Вы здесь

Чёрный трон. Глава третья (Ф. Т. Саберхаген, 1990)

Глава третья

Я спешил вперед, а песок под моими ногами – Господь милосердный! – осыпался до такой степени, что я несколько раз оступался и падал. В неимоверно густом тумане море ревело подобно умирающему Левиафану, а огромные волны, словно при урагане, накатывали и накатывали на берег – и всякий раз откусывали и уволакивали за собой часть берега. Как только я определил направление, в котором находилось море, я заторопился прочь от него – к твердой почве как можно выше над уровнем взбесившейся стихии. Стоило мне чуть переместиться вверх по склону, как море пожирало то место, где я был за несколько мгновений до того. Я отчаянно цеплялся за кусты, за выступы скал, временами скользил назад, хватаясь за что попало, потом опять – то на четвереньках, то ползком – удирал вверх от настигающих волн. В итоге, через долгое время, я забрался так высоко, что море мне больше не угрожало. Зато я был теперь на открытом возвышенном месте, где ветер неистовствовал с неописуемой силой, пригибая меня, не давая отлепиться от земли. Ветер ревел, выл, стонал. Господь милосердный, раздор стихий воистину до основания сотрясал окружающий мир! Земля, вода и ветер, казалось, сошлись в захватывающей дух смертельной схватке! И когда я попытался чуть-чуть привстать, с небесного свода пал огонь, опаливший дерево в нескольких шагах от меня, – и тем самым последняя, четвертая стихия включилась в безумную схватку, что разворачивалась перед моими слезящимися глазами.

Я поднял ладонь к глазам козырьком, чтобы хоть что-то разглядеть окрест себя, и тут же уронил ее. Молния воспламенила дерево, ветер трепал языки яркого пламени – и в этом свете я различил в тумане фигуру человека. С почти рассеянным видом он стоял буквально рядом и смотрел мимо меня на невидимую за туманом бушующую водную стихию. Темный плащ его хлопал на ветру.

Я кое-как встал с четверенек и, локтем прикрывая глаза от режущего ветра, двинулся к нему.

– Аллан! – вскрикнул я, подойдя совсем близко и узнавая его. – Аллан По!

Он чуть наклонил голову в мою сторону – и с какой-то зловеще-торжествующей улыбкой приветствовал меня:

– А-а, Перри! Хорошо, что ты заглянул к нам. Я почему-то был уверен, что ты появишься.

Я приблизился вплотную – и полы его плаща стали бить меня по правому бедру. Стараясь перекричать вой ветра, я спросил:

– Что, черт возьми, происходит?

– Ничего особенного. Просто наступил момент гибели Земли, дорогой Перри, – ответил он.

– Не понимаю!

– Обезображенный искусством лик Земли очищается тем, что физическая сила слова изымается из атмосферы, – изрек он. – Спущены с цепи все дикие страсти одного из самых беспокойных и грешных сердец. Мы ныне зрим, как неосуществленные мечты своей агонией сотрясают Вселенную.

Я отбросил от глаз прядь волос. За нашей спиной, потрескивая, догорало пораженное молнией дерево. Оно освещало окрестный туман наизловещим светом. Волны бились о землю с громоподобным грохотом.

– Воспоминание о былой радости – разве оно не есть нынешняя печаль? – продолжал По.

– Ну… вроде бы да, – растерянно ответил я.

Теперь я мог лучше рассмотреть его – и был поражен тем, что он, всегда казавшийся моим ровесником, сейчас выглядит намного старше меня: лицо морщинистей моего, под глазами темные мешки. Было такое ощущение, что мы взираем друг на друга из разных возрастов.

– Но мысль о будущих радостях способна утишить теперешнюю горечь, – наконец нашелся я. – Разве не в этом суть надежды?

Он несколько секунд размышлял над моими словами, затем отрицательно покачал головой и тяжело вздохнул.

– Надежда? Это понятие так же изъято из атмосферы, удалено из эфира, выдрано из земли. Мир летит ко всем чертям, мир рассыпается, дорогой Перри. Несмотря на это, ты выглядишь отлично.

– Аллан… – начал я.

– Зови меня По, – сказал он. – Ведь мы друзья.

– Слушай, По, – вскричал я. – Черт побери, о чем ты говоришь? Говоря по совести, я ни словечка не понял!

– Возлюбленная душа покинула сей мир, – ответил он. – Без нее внутри скорлупа сего мира стала непрочной и ныне трещит. Она покинула меня – она, бывшая моим вторым «я». О горе! Се злейший из злейших дней! То, что не давало этому миру захлебнуться волнами, распасться на части, что поддерживало небесный свод и удерживало от буйства горний огонь, – имя сей опоры тебе известно не хуже, чем мне.

– Анни… – выдохнул он после паузы, дрожащей рукой указав в сторону моря. Я посмотрел в том направлении, и туман, словно по приказу, разошелся – в просвете я увидел объеденный страшными волнами кусок берега, где на утесе стоял могильный склеп, на который яростные волны набросали столько водорослей, что склеп, казалось, полузарос травой.

– Там она покоится, – сказал По.

– Это не может быть правдой! – вскричал я и бросился прочь от него. Я кинулся вниз по склону – в сторону того рокового утеса.

– Перри! – закричал По. – Вернись! Это бессмысленно! И я не знаю, что произойдет со мной, если с тобой случится что-нибудь дурное!

– Ее там нет! – крикнул я в ответ. – Ее там не может быть!

Я стремительно спускался по склону – обдирая руки и раздирая в клочья свою одежду.

– Перри! Перри! – жалобно кричал По.

Я набрал побольше воздуха в легкие – и оставшуюся часть склона почти кувырком летел вниз, пока не грохнулся на песок. Я тут же, не замечая боли, вскочил на ноги и по колени в бушующих, валящих с ног волнах стал упрямо приближаться к сияющей в тумане гробнице. Я все еще слышал крики Эдгара По, который остался наверху, у сгоревшего дерева. Слов уже было не разобрать.

Добредя до гробницы, я снял запор и открыл черную железную дверку. Внутри царил мрачный сумрак. Вокруг моих щиколоток хлюпала вода, пока я шел к каменному саркофагу на постаменте.

Он был пуст! Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Вместо этого я кинулся к выходу. Выбежав из гробницы, я стал кричать с порога:

– По! Ты слышишь, По? Ее здесь нет! По! Ты слышишь, По?

Огромная темная волна устремилась ко мне – и швырнула меня обратно в гробницу.


Я проснулся на полу роскошной каюты Эллисона, хотя я точно помнил, что с вечера укладывался спать на широкой кровати – в другом углу комнаты. Я не помнил, как упал с постели, как оказался в этом углу и на полу, и не мог сообразить, почему на мне изорванная и мокрая одежда. Мои башмаки были полны песка. Песок был и на нескольких мокрых следах, которые, начинаясь ниоткуда, вели от центра каюты к тому месту, где я лежал. Я ошалело протирал глаза. Сбросив с себя изорванную коричневую домотканую сорочку, я обнаружил глубокие порезы на своих руках. Тут я разом вспомнил дикий шторм, гробницу, жалкую фигурку скорбящего По под горящим деревом…

Я открыл сундук, нашел подходящую одежду и привел себя в порядок. При этом я размышлял о происшедшем. Я надеялся, что с По ничего дурного не случилось. Меня очень тревожили и подмеченные мной черточки подступающего безумия в сознании По, и странное развитие событий в целом. Незаметно для себя я уже давно воспринимал наши невероятные встречи как вполне реальные события – и одновременно как некие символы, знаки свыше, предсказания. Поэтому я мог понять скрытое значение пустого гроба – ведь Анни как раз сейчас лежала в глубоком месмерическом сне. Но этим символизм происшедшего не мог исчерпываться. Очевидно, есть что-то еще. Накануне Эллисон растолковал кое-какие важные вещи, доселе мне неведомые, – касательно месмеризма, параллельных миров и прочего. Но мне мнилось, что даже многоопытный алхимик знал далеко не все. Увы, не с кем посоветоваться, не с кем. Разве что…

Я задумался над этим вариантом. Прежде чем покинуть корабль, Эллисон, как и обещал, познакомил меня с большеглазой женщиной по имени Лигейя. Это была жгучая брюнетка такой красоты, что в ее присутствии я думал вполовину медленнее обычного. После примерно минуты в ее обществе я сообразил, что дело не только в ее красоте. От нее исходила некая отупляющая меня сила – сила вполне ощутимая, материальная. Я поспешно отшагнул от новой знакомой, глубоко вдохнул, и чудо! – одурь сразу же прошла. Лигейя заметила, как я шарахнулся от нее, и сдержанно улыбнулась.

Когда Эллисон представил меня, она произнесла:

– Весьма приятно познакомиться с вами.

У нее был низкий, завораживающий слушателя голос – с необычным акцентом. Некогда я был знаком с одним русским иммигрантом – у него был почти такой же акцент.

– Помните, я говорил вам прежде об этом человеке, – сказал Эллисон.

– Помню, помню, – произнесла Лигейя. Она смотрела на меня по-особенному пристально – мне прежде не доводилось видеть взгляда такой испытующей силы.

– Молодой человек согласился выполнить то, о чем я вам говорил.

– Знаю, знаю, – сказала она.

– Вы меня обяжете, если станете всячески помогать ему и откроете доступ к нашему особому источнику полезных сведений.

Она кивнула.

– Обязательно.

– Впрочем, у нашего друга был весьма тяжелый день, – продолжил Эллисон. – Полагаю, новые сильные впечатления могут только повредить ему. А потому отложим знакомство с вашим подопечным до завтра. Господин Перри уже в курсе того, что месье Вальдемар способен узнавать нужное, проникая сознанием в миры, отличные от той версии реальности, в которой мы обитаем.

– Я поняла.

– А я мало что понял, – сказал я и добавил, чтобы не показаться грубияном: – Но целиком доверяюсь вашему знанию.

Тут Эллисон обратился ко мне:

– Я получу необходимые сведения о маршруте путешествия и не покину корабль, пока не сообщу их капитану Ги.

– Замечательно, – сказал я. – В таком случае…

– Да, вы свободны. Засим прощайте. Желаю вам удачи, а на ближайшее время – спокойной ночи.

Он крепко пожал мою руку. Я сердечно попрощался с ним, потом церемонно кивнул Лигейе:

– Свидимся с вами завтра.

– Знаю, знаю, – лукаво улыбнулась она.

Как только я очутился в каюте Эллисона, я рухнул лицом вниз на кровать – раздеваться не было сил. Заснул я сразу же – и потом очутился в королевстве у края земли. А теперь…

Через иллюминатор внутрь каюты проникало достаточно света – я побрился, черпая воду из большой лохани в той части каюты, где располагалась алхимическая лаборатория. Затем через ближайшее окно выплеснул грязную воду за борт. Приведя себя в порядок, я вышел с намерением позавтракать. В сумбуре вчерашних инструкций мне было рассказано среди прочего, как вызвать слугу, чтобы еду принесли прямо в каюту. Но сейчас я быстро нашел кают-компанию и решил позавтракать там – предложили яичницу с луком и поджаренный хлеб с палтусом. Несколько чашек крепкого душистого кофе помогли мне на время позабыть о мрачных ночных переживаниях; клубок ужасов, загадок и страхов откатился в глубину сознания. С последней чашкой кофе в руках я вышел на палубу.

Погода была ясной, тумана и в помине не было. Попивая обжигающий напиток, я любовался игрой солнечных лучей на холодных волнах. В безмятежно голубом небе плыли приветливые белые облака. Солнце стояло еще очень низко в положенной части небосвода. Тут я перевел взгляд туда, где, по моим расчетам, находился берег, однако суши не увидел. Со всех сторон было бескрайнее море. Стая чаек качалась на струях ветра за нами – то поднимаясь, то опускаясь над нашим кильватером. Корабельный повар, одноглазый испанец по имени Доминго, выбросил за борт утренние остатки пищи и что-то певуче прокричал птицам на своем языке (уж не знаю, обругал он их или позвал на пиршество). Чайки в ответ громко загалдели, снизились и стали нырять в кипящие волны. Я прошелся вдоль палубы, обшаривая глазами горизонт в поисках «Вечерней звезды». Но мы были одни на бескрайней глади моря.

Я поежился от холода и поспешил сделать большой глоток дымящегося кофе. Про себя я решил одеваться потеплее, когда в следующий раз вздумаю выходить на палубу в столь ранний час.

Я начал спускаться вниз с намерением занести чашку в кают-компанию по пути в каюту Лигейи и на ступеньках повстречал Дирка Петерса. Тот широко улыбнулся, насмешливо коснулся козырька своей морской кепи и приветствовал меня:

– С добрым утречком, юноша.

Я тоже улыбнулся и вежливо кивнул.

– Доброе утро, мистер Петерс.

– Зовите меня попросту Дирк, – сказал он. – Славный денек, вы не находите?

– Денек отличный.

– И как оно вам – быть начальником?

– Пока не знаю, – ответил я. – Еще не отдал ни одного приказа.

Он пожал плечами.

– Я так понимаю – пока в приказах нужды нет. Если ничего экстренного не произойдет, команда будет сама, без понуканий, выполнять инструкции мистера Эллисона.

– Ну и я так понимаю.

– Вы как переносите море?

– Плыл на корабле только раз – совсем мальчишкой. Но вроде бы не страдал морской болезнью – если вы именно это хотели узнать.

– Вот и хорошо.

В это время со снастей стремительно спустилось что-то большое, темное и запрыгало по палубе – прямо к Петерсу. Тот ласково положил руку на косматое плечо своего друга Эмерсона. Зверь ответил тем же. Так они и стояли – обнявшись, как два закадычных приятеля.

Я невольно отметил про себя – до чего же эти двое похожи друг на друга. Говорю это не с целью насмешки над человеком, который спас мне жизнь. Сам я согласен с тем, что лучше погрешить против правды, чем подчеркивать чье-либо уродство. Но с Петерсом было иначе, потому что сама некрасивость его лица была так выразительна и интересна, что делала его по-своему привлекательнее смазливого актера на ролях первых любовников. Губы у него были тонкие, никогда не закрывали зубов – длинных и торчащих немного вперед. Казалось, с его лица не сходило добродушно-насмешливое выражение. Таким было первое впечатление от его лица. Второе – что это чисто бесовская веселость. На самом же деле его лицо было просто перекошено, словно он вечно смеялся. Я не мог вглядываться слишком пристально, но все же заметил, что кожа на его лице неровного цвета – местами светлее, местами темнее. Возможно, это были следы многочисленных шрамов. Что и говорить, физиономия пугающая – тем более что со временем насмешливая улыбка начинала казаться злобным оскалом бешеной ярости. В зависимости от настроения можно было принимать его за доброго веселого малого или за головореза с вечно злобной рожей – при этом сам он мог не менять выражения лица, просто в вашем сознании произвольно менялась оценка этого выражения. Так, потянувшись за бриллиантом в сумрачном тайнике, вы вдруг обнаруживаете, что бриллиант вделан в голову ядовитой змеи.

– Вот и хорошо, – повторил Петерс.

– Не могли бы вы рассказать мне о месье Вальдемаре?

Мой собеседник поднял руку, словно собирался почесать затылок, но вдруг запустил пальцы под свою странного вида черную густую шевелюру. Только тут я по-настоящему пристально вгляделся в его волосы. Это был парик. На самом деле Петерс был совершенно плешивым. Заметив мой удивленный взгляд, он осклабился больше обычного и пояснил:

– Сделал себе из шкуры медведя, который имел наглость слегка помять меня, за что и поплатился… А насчет этого Вальдемара, так я его и краем глаза не видел. Месье носу не кажет из своей берлоги – кстати, его каюта рядом с вашей.

У Петерса были повадки и речь морского волка, но в манерах и разговоре проглядывало и другое. Было в нем что-то от жителя фронтира.

– Вы часом не с Запада? – осведомился я.

Он кивнул.

– Мой папаша был «вояжером» – то бишь торговал пушниной на фронтире. А мать звали Упсарока Инжун, она из индейского племени упшароков, что живет в Черных Горах. Сам я был охотником, исходил весь Запад вдоль и поперек. Видал много чудесного, хаживал по каньонам такой величины, что в них можно обронить целый Чарлстон и потом не сыскать. – Он сплюнул через борт – да с такой точностью, что угодил в зазевавшуюся чайку. – Забредал я и на юг – в Мексику, поднимался и на самый север, где в небе вечером сияние – все равно как большущая парчовая занавеска. – Он опять почесал кожу под париком. – И все это – до того как мне стукнуло двенадцать.

Поскольку я впервые встретил матерого рассказчика небылиц с Запада, то и развесил уши. Петерс выглядел таким сорвиголовой, говорил с такой небрежной убедительностью, что было трудно не поверить ему. Обычный врун изо всех сил старается, чтобы ему поверили. А Петерсу было совершенно наплевать, верят ему или нет. Этим он и брал.

– Так насчет месье Вальдемара… – не унимался я.

– Да?

– Как давно он на борту судна?

– В точности сказать не могу, – ответил Петерс. – По крайней мере дольше меня. Команде пояснили, что он калека, любит путешествовать. Но я так скажу: странное это удовольствие – путешествовать, запершись в каюте!

– Вы думаете, тут что-то нечисто? – спросил я напрямую.

Он пожал плечами.

– А бес его знает… Может, тут замешана эта дамочка – ну, Лигейя.

– Что вы имеете в виду? – озадаченно поинтересовался я.

– Эта его сиделка – весьма странная леди. Она напоминает мне одного черномазого знахаря, с которым я однажды имел дело. Звали его Джонни – Два-Духа-за-Спиной. Когда с ним калякаешь, кажется, что у него за спиной не два духа умерших, а целое полчище. И слышатся такие странные звуки. Вот эта дамочка совсем как он. Извините, если чего не так сказал. Точней сравнения не нашел.

Я задумчиво покачал головой.

– Я был совсем сонный, когда меня с ней знакомили. И говорили мы недолго. Внешность у нее поразительная – вот это я помню.

Он хмыкнул.

– К тому же эта дамочка очень скрытная, себе на уме, – сказал Петерс. – Держитесь от нее подальше и старайтесь с ней не ссориться. Шкурой чувствую – лучше не иметь ее своим врагом.

– Я полон миролюбия. Кстати, в ближайшее время я должен нанести визит вежливости месье Вальдемару.

– Сдается мне, капитан тоже хочет поговорить с вами.

Я кивнул, украдкой приглядываясь к своему собеседнику. Похоже, Петерс не подозревал о том, что Вальдемар – не любитель путешествовать, а особого рода ищейка, которую Эллисон пускал по нужному следу. А раз он не в курсе, следует из осторожности перевести разговор на что-либо другое – хотя рано или поздно мне предстоит доподлинно выяснить меру посвященности Петерса во все происходящее.

– С кого же мне начать? – сказал я, как бы вслух размышляя.

– Ну, с капитаном вы можете переговорить в любое время, – заметил Петерс.

– Тут вы правы, – согласился я. – Визит к месье Вальдемару лучше не откладывать – вдруг наш таинственный путешественник возьмет да разболеется. Не подскажите, в какое время удобнее всего зайти к нему?

– Слышали колокол? – спросил Петерс.

– Да. Но я не знаю, что обозначают его удары.

– Подсказывают время, – пояснил Петерс. – Бьют каждые полчаса. Полчаса называются склянкой. Счет ведется от одной склянки до восьми, потом начинается снова. В половине девятого в колокол ударили один раз, в девять – пробили две склянки. А скоро, в половине десятого, пробьют три. Навестите его, когда колокол пробьет три или четыре раза, – чтоб он успел хорошенько проснуться и привести себя в порядок.

– Спасибо, – сказал я, протягивая ему руку для рукопожатия. Вместо Петерса мою руку проворно схватил Эмерсон и стал трясти и мять ее. Даром что он был осторожен, я понял – при желании он запросто вырвет мне руку из плеча.

Петерс одарил меня совершенно дьявольской улыбкой и почтительно кивнул мне – с лукавой вежливостью.

– Всегда готов помочь вам, Эдди. Только дайте знать.

Затем он еще раз насмешливо взял под козырек и пошел прочь. Эмерсон снова пулей взлетел по снастям вверх и исчез среди парусов.

Три или четыре склянки. Ладно. Я спустился вниз – скоротать ожидание за еще одной чашкой кофе. К моменту, когда колокол бухнул три раза, я выпил кофе более чем достаточно и направился в свою каюту. Там я еще раз исследовал содержимое гардероба и выбрал для визита белую сорочку с галстуком. К четырем склянкам я был одет в подходящий костюм и, хотя это можно было поручить слуге, не отказал себе в удовольствии предаться армейской привычке – неспешно, тщательно начистил башмаки до зеркального блеска.

Я прошел мимо соседней каюты и постучал в следующую. Дверь открылась незамедлительно. На пороге стояла Лигейя, улыбаясь мне чуть заметной улыбкой.

– Я ожидала вас, – произнесла она.

– А я ожидал, что вы меня ожидаете, – сказал я и тоже чуть заметно улыбнулся.

На ней было что-то неописуемо элегантное – серое, дымчатое. Однако на пальцах и запястьях отсутствовали драгоценные камни, которые, смутно припоминалось мне, были на ней во время нашей вчерашней встречи. И опять в ее присутствии мою душу объяло странное чувство: как будто только что в меня ударила молния – или вот-вот ударит.

Она не пригласила меня внутрь, не вышла со мной в коридор. Просто стояла и спокойно изучала меня на протяжении нескольких секунд. Наконец проронила:

– А вы еще более необычный, нежели по первому впечатлению.

– Вы находите? И чем же я… необычен?

– Местом происхождения.

– Простите, не понимаю.

– Я не знаю того места, откуда вы родом, – сказала она. – А я уверена, что знаю весь мир. Стало быть, вы явились из другого мира.

– Логично, – ответил я, решив не вдаваться в дальнейшие объяснения, потому что на горизонте вырисовывался длинный спор о том, какой мир первый, а какой второй и может ли быть один мир первее другого. – Давайте на том и согласимся и, если вам будет угодно, покончим с этой темой.

Ей не было угодно покончить с этой темой. Она чуть насупила свои широкие брови и пытливо прищурилась.

– Откуда вы? – спросила Лигейя.

– Из неотсюда, – сказал я.

Тут ее брови вернулись на место, на лице появилось удовлетворенное выражение – и она улыбнулась по-настоящему.

– А-а, вам, американцам, все бы шутить!.. Вы ведь шутите, да?

– Конечно.

Она слегка оперлась о дверной косяк и при этом кокетливо слегка качнула бедрами – или мне только показалось?

– Как я понимаю, вы желаете повидаться с месье Вальдемаром – прямо сейчас? – спросила Лигейя с такой интонацией, словно ожидала, что я отвечу решительным «нет».

– Да, прямо сейчас, – сказал я.

– Прекрасно, – сказала она и указала на дверь слева. Это была дверь каюты, которая соседствовала с моей. – Подождите в коридоре.

С этими словами она прошла обратно в свою каюту и закрыла дверь. Я слышал, как что-то щелкнуло – не то защелка, не то замок.

Я сделал несколько шагов к двери каюты месье Вальдемара и стал ждать там. Через несколько нудных минут дверь внезапно – нет, не распахнулась, а только чуть приоткрылась, не более чем на фут. Внутри было темным-темно.

– Заходите, – услышал я голос Лигейи.

– М-м… да я ничего не вижу! – произнес я.

– Не беспокойтесь, так надо, – отозвался голос. – Просто делайте, что я говорю.

Раз я доверяю Эллисону – стало быть, не следует опасаться его доверенного лица. Я вошел в почти кромешную темноту и не успел сделать трех шагов, как дверь за моей спиной закрылась. Щелкнула задвижка, и я остановился как вкопанный, бессильно хлопая глазами и поводя головой в полнейшей темноте.

– Простите, нельзя ли хоть немного света? – сказал я. – Как бы я тут чего не разбил.

В то же мгновение кто-то взял меня за локоть.

– Я проведу вас, – тихо, как при покойнике, произнесла она. – Месье Вальдемар так слаб, что не переносит света.

– Даже крохотной свечки нельзя? – спросил я.

– Даже крохотной свечки.

Лигейя повела меня куда-то назад и вправо, через несколько шагов сжала мой локоть, ее вторая ручка уперлась мне в грудь.

– Стойте, – сказала она. – Вот так. Здесь и оставайтесь.

Отпустив мой локоть, она отошла от меня на несколько шагов. Спустя короткое время где-то передо мной скрипнула дверь – и ничего. Было по-прежнему темно. В полной тишине я откашлялся. Лигейя никак не отреагировала на мой слегка нетерпеливый кашель, а потому я не удержался и спросил:

– Все в порядке?

– Разумеется. Проявите чуточку терпения. Для установления связи нужно некоторое время.

Я мог только гадать, что именно она делает, хотя слышал какой-то слабый шорох. И тут же словно ветерок пробежал у меня под одеждой – именно это странное ощущение я испытал вчера вечером, когда знакомился с Лигейей. Справа от себя я завидел полоску очень слабого света. Очевидно, осталась приоткрытой дверь, соединяющая каюты Лигейи и месье Вальдемара. Я услышал приглушенные голоса. Лигейя говорила тихо-тихо, неразборчиво.

– Слушайте, – сказал я, – давайте не будем будить его сейчас. Пусть отдохнет. Мне не составит труда зайти попозже.

– Нет, – последовал ответ. – Он чувствует себя хорошо. Просто ему нужно некоторое время, чтобы… чтобы собраться. Не переживайте.

Но тут раздался душераздирающий стон.

– Мне неловко заставлять так напрягаться очень больного человека… – поспешил сказать я.

– Вздор! – возразила она. – Это ему только полезно. Поддерживает интерес к жизни.

Еще один стон.

Мои глаза стали привыкать к темноте, и я разглядел, что Лигейя склонилась над кроватью и делает что-то руками. Я немного подался вперед в надежде рассмотреть то темное, что лежало на кровати. И сразу же вновь ощутил странную вибрацию вокруг себя – как будто ветерок щекотнул под одеждой. Не успел я вслух удивиться этому явлению, как раздался очередной переворачивающий душу стон, и я услышал слабое:

– Нет, нет… Оставьте меня в покое… умоляю! Ради всего святого, оставьте меня!

Я окончательно смутился.

– Послушайте, не лучше ли все-таки…

– Да он всегда ворчит, когда я поднимаю его, – сказала Лигейя. – Это просто дурной характер.

– Я тоже ворчу по утрам, пока не взбодрюсь чашкой кофе, – сказал я. – А не послать ли за завтраком для него?

– О-о! А-а! Умираю! – донеслось с постели.

– Он мало ест и пьет, – сказала Лигейя. – Месье, придите в себя. Здесь один джентльмен. Он хочет поговорить с вами.

– Пожалуйста… дайте… уйти… – прохрипел слабый голос. – Дайте умереть…

– Чем дольше капризничаете, месье, тем больше времени все это займет, – строго сказала Лигейя.

– Ладно, – произнес несчастный более отчетливо. – Чего ты хочешь от меня?

– Познакомить с мистером Эдгаром Перри, который в данный момент возглавляет нашу экспедицию.

– Экспедицию… – тихим эхом отозвался месье Вальдемар.

– Да, нашу экспедицию с целью розыска Гудфеллоу, Темплтона и Гризуолда, которые похитили женщину, известную под именем Анни.

– Вижу ее, – сказал месье Вальдемар. – Вот она сияет перед нами, как хрустальный подсвечник. Она не из этого мира. Они используют ее. Используют, чтобы найти другого… О, дайте мне умереть!

– Они преследуют фон Кемпелена, – подсказал я.

– Да. Но я не знаю, куда они направляются… не могу различить… потому что он сам еще не знает, куда направляется. О, дайте мне умереть!

– Пока что эти сведения нам не слишком нужны, – сказал я. Мне пришла в голову неожиданная мысль, и я потихоньку, бочком-бочком, стал перемещаться вправо. – Расскажите, что вам известно о связи, существующей между мной и Эдгаром Алланом По.

– Вы и он – каким-то странным образом – одно и то же лицо.

– Как это возможно?

– Переход в пространстве, – ответил месье Вальдемар. – Несчастный По об этом никогда так и не узнает… И никогда не найдет то, что ищет… только пустынные долы и горы.

– Почему не найдет?

– Оставьте меня!..

– Говорите!

– Не знаю. Одна только Анни жива. А я – мертвец.

Я сделал последний шажок вправо – и резким жестом распахнул до того лишь на палец приоткрытую дверь. Дневной свет из каюты Лигейи залил комнату – и я увидел женщину, которая согнулась над открытым гробом. В нем лежал жутко бледный мужчина, седые виски которого отчаянно контрастировали с иссиня-черными волосами. Его глаза были открыты, но зрачки закатились. Губы неподвижного, искаженного лица были растянуты, заголяя зубы. Мне показалось, что его чуть высунутый язык – угольной черноты.

– Господи помилуй! – ахнул я. – Да он же мертвый!

– И да и нет, – ответила Лигейя достаточно спокойно. – Он – особый случай.

Она сделала медленный пасс рукой над телом – и веки сомкнулись.

Закрыв гроб крышкой, Лигейя добавила:

– Впрочем, каждый из здесь присутствующих – по-своему особый случай… Хотите чаю – или гашиша?

– А покрепче у вас ничего нет? – спросил я. – Мои нервы в таком состоянии, что только сильное средство их успокоит.

– Конечно, – ответила она по-французски, взяла меня за руку и повлекла в свою каюту. Напоследок я оглянулся и успел с удивлением заметить, что гроб в закрытом виде оказался большим ларем для вина – даже с соответствующими надписями, гласившими, что это «Шато-Марго» такого-то года и в таком-то количестве.

Лигейя усадила меня в уютное кресло. Плотно прикрыв дверь в каюту с покойником, она прошла к буфету – в другой конец своей комнаты.

Я услышал звон стекла, потом звук наливаемой жидкости.

Через несколько мгновений красавица подошла ко мне с высоким стаканом непрозрачной зеленоватой жидкости, на поверхности которой плавали кусочки измельченных листьев и еще какой-то мусор.

– Похоже на болотную воду, – сказал я, беря стакан. Сделал глоток и добавил: – Да и на вкус – как болотная вода.

– Это бодрящий настой из трав, – пояснила она. – Помогает расслабиться.

Я обдумал ее слова, потом глотнул еще.

– А этот Вальдемар… он и впрямь покойник? – спросил я после почти минуты молчания.

– Да, – сказала Лигейя. – Но он понемногу забывает об этом. Зато всякий раз, когда вспоминает, мучается ужасно.

– Когда и как он умер?

Она пожала плечами.

– За много месяцев или лет до того, как мы появились на борту. Задолго до того, как я нашла его.

Я обвел взглядом ее каюту, увешанную яркими гобеленами, полную роскошных восточных напольных ковров и шкур разных животных. Мое внимание привлекли несколько темных деревянных статуэток – похоже, африканских. Они были украшены сверкающими бусами, ожерельями и браслетами из медной проволоки. На одной из стен висели две толедские сабли. Возле высокой, внушительных размеров кровати я заметил турецкий кальян. Воздух был полон тяжелого аромата какого-то экзотического благовония. Чем-то все это напомнило мне цыганскую кибитку, в которую я заглянул однажды, чтобы вульгарно нарумяненная женщина за деньги погадала мне по руке. Помнится, цыганка словно ошалела от линий на моей руки и наговорила мне такого… Впрочем, каюта Лигейи была местом потаинственнее, пострашнее. Петерс не дурак, он попал в точку: казалось, еще немного, и я различу толпу духов за спиной хозяйки этой странной каюты.

– А что именно делает месье Вальдемара… э-э… особым случаем? – спросил я.

– Насколько я понимаю, – пояснила она, – на смертном одре он был подвергнут месмерическому воздействию, которое вынудило его как бы застыть, зависнуть между жизнью и смертью. Благодаря этому он обладает небывалой способностью провидения. Но общаться с ним может лишь исключительно опытный месмерист, ибо месье Вальдемар всякий раз пытается умереть окончательно.

– Стало быть, вы – человек с большим опытом в этой области?

Лигейя кивнула.

– В мире, из которого я пришел, подобные явления горячо оспариваются учеными людьми.

– Здесь это обыденный факт.

– Мне кажется, я уже дважды испытал нечто в вашем присутствии…

– Вполне возможно, – сказала она. – Что ж, допивайте настой, и я вам кое-что покажу.

Я допил остатки «болотной жижи» и поставил стакан на ближайший столик.

– Для меня это питье слабовато.

– Да, оно умеренного действия.

– А ведь вы обещали сильное средство, чтоб успокоить мои нервы.

– Я свое слово сдержу. Вас ожидает процедура, которая и есть сильное средство, – сказала Лигейя и подняла руки в мою сторону. Мне показалось, что с них вдруг слетели искры и коснулись меня. Снова я почувствовал, как теплый ветерок овеял все мое тело. – Питье было только для начала.

Конец ознакомительного фрагмента.