Вы здесь

Шаг сквозь тень. Глава вторая. Погребенная под водой (Томаш Кенч)

Глава вторая. Погребенная под водой

В середине февраля начались дожди. Обильные и избыточные, как и все в Калифорнии.

Я взял машину Майкла, припаркованную возле офиса. Он давненько на ней не ездит, по понятным причинам. Хорошо хоть не жмется и дает мне ключи. Не представляю, как бы я шел под таким ливнем.

«Альфа Ромео 166», серебристый металлик, не самый незаметный автомобиль, даже для Лос-Анджелеса. Все же у старика есть чувство стиля. Автомобиль не дорогой, но сделан со вкусом, перфорированная бежевая кожа, удобные спортивные сиденья и деревянный руль. Ума не приложу, как Майкла угораздило купить эту машину, но я к ней прикипел сразу же, – она похожа на женщину.

Отель «Сесиль» находится в сердце города. Это Даунтаун. На всех путеводных картах слово «Лос-Анджелес» написано поверх именно этого района. Офисных зданий здесь настолько много и они натыканы так близко друг к другу, что некоторые подземные паркинги находятся прямиком под кладбищами. Задержался на работе, садишься в свое авто и понимаешь, что там, над тобой, лежат покойники. А если даже покойники лежат выше тебя, то где же тогда ты? Зная это, не трудно поверить, что в центре города находится такое зловещее место, как этот отель. Я с трудом припарковал машину напротив входа, на большой парковке, сплошь заставленной автомобилями; втиснул ее между новенькой черной «Акурой» и «Доджем», не мытым уже очень давно. В «Додже» кто-то сидел; за залитым дождем тонированным стеклом я заметил уголек сигареты. Я открыл дверцу и вышел под дождь, затем прошелся вокруг отеля.

Сам он состоял из трех узких зданий, соединенных перемычками; у каждого из зданий была своя пожарная лестница. Скорее всего, девочка попала наверх именно по ней. Здания отеля расположены так близко друг к другу, что если окна твоего номера выходят на внутреннюю сторону и ты не задернешь штору, маньяк, живущий напротив, сможет рассмотреть даже цвет твоих глаз. Может, когда-то «Сесиль» и был хорошим отелем, но сейчас все вокруг свидетельствовало о безусловном упадке. Обветшалая гостиница, окруженная лавчонками торговцев. На самом верху выгоревшая на солнце надпись: «Отель Сесиль. Дешево. Ежедневно. Еженедельно. 700 комнат». Я шел, задрав голову вверх и вдруг споткнулся. Лучше бы я под ноги глядел! В спешке я со всего маху врезал в бордюр большим пальцем ноги. Нога отозвалась болью до самого колена. Какого черта меня вообще занесло на задворки?

Я здорово промок, пока шатался вокруг отеля, и когда вошел внутрь, с меня буквально ручьем лилась вода. На первый взгляд вестибюль отеля выглядел роскошно. С трёхметрового потолка над полированным мраморным полом свисают люстры в стиле арт-деко, а медные декоративные элементы и фальшивые античные скульптуры украшают стены. Я прошел вглубь к стойке ресепшена.

Я думал, что мне там станет жутко, учитывая все извращённые истории, связанные с гостиницей. Но даже несмотря на проливной дождь за стенами отеля, атмосфера в фойе больше напоминала о бельгийских туристах, чем о серийных убийцах. Он просто немного обветшал. В нём полно людей, похожих на Элизу, молодых, активных, недавно прибывших из разных мест.

– Чем могу помочь, мистер?

Администраторша была недурна собой, на вид филиппинка или что-то вроде того. Признаться, я совсем позабыл про полицейского, я даже не помнил его имени, Гутьеррес… Я начал импровизировать. Это я всегда умел. Филиппинка стояла прямо за стойкой ресепшена и премило мне улыбалась. Хорошенькая молодая девушка, хотя мне показалось что в ее вымученной улыбке застыл испуг; видимо, здесь всех здорово лихорадило.

– Департамент общественного здравоохранения. Я приехал чуть раньше своих ребят, мисс. Необходимо провести экспертизу воды. Мы хотим узнать, не представляла ли она угрозы для тех, кто ее принимал. Скажите, как мне попасть на крышу?

Она оторвала от меня свой вежливый и внимательный взгляд и позвонила по телефону. Спустя несколько минут к нам подошел парнишка, возраста чуть старше моего. На нем был идеально подогнанный костюм темно-синего цвета с отстегнутой нижней пуговицей, белая без галстука рубашка и блестящие коричневые туфли. У него были черные густые волосы, постриженные на современный манер, с коротким затылком и удлиненные в челке и на макушке. Высокий и довольно стройный, по телосложению он скорее напоминал легкоатлета.

Модник, решил я, глядя на то, как аккуратно, вылезая из рукава пиджака ровно на полдюйма, белеет манжета его рубашки.

– Этот человек…, – девушка слегка замялась.

– Тейлор! – резко вставил я.

Филиппинка бегло глянула на меня и улыбнулась.

– Он хочет, чтобы ты проводил его на крышу; он из департамента здравоохранения.

Мы потрепались еще несколько минут и пошли к лифту. Спортсмен молчал. А я смотрел, как дно лифта становится мокрым от стекающей с меня влаги. Внутри лифт был серебряным, хотя по какой-то причине я представлял его себе золотым, а цифры на кнопках почти стёрлись.

– Как вы думаете, девочка попала на крышу на лифте?

Он вдруг взглянул на меня так, будто понял, о чем я думаю, а я похолодел и в ледяном блеске его водянистых глаз вдруг почувствовал себя подростком.

– Не знаю, ключи есть только у сотрудников отеля, а двери выхода на крышу всегда заперты.

При ближайшем рассмотрении он оказался не таким уж и молодым. Ему было лет сорок, может чуть больше, хотя на ресепшене, из-за слегка испытующего взгляда и этой мальчишеской ухмылки, я принял его за своего ровесника.

Несмотря на свои 700 номеров, гостиница казалась необыкновенно пустой. На верхних этажах в «Сесиль» было особенно тихо. На четырнадцатом этаже в коридоре с бордовыми стенами и белым потолком через небольшие динамики раздавался громкий голос проповедника с религиозной радиостанции. Я замер, прислушиваясь к звукам, доносящемся из номеров постояльцев, пытаясь услышать хоть что-нибудь, шум пылесоса или телевизора, но слышен было только голос проповедника.

Мы поднялись по лестнице между 14 и 15 этажами. В южной части этажа короткая лестница вела к двери на крышу, на которой теперь написано, что она заперта и находится под сигнализацией. Знак предупреждал, что ведётся видеонаблюдение, что «нарушителей арестуют», что здесь есть «риск получить серьёзную травму или умереть».


Выйдя на крышу, мы прошли к резервуарам. Четыре огромных цистерны. Их осушили сразу после того, как нашли труп. Я залез на одну из них, едва не поскользнувшись. На каждой из цистерн была квадратная крышка с металическим засовом. Открывалась она нелегко, но при желании мы могли бы ее открыть. И хоть убей, я не мог поверить, что кто-то в здравом уме может запрыгнуть в такую цистерну и заживо себя в ней похоронить. У меня от этого мурашки по коже. Необходимо было во всем разобраться. На одной из цистерн, – той, в которой нашли труп, был вырезан квадрат. Через него извлекли тело. Я спустился и подошел к парапету, посмотрел на проезжую часть. В здании четырнадцать этажей, лететь вниз чуть больше секунды. Вздумай девочка свести с собой счеты, почему не прыгнуть с крыши? Зачем залазить в эту жуткую бочку?

В фойе отеля я заметил дверь с загадочной металической табличкой. «Агенство Невидимый свет». Что-то меня привлекло в этой надписи и я решил подойти к двери и попытаться ее открыть, но она была заперта. Что думают о смерти девочки в агенстве невидимого света?…

Вокруг отеля была целая сотня лавок. Парикмахерские и мелкие закусочные, продавцы бижутерии. Но в основном, конечно, одежда. Район со скидками. Лавки с выставленными на улицу манекенами. «Фабрика – Золотой город», десятки одетых в легинсы ног. «Итальянский текстиль», безголовые манекены в дешевых костюм. Искать здесь того, кто мог видеть Элизу, было все равно, что искать иголку в стоге сена. Но я все же решил попробовать. И, как оказалось, не зря.

Я недоумевал, как молодая девчонка могла остановится в таком месте; она не могла не заметить старые ларьки, привязанные к фонарным столбам навесы из брезента и бездомных, завалившихся спать на картонные подстилки. Этот участок города, славящийся своей злачностью, стал домом для опустившихся наркоманов и обездоленных горожан. В полиции этот район называют «зоной локализации» бездомных, а на картах он помечен как городские трущобы, сердцем которых является Мэйн-стрит.

Район то и дело прочесывали полицейские, которые записывали номера припаркованных автомобилей. Медленно, словно улитки, они кочевали по соседним улицам. К тому же местные жители уже были в курсе событий, оповещены через радио и интернет.

– Бог обитает в крови, – говорит мне местная черная сплетница. Она указывает мне на пластиковое распятие и спрашивает: «Поможет ли оно защититься от дьявола»?

Мы стоим у автобусной остановки, и она громко отхаркивает на асфальт, держа в руке пивную банку. Фонари выстроились вдоль тротуаров, образуя авансцену, и креза бродит по нему словно актриса на репетиции.

– Ты мою собачью латынь не понимаешь, да, Чарли? – спрашивает она меня. – И я понимаю, что нет надобности поправлять ее. – Да, да… не понимаешь, но все ровно слушаешь, слушаешь, потому что тебе интересно, у тебя в голове что-то торкает и ты знаешь, что это может оказаться правдой, что ее забрал дьявол.

Болтунья пьет из банки, оттопырив мизинец, а выпив, облизывает свои толстые губы и смотрит на меня глазами, в которых блестит безумие.

– Как же, дьявол; шла бы ты от сюда, хабалка, – начинаю дразнить ее я.

– Я тут подумала. Мы с вами не подходим друг другу. По гороскопу, – говорит она и начинает пятиться. Уходя, она шепчет что-то себе под нос и размахивает руками.

Дальше больше. На углу 7-й и Юг-Мейн мне попался старичок в кожаных штанах и красной бандане. У него на плече красовалась громадная магнитола. Он утверждал, что убитая девушка была жертвой Господа из-за того, что в Лос-Анджелесе на президентских выборах 2008 года жители голосовали за черного президента. А у закусочной на 8-й улице,

один из бродяг стрельнул у меня четвертак и разразился долгой тирадой о том, что сейчас здесь слишком много китайцев и о том, что не стоит тревожить девчонку, которая давно уже в стране чудес.

– Зачем ты нас трогаешь? Люди не хотят нас видеть. Будешь шляться здесь, сам не заметишь, как окажешься таким же нищим. Не веришь? Тогда послушай. Мы сгорим в аду! Ясно тебе? Слышишь? Пожарная машина приближается!

– Волосы – это трава, – слышу я его голос. Он говорит так, словно произносит заклинание, практически шепотом. – Трава, которая растёт из людей. И Земля курит наши волосы. Ты не знал? Особые сорта, конечно. В основном, блондинов.

Сумасшедшим нужно говорить, и они говорят не задумываясь, так же непринужденно, как дышат воздухом, а я лишь пытаюсь уловить хоть что-то в океане случайных слов. Запах безумия растекается во все стороны, прямо из сердца города и, накрепко впитываясь в атмосферу, в людей, в мысли, кажется естественным и изначальным запахом свободы.

– Как, ты говоришь, она выглядела? Девчонка. Очкастая китаянка? – спрашивает меня пьяница с пунцовым лицом. – Ну, тогда, может, спросишь о ней в газетном киоске?

Разумные отрицательные ответы были настолько же скучны, насколько неразумные – изобретательны, и я начинал чувствовать себя чужаком, забредшим на вечеринку с участием двинутых клоунов. Закончив к половине второго, я поплелся к машине, подумывая о том, что не мешало бы перекусить. Но неподалеку от парковки я увидел книжную лавку «Последняя книга», находящуюся прямо напротив отеля, и вспомнил резонные слова пьяницы.

Внутри – стенд с книжками, остатки старых тиражей. Такие книжки невозможно продать по отпускной цене. Поэтому цена – доллар. В городе, дышащем миллионами, цена в один доллар – это особый статус. Черная метка. Что можно найти в книге за доллар, кроме разочарования и уныния? Я не знаю… Элиза купила три.

Я заметил свой профиль в отражении витрин. Черно-белое изображение дрожало в слабых солнечных бликах. Надеюсь, на самом деле я не так бледен. На прилавках свалены дешевые сувениры, колоды карт, путеводители, брелоки.

Я подошел к продавщице, женщине средних лет, с уставшими глазами и сухими, потерявшими цвет, волосами, больше напоминавшими мне солому. Лицо почти детское, невыразительное, маленький рот и редкие зубы. Женщиной она оказалась любезной и общительной.

– Да сюда уже приходили двое полицейских, расспрашивали о ней. Я помню эту девочку. Она была здесь 31-го января и… знаете… кажется, вела себя слегка странно. Говоря это, она сортировала открытки и раскладывала их в небольшие картонные коробки.

– Странно? Что именно показалось вам странным?

Продавщица задумалась и начала скрести ногтем указательного пальца тарелку для мелочи, соскребая с нее сухие остатки налипшей жвачки.

– Она была как будто на взводе. Кричала: «Книги за доллар, надо брать». Что-то в этом духе. Махала руками, смеялась.

– Она была одна?

– Да, думаю что одна. По крайней мере, если с ней и был кто-то, то он к ней не приближался.

Я взял одну открытку. Это оказалась поминальная открытка с изображением скорбящей Марии Магдалены. Снизу была надпись: «Небеса примут усопших рабов божьих».

– А вы не можете вспомнить, много у нее было наличных при себе?

Я вернул ей открытку.

– Не знаю, думаю в районе сотни, – ответила она.

– И что же, купила что-нибудь?

– Да, три книги за доллар.


Выйдя из книжной лавки, я купил кофе и газету «Ла Таймс», затем вернулся в машину. Огляделся по сторонам. Ни одной, ни второй машины, стоявших рядом, уже не было. Я забыл взять сахар и вспомнил, что Майкл всегда оставляет лишние сахарные стики в бардачке. Я залез туда, разгребая хлам рукой; тут можно было найти все что угодно, начиная от потрепанного путеводителя Братьев Томсон, кучи музыкальных дисков, лежащих без коробок, которые положил сюда я, до жвачек и сигарет, сломанных карандашей; нашлась в нем и пара пакетиков с сахаром. Я не спеша выпил кофе и когда его оставалось примерно с треть, завел мотор.

Дождь лил не переставая. «Ну что же, для начала неплохо», – подумал я и решил вернуться в офис, немного покопаться в интернете. Через квартал я притормозил у светофора с загоревшимся перед моим носом красным и прочитал заголовок «Таймс» с фотографией резервуаров на крыше отеля.

«ТАИНСТВЕННАЯ ГИБЕЛЬ ТУРИСТКИ НА КРЫШЕ ОТЕЛЯ «СЕСИЛЬ».

Пока я ехал в Сенчури по залитым дождем улицам, в голове моей в такт щеткам стеклоочистителей стучали слова: «Самоубийство красивой молодой женщины», «маньяк-убийца», «отель Сесиль», «Элиза Лам». Когда я вернулся, контора была закрыта. Видимо, Майкл уехал. Я сел за стол и включил компьютер.

Из интернета я узнал, что следствие начали вести через несколько дней после того, как девчонка пропала. Четвертого февраля. Следствие инициировали родители Элизы. Оказывается, она ежедневно с ними созванивалась. Последний раз она позвонила родителям 31-го января. На следующий день отец пытался связаться с ней, позвонил в отель, в отеле ему сказали, что его дочка сняла комнату до 1-го февраля. После того, как продления оплаты за номер не поступило, они решили очистить комнату. А вещи Элизы находятся на сохранении у сотрудников отеля.

Родители, как и сама Элиза, – граждане Канады, проживающие в Ванкувере. Не получив внятного ответа от сотрудников отеля, они обратились в ближайшее отделение Королевской Канадской конной полиции. Так и закрутилась полицейская центрифуга. Всадники передали дело в руки парней из отдела розыска пропавших без вести полиции Лос-Анджелеса.

Копы прочесывали отель с собаками, но девчонку так и не нашли. Несмотря на оперативную работу, розыски не увенчались успехом, и копы решили слить журналистам видеозапись с лифта отеля, в котором Лам ехала 31-го числа. Конечно, журналисты раздули из этого целую сенсацию. Шум стоял повсюду. В итоге запись подняла большой шум в сети. Она мгновенно разошлось по Интернету. В США и Китае видео просмотрели более трёх миллионов раз, и за первые 10 дней оно собрало 40 000 комментариев. А девчонку, по иронии судьбы, нашли случайно. В некоторых номерах отеля, в кранах слабо текла вода. Водопроводчики, работающие на крыше, начали проверять цистерны с водой и нашли труп девочки в одном из резервуаров.

Все дело в том, что как и в большинстве других высотных зданий, в «Сесиль» используется система с подачей воды самотёком; на крыше здания установлены четыре резервуара. Туда первым делом и отправился подсобный рабочий, которому поручили разобраться с причиной жалоб утром 19 февраля.

Элиза Лам планировала провести в «Сесиль» четыре ночи и освободить номер тридцать первого января, чтобы отправиться дальше к следующему пункту назначения в её путешествии по западному побережью. Ни размер, ни захудалость гостиницы «Сесиль», казалось, не беспокоили её.

Вот что она написала в своём «Тумблере»:


«Отель построили в 1928 году, отсюда и стиль ар-деко. Так что он был первоклассным, но, как и многие здания в Лос-Анджелесе, обветшал. Базу Лурману стоило снимать „Великого Гэтсби“ здесь».


В Лос-Анджелесе полно ловушек. Когда низкое зимнее солнце смягчает весь городской ландшафт, можно не придать значения тому, что пятьдесят четвёртый квартал Лос-Анджелеса является одним из самых неблагополучных мест во всём городе.

К концу дня вернулся Майкл, насквозь промокший и пьяный. Он снял свою куртку и швырнул ее на кресло. Достал из кармана платок, начал вытирать им лицо и сморкаться, почти одновременно.

– Ты ездил в отель, сынок?

– Да. Мне удалось попасть на крышу. Все там действительно очень странно, Майкл. Девчонка никак не могла попасть на крышу сама, только если она вздумала забраться туда по пожарной лестнице. Для того, чтобы открыть дверь, ей нужен был чип. Но попасть на крышу по пожарной лестнице можно было беспрепятственно. Никаких люков ни у одной из трех лестниц не было. Еще я порылся немного в интернете; кажется дело предано в отдел розыска пропавших без вести.

– Отдел расследования убийств. Я разговаривал с копами. Сейчас этим занимаются парни из убойного отдела. Они сработали на опережение. Все сейчас предполагают, что девчонку убили. И знаешь, кто ведет дело? Детектив Нейл и детектив Стейн. Это они раскрыли «дело Рэйчел», эти ребята – ветераны сыска.

– Зачем же тогда здесь мы?

Майкл нахмурился и посмотрел мне прямо в глаза.

– Знаешь, Бадди. Маленькие собаки не должны стеснятся лаять только потому, что существуют большие собаки. Каждая собака должна лаять тем голосом, которым ее наградил Господь. И нам за это платят деньги. Так что…

– В этом отеле есть некое странное агенство «Невидимый свет». Я пытался зайти на их сайт в интернете, но там ничего нет, кроме названия и их логотипа.

– Попробую узнать через своих ребят. Вокруг этого дела сейчас слишком много шумихи, Бадди. Гражданка Канады, родом из Китая, убита в Лос-Анджелесе. Для журналюг это настоящий лакомый кусочек. Но нам нужно оставаться в тени, быть незаметными.

– Как думаешь, Майкл, ее действительно убили?

Майкл задумался, засунул ладонь в ворот рубашки и расслабил стягивающий горло галстук.

– Надо, конечно, ждать результатов вскрытия… Но люди из убойного отдела рассказали мне о найденных вещах Элизы. Шорты, майка, трусики, жакет, сандалии, ключи и карточка отеля. На всех фотографиях она в очках с довольно большой диоптрией. Но в баке их не нашли.

– Она могла их выкинуть.

– Зачем?

– Мне кажется, так проще покончить с собой, проще сигануть в этот чертов бак с водой, если ты ничего не видишь. Она просто могла их скинуть с крыши.

– Может и так, Бадди, может и так. Но мне не верится, что девчонка сама туда залезла. Что-то здесь не сходится. Я думаю что они могли послужить чем-то вроде трофея, который убийца прихватил с собой.

– Я тоже не верю в самоубийство, Майкл. Стоя на крыше, я понял, что спрыгнуть с нее было бы гораздо легче, чем очутиться в резервуаре.

Рука Майкла непроизвольно поползла к внутреннему карману пиджака, но он опомнился и тут же себя одернул. Кинул косой взгляд, чтобы увидеть, заметил ли это я, и понял, что заметил. Где-то за стенкой играл саксофон, тянул длинную минорную ноту. Я встал и потянулся, вдруг ощутив сильный голод.

– Иди домой, Бадди. Отдохни. Завтра продолжим. Я хочу побыть один, слишком много всего произошло за день, мне нужно подумать.

Я собрал вещи и попрощался с Майклом. В желудке была пустота, как если б его вычерпали ложкой. Ехать домой мне не хотелось. Я припарковал машину напротив закусочной и долго смотрел, как растут и вытягиваются вечерние тени. Прежде чем я попаду домой, наступит непроглядная тьма. Хотя я вырос не здесь, за несколько лет я немало наслушался историй про то, что тут творится, такие чудовищные истории, что порой и не верится вовсе. Я зашел в «Деннис» выпить пива и перекусить. После пары бокалов мысли в голове улеглись и перестали скакать как бешеные лошади. Я мог спокойно подумать. А подумать есть о чем. Если это убийство, то оно уж слишком изощренное. Готовить дома не хотелось, и я заказал сэндвич с курицей и кофе. Поужинал и поехал домой.

Я снимаю комнату в небольшом жилищном комплексе у подножья голливудских холмов. Старый и ветхий дом, построенный в середине 50-х для рабов Чарли Чаплина. Тесное сплетение комнат и чуланов, в которых даже у привидений есть своя роль. Кровать, стол, старый комод, зеркало и распятие. Вот и вся мебель, которой я располагаю, и то вся она досталась мне от прошлых постояльцев. Я неприхотлив, мне этого хватает, все равно большую часть времени я провожу в конторе своего дяди.

Девяносто процентов домов в Лос-Анджелесе построено из дерева, на случай землетрясений. Деревянные здания куда более устойчивые и безопасные. Все бы хорошо, но у дерева есть и свои минусы. По вечерам сквозь тонкие мембраны стен в мою комнату просачиваются голоса соседей. Их стоны и храпы, разговоры смешиваются с телевизором. Смех ситкомов. Дурацкие мелодии, «Парки и зоны отдыха» и детский плач. Ругань на кухне.

Наш дом – уродливый и необязательный, он словно пупок на гладком животике Западного Голливуда, сотканного из солнечного света, вилл и пальм. От этого я часто чувствую себя гостем, попавшим на незнакомую вечеринку.

По ночам я часто не могу уснуть. Выхожу на балкон и становлюсь свидетелем чужих кошмаров. Чей-то брат напился и устроил дебош, вечеринка перерастает в скандал. Шпильки вонзаются в газон, на траву опускается женское тело, опоясанное черным шелком. Вслед за ним на землю падает бокал. Парень в смокинге не на шутку разбушевался, стоит пошатываясь, держа в руке бутылку «Моэт». «Вернись, Джулия, сука», – кричит он. Вдруг замечает, что на него смотрят, озирается, хмурится и исчезает, слившись с мраком ночи. Но даже исчезнув, он истощено вопит: «Блять»! Его голос исчезает вслед за ним, эхом заметавшись среди стен домов.

В десять часов вечера я сидел в ванной, наполненной до краев, положив прохладный мокрый платок себе на голову. Горячая вода действует на меня потогонно, и бисеринки пота то и дело вскакивали у меня над верхней губой. Не обтираясь, я вылез из ванной, и пяти минут мне хватило на то, что бы дважды побриться и причесать волосы. Брился я быстро, то и дело постукивая бритвой о кафель раковины, освобождая ее тем самым от сбритых волос. Словно бейсболист, что постукивает битой о шипы бутс. Побрившись, я вернул станок на полку чуть пониже шкафчика, за зеркальными дверцами которого не было ничего, кроме банки аспирина, маникюрных ножниц да упаковки пластырей.

Затем я вышел из комнаты и осмотрел себя в высоком, полноростовом зеркале, стоящем в прихожей, с ног до головы. Раскрыл рот и оскалил зубы, белые и квадратные, словно жвачки «Чиклетс». Рост шесть футов два дюйма, волосы черные, слегка удлиненные. Карие, почти черные глаза. Ноги худые и какие-то длинные, иногда я сам себе напоминал кузнечика. Длинные руки и неестественно широкие кисти. Я посмотрел на себя в анфас, затем в профиль. Взглянул на себя, стоящего в зазеркалье и указал пальцем.

– Эй, приятель! Да ты потрясающе хорош собой! – и засмеялся. Мой двойник засмеялся вместе со мной. С нас обоих на пол капала вода.

Стоя раздетым перед зеркалом, я вспоминаю едкие запахи зала боксерского клуба «Гудзон», места, где я рос. «О! Так мы воспитываем благородный мужской характер, веру в свои силы, смелый наступательный дух и умение контролировать себя», – слышу я голос тренера, Терри Колдуэла, самой большой и подлой крысы из всех ныне живущих, а ведь в том, что он все еще здравствует, у меня нет никаких сомнений. «Пусть они лучше разобьют себе нос, чем станут хулиганами и будут бить стекла в соседнем доме или курить крэк», – продолжает он самодовольно чесать языком и глазеть на выбивающиеся из кашемирового свитера пухлые грудки смазливой газетчицы.

Под видом детских соревнований в клубе «Гудзон» проводились самые жестокие и бескомпромиссные драки во всем городе. Проходя по рабочим районам Нью-Йорка, можно частенько увидеть дерущихся ребят, окруженных толпой зрителей. Дядя Терри был хреновым тренером, но отличным коммерсантом. Он быстро смекнул, что легализованные детские драки могут здорово поправить его финансовое положение.

Нет ничего более пугающего, чем детское насилие; жестокость – чистая, словно вода в горном ручье. Входя в азарт, мы лупили друг друга с бешеной скоростью, в основном по голове. Руки спешат напрямик, только бы успеть первым. Страх перед дракой. Вот бы остаться в тени. Спрятаться и не дышать. В таких драках команда «брэк» звучит как слова Господа.

Нередко такие «соревнования» заканчивались кошмарными увечьями, приводя в восторг зрителей, но это был уже не детский бокс, а бой молодых петухов. На таком ринге вы не встретите детей миллионеров, они не участвуют в легализованных драках, разве что в качестве зрителей. Это не «Вашигтон парк». Здесь другие ребята. Это удел бедноты, тех, на кого всем наплевать. Для богатеньких нет никакой разницы между избиваемыми и избивающими детьми, если и у тех и у других на руках боксерские перчатки.


Перед сном я еще долго шарил в интернете. От выпитого пива и длинного дня голова у меня начинала идти кругом. Гребаная сенсация. Девочка, погребенная под водой. Самоубийцы отеля «Сесиль». Череда странных событий. Интернет просто кишит всякого рода информацией, противоречащей друг другу. Споры на форумах, ники и аватары. Уже в полудреме мое внимание привлекла фотография девушки с узкими глазами и в голубом парике. На вид лет двадцати. Она подписана «Девочка Лас-Ночес». Ввязалась в спор с каким-то местным троллем – о том, могла ли Лам покончить самоубийством. А тот изо всех сил поливал их обоих грязью. Что еще можно увидеть в интернете? Чертовы малолетки. Признаюсь, от скуки я написал, что был сегодня в отеле, написал о том, что все видел своими глазами. Но мне так хотелось спать, что я отключился сразу же, едва отправив сообщение, не смотря на то, что в коридоре за стенкой хохотала какая-то женщина, а на всех этажах хлопали двери.