Глава 2
Золотой шарик с трепещущими крылышками, называвшийся Снитч, подразнивая, завис над самой макушкой Дианы. Она оторвала одну руку от метлы и потянулась за ним, но он, проскочив между пальцев, ускользнул от неё. Диана опустилась на землю, снизившись и развернув метлу, соскочила с метловища и увидела, что золотой снитч лежит прямо перед ней. Она нагнулась, чтобы взять его, но он снова исчез. И вдруг, Диана оказалась в театре оперы и балета. На сцене танцевал Женя под какую-то противную, лающую мелодию. Девушка стала громко протестовать, что она не собирается танцевать с ним под эту тявкающую музыку. Перед глазами снова сверкнул снитч. Она протянула руку и проснулась…
Некоторое время осоловевшая от сна Ди просто сидела на кровати в ворохе подушек и одеяла. Она легонько потрясла головой, как будто хотела изгнать странный сон из головы. В душу вползла какая-то смутная тревога, которая появляется каждый раз после таких снов.
– Бессмыслица. – Фыркнула Диана, ёжась, вылезая из тёплого одеяла.
Рядом с её кроватью на полу лежала книга Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Орден Феникса». Поразмыслив, она поняла, откуда взялся в сновидениях золотой снитч.
Лиза простонала что-то маловразумительное, и накрыла голову подушкой. Диана ощутила зависть – сестра училась в школе во вторую смену, и могла валяться до полудня.
Перегнувшись через Лизу, Ди выключила будильник, который продолжал отвратительно-жизнерадостно вопить о том, что наступил новый день, и быстро оделась.
Она не любила утра. Особенно осенние, пасмурные утра, когда солнце выползает из-за горизонта с явным трудом и жадничает, изливая свой тусклый свет на озябшую, заспанную землю.
Девушка шла по мокрой дорожке, между двумя грязными, расплывшимися от ночного дождя газонами с жухлой, умершей травой, и на душе было премерзко. Настроение совсем упало к нулю, когда она не успела на трамвай, который сверкнул у неё под носом железным боком и, громыхая, умчался в утренний туман.
На силу добравшись до дворца культуры «Россия» и поднявшись на третий этаж, где располагался актовый зал, она обнаружила прикорнувшего на подоконнике Женю. Девушка неслышно подошла к своему партнёру и легонько потрясла его за плечо. Женя вздрогнул так резко, будто у него над ухом раздался удар гонга, и распахнул заспанные глаза. У Дианы, ни с того ни с сего, промелькнула в голове мысль, что они похожи на сегодняшнее утро – такие же серые и холодные.
– Раздевалки закрыты. Михаила Дмитриевича ещё нет. – Мрачно проговорил Женя себе под нос, потом поднял глаза на девушку и добавил: – привет.
Диана кивнула, отвечая на приветствие, и вздохнула. Михаил Дмитриевич никогда не задерживался так долго – значит, они приехали зря.
– Может, нам взять ключ от зала и самим позаниматься? – неуверенно предложила она.
Женя скептически глянул на неё.
– Как в прошлый раз?
Диана снова кивнула.
Как-то они с Женей уже пытались заниматься самостоятельно. Когда Михаил Дмитриевич об этом узнал, он высказывал своё недовольство весьма громко и убедительно. В результате этой беседы они с Женей узнали, что являются безответственными болванами, так как заниматься акробатическими танцами можно только под строгим надзором руководителя. Подумав, Диана и сама пришла к выводу, что Михаил Дмитриевич прав – в случае чего, отвечать за их травмы придётся ему.
Прождав руководителя ещё двадцать минут, Диана попрощалась с Женей и побежала на трамвай – ей нужно было попасть в училище как можно быстрее.
Саратовское Областное Училище Искусств располагалось возле консерватории. Диана, проходя мимо её больших тяжёлых дверей и ажурного фасада, как всегда убавила шаг. Девушка мечтала о консерватории всю свою сознательную жизнь. На её лице расцвела чуть печальная, одухотворённая улыбка, когда она окинула взглядом высокое, величественное здание храма искусства, его заострённые окна и небольшие башенки в стиле псевдоготики.
Вздохнув, она прибавила шаг, перешла улицу и вошла в гораздо более скромное желтоватое здание Училища Искусств.
Прохладное фойе встретило её тишиной и умиротворённостью. Прямо за двойными, сберегающими тепло, дверями располагалась обширная площадка, пол которой был выложен бежевой плиткой. Вдоль стен, выкрашенных в нежно-персиковый цвет, теснились многочисленные стульчики. На них обычно отдыхали ожидающие урока студенты. От дальней части площадки поднималась широкая мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Чугунные перила её были искусно выкованы, и на них красовался причудливый растительный орнамент. Из фойе можно было попасть в два крыла училища: в музыкальное отделение, где обучались будущие артисты театра оперы, певцы эстрадной музыки, оркестранты и теоретики музыкального искусства, и в хореографическое отделение, где учились будущие артисты балета.
В половине девятого в училище почти никого не было. Ещё не пришли струнники и духовики, которые занимались прямо в коридорах и создавали вокруг атмосферу большого и очень фальшивого оркестра. В середине дня, когда у всех был большой перерыв между занятиями, будущие оркестранты вытаскивали свои партии и начинали их учить. Разнообразные мелодии, воспроизводимые скрипками, фаготами, флейтами, сливались в такой невообразимый шум, что нормальный человек не выдерживал и десяти минут. Но Диане нравились эти звуки. Они доказывали, что она учится не где-нибудь, а именно в Училище Искусств, среди творчески одарённых, а потому немного странноватых людей. Точно таких же людей, как она.
Девушка вздохнула и нежно провела ладонью по перилам лестницы. Как бы тяжело порой не приходилось в учёбе, а она всё равно любила это место. Диана улыбнулась тишине – это был её мир, только её воздух, её жизнь…
Атмосфера дружбы всегда витала под высоким потолком училища. Студенты знали друг про друга абсолютно всё, так как находились вместе по пятнадцать часов в сутки. Вместе учились, вместе обедали, вместе смеялись и плакали, вместе переживали сессию. Когда вокруг находится такое количество людей, которые думают в одном и том же направлении и действуют с одинаковыми мотивами – это сближает даже помимо воли. Творческая, больная музыкой молодёжь – самое дружное общество на планете! И здесь Диана впервые поняла, что такое – иметь много настоящих, понимающих, чутких друзей. За них она любила своё училище безмерно!
Девушка, поднялась на второй этаж, негромко стуча каблучками туфель о мрамор ступеней. Гулкая тишина, в которой чётко отдавался звук её шагов, настраивала на меланхоличный лад. Диана задумывалась о том, какой разнообразной и насыщенной была её жизнь, и иногда сама удивлялась, как она всё это успевает, и главное – откуда в ней столько энергии.
Было Училище, где девушка проводила большую часть своего времени. Она училась на отделении теории музыки, и почти не вылезала из библиотеки. Книжная пыль и многовековые труды теоретиков, которые разбирали бессмертные симфонии и оперы по нотам и мельчайшим интонациям, её утомляли. Сердце девушки требовало движения, действия, страстей, а не беспрестанного штудирования толстых томов.
Однако, рядом с ней звучало столько музыки, которую она любила необъяснимой, трепетной любовью, что она готова была перечитать и выучить целую библиотеку, лишь бы продолжать слышать её.
Музыку Диана считала особым, удивительным наречием, на котором говорили лишь необычайно тонко чувствующие люди. Изящный язык Моцарта и простой, незамысловатый Гайдна, нежные слова Шопена и резкие выкрики Прокофьева, бесконечные восклицания Бетховена и протяжные распевы Рахманинова – всё это она слышала, понимала и любила с самого раннего детства.
Диана владела фортепиано и старалась играть так, чтобы клавиши под её пальцами выражали хотя бы четверть того смысла, тех чувств, которые вкладывали в свои произведения композиторы. Это стоило девушке немало пота и собственных нервов. Но Диана была счастлива от того, что она может поделиться своим внутренним миром, своим теплом с другими людьми через прикосновения к клавишам.
И была «Сюита» – её танцевальная группа. Это – отдушина, место, куда Диана приходила, чтобы выплеснуть те эмоции, которые не удавалось реализовать в училище. Безумно, до дрожи в коленях выматывая себя в сложных, опасных танцах, она чувствовала себя живой и счастливой. Здесь она могла быть разной: загадочной, интересной, той, какой её видел зритель. И не важно, что публика забывает артиста, едва ступив за порог зала. Она чувствовала, что может управлять её эмоциями и её настроением хотя бы на этот час, который длилось выступление. Дарить радость – это стоило долгих изнурительных тренировок.
Единственным, кто видел, как Диана старается и насколько это для неё важно, был Женя, который точно так же сгорал в танце, как и она сама. «Наверное, именно поэтому мы так близки…» – подумалось ей.
Размышления девушки прервал громкий хлопок входной двери.
– Студенческий! – потребовал строгий вахтёр.
Следом послышался скрип прокручиваемого турникета – значит у вошедшего со студенческим билетом было всё в порядке.
Девушка перегнулась через перила, чтобы взглянуть, кто пришёл, и увидела светловолосую макушку.
По её телу прокатилась жаркая волна, её охватило волнение. Диана, только бросив один взгляд, узнала вошедшего.
Обладатель макушки, вероятно, почувствовал на себе чей-то взгляд и поднял голову. В зелёных глазах мелькнуло узнавание, а потом та самая лукавая хитринка, которая делала его лицо необычным и чуть загадочным. Без этого выражения его глаза казались бы тусклыми и блёклыми.
Он слегка улыбнулся и кивнул. Диана махнула ему рукой. Когда он отвернулся, девушка облокотилась на перила, стараясь не привлекать к себе внимания, и осторожно разглядывала его со второго этажа.
Антон тоже был блондином, но волосы его имели более тёмный оттенок, чем у Жени, и, в отличие от него, за своей причёской он совершенно не следил. Ростом он был ниже Евгения и не с такой грациозной походкой, гибкой фигурой, но зато в нём было то, чего Диана никогда не видела в своём партнёре.
Женя был слишком замкнутым. Одной из черт его характера была природная осторожность и холодная дистанция. У Антона же душа была нараспашку. Он мог сказать что-то, не подумав, а потом долго извиняться. Иногда его поведение выходило за рамки вежливости, манеры оставляли желать лучшего, но в глазах всегда светилось добро. Трудно было представить Антона, совершающего злодеяние, казалось, он был на такое не способен. Антон был типичный добряк. Это делало его в глазах Дианы более живым и не таким «стеклянным», как Женя.
– Диана, что вы до сих пор делаете в коридоре? Ваш урок начался пятнадцать минут назад.
Девушка подскочила от неожиданности, заслышав этот приятный, мягкий голос.
– Простите, Алиса Владимировна, – пискнула она, и юркнула в 26 класс на урок гармонии.
Алиса Владимировна со свойственной ей плавностью скользила по классу, читая лекцию про третью степень родства тональностей, а Диана следила за ней. Если на кого она и хотела бы быть похожей в своей жизни, то только на своего любимого преподавателя.
Это была очень непростая женщина: энергичная и сердитая, сильная и справедливая, уверенная в себе и добрая. Кроме того, она обладала колоссальным запасом терпения, никогда не повышала голос и всегда отлично выглядела. Диана её обожала.
Поймав себя на мысли, что она думает совсем не о том, о чём следует думать на уроке гармонии, девушка включилась в работу, отложив свои мысли до перерыва. Она моргнула пару раз и сфокусировала взгляд на доске, где уже выстроилась цепочка нот в скрипичном ключе. Диана решительно взяла в руку карандаш и склонилась над нотной тетрадью.
После урока у третьего курса теоретического отделения был двухчасовой перерыв. Диана как всегда не успела спросить у друзей, кто куда уходит, потому, оставшись одна и сердито нахохлившись, уселась на крайний стул на втором этаже у самой лестницы.
Это было её любимое место. Отсюда открывался замечательный вид на три стороны училища: Диане было видно, кто и с кем сидит под лестницей на первом этаже, кто входит и выходит из кабинетов в коридоре второго, и что делается на третьем.
Шумная, весёлая жизнь училища шла своим чередом. Кругом бегали восторженные первокурсники и второкурсники, расхаживали студенты последнего, четвёртого курса, мелькали знакомые лица родного третьего. Гудели духовики, стрекотали струнники – это значит, что скоро у дирижёров закончится хор, и в шестнадцатом классе будет симфонический оркестр.
А вот и РНХ в своих пёстрых, цветастых русских народных костюмах – самое весёлое и шумное отделение училища искусств. Руководители Народного Хора занимаются изучением русского фольклора, поют и танцуют так, что самая чёрствая душа тает.
Диана вытянула шею и разглядела знакомую белобрысую макушку. На Антоне была красная русская народная рубашка, подвязанная жёлтым кушаком, расшитым золотистыми нитями. Словно почувствовав её взгляд, он повернул голову, близоруко щурясь, и широко улыбнулся. Диана вздрогнула, помахала ему рукой и тут же залилась ярким румянцем.
За её спиной раздалось ехидное покашливание.
– И долго вы будете переглядываться? – негромко спросила Аня, её подруга ещё со школьной скамьи и однокурсница.
Она ловко перешагнула через Дианину сумку и опустилась на соседний стул.
Диана посмотрела на подругу озадаченно. Мысли её витали возле Антона, и она почти не слышала её слов.
С Аней они дружили уже десяток лет. Обладая статной крепкой фигурой, копной длинных рыжих волос, она походила на молодую, полную сил ведьму. Сходство увеличивали огромные, по-кошачьи зелёные глаза, которые казались ещё больше из-за очков и смотрели на мир с неизменной проницательностью и убийственной прямотой.
– Я говорю, долго ли продлится ваше перемигивание, – с усмешкой повторила Аня.
– Долго. – Лаконично ответила Диана, вытаскивая из-за её спины свой пакет с книгами, на который она облокотилась.
– Это глупо. Всё училище уже знает, что он тебе нравится, включая его самого. – Аня, до этого копающаяся у себя в сумке, подняла глаза, поправила очки в красивой золотистой оправе и встретила полный ужаса взгляд подруги, – А что ты удивляешься? Рассказать об этом Маринке – всё равно, что объявить на всю страну по радио.
– Но… она же его двоюродная сестра! – Диана была потрясена до глубины души.
Она всегда хорошо ладила с Мариной, как та могла выдать её секрет?!
– И что? – чуть насмешливо поинтересовалась Анна, – Ты ждёшь, что она устроит твоё личное счастье?
Диана надулась, сложив руки на груди.
– А почему бы и нет. Она оказывает на него огромное влияние.
Аня перестала копаться в сумке и внимательно посмотрела на подругу.
– Дело даже не в ней. Точнее, не только в ней. Твою привязанность не увидит только слепой.
Диана тут же перестала дуться и поёрзала на стуле. Аня была для неё своеобразным наставником на путь истинный, потому что говорила то, что думала, прямо и честно. При разговоре с ней лгать себе было совершенно невозможно.
– Что ты думаешь? – после небольшой паузы спросила она тихонько.
Аня отвела взгляд, вздохнула и отработанным движением вернула сползшие очки на переносицу.
– Я уже говорила тебе, что я об этом думаю, – серьёзным голосом проговорила она, выуживая, наконец, из сумки толстую коричневую книгу с потрёпанным переплётом, – ничего нового сказать не могу. Он тебе не подходит.
Диана понаблюдала за погрузившейся в чтение подругой некоторое время, а потом снова взглянула в коридор. Антона там уже не было.
– Ладно, пойду прогуляюсь, что-то засиделась совсем. – Она поднялась со стула и добавила, – и, кстати, я с тобой не согласна.
Она успела поймать встревоженный взгляд Ани, и у неё потеплело на душе. Какой бы резкой и прямой не была её подруга, а обижать Диану она всё же не хотела.
– Всё в порядке, – заверила её девушка, и, улыбнувшись, направилась на первый этаж.
Спускаясь с лестницы, Диана смотрела под ноги и не заметила, что на неё несётся нечто разноцветное и восторженно вопящее. Только оказавшись в крепких, пахнущих цветочными духами, объятиях и запутавшись лицом в пёстрых лентах, Диана разобралась, что к чему.
– Наташка, – прохрипела она, – ты переломаешь мне рёбра.
Невысокая, улыбчивая девушка, одетая в ярко-алый русский народный сарафан, подпрыгивала на ступеньках, как мячик.
– Привет, Ди! – звонко выкрикнула она, – Я тебя не видела так давно!
– Ты выздоровела, наконец? Что с тобой было?
Наташа была ещё одной дорогой подругой Дианы. Познакомились они уже в училище, но подружились очень быстро. От одного взгляда на эту солнечную, всегда такую сияющую девушку, становилось тепло на душе. Наташка была из тех людей, кто начисто сметает все негативные мысли одним своим присутствием.
– Да ничего особенного, – отмахнулась бестия, – простуда, как всегда. Как у тебя дела с… – она понизила голос, – … с нашим общим знакомым?
Диана улыбнулась.
– Никак. Но это поправимо.
– Правильно! – расцвела Наташка, и по-дружески пихнула её в бок, – ой, ладно, побегу. Ты придёшь на наш концерт?
Диана преувеличенно вздохнула.
– Куда же я денусь?
Наташка ещё раз ослепительно улыбнулась и, подхватив полы сарафана, убежала в коридор.
Спустившись на первый этаж, Диана помахала Насте с дирижёрского отделения, подмигнула Сергею со струнного и окинула взглядом холл.
К одиннадцати утра училище наполнилось смехом, звуком множества голосов и стало напоминать растревоженный улей. Тут и там кто-то что-то ронял, выкрикивал, куда-то бежал. Из коридора, ведущего на половину музыкантов, доносились звуки фортепиано и весёлые возгласы репетирующих народников. Перед огромным зеркалом, висевшим возле гардероба, вертелась стайка девочек. За своим столом дремал вахтёр, как он мог заснуть в таком шуме – оставалось загадкой.
Под лестницей на стульях кучей лежали чьи-то вещи, а рядом, на самом краю, приткнулся одинокий народник. На коленях у него лежала исчерканная пометками партитура, и он старательно что-то в ней высматривал, а потом принимался несмело дёргать струны треугольной балалайки.
– Эй, Диана!
Девушка повернулась на голос и улыбнулась в знак приветствия своему старому знакомому – Роберту, другу Антона.
Он учился на последнем курсе, и было удивительно, что вообще продержался до выпуска, ведь всё своё время он проводил под лестницей. Парень вальяжно развалился на стуле, закинув ногу на ногу, рядом с ним сидела очередная первокурсница.
Если Диане не изменяла память, уже пятая на этой неделе. У белокурой, кудрявой девушки было такое выражение лица, будто она увидела того самого принца, о котором мечтают все барышни, правда, без коня. Ди мысленно покачала головой: девочке понадобится час, чтобы понять, что Роберт под определение «принц» подходит так же, как слон под определение «балерина».
Улыбнувшись самой себе, Диана окинула любящим взглядом родные стены. Неясная тревога, вспыхнувшая после разговора с Аней, ушла, и настроение выровнялось.
Внезапно до неё донёсся пронзительный визг и заливистый девчачий смех. Вахтёр всхрапнул и проснулся, недоумённо озираясь по сторонам. Диану же непонятно почему вдруг взволновал этот звук. Она прошла через холл и свернула в коридор, где располагались классы общего фортепиано. Заглянув за угол, девушка тут же отшатнулась и в ужасе прижала ладонь ко рту.
За углом, возле боковой лестницы в укромном уголке, стояли Антон и Мила с дирижёрского отделения. Стояли они очень близко, и длинные тёмные волосы девушки змеями спускались с её плеч, обрисовывая тонкую талию. Милаша – так её называли подруги – прислонилась бедром к перилам лестницы и на её губах блуждала победная, кокетливая улыбка. Антон же смотрел на неё сверху вниз со знакомым хитрым прищуром. Смотрел так восторженно и жадно. Смотрел так, как никогда не смотрел на Диану.
Сердце девушки заколотилось, словно безумное, из глаз помимо воли брызнули слёзы. Изнутри поднималась горячая, опустошающая волна горькой обиды. «Когда? – металось в голове, – Когда они успели? Ещё вчера между ними ничего не было!».
Диана вжалась в стену, не обращая внимания на то, что шершавая поверхность штукатурки пачкает белым её тёмно-синее платье. Взгляд её зацепился за настенные часы.
Половина двенадцатого.
Следующий урок через полчаса.
Основы Познания Мира – самый ненужный и бестолковый предмет на свете, объединяющий в себе физику, химию, математику и астрономию, и в итоге не дающий ничего. Кто поставил его в расписание третьего курса теоретиков, которым и без того было ни продохнуть?
В коридоре послышались шаги, и Диана метнулась в сторону, стараясь слиться со стеной и сделаться незаметной. Но это было лишним. Если бы она вдруг выпрыгнула из-за угла в набедренной повязке и начала танцевать ламбаду, Антон с Милашей её вряд ли бы заметили. Эти двое смотрели только друг на друга, и их, по видимости, не волновало, что происходило вокруг. Причём, за один вот такой взгляд Диана бы отдала половину собственной души.
Глухая злость на весь мир вспыхнула в душе девушки, и она, резко оттолкнувшись от стены, быстрым шагом направилась к гардеробу.
«К чёрту познание мира со всеми его основами! – думала Диана, рьяно натягивая на себя куртку, – К чёрту Антона и его выдру! К чёрту всех!»
Девушка отпихнула с дороги попавшегося под руку Роберта и выскочила на улицу. Вдохнув влажного тяжёлого осеннего воздуха, она немного успокоилась. Тянущее чувство чуть отпустило, и Диана медленно побрела через парк, в сторону набережной.
Мокрые скамейки уныло стояли в лужах, небо над головой теряло редкие капли, и они падали на землю с тихим звуком. Увядающие, жалкие деревья стояли безмолвными изваяниями по обе стороны асфальтовой дорожки, навевая тоску и жалость. Диане всегда почему-то было жалко деревья, которые были вынуждены вечно стоять на одном месте, под проливным дождём или палящим солнцем.
Всё случилось так быстро, в одно мгновение её оптимистичный настрой на жизнь развеялся, и теперь казалось, что утро было в прошлой жизни.
Внезапно Диане вспомнился тот лукавый взгляд, который Антон подарил ей в перерыв. Теперь она понимала этот налёт интереса и предвкушение скорой забавы, промелькнувшие в его глазах.
Девушка резко зажмурилась, отгоняя волну гнева.
– Почему? Ну почему она? – чуть слышно спрашивала Ди кого-то, пиная опавшую листву носком туфли, – Два года продолжалась наша детская возня. Два года он слал мне лукавые улыбочки, приглашал на танец на дискотеке, благодарно целовал в щёчку, когда я ему помогала с уроками. Целых два года он держал меня как жука на ниточке – вроде бы и крылья свободны, но не улететь. Я столько сделала для него, а тут всего за один день всё решилось!
Маленькая старушка, проходившая мимо, с сочувствием взглянула на расстроенную девушку с налипшей на туфли листвой. Должно быть, услышала её бормотание.
Диана смутилась и ускорила шаг.
Перейдя несколько улиц, она вышла к берегу реки.
– Невезуха, – пробормотала она, подходя к светло-голубому бортику, окаймляющему набережную по всей длине.
Девушка безумно любила это место. Вид широкой синей Волги действовал успокаивающе. Было в этом что-то философское – люди живут и умирают, спешат, торопятся, плачут и смеются, а река ничуть не меняется. Течёт неспешно, несёт свои тяжёлые бессмертные воды через расстояния и дышит мерно, спокойно, бесконечно.
Девушка спустилась на самый нижний уровень набережной, где, присев на корточки, можно было дотянуться до воды рукой, и села на верхнюю ступеньку железной лестницы, исчезающей в глубине. По этой лестнице спускались зимой отчаянные люди, любящие купаться в проруби. Диана потрогала ледяную воду, и у неё тут же замёрзли пальцы. Она сжала мокрую ладонь в кулак и спрятала в карман.
На другой стороне Волги раскинулся Энгельс. Его город. Диана догадывалась, что живёт Антон где-то недалеко от его центра, и удивилась тому, что не знает где именно. Вдруг вспомнились его глаза, цвета летней, слегка запыленной городской листвы, блестящие, живые. Диана мечтала о нём два года. Ей нравился его широкий разворот плеч, пшеничные волосы, всегда так мило торчащие в стороны, его руки с пальцами музыканта – изящными и гибкими.
А теперь в его глаза смотрит другая. Его красивые руки касаются её, и она перебирает его светлые, мягкие волосы. Она, которая его ни капельки не достойна!
Диана сердито сморгнула вновь подступившие слёзы. «Не буду плакать! – подумала она решительно, – больше никогда я не буду из-за него плакать!»
Она, конечно, не сдержала этого обещания.
Девушка обняла колени руками и склонила на них гудящую голову. Хмурое небо над ней раскололось вспышкой молнии, а потом, чуть запоздав, вдали прогрохотал гром. На лоб Дианы упала первая капля, но она только закрыла глаза, позволяя редкому, ленивому дождю смывать следы слёз со щёк.
Капли запутывались в тёмных, длинных волосах цвета спелого каштана, которые, почувствовав влагу, тут же завивались в плотные тугие локоны. На сердце было тяжело и мерзко. Больше всего Диане хотелось спрятаться где-нибудь, где бы её никто не нашёл, свернуться там клубочком и заснуть, пока весь этот кошмар не закончится. Но она прекрасно понимала, что при её плотном графике такая роскошь недостижима.
В три часа у неё индивидуальное занятие по фортепиано, а потом нужно идти на репетицию – через месяц спектакль. Домой она сегодня попадёт только в восемь вечера, где её будет ждать домашнее задание и отчим, которому наверняка нужно будет сварить что-то съестное.
Диана вздохнула, открыла глаза и недолго наблюдала, как капли падают в речную воду и заставляют её идти мелкой кружной рябью. Вода в реке, отражая плачущее небо, сделалась серой и безликой, мокрый асфальт потемнел, и всеобщая осенняя картина набережной потускнела под дождём, как старый выцветший холст с пейзажем. Девушка поднялась на ноги, пригладила кудрявые волосы и направилась обратно к училищу.
В голове у неё роились невесёлые мысли.
Своего отца девушка помнила не слишком хорошо. Мелькали мимолётные воспоминания о тёплых больших руках, о добрых глазах, о весёлых играх, но если бы она попыталась представить его лицо, у неё бы не вышло. Лиза папу не помнила совсем.
Когда отчим впервые появился в жизни Дианы, он произвёл на неё странное впечатление. А точнее сказать, вовсе его не произвёл.
Ей было двенадцать, а сестре – семь лет, когда этот человек впервые переступил порог их дома. Мама представила его как Михаила Константиновича и сказала, что теперь они будут жить все вместе. Ди, помнится, восприняла эту новость спокойно, только поздоровалась. Но Лиза сразу спряталась за юбку матери, а ночью вся в слезах пришла к Диане в постель и бессвязно пролепетала, что ей страшно, что «новый дядя» заберёт её. Прошло полгода, прежде, чем она совсем перестала бояться отчима.
Михаил Константинович был невысоким, коренастым мужчиной с хорошей, подтянутой фигурой, тёмными волосами, и выглядел бы вполне привлекательно. Но дело было в его глазах. Такого тёмного оттенка глаз Диана не видела ни у кого. Его глаза напоминали дыры, и смотреть в них было жутко. Взгляд у отчима был тяжёлым, холодным и расчётливым. Если вспомнить поговорку, про то, что глаза – зеркало души, то души у этого человека не было вовсе. Лиза однажды сказала, будто в глазах у «нового дяди» живёт темнота. Положа руку на сердце, Диана была с ней согласна. А ещё она бы добавила, что темнота живёт не только у него в глазах.
Конец ознакомительного фрагмента.