Глава девятая. «тяжелая вода»
– Вы объясните, что это значит? – спросил Ричард.
Его собеседник, заложив руки за спину, прошелся по пустой комнате и остановился, окинув Ричарда острым взглядом из-под очков в роговой оправе.
– Мне кажется, что ты уже все понял, не так ли? Или, по крайней мере, догадался.
– Это… это будущее, так? – неуверенно произнес Ричард, разводя руками.
– Абсолютно верно, мой дорогой майор, – засмеялся тот. – Ты удивлен, не так ли?
– Но как?
– Для начала предлагаю сменить обстановку. Эта комната не слишком удобное место для разговоров. И кстати, зови меня Айзеком, отбросим формальности.
Он взмахнул рукой, и стены как-будто поплыли, растворяясь в тумане. Ричард увидел, что теперь они находятся в кабинете, точнее библиотеке, обставленной резной мебелью в мягкой зеленой коже. На стенах, в глубоких рамках за толстым стеклом, висели картины, освещаемые встроенными светильниками. Одну из картин Ричард узнал, это была «Джоконда» да Винчи.
– Любуешься моей коллекцией? – ухмыльнулся Айзек. – Здесь есть на что посмотреть, тем более, что все это подлинники.
– В самом деле? – спросил Ричард. – Впечатляет, нечего сказать. Это же целое состояние.
– Частицы богатств человеческой цивилизации, все, что удалось спасти. База «Тяжелая Вода» последнее пристанище памяти о нашем мире. Я большой поклонник итальянской живописи, поэтому повесил эти картины здесь, в библиотеке. Остальных – Ван Дейка, Моне или кого хочешь, можешь найти в хранилище.
Осмотрясь в библиотеке, Ричард опустился в кресло перед массивным письменным столом. Айзек сел напротив.
– Ты, конечно, хочешь знать, как все произошло, – произнес он.
Ричард утвердительно кивнул, готовый слушать.
– С две тысячи десятого года здесь, на «Тяжелой Воде», мы занимались изучением свойств пространства и модулированием устойчивых связей внутри него, – сказал Айзек. – Мы пытались получить возможность кратковременного управляемого сжатия пространства, чтобы иметь способность мгновенно перемещать объекты в заданную точку координат. Проще говоря, перебросить танковый батальон из Калифорнии в Ирак в течение доли секунды. Это могло изменить саму сущность ведения войн, давало возможность нанесения молниеносных ударов и помогло бы надежно защитить страну от внешних угроз.
– Еще бы! – присвистнул Ричард.
– В процессе работы, при испытаниях модуля сжатия, я натолкнулся на интересное и загадочное явление, – продолжал Айзек. – Нам удалось получить поле, довольно устойчивое, способное принимать в себя предметы, оставляя их неизмененными, но останавливающее любые временные процессы, могущие влиять на эти объекты. Например, мы помещали в это поле пробирки с материалом, куда заливали серную кислоту и относительно внешнего пространства, разложение останавливалось ровно на то время, сколько пробирка находилась в сфере действия поля. Но стоило извлечь пробирку обратно, процесс разложения мгновенно продолжался, но в несколько раз быстрее, словно наверстывая упущенное время. Тогда я понял, что мы открыли… Настоящее.
– Настоящее? – переспросил Ричард. – Но мне кажется, настоящее вот оно, перед нами. Как можно открыть то, что существует всегда?
– Боюсь разочаровать тебя, Ричард, но настоящее существует исключительно в общем понимании, – самодовольно усмехнулся Айзек. – Видишь ли, само время – это крайне подвижная среда. Оно не останавливается ни на мгновение, поэтому в его контексте может существовать только зафиксированное, пройденное Прошлое и постоянно недостигаемое Будущее. Настоящее же настолько ничтожно относительно текущего времени, что его даже не представляется возможным измерить. Но раз оно существует, то его можно осязать, можно открыть, что мы и сделали здесь, на «Тяжелой Воде».
Это поле позволяло остановить время на участке Настоящего. Мы еще не знали, как можно применить это открытие, но ощущение счастья не покидало нас весь год, пока мы продолжали экспериментировать с полем Настоящего, или полем Розенберга, как окрестили его в Пентагоне. Мы научились модулировать поле, расширять его до любых размеров, но это было все, чего удалось достичь за год. Военное руководство требовало результатов, и мы вернулись к проблеме сжатия пространства.
Вскоре нам удалось переместить небольшие объекты из одной комнаты в другую. А потом случилась трагедия. Один из моих лаборантов погиб при взрыве модуля приема червоточины, двое других были тяжело ранены. Пока комиссия разбиралась в причинах, работа затормозилась, и Элизабет Портной из Массачусетского Технологического пригласила меня поучаствовать в экспериментах по созданию саркофага криогенной заморозки. Поэтому могу сказать, что холодильник, в котором ты провалялся последние пять тысяч лет, и моих рук дело тоже.
Ричард вскочил и схватился похолодевшими руками за край стола.
– Сколько? – судорожно прохрипел он.
Ноги его подкосились, и он бессильно рухнул обратно в кресло.
– Пять тысяч, плюс минус столетие, – небрежно бросил Айзек. – Но что произошло, то произошло, нечего волноваться. Я кстати, тоже несовсем прежний профессор Айзек Розенберг…
Ричард, подавленный всем услышанным, попытался унять дрожь, охватившую его с головы до ног.
– Кто же ты тогда? – с трудом проговорил он.
– Сверхточная голограмма, способная к развитию копия самого себя, – ответил Айзек и, видя все возрастающее удивление собеседника, весело рассмеялся. – Что, трудновато поверить? Я вполне осязаем, меня можно потрогать, но я существую внутри кристалло-компьютеров базы. И проживу еще, сам не знаю, сколько тысячелетий, наблюдая за всем, что происходит с этим миром. Твой саркофаг, кстати, открылся потому, что заряд энергии в нем, наконец, закончился, а работал он на обогащенном уране. Что же касается консервирующего геля, то он вообще бессрочный, пока не соприкоснется с воздухом.
Ричард покачал головой не зная, верить ли ему во все происходящее или считать плодом воспаленного воображения.
– И что случилось потом? – спросил он.
– Через три месяца после несчастного случая в лаборатории, в самом начале две тысячи шестнадцатого года, мы вернулись к работе. Теперь все пошло быстрее. На следующий год мы уже могли перемещать предметы небольшого размера за несколько километров от базы, точно по указанным координатам. Но проблема состояла в том, что в то время мы не могли обойтись без модуля приема в точке, куда посылался объект. Оборудование было громоздким и неудобным, что-нибудь постоянно ломалось или перегорало, создаваемые червоточины не всегда оказывались стабильными. Был случай, когда мы пытались отправить небольшой скутер, но он бесследно исчез, так и не попав в модуль приема. На следующий день в вечерних новостях передали о скутере, упавшем на фермерский дом в Арканзасе будто бы с воздуха. Я бросился обратно в лабораторию, восстановил физические подробности предыдущего эксперимента, но так и не понял, каким образом скутер смог миновать модуль приема и оказаться почти за шестьсот миль от него.
Время шло, нам удалось сделать оборудование и модули более компактными, ошибок в работе аппаратуры становилось все меньше, но меня продолжал мучить вопрос как научиться обходиться без модуля приема. Бесчисленные эксперименты не всегда оканчивались удачно и не давали ответов, наоборот, вопросов становилось все больше. Так прошло два года напряженной работы под постоянным давлением Пентагона, когда в две тысячи восемнадцатом году, я неожиданно наткнулся на фантастический, и на первый взгляд, нелепый ответ.
Что если поместить модуль отправки в поле Настоящего?
Тогда червоточина начнет раскрываться внутри поля, минуя реальное пространство, и этот луч не будет зависеть от его свойств. Что касается реализации пересылаемого объекта в заданной точке, то она должна производиться сразу же, после отключения поля. То есть переход из искусственного пространства в реальное. Все равно, что послать письмо в конверте, причем конвертом должно служить поле Розенберга. Ведь расширять поле мы научились до любых размеров, сжимать и управлять им. Эта простая мысль настолько потрясла меня, что я незамедлительно принялся за нее. Мы установили излучатели поля в лаборатории так, чтобы они покрывали модуль и запустили его. Результат был мгновенным и поразительным. Объекту, а это снова был скутер, потребовалась всего четверть секунды, чтобы достичь цели, причем мы попали точно туда, куда целились. Полевые наблюдатели сообщили, что объект появился у них, он возник в голубом свечении и находился в рабочем состоянии.
Трудно передать ту радость, что охватила нас. Восемь лет титанической работы не прошли даром. Когда первые восторги утихли, руководство в Вашингтоне потребовало приступить к фазе активных экспериментов с живой материей. Теперь все казалось легким. Первые два десятка шимпанзе и кроликов успешно перенесли транспортировку на дальние расстояния, и вопрос встал о человеческом участии в проекте.
Это был торжественный день, пятнадцатого июля две тысячи восемнадцатого года, на следующий день, кстати, после твоей заморозки в «Сент-Вирджин». Все наше руководство из Пентагона, представители НАСА и личный состав базы во фраках собрались в банкетном зале. Там были установлены телевизоры, подключенные к точке назначения на военно-морской базе в Луизиане, куда планировалось отправить добровольца, лейтенанта ВВС Джонатана Хаббла.
Накануне я сильно порезался, когда монтировал дублирующую плату в системный блок модуля отправки, и повязка, несмотря на то, что рану недавно обработали, снова пропиталась кровью. Я хотел было направиться в лазарет и заново наложить бинты, но подошло время запуска эксперимента, поэтому пришлось под аплодисменты собравшихся пройти в лабораторию. Сколько раз после этого я проклинал себя за то, что не пошел в лазарет и не поручил все своему помощнику Энди Моргану!
По привычке я быстро подключил излучатели поля и дождался, когда оно покроет модуль отправки. Лейтенант Хаббл лежал внутри, изо всех сил стараясь храбриться. Я сказал несколько ободряющих слов, но он вряд ли услышал меня, поскольку поле уже накрыло его, и он застыл, перестав существовать для нашего пространства и времени. Вдруг я заметил, что несколько капель моей крови просочились сквозь повязку, упали на корпус модуля и проникли внутрь блока через вентилирующие отверстия. Я отдернул руку, но было поздно. Поле стремительно начало менять цвет на красный, и вскоре весь модуль оказался накрыт багровой энергетической оболочкой. Я с ужасом наблюдал за происходящим, будучи не в силах пошевелиться, поскольку модуль неожиданно начал вырабатывать сильнейшее магнитное поле. Вдруг меня отбросило к стене волной неизвестного импульса. Я потерял сознание, наверное, на секунду или две, а когда пришел в себя, то увидел, что отправка уже прошла. Через коммуникатор доносились крики, и я помчался в банкетный зал.
Первое, что я увидел, была трансляция из Луизианы. Наш доброволец превратился в бесформенную массу окровавленных останков. Но дальнейшие события заставили нас забыть обо всем…
Розенберг замолчал, и, встав с кресла, прошелся по библиотеке. Ему явно тяжело давались эти воспоминания.
– Своей кровью я открыл портал в другое и чуждое нам измерение, – продолжал он, – своего рода случайный симбиоз научной технологии и магии. Портал был крошечный, диаметром не больше ширины посланного импульса, но этого оказалось достаточно. Начался разрыв пространства, увеличивавшийся с каждой секундой. Первыми в наш мир проникли джак’каи. Ты уже их видел.
– Так эти существа из другого измерения? – воскликнул Ричард.
– В то время они были могущественными демонами, одержимыми яростью и ненавистью, – ответил Айзек и заметив скептическое выражение, появившееся на лице Ричарда, добавил: – понимаю, довольно странно слышать такие слова от ученого, но реальность такова, что это действительно демоны в полном смысле этого слова…
Ричард покачал головой: рассказ Айзека начинал походить на сказку или бред сумасшедшего.
– Впоследствии оказалось, что был открыт далеко не один портал, – продолжал тот, – однако они были нестабильны и быстро закрывались один за другим. Но и этого хватило, чтобы в наш мир явились существа, которых можно встретить, разве что, в дурном сне.
Джак’каи появились здесь на боевом судне, огромном летающем корабле, величиной с Ирландию. У них имелись свои технологии, но не привычные для нас земные, а магические. Наука другого измерения, чудовищная смесь техники и магии.
– Опять магия? – переспросил Ричард. – Ты хочешь сказать, что магия – это по-настоящему?
– А что, в сущности, есть магия? – возразил Айзек. – Разве влияние на пространство с помощью технических приспособлений и сверхэффективной аппаратуры – не магия? Чистая магия это кое-что посложнее бозона Хиггса или теории гиперструн. Это апофеоз науки, ее конечная остановка. Затем ты просто пересаживаешься на другой автобус, и начинается новое путешествие. Обладая магией, ты можешь влиять на пространство вокруг себя, изменять его, и для этого тебе не нужна лаборатория. Здесь, на «Тяжелой Воде», мы вплотную приблизились к использованию магии, но поняли это слишком поздно.
– Но порталы закрылись сами по себе?
– Да, это произошло естественным путем, поскольку существует определенный баланс во Вселенной, причем баланс многомерный, а не какое-нибудь абстрактное добро и зло.
– Вот теперь ты скажешь, что добра и зла не существует, как и настоящего, – насмешливо протянул Ричард. – Помню, еще когда был лейтенантом, у нас в батальоне был один такой гуру…
– Кстати, зря смеешься, – проворчал Айзек, – но я скажу, если тебе интересно. Избавлю тебя от лекции об информационной насыщенности Вселенной или описания обменных процессов и связей в пространстве, скажу только, что существует точка нуля, с которой все начинается и на которой все заканчивается. Эта точка – все и ничто, концентрация вселенской силы, абсолютно нейтральная и ничем не заряженная. Ноль он и есть ноль, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Ричард, стараясь придать своему лицу сосредоточенное выражение. – Тот парень в батальоне…
– Добро, зло, джак’каи, люди, такко и пончики, даже Брюс Уиллис, все проистекает из точки нуля, Вселенная, вместе со всеми ее измерениями как бы разворачивается из нее, наподобие фрактала, – продолжал Айзек. – Но в процессе разворота возможны некоторые отклонения в ту или иную сторону с использованием фрактальных проявлений изначальной силы. Так появляется добро или зло, использующие одну и ту же силу или свойства, назовем ее так, Изначальной Точки. Естественно, добро и зло, как и любая проекция, на определенном этапе требуют воплощения, что и происходит незамедлительно, при наличии мотивации. На каждое проявление добра есть свое зло и наоборот, так достигается баланс, необходимый для дальнейшего бесконечного разворота Вселенной. Этот мир построен на балансе противоположностей, в нем есть добро и, следовательно, зло. Если баланс нарушится, Вселенную ждет мгновенный коллапс, а вслед за ним обратный разворот к исходной точке. Хлоп – все!
– Так значит, эльфы, да? – с оттенком иронии, спросил Ричард.
– И тролли, орки, десятки демонических народов, вот уже пять тысяч лет считающие этот мир своим домом. Мир изменился, Ричард, изменился навсегда, но баланс сохранен, поэтому нужно научиться жить здесь. «Тяжелая Вода» последнее убежище далекого прошлого, о котором не осталось даже воспоминания, только смутные легенды в Трактате Времени.
– Что за Трактат?
– Своеобразные мемуары генерала Джак’к Катора, командира корабля джак’каи, проникшего сюда. Что-то вроде сегодняшней Библии. Корабль назывался «Гарр-Джакк». Как только он появился в атмосфере, то сразу же нанес несколько массированных ударов по планете. Это был настоящий апокалипсис! Магическое оружие джак’каи стирало целые города с лица земли не оставляя от них ни следа, только дым. Так началось разрушение человеческой цивилизации. Мы сопротивлялись, как могли, бои с пришельцами велись в основном в воздухе, поскольку у джак’каи имелись летательные аппараты, глайдеры, и надо признать, они были быстрее и эффективнее наших истребителей.
Для самих джак’каи появление в нашем мире было неожиданностью, они считали, что это происки их исконных врагов, эльфов или Рада-Га’Ни. Война с человечеством отражена в Трактате Времени как борьба Джак’к Катора с силами Хаоса, из которой джак’каи вышли победителями.
Наше ядерное оружие, водородные бомбы и ракеты оказались неспособными пробить защитное магическое поле корабля Джак’к Катора. Но нам все же повезло. Пилот Дженни Уайльд, совсем еще девочка, на допотопном F15, чудом сумела сбить один из глайдеров джак’каи. Глайдер оказался в рабочем состоянии. Но самое главное, на нем можно было беспрепятственно проникнуть внутрь корабля джак’каи и пронести ядерный заряд. Так и было сделано. Нам удалось повредить «Гарр-Джакк» когда тот вышел на околоземную орбиту, и через несколько дней после нашего удара он рухнул в океан, неподалеку от западного побережья. В океане корабль взорвался. От этого взрыва и столкновения с поверхностью, пошла гигантская приливная волна, начались разрушительные землетрясения и стремительное изменение климата по всей планете. Сам видишь, во что превратилась Калифорния…
– Значит, мой саркофаг никто никуда не перемещал?
– Пещера Хаал-Гар – это и есть бывший госпиталь «Сент-Вирджин», – ответил Айзек. – Но слушай дальше. У нас оставалась «Тяжелая Вода». И хотя база была кое-где серьезно повреждена, основные помещения и оборудование оказались целы. В нашем распоряжении имелись все возможности для дальнейшей работы, и даже собственная небольшая армия в виде батальона морских пехотинцев.
Оказалось, что перед самой гибелью корабля, джак’каи удалось сбросить на побережье одну из имевшихся у них Шагающих Цитаделей. Эти огромные башни, построенные из джарганда, черного металла родного мира джак’каи, имеют возможность автономного существования. Что-то вроде спасательной шлюпки и базы одновременно. Цитадель передвигается по местности, управляемая волей главного джак’каи. В то время им был генерал Джак’к Катор. В случае его смерти, Цитадель, обладающая собственным, магическим сознанием, начинает жить своей жизнью, обеспечивая живущих в ней джак’каи.
– Эта штука, говорят, очень большая?
– Цитадель просто огромна, ее высота достигает двухсот пятидесяти метров, а площадь более полутора миллиона квадратных футов.
– А что внутри?
– Насколько известно, там находятся лаборатории, конвейеры, жилой сектор джак’каи и казармы джак’ка. Есть еще ангары для глайдеров.
– Зачем они забирают людей?
– Ты видел джак’ка? – вместо ответа, спросил Айзек.
– Значит правда, что они превращают в них людей?
– Это отвратительная процедура, – поморщился Айзек, – для нее отбирают только мужчин. Им вырезают все внутренности, кроме сердца и желудка, а также часть мозга, в частности гипоталамус и гипофиз. Это проводится на конвейерах вживую, люди испытывают чудовищные страдания, и только магия джак’каи не дает им умереть на месте. Затем в людей закачивают «Дыхание Джак’к Катора». По сути это газ, но обладающий магическими свойствами, подчиняющий человека воле джак’каи, наподобие зомби. Жизнь джак’ка коротка, от силы пять-семь лет, после чего они умирают в мучениях, а джак’каи требуются новые люди. Ты уже видел ландагонов?
– Лошадей? – переспросил Ричард. – Видел, странные животные…
– Генетически выведенные помеси лошадей с активной ДНК аллигатора и льва, фантастические химеры. Управлять этими гибридами могут только джак’ка или их господа, джак’каи. В бою ландагоны бывают намного опаснее своих седоков.
– А женщин они тоже превращают в кого-нибудь? – внутренне содрогаясь, спросил Ричард.
– Нет, тела женщин и детей в основном используют для приготовления питательной смеси для джак’ка, ландагонов и арконов. Да и сами джак’каи с удовольствием поедают человеческое мясо.
– Есть еще арконы… Я видел одного из них.
– Арконы это грань техномагии джак’каи. Это органические существа из родного измерения джак’каи, симбионты живой материи и магических технологий. В тела арконов встроены двигатели, работающие на энергии, вырабатываемой кристаллами тонг’ра. Однако арконы не самостоятельны, у них есть пилот, карай’и.
– Пилот? У этих… драконов! – изумился Ричард.
– Да, пилот. Это человек, точнее все то, что от него осталось, – мрачно ответил Айзек. – Для производства карай’и они берут мальчиков и трехмесячных детенышей аркона. Человеку удаляется половина тела, а торс, с двумя руками и головой, вживляется в голову аркона, оттуда предварительно вырезают большую часть мозга. Человек и аркон срастаются, образуя единый организм, они растут и развиваются вместе. Через два года аркону устанавливают двигатели с кристаллами тонг’ра. Арконы служат джак’каи чем-то вроде транспортных самолетов для перевозки боевых отрядов джак’ка и пленников.
– А глайдеры? – спросил Ричард. – У этих джак’каи остались глайдеры?
– Остались, но к счастью для людей, за пять тысяч лет, будучи запертыми в нашем измерении, джак’каи серьезно деградировали и растеряли многое из своих знаний. Сейчас они даже не могут объяснить, как работает их Цитадель или конвейеры, приписывая все могуществу и магии Джак’к Катора. А он уже четыре с половиной тысячи лет находится в стазисе по причине смертельной болезни. Джак’каи тоже смертны, хотя продолжительность их жизни почти втрое больше, чем у людей. Им жизненно необходимо поддерживать власть, но джак’ка, за чей счет эта власть держится, недолговечны. Большая их часть погибает в постоянных стычках с эльфами или дрессгерами, и надо сказать, эльфы мастерски справляются с джак’ка. Поэтому каждые пять лет Шагающая Цитадель появляется в Миттланде, чтобы собрать с местных правителей дань в виде молодых мужчин. Но иногда этого оказывается мало, и джак’ка совершают набеги, как недавно случилось в Лорнхарте и Драйвуде. Особенно, когда эльфы научились бороться с кентаврами…
– Почему-то я не удивлен, – пробормотал Ричард.
– Кентавры, еще одно порождение магических экспериментов древних джак’каи. Гибрид джак’ка и ландагона. Кентавры живут дольше, чем обычные джак’ка, более пятнадцати лет, к тому же они гораздо сильнее и выносливее, чем их прототипы.
– Чем ты занимался все это время, Айзек?
– Работой, чем же еще? После поражения, нанесенного нам джак’каи, мы приступили к дальнейшим исследованиям. Нужно было что-то делать, и мы выяснили, что именно представляют из себя наши враги. Некоторых нам удалось даже захватить и исследовать здесь, на базе. Их сила в магической энергии, которую они называют тонг’ра. Эту энергию в их организме вырабатывают специальные железы, расположенные в солнечном сплетении. Есть еще кристаллы тонг’ра, мощные накопители энергии и магии джак’каи. От одного из таких кристаллов полностью питается «Тяжелая Вода» со всем своим оборудованием.
Я понимал, что рано или поздно, глайдеры или отряды джак’каи обнаружат нас и лихорадочно работал. Исследуя свойства пространства с помощью кристаллов тонг’ра, мы получили возможность, используя поле Розенберга, проникать в межпространственные коридоры и ниши, расширять или сжимать их по нашему усмотрению. В этих зонах отсутствует понятие времени, ширины, высоты или других, привычных нам, понятий, это нейтральные территории между измерениями. Мы перенастроили излучатели поля и подключив кристалл тонг’ра, перенесли базу в одну из таких ниш. Так мы оказались в безопасности.
В мире прошло несколько столетий, но мы не чувствовали времени, для нас его как бы не существовало. И только однажды мы узнали, какую злую шутку оно может сыграть с нами.
Прошедшие сотни лет все же сказались на нас, люди чувствовали непонятную тяжесть, депрессию, ссорились по мелочам и подолгу не разговаривали друг с другом. Интерес к работе пропал, и даже самые активные ученые из моей команды попали под общее настроение. Знаешь, Ричард, это можно назвать «усталостью жить». И вот случилось: мой помощник Энди Морган, страдавший больше всех, проник в лабораторию и вынул кристалл тонг’ра из суперкомпьютера. Он сделал это в беспамятстве, в припадке душевного расстройства. Последствия наступили мгновенно. Базу перебросило обратно в наш мир и время снова начало действовать на нас. Вне поля люди на глазах рассыпались в пыль, даже не успев понять, что с ними происходит. Мне повезло, я находился рядом с центральной лабораторией, и мне удалось снова подключить кристалл, как раз в то самое мгновение, когда граница нашего измерения уже подобралась совсем близко.
Ущерб, причиненный оборудованию базы, был значительным, но к счастью, кристалло-компьютеры оказались неповрежденными.
Я остался один. Первое время, чтобы не сойти с ума, я занимался изучением магии тонг’ра и медицины. Атомные часы, мерявшие время нашего земного мира, я накрыл чехлом, стараясь больше не смотреть в их сторону, я не хотел знать, сколько времени прошло…
Вскоре после того, как я понял, что больше так продолжаться не может, меня осенила мысль: ведь я могу стать активным сознанием внутри кристалло-компьютеров, обрести неограниченную память, возможности, а главное, я не сойду с ума. Я получу возможность погружаться в контролируемый стазис, или выходить в мир без помех. Так, с помощью магии тонг’ра, демонических и человеческих технологий я стал Блуждающим Духом, если угодно, – с улыбкой закончил Айзек.
– Как понять «стал»?
Ричард вдруг замолчал, словно пораженный внезапной мыслью.
– Это верно, то, о чем я сейчас думаю?
– О чем именно? – ухмыльнулся Айзек. – О том, не покончил ли я, в итоге, с собой?
– Заметь, не я это сказал…
– Я бы назвал это техническим переходом в более качественное состояние, при котором физическое существование является, скорее, помехой, чем необходимостью. Мое тело находится в стазисе, но вряд ли когда-либо я воспользуюсь им снова. Кстати, если хочешь, могу наглядно продемонстрировать кое-что, потребуется лишь немного времени и процедура по переносу твоего сознания в кристалло-компьютеры «Тяжелой Воды».
– Как нибудь в следующий раз, – усмехнулся Ричард. – Два Блуждающих Духа в одном месте, не многовато ли?
– Так меня прозвали люди, ничего не поделаешь, поскольку обо мне ходят легенды и даже существует что-то вроде фанклуба. Кмара, в частности…
– И ты морочишь женщине голову сказками о Блуждающем Духе?
– Я и есть своего рода Блуждающий Дух, – возразил Айзек. – Да и что, по-твоему, я должен был объяснять девочке, которую спас от медведя и притащил сюда, истекающую кровью? У нее все горло было разорвано, и понадобилась уйма времени и сил на операцию. Но это не помогало, она умирала, и могла умирать вечность, находясь здесь. Мне оставалось только одно – использовать один из кристаллов тонг’ра. Я приложил кристалл к ее ранам и прочитал заклинание на языке джак’каи… Ты опять смеешься?
Ричард поднял руки:
– Извини, сдаюсь! Ученый, читающий магические заклинания – это…
– Почти то-же самое, что майор ВВС с мечом и кинжалом, – парировал Айзек.
– Согласен. Так что там с Кмарой?
– Энергия тонг’ра проникла в нее, и девочка тотчас открыла глаза, – продолжал Айзек. – Я сразу понял, что передо мной новоиспеченная ведьма, ведь при соприкосновении с человеком, тонг’ра навсегда меняет его сущность. Так Кмара получила долголетие и магические способности.
Айзек замолчал, внимательно глядя на него.
– Как самочувствие?
– На самом деле неплохо. Конечно, бывало и похуже, особенно когда я еле выполз из морозилки, да еще три дня провалялся без сознания в хижине твоей поклонницы.
– Я собираюсь взять у тебя пару анализов, – заявил Айзек, – пять тысяч лет в виде замороженного осьминога не могли пройти даром и без последствий. Пойдем со мной.
Они вышли в длинный коридор, освещаемый матовыми светильниками в стенных нишах. В конце коридора Ричард увидел лифт. Двери распахнулись, они вошли в кабину и Айзек нажал кнопку с выгравированной надписью «Lab».
Лифт дрогнул и мягко понесся вниз. Электронное табло отсчитывало уровни, пока не остановилось. Раздался мелодичный звонок, двери лифта распахнулись, и они оказались в обширной лаборатории, заставленной включенным и работающим оборудованием. Посреди помещения стоял томограф, подключенный к нескольким мониторам.
– Снимай одежду и ложись, – приказал Айзек, склоняясь над клавиатурой и щелкая клавишами.
Ричард стянул с себя куртку и рубашку, отстегнул оружие и улегся на прохладную поверхность. Айзек подошел и приклеил на его тело несколько беспроводных датчиков.
Что-то зажужжало, и Ричард ощутил легкое покалывание, как от множества мелких иголок. Томограф заработал, опутывая его синими паутинами лазеров. Айзек напряженно всматривался в монитор, кусая губы и хмурясь.
– Так я и думал, – процедил он.
– Все так плохо?
– Хуже некуда, – проворчал Айзек, – но ты, главное, не пугайся. Пять тысяч лет, Ричард, это слишком много. За это время… Оборудование не было рассчитано на такой промежуток…
– Что там, в общем? – стараясь выглядеть невозмутимым, спросил Ричард.
– В общем, если верить тому, что я вижу, жить тебе осталось от силы полгода. Это в лучшем случае.
– Сказать по правде, в мои планы подобное не входило, – пробормотал Ричард, испытывая неприятное чувство. – Я так понимаю, это не грипп?
– Лейкемия, цирроз печени и прогрессирующая опухоль мозга, – ответил Айзек, не отрывая взгляда от монитора. – Вот, по крайней мере, три причины начать писать завещание.
– Вот уж, в самом деле… Можно что-нибудь сделать, или оставить тебе в наследство свою куртку?
– Всегда можно что-нибудь сделать, – уклончиво ответил Айзек, – вопрос только в том, понравится ли это тебе.
– В чем дело, Айзек? Нужен зуб дракона или икра лягушки?
– Боюсь, кое-что посерьезнее. Генная терапия, причем немедленно. И никаких гарантий.
Ричард почуял неладное и привстал, опираясь на локоть.
– Что еще за, черт возьми, генная терапия, Айзек? Знаешь, после всего рассказанного тобой, такие словечки вызывают у меня подозрения.
– Я могу вылечить тебя, но только если использовать ДНК джак’каи и магию тонг’ра. Но скажу сразу, опыта работы с демонической ДНК у меня нет…
Ричард словно со стороны увидел, как вытягивается его лицо.
– ДНК этих тварей? – хрипло переспросил он. – Ты сошел с ума, Айзек, или смеешься надо мной? Ты хочешь, чтобы я стал носителем этой гадости?
– Ну почему сразу носителем? Генная терапия – единственный способ спасти твою жизнь, другого просто нет.
Ричард лихорадочно попытался привести в порядок скачущие мысли. Он обхватил голову руками и откинулся на койку.
– Какие будут последствия? – коротко спросил он через несколько минут.
– Самые разные, не скрою. В сочетании с магией тонг’ра и железами джак’каи, которые я тебе пересажу, ты, возможно, подвергнешься хм… чисто технически…
– Чисто технически что? – нетерпеливо спросил Ричард.
– Изменениям на генетическом уровне… совсем капельку. Ну знаешь, там, молекулы…. ДНК… Хромосомы, в конце концов…. Сложно сказать, до тебя случаев не было.
Ричард на мгновение задумался, затем решительно поднялся.
– Айзек, нет, – твердо заявил он. – В мире и так полно чудовищ, не будем плодить еще одно. Откуда нам знать, во что я превращусь? Я пришел из такой дыры времени, что только сейчас это осознал. Я какая-та ошибка, которую сама природа намерена исправить. Давай не будем ей мешать.
Айзек пристально взглянул в глаза Ричарду и пожал плечами, отключая компьютеры.
– Не похоже, чтобы ты репетировал перед зеркалом, – вздохнул он.
– Не было времени, – силясь улыбнуться, ответил Ричард. – Спасибо Айзек, все самое необычное, что могло случиться в моей жизни, уже случилось, так что можно сказать, пожил я не зря. Кому еще приходилось видеть что-нибудь подобное.
Он потянулся за рубашкой, чтобы одеться, но тут багровый туман появился у него перед глазами, и ему показалось, что он куда-то проваливается. Не издав ни звука, Ричард рухнул на пол лаборатории.