Глава 6
«Товарищи казаки, станичники! 25 августа, сего, 1936 года, в 20.00, в здании клуба, состоится сход. Просьба прибыть всем казакам обязательно!» – прочитал вслух Петро Башкин объявление, наклеенное у входа на ферму.
Вокруг собрался народ, посмотреть, что там расклеили по всей станице.
– Интересно, о чём гутарить будем? – спросил он как бы у всех.
– Ну что, станичные, завтра после смены все на сход, а сейчас давай за работу, неча толпиться, – громким голосом сказал Семён Евсеевич, усиливая его, что бы всем было слышно.
Собравшиеся начали расходиться по рабочим местам, по пути обсуждая прочитанное. После трагической гибели Фрисмана, по ходатайству председателя, Семён Евсеевич был назначен на должность управляющего фермой, где до этого работал ветеринаром. Пустовалу стоило трудов это назначение. Обком партии долго сопротивлялся, сетуя на его казачье происхождение и судимость сына. К тому же припомнили и участие Савелия в антибольшевистской борьбе. Но всё же, Тимофей Аркадьевич смог настоять на своём. Семён Евсеевич был большим профессионалом в животноводстве, и имел непререкаемый авторитет среди казаков. А в тридцать третьем, когда продовольственная политика поставила село на грань выживания, именно благодаря профессионализму и авторитету, удалось сохранить поголовье скота, и избежать гибели людей. Чего нельзя было сказать о других регионах Сибири, да и всей страны в целом. Из-за того, что правительство было вынуждено восполнять растущие пищевые потребности индустриальных регионов, селу были поставлены увеличенные планы сельхозпроизводства, с которыми оно не справилось. Этим был вызван кризис. Люди, в прямом смысле, умирали от голода, не сумев грамотно распределить ограниченные ресурсы. Начался падёж скота. И лишь немногие колхозы смогли без потерь выйти из сложившейся ситуации, во многом благодаря грамотному руководству на местах. Семён Евсеевич внёс неоценимый вклад в преодоление кризиса, чем, несомненно, вызвал расположение руководства. Его не пролетарское происхождение и прошлое, остались «за скобками».
Следующим вечером, в назначенное время, казаки – колхозники, начали собираться в клубе. Шумя, и обсуждая тему предстоящего схода, они занимали места в зале. На сцене стоял заранее приготовленный стол, и три стула. Над ними большими белыми буквами, на красном фоне, был написан лозунг – «Трудиться и служить на благо Родины – почётная обязанность каждого!» Кто-то обсуждал смысл написанного, дымя папиросами.
– Ну, с трудом-то понятно, а вот со службой чего-то не совсем, – сказал громко, кто-то из зала.
– Энто точно, – подхватили эту мысль казаки.
– Не хотять на службицу-то брать нашего брата.
– Бздять оружию казаку давать, – брякнул скрипучим голосом старый дед.
– Спиридоныч, ты это, потише, а то неровен час нагутаришь себе на срок, – одёрнул его сосед.
– Да не боись, – улыбнулся беззубым ртом старик, – девяностолетних нынча не содють.
– А могёт быть, изменилось чаво? – продолжали звучать различные предположения.
– Недаром же казаков собрали.
– Могёть и изменилось. Опять закабалить, поди, хотят.
– Да можа и не закабалить. Оно понятно, что былых преференций казаку не вернуть, а вот со всеми на равных могуть определить.
– Ну да, а то срамно как-то, казаков вообще на службу не брать, аки прокажённых.
Пока среди казаков шли перетолки, на сцене послышался стук сапог. К столу прошли трое, Пустовал и двое военных.
– Товарищи! – торжественно начал речь председатель, выйдя на середину сцены.
– Разрешите представить вам наших гостей. Заместитель начальника военного комиссариата, старший лейтенант НКВД, товарищ Беглов, и уполномоченный по делам обороны, майор НКВД, товарищ Солянников.
Он развернулся, и, подойдя к столу, сел. Беглов сел рядом, Солянников вышел на середину.
– Товарищи колхозники! – начал он, но немного помешкав, поправился.
– Товарищи казаки! Я уполномочен ознакомить вас с постановлением, – майор развернулся, и, взяв со стола приготовленный лист бумаги, начал с него читать.
«Постановление Центрального Исполнительного Комитета СССР, от 20 апреля 1936 года.
О снятии с казачества ограничений по службе в РККА.
Учитывая преданность казачества советской власти, а также стремление широких масс советского казачества наравне со всеми трудящимися Советского Союза, активным образом включиться в дело обороны нашей страны, – Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР постановляет: отменить для казачества все, ранее существующие ограничения, в отношении их службы в рядах Рабоче – Крестьянской Красной армии, кроме лишённых прав по суду.
Председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР, М. Калинин.
И. о. Секретаря Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР, И. Уншлихт.»
Он закончил читать, и положил постановление обратно на стол.
– Добавлю от себя, товарищи казаки, – продолжил Солянников.
– Партия и Советская власть оказывают советскому казачеству высокое доверие. Забывая обо всех противоречиях, которые имели место быть, мы должны все вместе заботиться о благосостоянии и безопасности нашей Родины. Уже 21 апреля сего года, приказом народного комиссара обороны СССР, за номером 061, были переименованы в казачьи некоторые кавалерийские части. Полным ходом идёт формирование новых, казачьих кавалерийских дивизий. Также для казаков открыты двери во все рода войск. Товарищ Беглов займётся постановкой на воинский учёт казаков призывного возраста. Вы будете направляться в войска с учётом ваших предпочтений. Уже сегодня казаки могут послужить отечеству не только в кавалерии, но и в бронетанковых войсках, артиллерии, пехотных соединениях, на море и в воздухе.
– Разрешите вопрос? – поднимаясь с места, поинтересовался дед Спиридоныч, поглаживая свою густую, седую бороду.
– Да, спрашивайте.
– А чи що, имеется внешняя угроза безопасности? Нечто война намечаетси?
– Нет, войны не намечается, но, как говорится, хочешь мира, готовься к войне.
– Ну, с энтим не поспоришь. А то я грешным делом потямил, мабудь супостат зараз напираить люто, что ажно про казацкие шашечки вспомянули.
Сосед дёрнул деда за рукав, оборвав его речь. Старик неуклюже сел.
– У меня всё, товарищи, – не отреагировав на слова старого казака, закончил выступающий, – слово предоставляется старшему лейтенанту Беглову.
Солянников прошёл к столу и сел.
– Товарищи казаки, – приступил к своей речи Беглов.
– Никакой войны не будет, просто партия и советская власть решили возобновить порядок прохождения службы казаками, как в былые времена. Для постановки на воинский учёт вашей станице выделено две недели. Посему, с понедельника, прошу всех казаков призывного возраста, встать на учёт в районном военном комиссариате. У меня всё. Вопросы есть?
Все сидели молча, обдумывая услышанное.
– Ну, раз вопросов нет, – он повернулся к Пустовалу.
– Тимофей Аркадьевич, у меня всё.
Председатель встал.
– На этом сход объявляется закрытым, все свободны.
Он проводил гостей за сцену. Казаки начали потихоньку расходиться, обсуждая промеж собой всё, что произошло.
Этим же вечером, в доме Бандуриных, собрался семейный совет. Сенька, с Настиными братьями, Ванькой и Митькой, сидели на лавочке, и что-то оживлённо обсуждали. За столом расположились Матвей с Андреем, тоже о чём-то перешёптываясь.
– Ну что казаки думаете по энтому поводу? – прервал их междусобойчики Семён Евсеевич.
– Я думаю, это хороший посыл со стороны власти к казакам, – с энтузиазмом в голосе начал Арсений. – А что? Советская власть поняла, что казаки не враги советскому народу, и решила снизить уровень напряжённости.
– Лично я рад такому повороту, – подхватил восторг друга Иван. – Я хочу быть офицером, как батька наш покойный. И зараз, со снятием с казачества ограничений по службе, это становится возможным.
– Я тоже хочу служить, – вторил ему младший брат Митька.
Дед молча выслушал их.
– А вы что думаете, казаки? – повернулся он к сыновьям.
– Так, а что тут думать, бать, – начал Матвей, – всё ясно, аки божий день. Всех поголовно истребить не получилось, так зараз омужичить хотят в конец, тех, кто остался. Служба ради службы, это удел мужика лапотного. Казак, за «здорово живёшь», служить не станет. И они это прекрасно понимают. Вот и хотят всех под одну гребёнку замести, чтобы окончательно с нами покончить.
– Ну почему, бать? – не понял его доводов Сенька. – Может, есть в этом и польза какая, для казаков. В конце концов, вы все служили, воевали, отечество своё защищали. Мы тоже хотим.
– Пользу можно извлечь из всего, ежели с умом подойти, – улыбнулся в седую бороду Семён Евсеевич. – А служить мы вам и не возбраняем. Батька твой верно гутарит. Нам, за службицу, царь-батюшка землицу жаловал, от податей мужицких освобождал, озерцо, от прадеда маво, в наследство нам досталось. Зараз всё под колхозом. Вот и получается, земли нет, а головы казацкие, под сабельки басурманские, подставляй.
Все слушали деда молча. Он тоже немного помолчал, и продолжил.
– Ну, ничего, дорогие мои, служба, значит служба. Нам в ноняшних условиях выбирать не из чего. Стало быть, будет казак служить в Красной армии, ничего не попишешь. Но вот только казак должен служить так, чтобы искры из-под ног летели. Чтобы сразу было видно, кто есть кто в ентой жизни. А там разберёмся. Война план покажет.
Хлопцы сидели и улыбались от дедовых речей.
– Всё казаки, готовьтесь, скоро будем на службицу вас собирать. Всё как положено сделаем, по нашим воинским обычаям казацким.
Старик улыбнулся, и похлопал внука по плечу..
– Бать, – перебил его Матвей.
– Ты почто так радуеси? Мало что ли они казацкой кровушки попили? Ещё хотят. Нам-то за службицу ни землицы, ни налоговых преференций не видать. Загонють всех под ружьё, и айда кровь проливать, как простой мужик, за понюх табаку.
– А мне кажется, дед Спиридоныч правильный вопрос задал на сходе. Чавойто, чуить моё сердце, неспроста всё енто, и не от большой любви власти к казакам. Видимо и впрямь, во внешней политике бреши появляются, – дополнил брата Андрей.
– Ну, так оно и понятно, не на парадах маршировать казак нужон. Где враг, там и казак. Не из пальца ж енту поговорку наши деды высосали. Ясно дело, что казак в армии нужон от врага оборонять землицу – матушку. Оно-то сынки и дурню видно, что власть просто хотить опять казацкими головами обойтись. Но нам должно в корень глядеть, так сказать, на будущее основание заложить. Можа и помилует Господь казаков за клятвопреступление. Можа ешо воссядет на престоле расейском царь православный. А можа и не нужен он нам вовсе. Кто знает? Как разобраться?
Семён Евсеевич подошёл к Насте, и взял у неё с рук ребёнка.
– Нам врага чаво страшиться? – продолжал он.
– Для казака, положить душу свою за други своя, на поле боя, это великое дело. Помните это казаки всегда, всю свою жизню, сколько Господь отмерил, и внукам своим передайте. И ты, внучек, запомни, чаво диду гутарить.
Дед начал подкидывать мальчугана к потолку. Настя неловко дёрнулась, пытаясь подстраховать его.
– Бать, осторожней, не урони, – испугалась она за сына.
– Не боись, Настёна.
Отец подошёл к стоящим рядом снохам.
– Давайте милые, рожайте нам казаков, защитников земли русской, да веры Христовой. Дабы народ наш казацкий вовек не перевёлси.
Варя и Настя переглянулись, одновременно положив руки на свои большие животы.
– Да у тебя бать, уже скоро казачий эскадрон будет, – засмеялась Варвара.
– Через пару месяцев опять пополнение в полку будет.
– Спаси Господи вас девоньки мои, что казаков нам рожаете, низкий вам поклон.
Он поклонился.
– Кирьянушка с Савелюшкой не дожили до деток, даже и жениться-то не успели, животы поклали в бою. Так вот вам сынки, за четверых тепереча жить надобно, что бы им там не стыдно за нас было перед Господом. И казачков рожать за четверых.
Семён Евсеевич перекрестился.
– Верно я гутарю, мать?
Он взглянул на жену.
– Верно, верно, – подтвердила она его слова.
– Чем больше казаков, тем лучше.
Варя была беременна уже четвёртым, Настя от неё не отставала, они с Матвеем ждали второго сына.
В понедельник в район уехала первая партия в пятьдесят человек, которых освободили от работы, на время постановки на учёт. У районного сельсовета, где временно разместилась учётная комиссия, мелькая папахами, толпился народ. Сюда подъезжали казаки со всего района. Все были возбуждены, и каждый делился своими мыслями и мечтами.
– А я в авиацию хочу, – слышались голоса из толпы.
– А я в артиллерию.
– Зараз за танками будущее великих побед, – убеждал кто-то, размахивая руками.
Сенька и братья Беляевы, держались со своими одностаничниками. Постепенно, начали запускать по несколько человек. За столом сидели трое военных, в середине был старший лейтенант Беглов, выступавший на сходе.
– Фамилия, имя, отчество? – спросил он, не поднимая головы от журнала, в который всех записывал.
– Бандурин Арсений Матвеевич, – отчеканил Сенька.
– Год рождения?
– 1917, 10 марта.
– Семейное положение?
– Холост.
Арсений чеканил каждое слово. Ему казалось, что он уже солдат, и нужно вести себя соответственно.
– В каких войсках хочешь служить?
– В танковых.
– В танковых? – переспросил Беглов.
– А в технике волокёшь?
– Так точно, – опять, как выстрелы, прозвучали его слова.
– Я на механизатора учился. Там, за дверью, мои братья, мы вместе хотим.
– Хорошо, учтём, разберёмся. Проходи в следующий кабинет.
Старлей дал ему бланк.
– В соседнем кабинете, по разным углам стояли столы, за ними сидели врачи. Арсений по очереди прошёл всех. Каждый провёл осмотр, задавая вопросы, и отмечая что-то в выданном бланке. Выйдя из этого кабинета, он посмотрел, что они понаписали. В каждой строчке стояло, «Здоров», «Годен к строевой службе». Радость переполняла юношу.
– Ну что, как у тебя? – подбежал он к вышедшему из того же кабинета Ваньке.
Тот показал бланк. Те же слова красовались и у него. «Здоров, годен к строевой службе».
Домой вернулись уже вечером. Долго не могли заснуть. В голове крутились разные мысли. Сенька представлял, как он управляет новеньким танком, вот он мчится на нём в бой, сметая всех врагов на своём пути, совершая свои подвиги и защищая Родину. Вот он с лейтенантскими петличками, командует строем солдат, а вот он поднимает их в атаку. Под эти радужные, юношеские мысли, Арсений провалился в сон.