Вы здесь

Чёрный атом. Громкое «Ура!», «Ура!», «Ура!» (С. А. Соколов, 2015)

Громкое «Ура!», «Ура!», «Ура!»


1

Ветер. Ветер – извозчик истории. А сегодня он не какой-то там «ванька», настоящий трёхрублёвый лихач разгулялся над своевольной Невой, над роскошным центром и неприметными окраинами имперской столицы. Играючи он поднимал слежавшуюся пыль с мощёных петербургских улиц, завивал её в столбы, щедро смешивал с дымами печей доходных домов, неспящих заводов, мануфактур и военных кораблей.

Не забыл ветер и про «Овечку», стоящего под парами паровозного монстра. Срывая с высокой трубы чёрное кружево дыма, он разносил его по крытому перрону Варшавского вокзала, вдоль десятка купейных вагонов, по шевелящейся людской массе. Сажа, не выбирая, оседала на крепдешине нарядных платьев, шляпках богатых дам и курсисток, в основном провожающих, и на парадных кителях, на фуражках офицерских чинов, в основном отбывающих.

Грохотал полковой оркестр, фальшивил ужасно на свежей «Прощание славянки», но публика ничего не замечала, была возбуждена до крайности, до состояния – модное слово в светских салонах – экстаза. Все будто поголовно нанюхались патриотического кокаина.

Долговязый гимназист подскочил к семейной паре – статной женщине лет не более тридцати и военного в погонах капитана. Двух девочек-двойняшек держала за руки mademoiselle. Семейство скромно стояло возле чугунной опоры, и, казалось, не принимало участия в общем восторженном подъёме.

Гимназист в порыве единения заглянул мужчине в лицо и крикнул красным ртом:

– Война до победного конца!

Ему где-то ответили: «Ура! Ура!» Вверх полетели зонтики, котелки, фуражки.

– Да-да, – рассеянно произнёс офицер. – Обязательно, до конца… Позвольте, юноша.

Он отодвинул крикуна и вместе с ним всё ликующее общество от своей семьи, желая в последние минуты быть наедине с теми, дороже которых на свете только честь.

– Ты скоро вернёшься. Говорят, война не будет долгой.

– Не уверен… Германия сильна, Самсонову придётся туго…

– Алексей! Милый!!!

Женщина почти упала на мужа, выронила сложенный «Амбре–Помпадур». Девчушки кинулись его поднимать и не увидели, как мама сделалась белой.

А она на несколько мгновений совершенно потеряла слух, и в этой убийственной тишине услышала непонятное «клац» и… рядом лопнул воздушный шарик.

Дама отстранилась – приступ слабости прошёл, – стала прикладывать платочек к капелькам на лбу.

– Господь – заступник наш… Обойдётся… А медальон, медальон-то…

Мужчина улыбнулся, приложил ладонь к сердцу.

– Достань!

– Что за каприз?

– Достань и открой!

На внутренней стороне золотой крышечки простая надпись «Помни о нас», в углублении – миниатюрный портрет семьи.

Женщина поднесла медальон к своим губам.

– Здесь вся твоя судьба!

Мужчина ответил поцелуем в синюю жилку на виске:

– Как это верно…


2

Литерный поезд – это значит важно и спешно. Потные кочегары без устали махали лопатами, загружали уголь в жаркую топку. Пар чудовищным давлением клонил стрелку манометра к красной отметке, бешено вращал огромные маховики. «Скорее! Скорее! Скорее на войну! На войну, войну…» – отбивали на стыках колёсные пары. Вагоны мотало из стороны в сторону, того и гляди, порвутся сцепки… Россия на сей раз запрягала быстро и, по обычаю, небрежно…

Офицер стоял в проходе вагона у раскрытого окна, курил третью папиросу подряд. Пейзаж давно сменился со столичного городского на захолустный деревенский, а мысли, чувства – душа его – остались там, на перроне…

Сослуживец в расстёгнутом кителе, плохо сохраняя равновесие, одной рукой держал за длинные горлышки несколько бутылок вина, а второй придерживался за курившего офицера:

– Что грустишь, капитан? Брось! Шапками зак–идаем…

Очередная папироса полетела за окно.

– Может и так… Но, думаю, трупов будет предостаточно… Лишь штыков и сабель для победы мало.

Сослуживец не ответил, убрал руку и скрылся в соседнем купе под громкие восклицания пирующих мужчин.

А поезд мчал и мчал на запад, разрывая судьбы миллионов ещё живых людей на неравные части: мир и войну, – уносил в неизвестность и бравое российское офицерство, и курившего капитана, и медальон на его груди, и чёрную крупинку под золотой крышкой.


3

Выбирал, выбирал что бы почитать и выбрал… На имя повёлся… А что имя? Есть пара-тройка, нет, просто пара приличных вещей, так они общепризнанны, и вкус мой совсем неоригинален. У любого автора есть «ударный текст», всё остальное либо на неразборчивых фанатов, либо для специалистов.

Вот и сейчас: пока скромненько…


4

– Проклятье! У меня постоянно мокро и в сапогах, и в портсигаре… Апч-хи!!!Чёрт бы побрал эти болота, мошкару и русских! У нас в Тюрингии нет ни того, ни другого! Эхе–хе… А Эльза пишет, что… Давай-ка перевернём его на спину.

Два германских пехотинца стояли над русским офицером. Он словно молился, стоя на коленях с непокрытой головой, но его застывшие глаза не обращались к богу – они смотрели вниз на грешную землю. Тело подалось вперёд и не падало лишь потому, что плечом с капитанским погоном упиралось в сосну. На погон уже набежала смола, а по галифе, через ремень, портупею вверх-вниз сновали муравьи. Жизнь одной души оборвалась два часа назад, жизнь других продолжалась.

Один из германцев резким ударом сапога выбил револьвер из руки русского капитана.

– Гебхард, ты что? Он же мёртв, – удивился второй.

– Ну знаешь, на всякий случай. Живучие они… Давай, взялись!

Немного не согласованно, но одинаково не желая испачкать руки кровью, вдвоём повалили рослое тело. Напрасные опасения: кровь была только возле сердца и уже спеклась.

– Я думал, кто-то из наших его достал, а он сам… Барабан пуст? Ну да, последним патроном… Лучше на небо, чем в плен… Азиаты… Как с ними воевать?

Цивилизованные вояки занялись привычным делом: вытряхнули полевую сумку, проверили карманы, осмотрели коченеющие пальцы. Ничего ценного. Обручальное кольцо, разве что.

– Кулак ему разожми. Видишь кулак на левой?.. Что там?

– Крест и медальон. Всё золотое. Слава Иисусу! Эльзе отошлю. Она пишет…

Удар штыка прервал мародёра.

– Меня не интересует, что пишет твоя Эльза.