно так студенты мне и отвечают. А потом обижаются, когда я ставлю им «неуд»… У этой твоей девушки есть имя и фамилия? А чем она занимается? А какой у нее возраст, гражданство, интеллектуальный уровень?

– Ее зовут Яна Ненаглядкина, – выдал я, не в силах выдержать занудство профессора. – Ей лет двадцать пять. Больше я ничего о ней не знаю.

– Кто? – тотчас переспросил он и наморщил лоб. – Яна Ненаглядкина? Мгм… Что-то не припомню… Какой факультет, курс?

Он торопливо поедал орешки и запивал их чаем. В это время, чуть скрипнув, приоткрылась дверь, и показалось круглое лицо хозяйки.

– Яна Ненаглядкина – это девочка, которая снимала квартиру по соседству с нами, – скороговоркой произнесла старушка. – Помнишь, ты ей в стенку стучал, чтобы она музыку сделала потише?

– Ах да, припоминаю! – кивнул профессор и сделал рукой движение, словно отогнал от себя муху. Старушка послушно прикрыла дверь. Профессор вздохнул и покачал головой. – Вот же глупое существо! Сказал же: не надо подслушивать!

Я пытался по глазам профессора выяснить, понял ли он, откуда Яна могла узнать о грозящей ему опасности. Но очки, отражая солнечный свет, казались зеркальными и были непроницаемыми. К тому же профессор решительно направился к двери и резко толкнул ее. Раздался глухой удар. Профессор закрыл дверь и принялся ходить вокруг стола, сунув руки в карманы брюк.

– Не пойму, – бормотал он. – Яна Ненаглядкина просит тебя предупредить меня об опасности… А откуда она об этом знает?

Я пожал плечами.

Профессор выглядел озадаченным, как если бы ему задали элементарную на первый взгляд задачку, но вот решить ее никак не удавалось.

– Ты знаком с Яной? – снова спросил профессор, глядя куда-то вниз, будто я валялся на полу между книг. – Где ты ее видел?

– Нет, с ней я не знаком. И встречался с ней всего один раз… – Тут я почувствовал, что начинаю нервничать и уже не могу сдержать раздражение. – Послушайте, профессор! Какая разница, знаю я Ненаглядкину или нет, где я ее видел и сколько ей лет! Повторяю еще раз: вам грозит беда. Утверждать это у меня предостаточно оснований. Сейчас вы должны копаться в памяти и вычислять людей, от которых может исходить угроза. Есть ли у вас враги? Кто они? Почему они готовят преступление? Вот вопросы, от которых зависит ваша жизнь!

Профессор несколько стушевался, изобразил на лице смятую улыбку и замахал руками:

– Да о чем ты говоришь, дорогой юноша! Какие враги? Откуда у старого и доброго профессора Веллса могут быть враги?

Дверь снова скрипнула.

– Лембит, не спорь с молодым человеком… – раздался за моей спиной голос старушки, и в дверь, шелестя страницами, снова полетела книга.

– Все, – тихо, но твердо сказал профессор, подошел ко мне, взял под локоть и подвел к окну, подальше от двери. – Откровенность за откровенность. Я тоже не хочу, чтобы со мной играли втемную. Отвечай коротко и по существу заданного вопроса: где и при каких обстоятельствах ты разговаривал с этой… как ее там… с Яной Ненаглядкиной?

Я вздохнул.

– Вы что-нибудь слышали о реабилитационном центре «Возрождение»? – спросил я.

– Потише, пожалуйста, – шепнул профессор и покосился на дверь. – Как ты говоришь? «Возрождение»? Ничего не слышал. Подобных центров, которые выжимают из населения деньги, на Побережье расплодилось несчетное количество. Что это? Приют для бывших зэков?

– Нет, это что-то вроде психиатрической лечебницы. Там лечатся те, кто пытался покончить с собой. Ваша бывшая соседка Яна Ненаглядкина проходит там курс лечения.

– А разве она пыталась покончить с собой? – пробормотал профессор, но никакого сострадания на его лице не отразилось. Что ему до бывшей соседки, образ которой почти не сохранился в его памяти. Он нахмурился, покачал головой и пробормотал: – Черт знает что! Такая молодая, а уже берет на душу смертный грех… Ну, бог с ней! И как же ты встретился с ней?

– Два дня назад я случайно оказался в этом центре, – продолжал я, переходя к самой трудной части объяснения.

– Вот как? – профессор вскинул брови и посмотрел на меня, как мне показалось, с брезгливым сожалением. – Тоже пытался отправиться на тот свет?

Я отрицательно покрутил головой и перешел на шепот:

– Меня привезли туда по ошибке. Врачи решили, что… В общем, это все не относится к делу. Я не захотел ночевать в этом центре и стал искать выход. Так получилось, что я оказался на втором этаже…

Орешки закончились, но профессор этого не заметил, потянулся к блюдцу и опрокинул его.

– Так, – монотонным голосом говорил он, кивая головой, словно подтверждая, что я отвечаю правильно. – На втором этаже… Дальше что?

– И там встретил Яну…

– Где там? – с некоторым раздражением перебил профессор. – На лестничной площадке? В коридоре? В палате? В дамской уборной?

Менторская дотошность продрала меня до самых печенок, но я смиренно ответил:

– В коридоре. И там она мне сказала…

– Дословно! – снова перебил профессор. – Что сказала?

– Она сказала: «Передайте профессору, чтобы отменил поездку и никуда не выезжал. Это смертельно опасно для него».

– Только и всего?

– Разве этого недостаточно?

Профессор нахмурил лоб и принялся щелкать пальцами по обложке Толкового словаря Даля.

– Кто-нибудь, кроме тебя, мог слышать эти слова? – спросил он после недолгого молчания.

– Нет. В это время в коридоре никого больше не было.

Профессор снова помолчал.

– Значит, она больше ничего тебе не сказала? – подвел он итог.

– Больше ничего.

– И не разъяснила, какая опасность мне угрожает?

– Не разъяснила.

– А ты как думаешь, какая опасность мне угрожает?

– Понятия не имею! – не слишком вежливо ответил я. – Для того я к вам и пришел, чтобы разобраться в этом. Поймите, мне больше ничего не известно. Только вы можете разобраться, кто и почему вам угрожает.

Профессор взял стакан в руки, заглянул в него и поставил на место. Затем поднял на меня испытующий взгляд.

– В самом деле? – недоверчиво спросил он. – Ты действительно не знаешь, какую опасность имела в виду Ненаглядкина?

– В самом деле, – произнес я, чувствуя, что моему терпению приходит конец.

– Что ж ты даже не поинтересовался?

Он начал действовать мне на нервы. Я стиснул зубы и процедил:

– Вы правы… Мне снова придется посетить этот центр и выяснить у Яны, что она имела в виду.

Профессор шлепнул ладонью по томику практической психологии, уставился в окно и тихонько замурлыкал какой-то легкомысленный мотивчик.

– А зачем тебе это надо? – спросил он, не оборачиваясь. – Ты меня предупредил. Спасибо. Я обязательно прислушаюсь к твоим советам… Сколько я тебе должен?

Я не сдержался и крепко схватил профессора за запястье. Глядя ему в глаза, я жестко произнес:

– Вы должны мне слишком много, у вас денег не хватит расплатиться! Из-за того, что мне стало известно о готовящемся на вас покушении, меня трижды пытались убить! Стреляли из трех видов оружия! И наверняка будут стрелять снова и снова, до тех пор, пока не всадят мне в лоб пулю. Но мне этого не хочется, профессор! К чему мне из-за ваших проблем нырять в могилу? Совсем ни к чему. И у меня теперь нет другого выхода, как искать ваших недоброжелателей, потому что они стали и моими недоброжелателями тоже. И я буду искать их всеми возможными способами и с тем упорством, с каким защищал бы свою жизнь.

Профессор терпеливо дослушал мою гневную тираду до конца, и лишь потом высвободил свою руку. Потирая запястье, он некоторое время молчал и хмуро смотрел на несвежие концы бинта, выглядывающие из-под рукава моей рубашки.

– Я не знал, что дело приняло такой оборот, – наконец сказал он. – Трижды стреляли? Чудовищно… Конечно, я косвенно виноват перед тобой. Хотя не понимаю, как мог бы уберечь тебя… Конечно, конечно, я обязан тебе помочь… Дай мне только сосредоточиться. Что же я могу для тебя сделать?

– Если вы ответите на мои вопросы, то поможете не только мне, но и себе.

– Да, это так. Конечно, конечно… Задавай вопросы. Спрашивай. Любые вопросы! Я буду откровенен.

– Куда вы собираетесь ехать?

Должно быть, я произнес эти слова излишне громко, и любопытная хозяйка не преминула напомнить о себе. Скрипнула дверь.

– В Испанию, – за профессора ответила старушка.

Профессора даже передернуло. Он шумно задышал, его ноздри напряглись, как у коня, который только что проскакал несколько километров наметом.

– М-да, конечно, в Испанию, – подтвердил он. – Конечно. Куда ж еще? Если об этом знает бабушка Кюлли, то скоро будет знать все Побережье, а не только какая-то там Ненаглядкина.

– Я рассказала Яночке об этом еще месяц назад, – в дверную щель оправдывалась хозяйка, не рискуя зайти в кабинет. – Была чудная погода, мы стояли на балконах – каждая на своем – и говорили о курортах Средиземноморья. Яночка мечтала побывать в Италии. Она просто бредит художниками эпохи итальянского возрождения и поэзией Данте. И я, коль зашла речь о Средиземноморье, сказала, что в Италии ты был раз пять, а в Испании раза три, и вот скоро снова поедешь.

– Уйди с глаз моих долой! – процедил профессор и, как только дверь захлопнулась, с укором посмотрел на меня: – Я же просил тебя говорить шепотом. Что ты орешь, как на митинге в защиту прав глухонемых?

Я извинился, сел на подоконник, чтобы быть ближе к профессору, и задал следующий вопрос:

– Вы едете отдыхать?

– Что ты, какой отдых! Меня пригласили выступить с докладом в Мадридском клубе любителей восточной поэзии. Есть такая организация, в которую входят бойкие старушки с фарфоровыми зубами. Они выучили несколько четверостиший из «Лейли и Меджнуна» Низами Гянджеви и возомнили себя знатоками и любителями восточной поэзии. Ничего они не знают. Это просто блажь и причуда закрытого клуба толстосумов.

Профессор чем-то напоминал мне могучий «боинг», оторвавшийся от взлетной полосы и круто взявший курс в небо. Мадридская литературная богема, к которой устремился лайнер, представлялась мне некой облакоподобной субстанцией, которую ни понять, ни достать невозможно. Но каким боком состыкуется с этой субстанцией Яна Ненаглядкина, припевочка, бэк-вокалистка, пределом мечтаний которой было стоять на сцене прокуренного подвала за спиной своего тщедушного кумира? Откуда она могла узнать, что именно от клуба любителей восточной поэзии исходит смертельная угроза профессору Веллсу?

– Вы знаете людей, которые вас пригласили? – спросил я.

Профессор хмыкнул, вытер платком крепкую шею.

– Как тебе сказать? В этом клубе я буду выступать в третий раз. Кого-то знаю лучше, кого-то хуже. Представь мелких, сухеньких, белоголовых, как пломбир в рожке, старушек. По-моему, половина из них уже выжила из ума и давно пребывает в раю. Есть очень богатые особы, которые кокетничают со мной только ради того, чтобы я обратил внимание на бриллиантовые серьги и подвески. Есть дамы попроще… Это своеобразный контингент, похожий на стадо овечек. Но ты заставил меня задуматься о некой угрозе, которая от этого стада якобы исходит. До тебя подобные идиотские мысли мою голову не посещали.

Я согласился с профессором, что эта мысль, безусловно, идиотская, и подумал о том, что мне не хватит ни денег, ни сил отработать версию с выжившими из ума мадридскими миллионершами. Какие титанические усилия потребуются на то, чтобы среди целого поля божьих одуванчиков вычислить злодейку!

Увы, ничем профессор мне не помог. Мне оставалось дать задний ход и попытаться снова встретиться с Яной Ненаглядкиной, чтобы вытрясти из нее все, что она знает о готовящемся преступлении… Абсурд! Эта информация мне была нужна для того, чтобы обезопасить свою жизнь. Но источник информации – Яна – находился там, где моя жизнь будет подвергаться наибольшей опасности. Все равно, что спросить совета у палача, который старательно намыливает тебе петлю: «Дружище, а как бы мне избежать казни?»… На душе у меня стало темнее ночи. Я даже не смог скрыть тоскливое выражение на лице, и профессор не преминул заметить:

– Что это ты сморщился, как печеное яблочко?

– Вам следовало бы проявить благоразумие и отказаться от поездки, – произнес я. – Хотя бы временно, пока я снова не встречусь с Яной и не выпытаю у нее подробности.

– Отказаться от поездки? – фыркнул профессор, горделиво выпрямляя спину и расправляя плечи, словно желая продемонстрировать мне свою несгибаемую волю и упрямый нрав. – Это невозможно! У меня уже билет на руках, меня ждет интеллектуальная элита Испании!

– Как знаете, – устало сказал я. – Мое дело предупредить вас…

Как раз в этот момент я случайно глянул в окно и оторопел. На моих глазах через кирпичный забор во двор перемахнул кряжистый молодой мужчина в синем спортивном костюме. Несмотря на крупное тело, он проделал этот трюк с ловкостью гимнаста, и уже через мгновение исчез за густыми свечками туй, но я успел заметить большие темные очки, закрывающие едва ли не пол-лица, и закрепленную на его голове гарнитуру мобильной связи «хэнд-фри».