Шанс выжить. Люди чудь (Антонина Морозова)

© Антонина Морозова, 2016

© Евгений Боровков, дизайн обложки, 2016

Корректор Юлия Шибкова

ISBN 978-5-4483-2410-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Люди чудь

«Господи, ну что же я за человек-то такой, почему у меня всё не как у людей», бормочет хлюпенький мужичонка, с белыми, как снег, волосами и голубыми, почти без зрачков, глазами. Это Лёнчик, ему уже тридцать пять, но его всё равно называют Лёнчиком. Он всегда был похож скорее на девушку, нежели на парня. Тоненький, с белой и нежной кожей. С огромными голубыми глазами на почти детском лице. Да и в тридцать пять на мужика он не тянул: и силёнок маловато, да и ни выпить, ни закусить. Благо поселок маленький, все знают Лёнчика и особо не обращают внимания ни на его внешность, ни на его причуды.

«Если бы не Галя моя, если бы не Галя – пропал бы давно», – часто говорил он. Они с Галей с самого детского сада вместе. Вот как в садике встретились, так почти и не расставались. А чего им расставаться-то, коли они друг без дружки жить не могли. Так и росли: не разлей вода. Галя, крепкая, рослая девочка, была для Лёнчика и заступницей, и утешительницей. Ребята долго дразнили их, пока парочка не повзрослела. Сколько уж лет прошло, их ровесники кто по второму, а кто и третьему разу уже женились, а у Лёнчика с Галей медовый месяц ещё продолжается. Лёнчик говорит, что одной жизни не хватит чтобы любовь у них закончилась. Да любовь, любовь… пусть теперь он сам обо всём расскажет.

К примеру, занимаемся мы с Галей чем-либо по хозяйству, ну, там гребём-косим или на огороде работаем, или она стирается. Смотрю я на неё, любуюсь. Волосы всегда на затылке в калач зашпилены, а вокруг кудряшки, и на висках, и на шее. Подойду я к Гале тихонько и пальчиком трогаю колечко у неё на шее, а она хитро так поглядит на меня и вдруг вся вспыхнет, и глаза как угольки сделаются. В день таких случаев раза по три-то бывает, а ночью мы не вместе спим, на разных кроватях, а иначе спать нам не придётся вовсе.

Помоложе-то когда были, всё на праздники к друзьям или родне пировать ходили. Галя моя петь-плясать мастерица, а я три стопочки и спать, тарелки только отодвину и сплю себе, никому не мешаю. Но после одного случая Галя стала меня дома оставлять. И до сих пор я ни на какие свадьбы и проводы не хожу, да и что мне там делать, спать-то я и дома могу.

А случай был вот какой. Пировали мы у своих, племянника в армию провожали. Пока за столом сидели – стопочка, другая, третья. Я спать, а остальные под гармошку петь и плясать. Сплю я значит, а сам думаю: а что там моя Галя делает и с кем пляшет? Ревность, значит, у меня взыграла. А чего ревновать? Красавчик-то наш Василий попытался однажды за Галей поухаживать, ну и нарвался на её кулак. До сих пор ещё зуб передний не вставил. Ну так вот, сплю я, а сам думаю, как бы мне незаметно понаблюдать, как там моя Галя отплясывает. Сполз я тихонько под стол, а скатерть была чуть не до пола, как же, думаю, понаблюдать-то. Вот был бы я котом, было бы проще. Смотрю, а у меня и правда вместо рук лапы образовались, и шерсть, и хвост. Вот и хорошо, думаю. Выглянул я из-под скатерти, смотрю, все пляшут, и Галя моя тоже. Устроился я поудобнее, скатёрку на ушах придерживаю, как платочек, и поглядываю себе. А что, кто на кота-то, думаю, внимание будет обращать? Но гости стали останавливаться и на меня смотреть. А чего на меня смотреть – кота не видели, что ли? Надо мяукнуть, чтобы отстали. И мяукнул. Тут и Галя на меня смотреть стала, и глаза у неё стали круглые. Подошла она ко мне, вытащила из-под стола и домой повела. А я всю дорогу орал, потому что Галя мне на хвост всё время наступала. Галя-то ничему не удивилась, она меня с детства знает, и это для неё не впервой. Я, видите ли, в деда уродился, он у нас чудаком был и такой же щупленький и тоненький, как я, а на голове белый пушок, как у меня; он мне всегда говорил: «Если ты проснёшься и какие странные вещи увидишь, то делай вид, что ничего не видишь и всё нормально». Я пока этому обучился, кем и чем только не был. Сейчас только выпивший плохо понимаю, что происходит. Ну, меня лечили маленько, а что толку-то: наследственное, такой, значит, уродился. Когда маленький был, возили меня в Москву, всё меня изучали, потом назначили пенсию. Вроде как органы не там расположены, да и отстали.

Я мужик хозяйственный, дома и во дворе у меня всё в порядке. По молодости даже машина была у нас, ездили куда надо, не хуже других жили. Дрова, огород или ремонт какой – это я сам всё делаю, а уж грибов да ягод насобираю… на рыбалку, правда, редко хожу. Есть у меня друг закадычный, мы иногда с ним выпиваем. Но вы не подумайте, люди дорогие, что мы с Михалычем, так его зовут, пьянь подзаборная. Так, раз в неделю и то, если нет работы по дому, да и нельзя мне много с моими особенностями.

Вот как-то на октябрьские праздники выпили мы с другом, как всегда, по три стопарика, посидели маленько, потом Михалыч проводил меня до магазина и пошёл домой. Дом-то мой вот уже рядом был. Иду я и чувствую, что замерзаю, такая вдруг холодрыга на улице стала, ну просто скоро в ледышку превращусь. Ещё мысль промелькнула, что сплю опять на ходу. Смотрю: озеро, и вода парит в нем, остывает, значит. И всё озеро покрыто водорослями, аккуратненькими такими, как большие губки для мытья посуды. А я уже всё, замерзаю совсем. Прыгнул я в озеро, а там тепло-претепло, и камни все мхом покрыты. Уселся, радуюсь, что согрелся, и мне так хорошо стало, засмеялся даже. Слышу меня кто-то окликает, смотрю Васька-красавец тоже на камне в воде сидит, довольный такой. Сидим, значит, мы перемигиваемся, шутим. И тут я вдруг думаю: «Постой! Мы же под водой дышим. Мне-то что, я ведь сплю, да и пьяный, какая мне разница, где сидеть и чем дышать. А Васька-то как? Я его пьяным сроду не видел…» Кричу я ему об этом, а он и в самом деле захлёбываться стал. Схватил я Ваську и потащил на берег, он бугай здоровый, а в воде совсем лёгкий стал. Вытащил я его на берег, а он как ни в чём не бывало отряхнулся, рукой мне махнул и пошёл домой. Смотрю, а я уже у своих ворот стою. Открыл дверь и пробрался тихонько в дом на свой диванчик любимый. Засыпая, подумал: надо завтра на это озеро сходить с удочкой, там наверно рыбы полно, раз вода такая тёплая. Утром сразу оделся, взял удочку, вышел на огород червей накопать, а там снегу за ночь навалило по щиколотку. Обдуло меня холодком и стал я сомневаться на счет озера, было ли оно. Вышел я на улицу. Ну и откуда здесь озеро могло быть? Всё как обычно: улица, дорога, столбы, через пять домов Михалыч живёт.

А вот ещё случай был похожий. Я на рыбалку редко хожу, но этой весной меня Васька уговорил за хариусом сходить на дальнюю реку Большую Белую, она от посёлка километров за десять будет. Взяли мы Михалыча, втроём веселее. Экипировались как положено, удочки разные, ну, и выпивки, конечно, закуски маленько. Мы с Михалычем плохие едоки, а Васька себе взял две бутылки водки и палку колбасы, для него это как раз норма. На речку пришли уже днём, сразу начали удить. Стал клевать хариус, но плохо, жарко очень. Вечером стали ночлег готовить: костёр развели, лежак сделали из веток, всё как положено. Выпили вечером, каждый по своей норме, и спать легли. Я уже засыпать начал, но вдруг думаю: «А что же мы с другого берега не попробовали? Там, наверно, клёв лучше, пойду попробую, пока не сплю». Пришёл на овражек, сел, ноги свесил, удочку, конечно, закинул. Чувствую, камень подо мной острый, отодвинулся я, пошарил рукой, а там мох и под ним камни. Содрал я мох и ба! – камни-то разноцветные. Но только хотел я камушек один взять, как передо мной человечек появился, ну вылитый гном по детским книжкам. И говорит он мне:

– Ты камешки эти не трогай, так как они нашими домами являются.

– Как это домами? Где крыша, где ворота?

– Это не такой дом, – он говорит, – видишь, ты у костра спишь, а сам со мной разговариваешь, а утром проснёшься и вместе с домом будешь ходить.

– Значит, эти красивые камушки – тела гномов!

Гном говорит:

– Да, так и есть, только мы называем их домами и можем ненадолго покинуть их, но камушки эти нам нужны, мы в них спим.

Вот чудеса! Я стал просить:

– Дай мне один камушек, в котором никто не живёт.

А он мне, мол, нет таких, все заняты. Я разозлился:

– Всё равно возьму!

И тут гномик начал расти, вот он уже стал с меня ростом, потом уже больше. «Да, – думаю, – не отдаст камушки добром, придётся утром с ребятами сюда приходить, тогда посмотрим кто кого». Утром просыпаюсь и сразу к Михалычу. Трясу его, пойдём, говорю, я клад нашёл. А Васька мне: «Какой клад? Ты спал всю ночь и никуда не ходил. Я всю ночь около вас сидел, изредка удочки проверял, водку пил». Я кричу: «Пошли быстрее! Втроём мы эти камешки у гномов отберём». Пришли на обрыв, я руками по траве шарю, ищу место, где мох растёт. Шарил, шарил – нет никакого мха, как и нет камушков, одна трава стоит плотной стеной. Ребята хохочут, у виска крутят: опять, мол, чудишь. На рыбалку меня теперь тоже не берут, а я и не хочу. Этот случай-то был лет десять назад, теперь-то я получше разбираюсь, где у меня сон, а где нет. Да, года идут, мне скоро сорок лет, а детей у нас с Галей так и не нет, и я думал, что уже и не будет.