Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну?. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. 1939 ГОД. АПРЕЛЬ (Л. М. Павлов, 2017)

1 апреля Литвинов вызвал Гжибовского чтобы уточнить, чем Варшава руководствуется, отклоняя четырехстороннюю декларацию. Потемкин вчера говорил с послом на основании газетных сведений, но после этого Майский сообщил, что Кадоган говорил ему о нежелании Польши участвовать в любых комбинациях вместе с Советским Союзом. В виду столь официального подтверждения газетных сведений Кремль хотел бы выяснить, у польского правительства, соответствуют ли сообщению форин офиса позиция Польши, чем она вызывается и как объясняется.

Посол сначала выразил недовольство тем, что Кремль обращается с этими запросами к нему, а не прямо к Беку через советского поверенного. Нарком пожаловался, что Бек редко или почти никогда не принимает нашего поверенного, а говорить с подчиненным лицом о таких вещах не стоит.

Посол сказал, что сообщенная из Лондона формулировка для него нова, хотя она вполне логична. Варшава стоит на твердой позиции – не входить ни в какие соглашения с одним из своих сильных соседей против другого, то есть ни с Германией против СССР, ни с СССР против Германии, иначе приходилось бы, в зависимости от обстоятельств, просить поддержки то у СССР, то у Германии. Польская политика тогда подверглась бы постоянным колебаниям, например, в сентябре, когда советские войска выдвигались к польской границе и над Польшей летало около 190 аэропланов. Польша все же не просила поддержки у Германии. Хотя Польша выступала тогда против Чехословакии для отобрания ранее принадлежащей ей земли, но она своих действий не согласовывала с Германией. Вообще Польша очень благодарна Чемберлену за его выступление, но она не будет полагаться на внешнюю помощь и вообще в защитниках не нуждается. Гарантии других держав вообще дело весьма деликатное, а тем более гарантии соседей. Если Польша хочет избежать такого положения, то это не должно ставиться ей в пассив.

Подумав, Гжибовский вновь просил избавить его от передачи советского запроса или разрешить ему передать в Варшаву только этот разговор. Нарком напомнил послу, что он только что сам выражал сомнение по поводу английской версии, стало быть он должен запросить Варшаву, верна ли эта версия. Ему остается лишь добавить, что запрос им делается по инициативе Советского правительства. Гжибовский с этим согласился.

По существу замечаний посла нарком ничего не стал говорить до получения ответа из Варшавы, тем более, что посол развивал свои пожелания от своего личного имени, а не по поручения правительства. В порядке теоретической дискуссии, однако, нарком сказал, что аргументация посла не безупречна. Может быть, если говоря абстрактно, вне пространства и времени, положение о неудобствах соглашения с одним сильным соседом против другого верно. Если, однако, рассуждать политически и конкретно, то положение верно лишь тогда, когда оба соседа одинаково миролюбивы или одинаково агрессивны. Когда же нет сомнений в агрессивности одного соседа и в миролюбии другого, действуют другие положения. Агрессивность Германии, вызывавшая до сих пор сомнения у деятелей типа Чемберлена, ошибочно полагавших, что Гитлер озабочен лишь восстановлением нарушенной в Версале «справедливости», и объединением немецкой расы, теперь общепризнанна. Речь ведь до сих пор не шла о соглашении только с соседом, а о международных акциях. Теория о недопустимости блоков или так называемого окружения Германии, уже состоятельна после того, как возник блок агрессивных стран: Германии, Италии, Японии, Испании и Венгрии, куда втянута уже Чехословакия и другие страны. Если же объединенные действия необходимы, то смешно говорить об устранении «соседей», которые могут оказать существенную помощь. Разве англо-французский блок не основан на соседстве? Наконец, объяснение, данное послом не совсем совпадает с формулировкой, которую сообщил Кадоган, и в Кремле хотят знать, какое объяснение своей позиции Варшава дала Парижу и Лондону. Не думает ли посол, что было бы более корректным для Польши свой ответ и объяснения сообщить непосредственно Москве, чтобы она не узнавала об этом через Лондон. Литвинов усомнился в фактах, приведенных послом о передвижении войск и полетах, якобы случившихся в сентябре, которые наркому не известны, так как он находился тогда в Женеве. (Литвинов кривил душой: он просто не мог не знать о том, что командование Красной Армии отдало приказ перебросить к польской границе 40 дивизий с танками и самолетами. – Л.П.). Нарком сказал, что не следует забывать, что Чехословакия находилась тогда под германской угрозой, против которой СССР обязался оказать Чехословакии помощь. Нападение Польши на Чехословакию заставило бы ее вместе с Германией участвовать в общих военных действиях против Чехословакии, а следовательно, против СССР, и СССР должны были принимать меры самозащиты. Гжибовский уклонился от дальнейшей дискуссии на эту тему, и стал уверять, что отношения между СССР и Польшей могут быть доверчивые и хорошие, но что их нужно строить. Он отдает себе полный отчет в затруднительном положении своей страны. Его сильно тревожит положение Литвы после оккупации Мемеля и полученные им сведения о скором объявлении протектората над Венгрией. На вопрос наркома, будет ли Польша и тогда удовлетворена общей границей с Венгрией, посол ответил, что стремление к общей границе было правильным, но вышло не так, как предполагалось, то есть, это была ошибка.

Посол видит дальнейшие польско-советские контакты во многих сферах. Он сказал о возможном движении Германии на северо-восток, и если на этой почве у Советского Союза будет конфликт с Германией, то Польша будет на стороне СССР ввиду огромного значения, которое Польша придает Балтике. Если когда-либо вообще Польше придется плохо, она сама, вероятно, будет просить Советский Союз о помощи, но пока нет необходимости создавать добавочные причины напряжения. Создание антигерманского блока еще больше сплотит Германию и Италию. Нарком напомнил послу, что СССР сам не раз искал контакта с Польшей на этом участке, когда предлагал совместные действия²¹⁰.

1 апреля Сидс попросился на прием к Литвинову, и, не объясняя цели визита, спросил у наркома, что он думает по поводу заявления Чемберлена. По мнению Сидса, в Кремле должны приветствовать это заявление как проявление новой английской политики по пути коллективной безопасности. Он ожидает, что Правительство СССР поймет и оценит это заявление. Нарком сначала выразил недоумение, что после того как Англия по своей инициативе обратилась к Правительству СССР с предложением о совместной декларации, и Правительство СССР ответило положительно, оно ничего больше не знает официально о судьбе этого начинания. Лишь Кадоган говорил Майскому об отрицательной позиции Варшавы, однако в Кремле «не знают, надо ли считать эту затею окончательно провалившейся, или же заявление премьер-министра есть условие согласия Польши на декларацию». Сидс ответил, что Кадоган и Галифакс знакомили Майского с положением дел, и что сам Сидс считает вопрос о декларации окончательно отпавшим. Он снова спросил, какое впечатление произвело на Советское правительство заявление Чемберлена по поводу гарантий Польше. Литвинов ответил, что ему не совсем понятен смысл этого заявления: действительно ли Англия решила встать на путь борьбы с агрессией вообще, где бы она ни возникала, или же речь идет о соглашении между Англией, Францией и Польшей и даже с Румынией, которое обусловлено особыми соображениями и интересами? Москва на все официальные предложения Английского правительства ответила; затея английского правительства провалилась, и Советское правительство считает себя свободным от всяких обязательств.

Сидс этим ответом был ошарашен настолько, что не нашел ничего лучшего, как спросить: «Значит ли это, что СССР впредь не намерен помогать жертве агрессии?» Литвинов ответил, что Советский Союз может быть, помогать будет в тех или иных случаях, но он считает себя ничем не связанными, и будет поступать в соответствии со своими интересами. Сидс промямлил, что ему очень неприятно встретить со стороны наркома такое холодное отношение к заявлению премьер-министра, которое, по мнению посла, заслуживает лучшей оценки.

Литвинов, явно довольный собой, записал в отчете о беседе, что принял посла очень холодно, выражая это не столько словами, сколько поведением, и от продолжения разговора уклонился²¹¹.

Вот так совместными усилиями была похоронена вполне здравая инициатива Лондона. Польша испугалась участвовать в одном блоке с СССР: судя по тому, что писал Майский, советской дружбы поляки боялись куда больше, чем гнева Германии. Причина страхов в том, что в Кремле не видели иного способа противодействия агрессору, кроме прямого военного столкновения, которое, к тому же, в соответствии с тогдашней советской военной доктриной, должно было произойти на чужой территории Этим и объясняется весьма прохладное отношение советского руководства к разного рода, как считали в Москве, пустым декларациям.

Но Польша вовсе не желала, чтобы разборки между Германией, СССР, Англией и Францией проходили на ее территории: если бы такое столкновение и в самом деле случилось, поляков результат не очень бы волновал, поскольку страна была бы разрушена, а итогом все равно была бы оккупация – германская или советская. Оккупант кормить не будет, и с этой точки зрения, если уж не удается обойтись без присутствия на своей территории иностранной армии, то лучше постараться избежать разрушений промышленности, сельского хозяйства, транспортной инфраструктуры. В таком случае есть хотя бы надежда, что население не вымрет от голода. Примерно такой же позиции придерживалось и правительство Чехословакии, соглашаясь без борьбы отдать свою страну. Разница очевидна: Польша не смогла избежать военной агрессии, стала воевать, была разрушена до основания, а в результате все равно получила многолетнюю оккупацию – сначала германскую, потом – советскую. Чехословакия тоже получила оккупацию, но без сильных разрушений страны, да и германский оккупационный режим в Чехословакии был не таким звериным, как в других странах Восточной Европы, и уж тем более – в Польше.

В то же время, Сталин, не желая видеть иного способа, кроме военного, упорно настаивал на участии Польши в антигитлеровском блоке, выдвигая, по сути дела, неприемлемые для нее условия, на которые Варшава заведомо бы не согласилась. Упорство, с каким Москва добивалась привлечения Польши, зная, что этого участия не будет ни в каком виде, напугало Варшаву куда больше, чем посягательства Гитлера. Кроме того, это дает основание предположить, что Сталин преследовал совсем иные цели.

2 апреля французский поверенный в Москве Жан Пайяр направил Бонне телеграмму, в которой со слов Сидса рассказывал о его встрече с Литвиновым, и сообщал, что во время беседы нарком вскользь упомянул, что, в конечном счете, политика изоляции может быть самой выгодной для СССР. Этой шуткой нарком стремился стимулировать усердие Сидса, но шутки Литвинова почти всегда указывают на альтернативные направления в ходе мыслей советских руководителей. Пайяр пришел к такому выводу исходя из некоторых намеков, сделанных ему наркомом, и передающих в более или менее точной форме тот же недоверчивый настрой. Вспоминая о Мюнхене, Советское правительство в некоторых отношениях находится под впечатлением, что его то приближают, то отстраняют, что с ним ведут игру и что даже у кое-кого может быть задняя мысль скомпрометировать его по отношению к Германии, с тем, чтобы еще больше изолировать. В то же время, если СССР и готов действовать совместно с другими миролюбивыми державами и разделить вместе с ними риск, то он вовсе не желает «служить громоотводом». Во 2-м пункте программы Сталина о задачах компартии (имеется ввиду речь на XVIII съезде ВКП(б). – Л.П.) эта озабоченность выражена достаточно отчетливо. Обеспокоенность явно прослеживается и в газетных публикациях, требующих конкретных действий, а не заявлений со стороны западных держав. После событий в Чехословакии в связи с решительной позицией Франции, Англии и США в СССР произошло отчетливое возрождение идеи коллективной безопасности. Вместе с тем была отмечена некоторая непоследовательность в линии западных государств и возникли сомнения. Пайяр советовал Бонне несколько успокоить Кремль²¹².

Литвинов, как опытный дипломат, в совершенстве владел искусством скрывать свои мысли. Но во время встречи с Сидсом, он, похоже, проговорился, сказав, что политика изоляции может быть самой выгодной для Советского Союза. Эту оговорку можно было и не заметить, посчитать досадной оплошностью, если бы не вся предыдущая и вся последующая политика Кремля, делавшего все для того, чтобы и в самом деле оказаться в международной изоляции. Позиция достаточно удобная, чтобы можно было говорить о враждебном окружении, что СССР – осажденный лагерь.

3 апреля начальник верховного командования вооруженных сил Германии генерал-полковник Вильгельм Кейтель²¹³ подписал инструкцию для вооруженных сил на период 1939–1940 годы.

1. Разработка [плана] должна проходить таким образом, чтобы осуществление операции было возможно в любое время, начиная с 1 сентября 1939 года

2. На верховное командование вооруженных сил возлагается задача разработать точную таблицу взаимодействия по плану «Вайс» и обеспечить взаимодействие во времени между тремя видами вооруженных сил.

3. Свои соображения и материалы для таблиц взаимодействия командующие видами вооруженных сил должны представить верховному командованию вооруженных сил к 1 мая 1939 года».

В инструкции указывалось, что Часть I («Обеспечение границы») и часть III («Данциг») будут разосланы в середине апреля. Отмечалось также, что инструкция для вооруженных сил о единой подготовке военных действий на период 1939–1940 гг. перерабатывается²¹⁴.

Забавные зигзаги делает порой история: в 1939 году в чине генерал-полковника Кейтель подписал военный документ, положивший, по сути, начало Второй мировой войне. Он же, уже в чине генерал-фельдмаршала через шесть лет подписал Акт о безоговорочной капитуляции Германии, означавший победу антигитлеровской коалиции, и положивший конец Второй мировой войне в Европе. И кому после этого придет в голову заподозрить старушку Клио в несправедливости?

3 апреля Литвинов направил Сталину и Молотову секретную записку: «За границей распространяется убеждение в том, что о помощи Польше, в случае нападения на нее, можно с нами заранее не разговаривать и что мы автоматически будем снабжать Польшу оружием, авиацией и т. п.» Нарком предлагал рассеять эти предположения, опубликовав опровержение ТАСС²¹⁵, каковое Опровержение и было опубликовано на следующий день:

«Газеты «Тан» и «Эвр» напечатали сообщение агентства Гавас из Москвы, в котором говорится, что СССР обязался, будто бы, или обещался обязаться в случае войны снабжать Польшу военными материалами и закрыть свой сырьевой рынок для Германии. ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение не соответствует действительности, так как СССР не давал никому таких обещаний и не брал таких обязательств»²¹⁶.

Это сообщение было адресовано не столько Франции, Англии и Польше, сколько Германии: если Гитлер нападет на Польшу, СССР помогать ей не будет. И свое обещание в Москве сдержали: после того, как Германия развязала войну, Советское правительство не только отказало Польше в помощи, но и перекрыло транзит польских грузов через территорию СССР.

3 апреля Галифакс выступил в палате лордов с речью о внешней политике правительства Англии. Галифакс подчеркнул, что между английским и французским правительствами существует в течение последнего времени тесный контакт и что по всем вопросам точка зрения обоих правительств совпадает. Галифакс указал, что английское правительство начало переговоры с другими правительствами «в целях восстановления в Европе доверия, подорванного опасениями пограничных с Германией стран за свою независимость». Заявив, что переговоры с правительствами других стран продолжаются, Галифакс сказал: «Английское правительство полностью осознает, какое важное значение имеет позиция советского правительства, и придает большое значение поддержанию с ним добрых отношений». Указав далее, что отношения некоторых держав с Советским Союзом осложнены, Галифакс заявил: «Я могу заверить палату лордов и том, что подобных трудностей для английского правительства не существует».

Касаясь приезда Бека в Англию, Галифакс подчеркнул: «Наше обязательство по отношению к Польше означает новый и чрезвычайно важный поворот в английской политике. Мы взяли на себя это обязательство отнюдь не из чувства враждебности к какой-либо стране, но в надежде и уверенности, что, поступая таким образом, мы сможем укрепить дело европейской стабилизации и мира». (Бек прибыл в Лондон в тот же день, и Галифакс встречал его на вокзале. Английская печать уделяла англо-польским переговорам большое внимание, предсказав, кроме всего прочего, что Лондон предоставит также гарантии Румынии²¹⁷.).

Галифакс категорически отклонил, как не соответствующее действительности, предположение о том, что последние действия английского правительства продиктованы желанием окружить Германию²¹⁸.

3 апреля в английской палате общин начались дебаты по вопросам внешней политики английского правительства, в которых с большим заявлением выступил Чемберлен. Он вслед за Галифаксом повторил, что английские гарантии независимости Польши являются огромным изменением всей внешней политики Англии, и по существу являются новым историческим поворотным пунктом в английской внешней политике. И в этом отношении заявление от 31 марта является столь значительным предзнаменованием изменения английской внешней политики, что можно уверенно говорить, что в английскую историю оно войдет как совершенно новая глава. Декларация такой важности имеет в виду не незначительные мелкие пограничные инциденты. Речь идет о гораздо большем, что может скрываться даже и за мелким пограничным инцидентом. Нет сомнений, что в случае, если независимость Польши подвергнется угрозе, то польский народ окажет энергичное сопротивление. Смысл декларации означает, что при такой обстановке Франция и Англия немедленно пришли бы на помощь полякам.

Вспоминая историю переговоров в Мюнхене и заявления Гитлера о том, что Германия стремится лишь к включению в свой состав немцев, живущих в соседних государствах, Чемберлен сказал: «Эти заверения теперь выброшены на ветер. И это является новым фактором, который совершенно уничтожает всякое доверие и который вынудил правительство Англии пойти на столь большой поворот в своей внешней политике. Доверие, которое было так серьезно подорвано, не может быть легко восстановлено. Мы были вынуждены, таким образом, заново пересмотреть сложившуюся обстановку».

Подчеркнув, что Англия «не возьмет на себя никаких не уточненных обязательств, которые вступали бы в силу при непредвиденных условиях», Чемберлен сказал: «Но в данном случае мы берем на себя определенные обязательства, обусловленные определенной возможностью, а именно: возможностью попытки установить господство над всем миром посредством

силы. Если бы эта политика действительно была политикой германского правительства, то совершенно ясно, что не одна только Польша находилась бы в опасности. И та политика, которая заставляет нас пойти на эту гарантию

по отношению к Польше, конечно, не могла бы считаться выполненной, если

бы мы ограничили себя только этим единственным случаем, ибо в конце концов объектом нападения может стать и не Польша».

Далее Чемберлен указал, что последние события «породили беспокойство и неуверенность относительно будущих намерений Германии во всех соседних с нею государствах. Каковы бы ни были результаты переговоров, которые проходят сейчас между английским правительством и правительствами других стран, они не содержат никакой угрозы для Германии до тех пор, пока Германия будет добрым соседом». Касаясь разговоров о «политике окружения» Германии, Чемберлен сказал: «Подобные заявления являются фантастическими. Это не политика окружения Германия, а политика самозащиты».

Относительно взаимоотношений Англии и Советского Союза, Чемберлен заявил, что хотя идеологические разногласия существуют, «дело обстоит таким образом, что эти разногласия не имеют значения при решении вопроса об отпоре агрессии».

Выступившие вслед за Чемберленом лидер либералов Синклер, Уинстон Черчилль, Ллойд Джордж, Иден говорили о необходимости преодоления разногласий с Советским Союзом, о том, что только во взаимодействии с ним можно предотвратить войну²¹⁹.

4 апреля Литвинов принял Гжибовского по его просьбе. Посол сказал, что правительство Польши официально отклонило предложение Англии о декларации четырех держав. Однако это относится к тем комбинациям, которые направлены исключительно против Германии. Возвращаясь к вопросу о том, упомянула ли Польша в ответе английскому правительству, что она отказывается также от участия в комбинациях, направленных против СССР, Гжибовский зачитал инструкцию своего правительства, и, вместо того, чтобы ответить прямо, сослался на зарубежную прессу. Посол показал наркому газеты «Тан» и «Таймс», где говорилось, что Польша отклонила требования о Данциге, о постройке автострады через «коридор» и о присоединении Польши к антикоминтерновскому пакту.

Литвинов спросил, насколько эти сообщения иностранных газет достоверны? Гжибовский ответил, что эти газеты обычно хорошо информированы и добавил, что сугубо отрицательное отношение Польши к антикоминтерновскому пакту хорошо известно европейским государствам и участникам пакта. На язвительный вопрос Литвинова: «Известно ли это им также из газет?», Гжибовский ответил, что это известно им от польского правительства. На другой не менее язвительный вопрос о реакции Польши на требования Германии, посол указал, что Польша ответила мобилизацией, и что польское правительство отказалась даже вести переговоры по этим требованиям. Конфиденциально и «в частном порядке» он добавил, что если Германия не откажется от своих намерений начать войну в Восточной Европе, то военных сил Советского Союза и Польши будет вполне достаточно для того, чтобы воспрепятствовать этим агрессии. Если же речь идет об агрессии Германии против западных стран, то каждое государство должно брать на себя лишь конкретные и точные обязательства.

Литвинов сказал, что он понял ответ в том смысле, что Польша не намерена примыкать ни к каким блокам государств, в которых будет представлен Советский Союз, направленных против Германии. Даже в восстановленном виде польская формулировка вряд ли найдет понимание и одобрение в Кремле. Литвинов сказал: «Вам должно быть известно, что так называемый антикоминтерновский пакт отнюдь не направлен против СССР или исключительно против него. Он направлен также против Франции и Англии, и даже Соединенных Штатов. Это доказано тем спором, который сейчас ведут участники пакта, каждый из которых хочет, чтобы острие пакта было направлено против наиболее интересующего его противника». Значит, Польша отказывается участвовать не в антисоветском блоке государств, а в таком блоке, который направлен против ряда миролюбивых государств, что не может не радовать советское руководство. В то же время в Кремле знают, что в свое время Польша готова была примкнуть, и даже вела агитацию за так называемый «пакт пяти» в составе Англии, Франции, Германии, Италии и Польши. (Литвинов лукавит, намеренно или нет, включая Польшу в «пакт четырех», в котором Польша никогда не состояла, и вряд ли глава советского внешнеполитического ведомства этого не знал. – Л.П.). Нарком подчеркнул, что подобная комбинация была бы направлена против СССР. Однако СССР понимает, что Польша меняет свою прежнюю политику равновесия, если она соглашается заключить пакт о взаимопомощи с Англией в момент наибольшего обострения англо-германских отношений. Обязуясь в случае агрессии помогать Англии и Франции, Польша может быть вовлечена и в борьбу против Италии, выступающей на стороне Германии. В то же время, если Германия начнет агрессию против прибалтийских государств, а Польша захочет этому помешать, она обязательно обратится за помощью к своим нынешним союзникам – Англии и Франции. Таким образом, не прекращая разговоров о нейтралитете и равновесии, правительство Польши, помимо своего желания, становится на путь коллективной безопасности.

Гжибовский, вежливо молчавший на протяжение всего длинного монолога наркома, встрепенулся, и сказал, что при возникновении критической ситуации Польша обязательно обратится за помощью к Советскому Союзу. На эту реплику Литвинов сказал, как отрезал: Польша может обратиться, когда будет уже поздно, и для Советского Союза «вряд ли приемлемо положение общего автоматического резерва. Теперь более чем когда-либо необходима ясность в отношениях, и пресса по мере сил старается содействовать внесению ясности, и обижаться тут не на что». Посол сказал, что он защищает несовершенную политику своего правительства, на что Литвинов ответил, что несовершенство всегда подвержено критике²²⁰.

Гжибовский посетил наркома лишь для того, чтобы сообщить о решении своего правительства отклонить предложение Англии о декларации, но беседа затянулась. Однако, и то, что он говорил, и то, что ему отвечал нарком, было, по сути, пустым разговором, состоящим из одних только взаимных упреков, недомолвок и иносказаний. Позиция Польши озвучивалась до этого много раз – стойкое нежелание участвовать в блоке, где будут представлены СССР и Германия, либо в блоке, противостоящем одной из этих держав, стремление сохранить хотя бы видимость добрососедских, но не союзнических отношений с Берлином, отказ от присоединения к антикоминтерновскому пакту. Заслуживает внимания и высказывание Гжибовского о том, что в случае агрессии Германии в Восточной Европе военных сил Польши и Советского Союза будет достаточно, чтобы обуздать агрессора. То есть, в Варшаве вовсе не исключали совместной с СССР борьбы с агрессором. Кроме того, Варшава прямо заявила о том, что взаимность понимает таким образом, что помощь, которую окажут ей, должна быть сопоставимой с той помощью, которую способна оказать она, а в этом смысле возможности Польши ограничены. Политику Польши можно охарактеризовать одним словом – нейтралитет. Советская политика по отношению к Польше также не была ни для кого секретом: обуздание агрессора виделось Кремлю исключительно прямыми военными действиями, что неизбежно вело к войне. А, поскольку, все советские руководители всегда бахвалились, что война будет вестись на чужой территории, всем в Польше было ясно, что в таком случае война будет вестись на территории Польши. При этом в Кремле постоянно декларировали свое стремление создать в Европе мощную систему коллективной безопасности. Однако ничего такого, что на самом деле всерьез заинтересовало бы предполагаемых союзников и тем самым предотвратило бы сползание Европы к войне, Москва не предлагала, а на предложения, поступающие от других участников мирного процесса, реагировала почти всегда не то, что сдержанно или негативно, а просто враждебно.

4 апреля Литвинов в письме Мерекалову отмечал, что предложение Англии Советскому Союзу подписать совместную декларацию, пока застопорилось из-за возражений Варшавы, которая заявила, что она не может примкнуть ни к какой акции, направленной против Германии. Чемберлен и Бонне, вероятно, обрадовались польским возражениям и стали придумывать комбинацию без советского участия. Правительства Франции и Англии заявляют Правительству СССР, что они, конечно, еще не отказались от мысли какого-то общего блока, что они не намерены игнорировать СССР, что будут консультировать Советское правительство и, действительно, иногда кое-что сообщают Майскому и Сурицу, но Кремль занимает весьма сдержанную позицию, давая понять, что для него не приемлемы любые планы, разработанные без его участия. Европе без Советской России не обойтись, и чем позже к ней обратятся за помощью, тем дороже заплатят. (Фраза для чужих глаз не предназначенная, говорит о многом. Сталин выбирал, кто заплатит больше – демократы или фашисты. Больше заплатили фашистская Германия: Франция и Англия предлагали России защищать саму себя, и помочь защитится союзникам. Гитлер предложил ничего не делать, да еще и половину Польши, Прибалтику, Финляндию и Бессарабию за невмешательство посулил, хотя, как станет понятно после начала Второй мировой и Великой Отечественной войны, это была не плата, а жертва количества и выигрыш качества, и количества. Кроме того, в случае большой войны в Европе шаги призрака мировой революции становились бы все слышнее. При таких условиях выбор Сталина был очевиден. – Л.П.). СССР относится, поэтому, совершенно спокойно к шуму, поднятому вокруг так называемого изменения английской политики. Судя по отрывкам речи Гитлера, он чувствует себя менее уверенно, чем прежде. Заявления Чемберлена, если не окончательно испугали его в такой степени, чтобы он отказался от своих планов, все же внесли некоторое смятение. Известно, что Муссолини без особого восторга воспринял новые германские захваты, но он вынужден терпеть их, ибо ему в настоящий момент от «оси» не уйти²²¹.

4 апреля правительство Франции обсуждало вопрос, в чем может практически выразиться французская помощь Польше и Румынии, если на них нападет Германия. Даладье сказал, что, поскольку дело идет о Польше, то только в объявлении войны Германии. Бонне сказал, что Советский Союз по франко-советскому пакту 1935 г. «формально» вмешаться не должен, и что Франция собирается вести с ним переговоры. На высказанные членами кабинета сомнения о том, что Советское правительство в одностороннем порядке возьмет на себя такие обязательства и на вопрос, добились ли сейчас Англия и Франция согласия Польши на подписание четырехсторонней декларации, Бонне ответил, что окончательно это выяснится после визита Бека. Скорее всего, Варшава, даже получив специальные гарантии, декларацию не подпишет, и максимум на что она согласятся – это заключить пакт с Румынией против наступления Германии. Отрицательное отношение Польши к декларации, кроме ее нежелания вступить в альянс с СССР, Бонне объяснил и характером декларации. Поляки утверждают, что Англия и Франция подставляют ее под удар Германии, предлагая взамен консультации и обещания, которые ни к чему не обязывают. В результате этого и созрело решение предоставить Польше специальные гарантии.

Бонне задали вопрос: нельзя ли вместо декларации о консультации заключить договор четырех держав о взаимной помощи с конкретными военными обязательствами? Даладье это подхватил и сказал, что он с первого дня был такого же мнения, что он не сомневается в согласии на это Советского правительства, но не уверен в правительстве Польши. Тогда правые министры подняли вопрос, нельзя ли обойтись без общего пакта, а добиться той же цели путем параллельных договоров: Франция и Англия заключают договоры о взаимопомощи с Польшей и Румынией, а те, в свою очередь – такие же договоры с Советским Союзом. Большинство членов правительства выразило сомнение в том, что из этого что-либо выйдет.

В результате дебатов Бонне предложили после предварительного соглашения с правительством Англии начать зондировать у Кремля почву по всем трем направлениям: пересмотр франко-советский пакта так, чтобы он действовал и при выполнении Францией ее союзнических обязательств в отношении Польши и Румынии; отношение СССР к пакту взаимопомощи четырех держав; пакт взаимопомощи между СССР, Польшей и Румынией²²².

4 апреля в Лондоне начались переговоры между Чемберленом, Галифаксом и Беком. В беседе с Галифаксом Бек заявил, что Польша придает большое значение сохранению корректных отношений с Советской Россией. Однако любой пакт о взаимопомощи между Польшей и Россией вызовет немедленную враждебную реакцию со стороны Берлина. Галифакс сказал, что в том случае, если Польша, Англия и Франция окажутся в беде, нужно было бы добиться максимального сотрудничества с СССР. Бек с этим согласился, но сказал, что нельзя делать ничего такого, что приблизило бы начало войны. Польша готова улучшить отношения с СССР, но не готова их расширять. Важно не вызвать конфликта, хотя трудно сказать, действительно ли конфликт неизбежен. Бек напомнил, что во время переговоров, которые привели к заключению франко-советского пакта, с Лавалем была достигнута договоренность о том, что никакие обязательства, взятые Францией по отношению к России, не могут расширить польские обязательства. Если Франция и Англия возьмут на себя обязательства по отношению к России, Польша сделает такую же декларацию²²³.

Итогом англо-польских переговоров стало подписанное 6 апреля совместное коммюнике. В нем говорилось, что беседы продемонстрировали полное согласие правительств обоих государств относительно некоторых общих принципов внешней политики. Было согласовано, что обе державы готовы вступить в постоянное и взаимное соглашение с целью заменить временную и одностороннюю гарантию безопасности, данную Англией Польше 31 марта 1939 года. Пока между Англией и Польшей не будет заключено постоянного соглашения, Бек гарантировал Англии, что Польша считает себя обязанной оказать помощь Англии на тех же условиях, что содержатся во временной гарантии, уже данной Польше Англией. Постоянное соглашение между Англией и Польшей ни в коем случае не будет направлено против какой-либо другой страны, а должно гарантировать Англии и Польше взаимную помощь в случае любой прямой или косвенной угрозы независимости одной из сторон. Чемберлен и Бек признали, что некоторые вопросы, включая более точное определение различных ситуаций, при которых могла бы возникнуть необходимость в такой помощи, потребуют дальнейшего изучения, прежде, чем Польша и Англия заключат между собой постоянное соглашение. Они договорились не мешать друг другу заключать с другими державами любые соглашения, направленные на укрепление мира во всем мире²²⁴.

Лондонское коммюнике – первый камень, уложенный в фундамент антигитлеровской коалиции: не какая-то одна держава давала желаемую, но одностороннюю гарантию другой стране, а два государства брали на себя взаимные обязательства оказывать друг другу помощь, в том числе, и военную. Это был документ, открывающий широкие возможности для продолжения и расширения строительства системы коллективной безопасности. Однако, европейские державы, и, как ни горько это признать, Советский Союз, не воспользовались благоприятной ситуацией, предпочтя, говоря языком советской дипломатии, разговоры о мире реальным действиям по созданию блока государств, желающих и способных дать отпор Германии и Италии. Может, потому, что политика Лондона и Парижа предполагала, в отличие от политики, проводимой Советским Правительством, сохранение мира в Европе не только военными средствами?

Другим результатом переговоров в Лондоне стало предоставление Польше займа в 30 млн. фунтов стерлингов на вооружение. (Сумма по тем временам не такая уж маленькая: это по тогдашнему курсу примерно 140 млн. долларов или 350 млн. рейхсмарок²²⁵, что немногим меньше общей суммы торгово-кредитного соглашения, которое спустя три с половиной месяца подпишут Советский Союз и Германия). В Лондоне обсуждался также вопрос о присоединении Румынии к англо-польскому соглашению. Английские министры заявили Беку, что предложение, сделанное Англией румынскому правительству, весьма напоминает гарантии, данные Польше. Бек со своей стороны заявил, что Польша готова изучить возможности укрепления связи с Румынией, но что какие-либо положительные результаты могут быть достигнуты лишь путем переговоров между Варшавой и Бухарестом²²⁶.

5 апреля Суриц встретился по срочным текущим делам с Бонне. В разговоре министр особенно упирал на то, что СССР сам должен быть заинтересован в том, чтобы помогать Польше и Румынии в случае нападения на них Германии. Бонне цитировал даже несколько положений из речи Сталина на XVIII съезде относительно советской позиции по отношению к жертвам агрессии. Поскольку Суриц, как всегда, не поддерживал этого разговора и, по своему обыкновению, намеренно воздерживался от вопросов, многое осталось туманным и недосказанным. Ясно Сурицу было только одно: Бонне хочет, чтобы СССР взял на себя обязательства и, вероятно, принял главный удар со стороны Германии. Бонне, к величайшему неудовольствию полпреда, сказал, что спустя несколько дней вновь вернется к этой теме и рассчитывает, что к тому времени сможет уже облечь свои соображения в форму конкретных предложений. Пока он сам находит, что Сурицу «нечего представить в Москву». По мнению Сурица, весь разговор подтверждает предположения, что все эти разговоры Бонне имеют лишь цель поддержать впечатление о консультации, тесном контакте и т. д.²²⁷

5 апреля в палате общин английского парламента правительству был задан вопрос: разработаны ли сейчас какие-либо планы совместных англо-французских действий в Средиземном море и происходили ли или быть может намечены двухсторонние переговоры о таких планах? Представитель кабинета заявил, что генеральные штабы Англии и Франции три года назад установили и поныне поддерживают контакт относительно стратегических вопросов, затрагивающих непосредственно обе страны. На дополнительный вопрос, обсуждаются ли между генштабами средиземноморские вопросы, представитель правительства заявил, что генеральные штабы изучают все вопросы, имеющие стратегическое значение для обеих стран²²⁸.

Либерал Мандер внес предложение прекратить экспорт в Германию и другие страны-агрессоры всех наиболее важных материалов, используемых для военных целей. С ответом выступил парламентский заместитель министра иностранных дел Батлер, который сказал, что запрещение экспорта военных материалов в некоторые страны было бы своеобразной формой введения санкций, а это не входит в намерения английского правительства²²⁹.

5 апреля ряд английских газет потребовали немедленно осуществить практические меры по сближению Англии с Советским Союзом. Консервативная газета «Йоркшир пост» в передовой статье писала: «Необходимо как можно скорее согласовать усилия всех стран, готовых участвовать по мере своей возможности в организации мер для сопротивления агрессии. В частности необходимо установить тесный контакт с СССР».

«Дейли геральд» также требует более тесного сотрудничества Англии с СССР. «Как в английском рабочем движении, так и в СССР есть вполне законное подозрение относительно истинного отношения правительства Англии к Советскому Союзу. Одни хорошие слова не могут устранить недоверия. Необходимо большее». Газета требует совещания представителей СССР, Англии и Франции с целью откровенного обмена мнениями по вопросу о сотрудничестве. «Такая встреча на нынешнем этапе могла бы иметь громадные результата для дела мира. Во всяком случае совершенно ясно, что надо как можно скорее получить и рассмотреть советские предложения о выходе из создавшейся чрезвычайно напряженной ситуации. Основы советской внешней политой определены: они были изложены Сталиным на XVIII съезде ВКП(б). На этом съезде он заявил, что «СССР не даст себя втянуть в империалистическую войну, что он стоит твердо за оказание помощи народам, оказавшимся жертвой агрессии и борющимся за свою независимость. На этой основе можно построить крепкий фронт мира».

Германская пресса тоже не отмалчивалась. 5 апреля газета «Франкфуртер цейтунг» поместила статью, посвященную позиции Англии в вопросе о польско-германских отношениях. Газета отмечала, что Англия, до сих пор не дававшая никаких обязательств государствам Восточной Европы, высказалась за гарантию независимости Польши. Однако Уайтхолл на всякий случай тотчас же сделал оговорку, чтобы уменьшить риск. Территориальные изменения Польши не будут беспокоить Англию, если они произойдут без внешнего столкновения между Германией и Польшей. Таким образом, английская декларация не противоречит принципу мирной ревизии границ. Больше того, из декларации следует, что в случае мирной ревизии границ английское и французское правительства должны остаться в стороне. Иронизируя по этому поводу, «Франкфуртер цейтунг» замечала, что вряд ли такие гарантии могут очень сильно обрадовать Польшу.

Разбирая вопрос о том, чем могла бы помочь Англия Польше в случае войны с Германией, газета писала, что эта помощь, по мнению англичан, будет заключаться в том, что во время военного столкновения Польши с Германией англичане организуют блокаду, в то время как английские союзники на континенте должны будут проливать кровь на поде битвы²³⁰.

6 апреля известная и любимая в Советском Союзе французская журналистка Женевьева Табуи написала в газете «Эвр», что в Германии спешно проводят военные приготовления на польской границе. Стягиваются войска у линии укреплений между Фюрстенбергом и Ратибором. Подземные военные склады уже сейчас снабжены всеми материалами на случай войны. В районы Силезии и Померании непрерывно следуют военные транспорты²³¹.

7 апреля Италия за один день оккупировала Албанию. Ходили слухи, что этим Рим не ограничится и захватит еще греческий остров Корфу²³².

7 апреля Бонне попросил Сурица приехать к нему по экстренному делу. Когда Суриц примчался, Бонне сказал, что обстановка обостряется, и военные специалисты убеждены в том, что Германия начнет войну в самое ближайшее время. Вероятно, до решительного столкновения либо с СССР, либо с Францией она попытается захватить Румынию и, возможно, часть Польши. Лучшим средством противодействия была бы, конечно, организация коллективного отпора. В этом и состоял смысл «декларации четырех держав», но Польша отвергла этот план. Учитывая создавшуюся обстановку и полагая, что и СССР не может быть равнодушен к захвату Румынии и Польши, Бонне предложил немедленно начать переговоры между Советским Союзом и Францией для выяснения мер, которые должны быть приняты обеими сторонами в случае нападения Германии на Румынию и Польшу. Полпред сказал Бонне, что такое предложение было уместно во время чехословацкого кризиса, так как и Франция, и СССР были связаны с Чехословакией пактом взаимопомощи, но несколько странно в отношении страны, которая, по словам министра, не хочет советской помощи. Бонне ответил, что чем больше Польша и Румыния будут уверены в своей безопасности, в которой одинаково заинтересованы Франция и СССР, тем меньше будут бояться коллективного сотрудничества²³³.

Бонне прекрасно понимал, что, помимо военной слабости, у Франции есть и еще одна проблема, причем, как покажут события весны – лета 1940 года, куда более серьезная – внутриполитическая нестабильность. Причем, проблема эта уже приняла характер хронической: с 16 ноября 1917 года, то есть, практически с того момента, как в России произошел октябрьский переворот, до подписания перемирия с Германией 22 июня 1940 года во Франции 34 раза менялся премьер-министр, а правительственных кризисов было еще больше, просто не все они заканчивались сменой главы правительства. Некоторые премьеры занимали свой кабинет 7–10 дней. После того, как к власти в Германии пришел Гитлер и до начала Второй мировой войны, премьер-министр менялся 13 раз, то есть, в среднем, один раз в полгода. Фернан Буиссон продержался неделю, Альбер Сарро, Леон Блюм и Камиль Шотан – месяц. Воевать с кем бы то ни было в такой обстановке внутри страны было просто невозможно: Франция проиграла Германии не на полях сражений, Франция просто развалилась изнутри.

Одной из причин такой обстановки во Франции была самая сильная в демократической Европе коммунистическая партия, которая в соответствии с заветами Маркса и Ленина разрушала страну изнутри, постоянно провоцируя забастовки и другие народные волнения, а это, в свою очередь, приводило к правительственным кризисам. Руководство этим процессом осуществлялось из Москвы: все компартии были секциями Коминтерна, и выполняли все то, что им предписывал Исполком Коминтерна.

В этом смысле весьма странным выглядит удивление Сталина тем, как быстро рухнула Франция под ударом германской армии в 1940-м: он сам для такого краха сделал едва ли не больше, чем Гитлер и все его генералы вместе взятые. Вряд ли Сталин не понимал и не предвидел, с его-то гениальностью, чем это закончится, памятуя об опыте Российской Империи.

8 апреля ТАСС сообщало, что поступающие в Париж сведения свидетельствуют об острой тревоге, наблюдающейся сейчас в Швейцарии, Бельгии и Голландии. В этих странах начинают сознавать, что дальнейшая агрессия государств «оси» непосредственно коснется теперь малых стран Западной Европы. В Швейцарии выделены кредиты на дополнительные военные мероприятия. В Бельгии отменены отпуска в пограничных частях и гарнизонах. Голландское правительство усилило надзор за побережьем и границами. Глава голландского правительства Колийн и военный министр Ван Дийк совершили поездку в Бельгию. Вчера они вернулись в Гаагу.

По сообщению корреспондента газеты «Дейли геральд» из Загреба, итальянская агрессия в Албании вызывает сильное беспокойство среди широких слоев югославского населения. В Белграде и Загребе опасаются, что очередной жертвой агрессии может стать Югославия, территория которой будет разделена между соседними государствами. В настоящее время Венгрия и Болгария призывают в армию значительное количество резервистов. В то же время правительства этих стран требуют от Югославии и Румынии возвращения им тех территорий, которые до 1918 года принадлежали Венгрии (входившей в состав Австро-Венгерской империи) и Болгарии. В общественных кругах Югославии считают, что заявления итальянского правительства о «необходимости установления мира на Адриатическом побережье» свидетельствует о намерении Италии оккупировать в ближайшее время Далмацию²³⁴.

9 апреля Литвинов в секретной записке сообщал Сталину и Молотову, что Бонне предлагает начать переговоры между Францией и СССР для выяснения мер, которые должны быть приняты в случае атаки Германии на Румынию и Польшу. Бонне является наиболее последовательным сторонником «мюнхенской политики», и готов вести прежнюю политику, сводящуюся к отказу Франции от любого вмешательства в дела Европы, за исключением случаев прямого нападения на саму Францию или Швейцарию и Бельгию. Бонне готов пожертвовать всеми остальными европейскими государствами, включая Румынию и Польшу. Он, несомненно, поощрял Бека в его антисоветской позиции и вряд ли сочувствует даже тем заявлениям, которые делал в отношении Польши Чемберлен. Нужно помнить, что ответы и предложения Кремля он будет использовать в подкрепление своего тезиса о невозможности сотрудничества с СССР и изменения мюнхенской политики. В таком же духе он использует и неполучение ответа от Советского правительства. Сталин согласился с текстом, ответа, который нарком предлагал изложить Бонне²³⁵, и уже на следующий день Сурицу была отправлена телеграмма с текстом для заявления главе французского МИДа: «В связи с угрожаемым положением Румынии Советский Союз в свое время ответил на обращение к нему Англии предложением о созыве конференции, которая не состоялась не по вине Советского Союза. На конкретное предложение Англии о совместной декларации четырех держав СССР ответил согласием, но и эта декларация не была подписана, опять-таки не по вине Советского Союза. Хотя Польша и Румыния к Советскому Союзу за помощью не обращались, и СССР свободен от любых обязательств в отношении помощи этим двум государствам, СССР и впредь готов выслушивать и изучать любые конкретные предложения»²³⁶.

Снова упреки в адрес будущих союзников. Снова Францию и Англию вынуждают оправдываться. Снова полное отсутствие инициативы со стороны Кремля. Снова выжидательная тактика, которая сводится к постоянной критике любого предложения Лондона и Парижа и любого альянса хотя бы и двух государств. Снова Сталин демонстрирует нежелание договариваться.

9 апреля ТАСС сообщало что в германской печати продолжается антипольская кампания. За последнее время угрозы германской печати по адресу Польша стали исключительно резкими. Германская печать открыто пишет о необходимости присоединения Данцига к Германии и предоставлении Германии экстерриториальной зоны для связи е Восточной Пруссией. Германские газеты угрожающе заявляют, что отклонение Польшей эти «предложений» будет означать фактический разрыв польско-германского пакта о ненападения, заключенного в 1934 году.

Исключительно наглый тон германской печати и продолжающиеся попытки запугать Польшу оживленно комментируются польскими газетами. Правительственная печать («Экспресс поранны») всячески стремится успокоить Германию, указывая, что польско-английская декларация не направлена к окружению Германии и что Польша стремится к соблюдению «добрососедских отношений с Германией на основе договора 1934 года». Показательно заявление «Экспресс поранны» о том, что «Германия должна скорее содействовать укреплению Польши вместо того, чтобы выдвигать несвоевременные требования к ней и таким образом сосредоточивать внимание мира на последствиях военного укрепления Германии».

Итальянская газета «Ресто дель Карлиио» пророчески писала, что Германия, по-видимому, в скором времени в ответ на англо-польское соглашение расторгнет польско-германский пакт, подписанный в 1934 году²³⁷ – Гитлер сделает это 28 апреля.

11 апреля Литвинов писал в Париж Сурицу, что Бонне, также как и Галифакс, время от времени ведут разговоры о политическом положении, главным образом ради того, чтобы отвечать оппозиции, что они находятся в контакте и осуществляют консультации с Кремлем. Бонне столь же мало склонен к тому, чтобы оказывать помощь Польше и Румынии или кому бы то ни было в Восточной Европе, как в прошлом году – Чехословакии. Беседуя с советскими дипломатами, Бонне надеется получить возможность говорить о нежелании Советского Союза участвовать в оказании помощи другим странам. Поэтому в Кремле уверены, что Бонне следует давать такие ответы, чтобы он не мог, как в сентябре 1938 года, сослаться на них, оправдывая свою собственную пассивную и капитулянтскую позицию. Из сказанного, впрочем, не следует, что СССР на неопределенные намеки обязан отвечать какими-либо конкретными предложениями или раскрытием своей позиции.

После неудачной истории с «декларацией четырех» в разговорах англичан и французов не содержалось даже намека на какое-то конкретное предложение или о каком-либо соглашении с Советским Союзом. В этих разговорах есть лишь стремление правительств Франции и Англии, не входя ни в какие соглашения с Москвой и не принимая на себя никаких конкретных обязательств по отношению к Советскому Союзу, получить от него какие-то обещания, эвентуально обязывающие к конкретным действиям. Советский Союз должен перед всем миром, но более формально – перед Англией и Францией принять на себя обязательства помогать Польше и Румынии по первому их требованию, и в тех формах, которые они сами Кремлю предложат. Советскому правительству постоянно говорят, что в его интересах защита Польши и Румынии против Германии. Но в Кремле свои интересы всегда сами будут сознавать и будут делать то, что эти интересы диктуют. Зачем же Советскому Союзу заранее обязываться, не извлекая из этих обязательств решительно никакой выгоды для себя? (Единственной выгодой для нашей страны было обеспечение мира для себя. И защиту своих соседей следовало рассматривать только с такой позиции. В Кремле смотрели на эту проблему иначе, что и привело, сначала, к разгрому соседей, а потом вторжению Германии в СССР. – Л.П.).

Все выгоды от последней англо-французской возни достались пока лишь Беку, который получил возможность занять более решительную позицию в переговорах с Гитлером, но сделать все возможное, чтобы заключить сделку за счет Литвы и Прибалтики. Невозможно бороться с агрессией, пытаясь одновременно удовлетворить захватнические аппетиты Германии, которая хочет отвоевать «польский коридор» и Данциг, и Польши, стремящейся к тому, чтобы сохранить за собой и «коридор», и Данциг. Более того, приняв на себя обязательства оказывать помощь Польше без каких-либо оговорок, Англия, по сути дела, заключила договор с Польшей и против Советского Союза, который, впрочем, не намерен нападать на Польшу, но, тем не менее, соглашение с Англией, способствуя укреплению всех позиций Польши в отношении СССР, является враждебным по отношению к СССР. (Вот так легко Литвинов превратил откровенно миролюбивый шаг Англии, давшей гарантии Польше против Германии, в акт, направленный против СССР. Нарком, таким образом, сам, очевидно, этого не подозревая, поставил миролюбивый Советский Союз на одну доску с Германией. – Л.П.).

Заявление Бонне о готовности Франции подписать с Англией и Советским Союзом декларацию трех стран без участия Польши лишено всякого смысла. Бонне легко может делать подобные либеральные заявления, прекрасно зная, что на это не пойдет Англия, и предполагая, что декларация в такой форме неприемлема и для Советского Союза.

В заключение Литвинов отмечал: «Аргументация в этом письме имеет целью разъяснение Вам нашей позиции и не должна быть использована Вами в разговорах с посторонними лицами без наших дальнейших указаний. Необходимо теперь быть особенно точными и скупыми на слова в переговорах о нашей позиции в связи с современными проблемами»²³⁸.

Таким образом, нарком предлагал Сурицу не искать компромиссных решений с Бонне с целью создания прочной системы коллективной безопасности, а, скорее, искать пути, как Советскому Союзу уклониться от участия в этой системе, как остаться в стороне. Германия, угрожая Польше и Румынии, пусть не прямо, а опосредованно, угрожала интересам СССР, и в сохранении независимости и территориальной целостности этих стран СССР был заинтересован куда больше, чем Англия и Франция, общей границы ни с Польшей, ни с Румынией не имевшие. Именно поэтому защита Румынии и Польши становилась прямая обязанностью Советского Союза, ведь оккупация этих, граничащих с нашей страной государств, угрожала её интересам, поскольку могла привести к вторжению агрессора на ее территорию. Но, если защита Польши и Румынии была для Советского Союза, по сути дела, защитой собственных границ, то зачем Кремль с таким упорством добивался взаимных гарантий со стороны Англии и Франции?

Если начинают ломать стены соседней с вами квартиры, показывая всеми своими действиями, что на этом не остановятся и доберутся до вас, неужели вы будете ожидать «гарантий» от далекого дяди, а сами не придете на выручку пострадавшему соседу?

17 декабря 1940 года президент США Франклин Делано Рузвельт на еженедельной пресс-конференции в Овальном кабинете Белого Дома сказал собравшимся журналистам: «Предположим, у моего соседа загорелся дом, а у меня есть длинный шланг. Если сосед возьмет мой шланг, наденет его на свой пожарный кран и погасит пламя – значит, он справится с огнем с моей помощью. И как же я себя при этом буду вести? Разве я скажу ему: «Сосед, знаешь, я заплатил за шланг, скажем, пятнадцать долларов, так ты мне их уплати за пользование шлангом»? Нет, мне не нужны эти деньги – мне только нужно, чтобы сосед вернул шланг, когда пожар потушен»²³⁹.

Заметьте, речь идет не об оплате нового шланга, а лишь о возврате того, что осталось после тушения пожара. Если же шланг во время тушения сгорел полностью, то и возвращать ничего не придется, поскольку, во-первых, такова была договоренность, и, во-вторых, сосед, отстаивая от огня свой дом, спас от огня и мой дом, на который могло перекинуться пламя. В декабре 1940 года Соединенным Штатам еще никто не угрожал, тем более им не угрожала Германия. Тем не менее, решение оказывать помощь Великобритании было принято без всяких условий со стороны Вашингтона и без каких бы то ни было гарантий со стороны Лондона.

Рузвельт чуть позднее, когда в американском Конгрессе зашел разговор о включении Советского Союза в число стран, на которых распространяется закон о ленд-лизе, объяснил это решение, казалось бы, идущее вразрез с политикой «общества наживы и чистогана», где все продается и все покупается. Рузвельт доказал своим парламентариям, ратующим за продолжение политики нейтралитета, что, разделавшись с Великобританией и Советским Союзом, Германия может объединить усилия с Японией, а такой блок уже будет представлять угрозу интересам США. Помощь Советскому Союзу оказывалось также без всяких условий и без гарантий со стороны руководства Советского Союза, которое после войны заявило, что никто Советскому Союзу не помогал, он и сам справился.

Сталин в отличие от Рузвельта, чтобы обеспечить безопасность собственного государства, своей территории и своего народа, добивался гарантий со стороны государств, даже не имеющих с нашей страной общей границы. Для защиты собственного суверенитета и собственных интересов иностранные гарантии Советскому Союзу были вовсе не нужны.

Сталин с упорством, достойным лучшего применения, добивался пропуска частей Красной Армии через территорию суверенного государства – Польши, хотя пока этот вопрос нигде не прозвучал. Интересно, а если бы правительство какого-то государства обратилось в Кремль с просьбой пропустить для обуздания агрессора свои войска через территорию нашей страны, чего СССР хотел от Польши, какова была бы реакция? Думаю, не сильно ошибусь, если предположу, что в советской и мировой коммунистической печати поднялся бы вселенский вой по поводу того, что проклятые империалисты таким примитивным способом хотят поработить первое в мире государство рабочих и крестьян. Двойные стандарты во внешней политике не сегодня, и даже не вчера выдуманы.

10 апреля глава правительства Греции Иоаннис Метаксас обратился по радио к соотечественникам. В своем обращении он подчеркнул, что правительство располагает всеми средствами для защиты целостности и независимости страны и призвал народ к спокойствию²⁴⁰.

11 апреля Гитлер подписал свой пресловутый план «Вайс» по вторжению в Польшу. В документе говорилось, что позиция, которую сейчас занимает Польша, требует, помимо осуществления мероприятий в соответствии с разработанным планом «Обеспечения границ на востоке», проведения военной подготовки, чтобы в случае необходимости раз и навсегда положить конец любой угрозе с ее стороны.

1. Политические предпосылки и цели. Германии по отношению к Польше по-прежнему исходит из принципа: избегать осложнений. Если Польша изменит основывавшуюся до сих пор на том же принципе политику в отношении Германии и займет угрожающую ей позицию, то с ней необходимо будет свести окончательные счеты, несмотря на действующий договор. Целью тогда будет уничтожение военной мощи Польши и создание на Востоке обстановки, соответствующей потребностям обороны Германии. Вольный город Данциг будет объявлен германской территорией сразу же после начала конфликта.

Политическое руководство Германии считает своей задачей по возможности изолировать Польшу в этом случае, т. е. ограничить войну боевыми действиями с Польшей. (Выделено мной. В 1939 году Гитлер намеревался ограничиться локальной войной против одной только Польши, и то, лишь в том случае, если Польша будет угрожать Германии, т. е., прямое военное столкновение вовсе не было обязательным и неизбежным. Планов нападения на Советский Союз Гитлер не вынашивал – он лишь после победы над Францией приказал начать разработку пресловутого «Плана Барбаросса», а подписал его только 18 декабря 1940 года – и армию к вторжению в на нашу страну не готовил. У Сталина не было никаких оснований опасаться германского вторжения, поэтому избитые байки о том, что пакт Молотова – Риббентропа оттянул войну, критики не выдерживают: невозможно оттянуть то, что не приближается, нельзя противостоять угрозе, которой нет. – Л.П.). Усиление внутреннего кризиса во Франции и вытекающая отсюда сдержанность Англии вскоре могли бы привести к созданию такого положения. Вмешательство России, если бы она была на это способна, вероятно, не помогло бы Польше, так как это означало бы уничтожение ее большевизмом. (В Варшаве это прекрасно понимали, а Сталин думал, что никто этого не видит, и под любым предлогом хотел разместить в Польше свои войска, пугая поляков? Может, смысл его политики в том и состоял, чтобы распугать всех возможных союзников, исключив тем самым саму вероятность создания антиагрессивного блока? – Л.П.). Позиция лимитрофов будет определяться исключительно военными требованиями Германии, которая не может рассчитывать на Венгрию как на безоговорочного союзника. (Даже через два с лишним месяца после отъезда советской миссии из Будапешта, через полтора месяца после присоединения Венгрии к антикоминтерновскому пакту, Гитлер не уверен в благонадежности Венгрии, не видит в ней твердого союзника. Выходит, что не полпредство нужно было закрывать, а делать все для того, чтобы не пустить Венгрию в лапы Гитлера. Выходит, что поторопился Сталин, его гениальность подвела его. – Л.П.) Позиция Италии определяется осью Берлин – Рим.

2. Военные соображения. Великие цели создания германских вооруженных сил определяются по-прежнему враждебным отношением со стороны западных демократических держав. План «Вайс» является лишь предусмотрительной мерой, дополняющей общие приготовления, но ни в коем случае он не должен рассматриваться как предварительное условие военных действий против западных противников. После начала войны изоляция Польши может быть осуществлена в еще большей степени, если удастся начать военные действия нанесением неожиданных сильных ударов и добиться быстрых успехов. Общая обстановка, однако, в любом случае потребует также принятия надлежащих мер по защите западных границ, североморского побережья Германии, а также воздушного пространства над ними. В отношении лимитрофов, в особенности Литвы, необходимо принять меры предосторожности на случай прохождения через них польских войск.

3. Задачей германских вооруженных сил является уничтожение польских вооруженных сил. Для этого желательно и необходимо подготовить неожиданное нападение. Тайная или открытая всеобщая мобилизация будет объявлена как можно позже, в день, предшествующий нападению. Относительно использования вооруженных сил, предусмотренных для обеспечения границ на Западе пока не должно отдаваться никаких других распоряжений. Остальные границы должны находиться лишь под наблюдением, а границы с Литвой охраняться.

4. Задачи видов вооруженных сил:

а) Сухопутные войска. Целью операции на Востоке является уничтожение польских сухопутных войск. Для этого на южном фланге может быть использована словацкая территория. На северном фланге следует быстро установить связь между Померанией и Восточной Пруссией. Подготовку к началу операций необходимо проводить таким образом, чтобы можно было без промедления выступить сначала наличными силами, не ожидая планомерного развертывания отмобилизованных соединений. Можно скрытно занять этими силами исходные позиции непосредственно перед днем начала наступления. Решение об этом фюрер оставил за собой.

Политическая обстановка продиктует необходимость сосредоточения в соответствующих районах всех сил, предназначенных для обеспечения границ на западе, или частичное их использование в качестве резерва для других целей.

б) Военно-морские силы. На Балтийском море задачами военно-морских сил являются:

1) Разгром или выключение из войны польских военно-морских сил.

2) Блокада морских коммуникаций, ведущих к польским военно-морским опорным пунктам, в частности к Гдыне. В момент начала вторжения в Польшу устанавливается срок для оставления судами нейтральных держав польских гаваней и Данцига. По истечении этого срока военно-морской флот имеет право принять меры по установлению блокады. Следует учесть отрицательные последствия для ведения военно-морских операций, которые вызовет предоставление судам нейтральных стран срока для выхода из портов.

3) Блокада польской морской торговли.

Обеспечение морских сообщений между Германией и Пруссией.

5) Прикрытие германских морских коммуникаций со Швецией и прибалтийскими государствами.

6) Разведка и принятие мер по прикрытию, по возможности скрытно, на случай выступления советского флота со стороны Финского залива. Для охраны побережья и прибрежной полосы Северного моря следует выделить соответствующие военно-морские силы. В южной части Северного моря и в Скагерраке²⁴¹ следует принять меры предосторожности против неожиданного вмешательства западных держав в конфликт. Эти меры не должны переступать границ самого необходимого. Их следует проводить незаметно. При этом надо решительно избегать всего, что могло бы оказать неблагоприятное воздействие на политическую позицию западных держав.

в) Военно-воздушные силы. Следует обеспечить внезапное нападение авиации на Польшу, оставив необходимые силы на западе. Помимо уничтожения в кратчайший срок польских военно-воздушных сил, германские ВВС должны в первую очередь выполнить следующие задачи:

1) Воспрепятствовать проведению польской мобилизации и сорвать планомерное стратегическое сосредоточение и развертывание польских вооруженных сил.

2) Оказывать непосредственную поддержку сухопутным войскам, и, прежде всего передовым частям, с момента перехода через границу.

Возможная переброска авиачастей в Восточную Пруссию перед началом операции не должна угрожать осуществлению внезапности. Первый перелет границы должен совпасть с началом боевых действий сухопутных войск. Налеты на порт Гдыню разрешаются лишь по истечении срока, предоставленного нейтральным судам для выхода в море. Центры противовоздушной обороны создать в промышленных районах Верхней Силезии, включая Моравскую Остраву и Брно, в районе Штеттина и Берлина²⁴².

Как видим, военная задача, поставленная планом «Вайс» для польской компании была одна: уничтожение польских вооруженных сил. Военная часть плана «Вайс» носит политический и декларативный характер: в ней не говорится, какие конкретно военные силы будут участвовать в войне с Польшей, какие – прикрывать границу с западными странами, какие – охранять границу с Литвой. В плане «Вайс» нет указаний по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск, как нет и направлений, в которых предполагалась вести наступление. Нет также никаких сведений о противнике. По сути дела – это предварительный документ. Стоит обратить внимание также на одно весьма важное обстоятельство: в том виде, в каком этот план опубликован в открытых советских источниках, Советский Союз лишь вскользь упомянут как вероятный противник, который может лишь по собственной инициативе вмешаться в военные действия на стороне Польши, а как объект нападения ни разу не упомянут. Поэтому нельзя рассматривать план «Вайс» как документ, свидетельствующий об агрессивных намерениях Германии по отношению к Советскому Союзу в 1939 году, скорее, наоборот, Гитлер сам опасался вмешательства со стороны Советского Союза. И уж тем более, план «Вайс» не стоит воспринимать как план уничтожения славян.

11 апреля Берлинский корреспондент газеты «Дейли телеграф энд Морнинг пост» передавал, что вдоль всей германо-польской границы от Балтийского моря до Жилина (Словакия) сосредоточены крупные силы германских войск. За последние дни из Берлина на северо-восток к Штеттину отправлено несколько воинских поездов. Замечены также передвижения войск по железным дорогам и по автостраде через Кюстрин, Франкфурт-на-Одере и Бреславль (немецкое название города – Бреслау. – Л.П.). По сообщению варшавского корреспондента той же газеты, Польша принимает соответствующие ответные меры²⁴³.

11 апреля Галифакс пригласил к себе Майского с тем, чтобы рассказать полпреду о том, что Уайтхолл занят сейчас вопросами Румынии и восточной части Средиземного моря. Это является двумя сторонами одной и той же проблемы. Правительство Англии на заседании парламента 13 апреля намерено сделать ответственное заявление, которое не должно ни у кого оставить сомнения в его глубокой заинтересованности в положении дел в указанных регионах. На вопрос Майского, что это конкретно означает, Галифакс разъяснил, что Уайтхолл будет рассматривать нападение на Грецию как нечто близкое к casus belli и что кабинет решил дать Греции гарантию ее независимости и границ. Пока, однако, еще не совсем ясно, будет ли гарантия односторонней или примет характер пакта взаимопомощи по польскому образцу. Британское правительство готово дать гарантию также Турции, если она этого пожелает, но пока еще правительство Турции свою точку зрения по данному вопросу в Лондон не сообщило.

Галифакс опять спросил, в какой форме СССР мог бы оказать помощь Румынии в случае нападения на нее Германии? Полпред ответил, что не имеет по этому вопросу инструкций из Москвы. Однако затем его осенило, он инструкцию из Москвы вспомнил²⁴⁴, и сказал, что Правительство СССР ни в коем случае не может успокаивать указание на то, что СССР не собирается-де нападать на Польшу и Румынию и поэтому нет поводов для беспокойства. Возможно, соглашаясь на помощь Англии, Бек имел в виду антисоветский характер соглашения. Особенно недопустимо было бы присоединение Англии к польско-румынскому договору, потому что, во-первых, он был заключен открыто против СССР, а во-вторых, затрагивает бессарабскую проблему. Вопрос о помощи встал в связи с намечавшейся агрессией Германии, и СССР вправе был ожидать, что Англия, обещая помощь, будет точно указывать, что речь идет о помощи против Германии.

Майский спросил Галифакса, возражали ли румыны и в какой форме против привлечения СССР к какой-либо комбинации по гарантии Румынии. Галифакс ответил, что румыны опасаются, как бы открытая ассоциация с СССР не дала Германии предлог для нападения на Румынию²⁴⁵.

13 апреля Чемберлен огласил в парламенте Декларацию правительства Англии о предоставлении гарантий безопасности Греции и Румынии. «Правительство Его Величества придает важнейшее значение тому, чтобы избегать нарушения статус-кво в районе Средиземного моря и на Балканах силой или угрозами применения силы. Поэтому оно пришло к выводу, что в случае, если будет предпринята какая-либо акция, которая явно угрожала бы независимости Греции или Румынии и которой греческое или соответственно румынское правительство сочло бы жизненно необходимым оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества считало бы себя обязанным немедленно оказать правительствам Греции или Румынии, в зависимости от возможного конкретного случая, всю поддержку, которая в его силах. Мы передаем эту декларацию непосредственно заинтересованным правительствам и другим государствам, особенно Турции, тесные связи которой с греческим правительством известны. Я полагаю, что французское правительство сделает подобную же декларацию сегодня во второй половине дня»²⁴⁶.

В тот же день была оглашена Декларация правительства Франции о предоставлении гарантий безопасности Греции, Румынии и Польше²⁴⁷.

Таким образом, декларации Англии и Франции о предоставлении гарантий Греции, Польше и Румынии, а также обещание, данное Беком Чемберлену оказывать Англии посильную помощь в случае агрессии против нее, стало еще одним очень важным шагом на пути организации европейского фронта против агрессора. Создаваемый Англией и Францией антиагрессивный блок охватывал, в той или иной степени, уже пять государств, в то время, как Кремль занимался, в основном, провозглашением своих мирных устремлений и намерений обуздать агрессора, однако никаких конкретных мер в этом направлении не предпринимал.

В тот же день Галифакс выступил на заседании палаты лордов с заявлением по вопросу о международном положении. Так же, как и Чемберлен в палате общин, Галифакс сначала напомнил ход событий в Албании и указал на разноречивость сообщений об обстоятельствах, предшествовавших оккупации Албании итальянскими войсками. Сообщив палате лордов об обязательствах английского правительства по отношению к Румынии и Греции, Галифакс отметил: «Эту декларацию мы сообщаем непосредственно заинтересованным правительствам, а также и другим правительствам, в частности Турции, которая, как всем известно, находится в тесных взаимоотношениях с греческим правительством». Отвечая на замечание, что он в своей речи не упомянул о России, Галифакс сказал: «Я полностью признаю исключительную важность всего того, что было сказало выступавшими, подчеркнувшими огромное значение страны»²⁴⁸.

13 апреля Литвинов направил секретную записку Сталину и Молотову, с предложением рекомендовать Майскому в разговорах с представителями английского правительства занять более сдержанную позицию²⁴⁹.

В тот же день в Лондон ушла утвержденная Сталиным инструкция Майскому: «Ваш разговор с Галифаксом (11 апреля) мог создать у него впечатление, что мы возражаем против всяких сепаратных двусторонних или трехсторонних соглашений, настаиваем на едином общем соглашении и на каких-то особых формах коллективной безопасности и что мы вообще чего-то добиваемся от Англии. Мы Вам не давали поручения делать такие заявления. Считаем также неуместной Вашу критику английской политики. Вам следует руководствоваться нашими прямыми указаниями, а не статьями из нашей печати, которая может себе позволить больше, чем официальный советский представитель. Прошу это учесть на будущее время. Со ссылкой на сказанное Вам Галифаксом о серьезной заинтересованности Англии в оказании помощи Греции и Румынии заявите ему, что и мы не относимся безучастно к судьбе Румынии и хотели бы знать, как Англия мыслит себе формы помощи ей со стороны, как Англии, так и других заинтересованных держав, и что мы готовы принять участие в такой помощи»²⁵⁰.

14 апреля Рузвельт обратился с посланием к Гитлеру и Муссолини. Рузвельт выразил тревогу по поводу обстановки в мире, который, благодаря агрессивной политике Германии, Италии и Японии, неуклонно катится к войне. Австрия, Чехословакия и Эфиопия прекратили свое независимое существование из-за действий Германии и Италии, обширная территория Китая оккупирована Японией, готовятся новые акты агрессии против других независимых государств. Рузвельт спрашивал Гитлера и Муссолини, готовы ли они дать заверения, что вооруженные силы Германии и Италии не нападут или не вторгнутся на территории или владения Англии, Бельгии, Болгарии, Венгрии, Греции, Дании, Египта, Ирана, Ирландии, Испании, Латвии, Литвы, Лихтенштейна, Люксембурга, Нидерландов, Норвегии, Палестины, Польши, Португалии, Румынии, Саудии (Саудовской Аравии), Сирии, СССР, Турции, Финляндии, Франции, Швейцарии, Швеции, Эстонии, Югославии. Такие заверения должны относиться не только к сегодняшнему дню, но и на 25 лет вперед. Если такие гарантии будут даны, то можно будет немедленно обсудить в мирной обстановке две важнейшие проблемы, и США готовы принять участие в их обсуждении. Переговоры должны быть посвящены обсуждению того, как наиболее эффективно народы мира могут избежать экономической катастрофы, как можно добиться постепенного разоружения. Одновременно США готовы принять участие в переговорах с целью открытия путей международной торговли, чтобы каждая страна могла на равных торговать на мировом рынке, а также иметь гарантию, что она будет получать материалы и сырье, необходимое ей.

Рузвельт писал «Я думаю, что вы не истолкуете неправильно откровенность, с которой я посылаю вам это послание. Руководители крупных правительств в этот час являются в буквальном смысле слова ответственными за судьбы человечества в грядущие годы. Они не могут отказаться выслушать мольбы своих народов о защите их от предстоящего хаоса войны. История возложит на руководителей правительств, в том числе и на меня, ответственность за жизнь и благополучие всех. Я надеюсь, что ваш ответ даст возможность человечеству избавиться от страха, обеспечит вновь чувство безопасности на многие годы»²⁵¹.

Германская печать послание Рузвельта Гитлеру и Муссолини встретила с большим озлоблением. Передовицы газет выступали резко против обращения Рузвельта и против самого президента лично. Тон в таких оценках обращения задавал фашистский официоз «Фолькишер беобахтер», который в передовой называл этот шаг Рузвельта «обманным маневром»²⁵².

14 апреля ТАСС опровергло слухи, распространяемые французской, германской и английской печатью о «походе» советских миноносцев и крейсеров через Босфор по направлению к Греции в связи с событиями в Албании. ТАСС утверждало, что за последние две недели ни один миноносец, ни один крейсер Советского Черноморского флота не снимался со стоянки и не проходил через Босфор²⁵³.

14 апреля Галифакс сообщил Майскому, что Сидсу поручено запросить Литвинова, не предоставит ли Советское правительство по примеру правительств Англии и Франции, заявивших о своих гарантиях безопасности Румынии и Греции, одновременную гарантию Польше и Румынии, а может быть, и некоторым другим государствам. Майский предположил, что Галифакс имеет в виду лимитрофов, однако окончательной ясности по этому вопросу у него не было. Таким путем, по мнению Галифакса, можно было бы обойти тот камень преткновения, о который разбилась четырехсторонняя декларация, предложенная Англией. Галифакс выразил надежду получить ответ из Москвы не позднее 17 апреля, поскольку политический момент очень опасный и действовать надо без промедления²⁵⁴.

В этот же день Суриц докладывал в НКИД, что Бонне вручил ему для пересылки в Москву «свое «конкретное» предложение. Оно сводится к обмену письмами следующего содержания:

«В случае, если бы Франция оказалась в состоянии войны с Германией вследствие помощи, которую она предоставила бы Польше или Румынии, Советский Союз оказал бы ей немедленную помощь и поддержку.

В случае, если бы Советский Союз оказался в состоянии войны с Германией вследствие помощи, которую он предоставил бы Польше или Румынии, Франция оказала бы ему немедленную помощь и поддержку.

Оба правительства согласуют без промедления формы оказания этой помощи и предпримут все меры к тому, чтобы обеспечить ей полную эффективность».

Эти письма должны стать дополнением к уже существующему пакту²⁵⁵.

Суриц писал, что вручение этого «предложения» сопровождалось уже известными фразами о трагичности момента, о заинтересованности Советского Союза в том, чтобы не допустить разгрома немцами Польши и особенно Румынии, о необходимости действовать быстро и «подготовить почву для более широкого сотрудничества в будущем» и т. д. По мнению Сурица, сам Бонне, конечно, сознает, что его сегодняшнее «предложение» несерьезно, совершенно односторонне, попытка придать ему добровольно двусторонний характер отдает комизмом, и что нет шансов, чтобы Советское Правительство его приняло. Поэтому, он вовсе не случайно все время оговаривался, что сам он не считает свое предложение «идеальным», однако ничего другого сейчас предложить не может, и надеется, что Кремль подскажет и предложит что-нибудь от себя²⁵⁶. (Все слова взяты в кавычки самим Сурицем, что в очередной раз демонстрирует очень высокую степень недоверия и даже пренебрежения к любым предложениям партнеров. – Л.П.).

Вот и еще одна конкретная инициатива Франции по организации коллективного отпора агрессорам безо всякого обсуждения высмеяна одним из ключевых советских дипломатов. Хотя смеяться там не над чем: предложение Бонне мало того, что абсолютно симметрично по отношению к обоим участникам, так оно еще и направлено не против каких-то анонимных агрессоров, а совершенно конкретно – против Германии, и, вероятно, Италии. Такое отношение к инициативам партнеров не могло привести к созданию действительной коалиции государств, способной оказать сопротивление агрессору. Кремль, похоже, не столько опасался агрессии со стороны Германии и Италии, сколько того, что будет создан действительно сильный блок государств, связанных между собой взаимными обязательствами оказывать друг другу помощь в случае любой внешней агрессии, в том числе и со стороны самого Советского Союза. Москва не только противилась, но и всячески препятствовала созданию такого блока. Добиваясь этой своей цели, Сталин делал все, чтобы вбить клин между европейскими странами, желающими объединить свои усилия в борьбе за мир в Европе.

15 апреля Сидс вновь заявил Литвинову о том, что в политике английского правительства произошли решительные и бесповоротные изменения, и рассказал о затруднениях, которые встречаются со стороны некоторых держав. Затем, сославшись на вчерашний разговор Галифакса с Майским Сидс огласил вопрос, с которым Англия обращается к Советскому правительству: «Согласно ли оно сделать публичное заявление (повторяя, может быть, недавнее заявление Сталина о поддержке Советским Союзом народов – жертв агрессии, и, ссылаясь на недавние заявления правительств Англии и Франции), что в случае агрессии против какого-либо европейского соседа Советского Союза, который оказал бы сопротивление, можно будет рассчитывать на советскую помощь, если она будет желательна, каковая помощь будет оказана путем, который будет найден наиболее удобным».

По мнению Сидса, наибольшая опасность грозит Румынии, а вовсе не Польше, поскольку Гитлер, безусловно, стремится захватить румынскую нефть. Кроме того, Англия, вероятно, предоставит гарантию безопасности еще и Турции. Литвинов сказал, что не находит в новом предложении ответа на поставленный Галифаксу вопрос о том, как Англия представляет себе во-первых, свою собственную помощь, и, во-вторых, помощь со стороны Советского Союза. Далее Литвинов в очередной раз вставил Сидсу острую шпильку, упрекнув его в том, что Англия, по всей видимости, предпочитает общие принципиальные декларации более точным обязательствам о заранее согласованных формах помощи²⁵⁷.

Ленинский тезис о неизбежности войны между первой в мире республикой победившего пролетариата и капиталистическим окружением, Сталинский тезис о том, что, чем дальше СССР продвигается к социализму, тем острее разворачивается классовая борьба, не могли не сказаться и на внешней политике. Так не бывает, чтобы в своей стране подозревать всех, а за ее пределами всем верить. Сталинская внешняя политика была логичным продолжением политики внутренней: Сталин не верил никому, со всех сторон ожидал подвоха, стремился всех перехитрить и всех обмануть.

15 апреля Молотов направил телеграмму поверенной в делах СССР в Турции О.И. Никитниковой. Столь высокий ранг адресанта телеграммы лишь подчеркивает ее особую важность. Глава Советского правительства поручал Никитниковой сделать от его имени лично президенту Турции Мустафе Исмету Инёню следующее заявление: «Мы думаем, что в связи со складывающейся новой ситуацией в районах Балкан и Черного моря было бы целесообразно устроить взаимную консультацию представителей Турции и Советского Союза и наметить возможные меры защиты от агрессии. Если турецкое правительство также находит целесообразной эту акцию, следовало бы установить место и срок встречи представителей. Мы со своей стороны предложили бы Тбилиси или Батуми»²⁵⁸.

Сталин и Молотов, узнав о том, что Англия и Франция намерены взять Турцию под свое крыло, переполошились не на шутку: Турция, хотя и делала вполне дружеские жесты, но особых теплых чувств к Советской России не питала из-за постоянного и настойчивого стремления большевиков прочно обосноваться на Средиземном море и в проливах Босфор и Дарданеллы. Советский Союз хотел обеспечить беспрепятственный выход военных кораблей из Черного моря в Средиземное, а потом и в Атлантику. Приняв английские гарантии, Турция могла окончательно и бесповоротно перейти под английское влияние. Тогда о проливах можно было надолго, если не всегда, забыть. Чтобы помешать заключению англо-турецкого соглашения, Сталин срочно командировал Потемкина в Анкару.

В этот же день Бонне вызвал к себе Сурица и ознакомил его с английским меморандумом о вчерашней беседе Галифакса с Майским. В изложении Бонне эта беседа началась с формального заявления, Майского о том, что Правительство СССР согласно участвовать в оказании помощи Румынии (Судя по записи беседы Майского с Галифаксом, состоявшейся 11 апреля, полпред ничего подобного не говорил. Либо в тексте, переданном Майским, было указание на согласие Москвы взять на себя такие обязательства, но это не попало в публикацию, либо Бонне выдал желаемое за действительное, либо желаемое за действительное выдал Галифакс²⁵⁹).

Приняв это сообщение с большим удовлетворением, – к которому, присоединится и Франция, – добавил Бонне, Галифакс изложил предложение об односторонней декларации Кремля, которое было оглашено Литвинову Сидсом в этот же день. По словам Бонне, английское предложение стало для него неожиданностью, однако он считает его крайне интересным и от имени своего правительства выражает поддержку предложению Англии. В связи с тем, что Лондон просил их мирную инициативу поддержать, Бонне обещал немедленно отправить Пайяру в Москву соответствующее распоряжение. Бонне заявил, что он не отзывает своего вчерашнего предложения, однако считает, что декларация, с которой выступили англичане, охватывает более широкий круг взаимных интересов²⁶⁰.

15 апреля Литвинов направил Сталину две секретные записки. В первой, копия которой предназначалась Молотову, он писал, что Чемберлен и Галифакс каждые несколько дней публично говорят о взаимоотношениях с СССР, о тесном сотрудничестве, контакте и т. п., и Советскому правительству вряд ли удобно отмалчиваться и этим как бы подтвердить правильность замечаний англичан по адресу Советского Союза. Газетных статей теперь уже недостаточно, и Правительству СССР надо ответить, по крайней мере, каким-либо интервью. Литвинов посылал Сталину проект такого интервью.

В связи с неправильным толкованием заграничной печатью позиции Советского Союза, ее странными гаданиями о том, готов ли СССР к сотрудничеству с другими государствами в защите мира или же он «самоизолировался», ТАСС обратился за разъяснениями к товарищу Литвинову, ответ которого на поставленные ему представителем ТАСС вопросы сводится к следующему:

Развертывающиеся перед нами грозные события, имеющие своей тенденцией уничтожение независимого существования малых, средних и даже некоторых больших государств Европы и передел колоний, для Советского правительства не являются сюрпризом и поэтому не застали его врасплох. Мы всегда считали задачей государственных деятелей заранее устанавливать наиболее вероятный ход событий, чтобы вовремя принять необходимые меры, а не догонять события впопыхах и импровизировать решения на ходу или на бегу.

Мы в течение пяти лет не переставали указывать другим миролюбивым государствам на тот размах, который неизбежно примет провозглашенная, возведенная в доблесть и фактически начатая некоторыми государствами агрессия, если не противопоставить ей заблаговременно организованной силы мира. В частности, сейчас же после оккупации Австрии Германией мы указывали, что следующей жертвой агрессии окажется Чехословакия, и предложили Англии и Франции созыв конференции для выработки мер противодействия. Мы и в дальнейшем предлагали совместное изучение и обсуждение миролюбивыми странами стоящих перед ними общих задач, и при каждом новом случае агрессии мы предлагали и конкретные меры борьбы с нею. Само собой разумеется, что, предлагая международное сотрудничество, Советский Союз не исключал себя из него, хотя и был убежден в том, что агрессия будет направлена в первую очередь против участников Версальского, Сен-Жерменского и других мирных договоров, к которым Советский Союз отношения не имел. (То есть, ни в 20-х., ни в 30-х годах в Кремле не ожидали и не опасались иностранной агрессии. – Л.П.).

Когда наши призывы к сотрудничеству и конкретные предложения игнорировались или отклонялись, мы вправе были занять выжидательную позицию, предоставляя инициативу другим державам. Однако до сих пор и сейчас, когда агрессия приняла реальные и почти неограниченные размеры, мы никаких конкретных предложений не получали, если не считать английского предложения о декларации от имени четырех государств (СССР, Англии, Франции и Польши), на которое мы ответили согласием.

Вследствие создавшейся угрозы Польше и Румынии, Англия и Франция стали обращаться к нам с вопросами, окажет ли Советский Союз помощь этим двум странам, в каких размерах, формах и т. п. Мы на это отвечаем, что для принятия решения СССР сам хотел бы знать, что намерены и могут предпринять Англия и Франция, как они мыслят себе свою помощь Польше и Румынии, что у нас возникают также другие вопросы, что желательно было бы знать также мнение и решение некоторых других заинтересованных государств. Так как все это трудно выяснить путем вопросов и ответов по телеграфу, мы и предложили конференцию шести наиболее заинтересованных государств с возможным привлечением и других держав. Кроме обращений к нам с вышеуказанными вопросами, английское правительство информировало о некоторых принятых им решениях нашего полпреда в Лондоне за несколько часов до оглашения этих решений в парламенте и в печати. Это, вероятно, имеют в виду английские министры, когда они говорят о тесном контакте и сотрудничестве с Советским Союзом.

Англия и Франция, Франция и Польша, а теперь также Англия и Польша связаны двусторонними соглашениями и обещаниями взаимной помощи. СССР свободен от всяких обязательств в отношении помощи Польше или Румынии и ему теперь предлагают принять на себя односторонние обязательства, причем ему разъясняют, что это в его собственных интересах. СССР, конечно, сам отлично знает свои собственные интересы, знает также, что он будет предпринимать и делать в соответствии с этими интересами. Из этого не следует, что он должен публично связывать себя односторонними обязательствами или обещаниями в то время, как другие будут свободны от всяких обязательств в отношении Советского Союза. К тому же ему заявляют, что сами предполагаемые жертвы агрессии отвергают помощь Советского Союза. Этот вопрос также требует выяснения. Переживаемый нами момент слишком грозен, и СССР относится слишком серьезно к своим обязательствам и обещаниям, чтобы необходимые решения могли приниматься путем вопросов и ответов, без достаточного выяснения взаимных намерений и позиций.

СССР больше чем какое бы то ни было другое государство может сам позаботиться о своей защите. Тем не менее, он не отказывался и не отказывается от сотрудничества по коллективному сопротивлению агрессии. Отдавая предпочтение тому или иному методу сотрудничества, он не исключает и других путей. Он допускает, что коллективная безопасность может быть достигнута не только общим соглашением, но также двусторонними, трехсторонними и другими соглашениями. Он стремится лишь к ясности и точности взаимных обязательств, отвергая всякие неопределенности, недоговоренности, которые могли бы давать повод к взаимным пререканиям и обвинениям, и вообще дипломатическую игру, хождение вокруг да около сопротивления агрессии. Такой была позиция Советского Союза вчера, такой она остается на сегодня и на завтра²⁶¹.

Это «интервью» нигде не было опубликовано. Вероятно, Сталину оно не понравилось, как не понравился и сам ход мыслей Литвинова.

Во второй записке, копии которой были разосланы Молотову, членам Политбюро ЦК ВКП(б) Ворошилову и наркому путей сообщения Лазарю Моисеевичу Кагановичу указывалось, что от английского правительства поступило предложение об односторонней декларации со стороны СССР и более конкретное предложение от правительства Франции о расширении советско-французского пакта о взаимопомощи. Возможно, что Англия, не желая взять на себя инициативу договора с Советским Союзом, зондирует его через Францию. Путем таких вопросов и предложений правительства Англии и Франции все же выявляют свои позиции и свои желания. Если Правительство СССР хочет от них чего-либо добиться, оно также должно раскрывать и свои желания. Вряд ли другая сторона предложит Советскому Союзу как раз то, чего он хочет. Необходимо, наконец, вести пропаганду собственных желаний Советского Союза, разъясняя их общественному мнению. Если СССР хочет вообще сотрудничать с Англией и Францией, то минимумом его желаний являются следующее:

1. Взаимное обязательство о помощи между СССР, Францией и Англией в случае агрессии против одной из этих стран в результате помощи, оказываемой этим державам какому-либо европейскому соседу Советского Союза. (От английского предложения этот пункт отличается заменой односторонней декларации двусторонней, а от французского – включением Латвии, Эстонии и Финляндии в число возможных жертв агрессии).

2. Англия, Франция и СССР обязуются оказать помощь европейским соседям Советского Союза.

3. Представители трех держав приступают немедленно к обсуждению и установлению размеров и форм помощи.

4. СССР, Англия и Франция обязуются не принимать решений и не заключать соглашений с другими государствами по вопросам, касающимся востока Европы, без общего согласия трех государств. Также они обязуются не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга.

Предстоят, очевидно, срочные и сложные переговоры, как с Францией, так и особенно с Англией.

Литвинов предлагал еще раз обсудить, не следует ли задержать пока Майского в Лондоне. Литвинов полагал, что крайне опасно и невыгодно для СССР ведение переговоров через дипломатов других стран. Они обычно не записывают на месте разговоров, и Кремль будет лишен возможности контролировать точность передачи ими своим правительствам советских предложений и в особенности советских мотивировок. Необходимо, наконец, следить за общественным мнением Англии, воздействуя на него. С отъездом Майского полпредство в Лондоне фактически перестанет функционировать, поскольку там нет никого, кому можно было бы поручить серьезные дипломатические переговоры, или с которым считались бы англичане²⁶².

Сталина такая позиция наркома не устроила. Майский, несмотря на предостережение Литвинова 17 апреля был вызван из Лондона, и 19 апреля выехал в Москву для участия в правительственном обсуждении вопроса о тройственном пакте взаимопомощи и перспективах его заключения. Похоже, Литвинов уже тогда понял, что тучи над ним сгущаются, и близится отставка.

В этот же день начальник французского генерального штаба генерал Гамелен писал Даладье: «Все, что будет сделано нашей дипломатией для того, чтобы привести СССР к сотрудничеству с Польшей путем направления сырья, продуктов питания, снаряжения, с одной стороны, и чтобы заставить поляков принять это сотрудничество, с другой стороны, будет только наилучшим образом служить интересам возможной коалиции против держав «оси» Берлин – Рим». Французский Генеральный штаб мог бы приложить к этому всяческие усилия перед советским и польским генштабами. Франции выгодна всякая интенсификация связей между генштабами Франции и Польши. Гамелен предлагал обеспечить координацию франко-польских переговоров, установив с этой целью связь с маршалом Рыдз-Смиглы²⁶³, организовав переговоры по образу и подобию переговоров франко-британских генштабов²⁶⁴.

Начальник французского генштаба, человек, надо полагать, весьма компетентный, полагал, что Советский Союз и Польшу можно привести к взаимовыгодному сотрудничеству именно при помощи дипломатии и переговоров, а не путем угроз и запугиваний. Сталин занимал прямо противоположную позицию: он, во-первых, учитывал только собственные интересы, и не хотел видеть интересов других стран, и, во-вторых, полагал, что любой вопрос можно решить силой или угрозой применения силы.

16 апреля Литвинов вновь принял Сидса. Нарком напомнил послу о том, что в сообщении, сделанном им накануне, отсутствует ответ на вопрос, поставленный через Майского два дня назад: в какой форме английское правительство видит помощь Румынии со стороны Англии, Франции и СССР, а также других заинтересованных держав. Советское правительство тоже обратило внимание на отсутствие такого ответа и поручило Литвинову напомнить об этом послу, а также заявить, что в ожидании ответа Кремль вынужден пока воздержаться от принятия дальнейших решений.

Сидс горячо возразил, и указал на праздность вопросов наркома, поскольку английское правительство уже заявило, что оно придет на помощь Румынии всеми средствами, имеющимися в его распоряжении. Сидс сказал, что не понимает советских претензий: ведь Майский уже заявил Галифаксу о готовности Советского Союза оказывать помощь Румынии. Сидс также не понимает, почему Правительство СССР не может сделать об этом публичную декларацию, которая могла бы, во-первых, произвести соответствующее впечатление на Германию, и, во-вторых, успокоить общественное мнение. Сидс еще раз подчеркнул, что дело срочное и не терпит отлагательств.

Литвинов указал послу, что заявление Англии носит весьма общий характер, и не дает представления о тех мерах, которые Англия захочет применить против Германии. Если помощь Греции может быть оказана военно-морским флотом, то Румыния не может подвергнуться нападению с моря. (Вряд ли Литвинов не знал, что у Румынии было и есть достаточно протяженное побережье Черного моря, и немецкие и итальянские военные корабли, нарушив международные договоры, могли из Средиземного моря войти в Черное море, и атаковать Румынию. Сидс все это также знал, и аргументы наркома не могли его не насторожить. – Л.П.). Вряд ли Англия сможет послать свои сухопутные войска в Румынию. Англия, конечно, может объявить войну Германии в случае ее нападения на Румынию, разорвать с ней всякие отношения, организовать блокаду. Подразумевает ли заявление английского правительства подобные действия? Что в случае агрессии против Румынии будут делать Франция и Польша? На какую помощь может рассчитывать СССР, особенно в свете сообщений о том, что Румыния не намерена получать от него помощь? Советское правительство, впрочем, заявило о своей готовности оказывать помощь Румынии, однако, прежде чем принять на себя формальные обязательства и публично об этом заявить, оно хотело бы знать, о чем будет идти речь. В Кремле не имеют достоверной информации об отношениях Германии с Румынией и Польшей. Советское правительство ничего не знает о целях визита в Берлин главы МИД Румынии Григоре Гафенку. Не капитулирует ли он, как чехословацкий президент Гаха и литовский министр иностранных дел Урбшис, оставив всех гарантов в дураках. Может быть, Англии об этом что-то известно, но Москве не известно ничего. Литвинов сказал, что СССР не обязан принимать предложение Англии в том виде, в каком оно оглашено, и может выдвинуть свои контрпредложения. Во всяком случае, Советское правительство хотело бы в первую очередь знать все аспекты создавшегося положения. (Кремль, ни говоря, как обычно, ни «да», ни «нет», облекая свой отказ в размытые формулировки и обставляя его упреками в бездействии союзников, давал понять Англии, что и на этот раз он будет против любого альянса, создаваемого по английским условиям и под английской эгидой. – Л.П.).

Возражая наркому, Сидс настаивал на том, что заявление Уайтхолла имеет в виду всякую помощь (выделено мной. – Л.П.). Что же касается помощи от Советского Союза, то он сам должен определить ее формы и размеры, и что впоследствии об этом могут состояться переговоры между военными делегациями. Сидс сказал, что он опасается того, что Москва продолжает не доверять английской политике, несмотря на то, что она в последнее время в корне изменилась и что о капитулянтстве перед агрессором не может быть и речи. Сидс также сказал, что он опасается, что сегодняшний ответ Кремля вызовет сомнения в его готовности прийти на помощь жертвам агрессии и даже не исключает предположений в капитулянтской позиции самого Советского Союза. Сидс сказал, что для него очень важно, что СССР уже дал обещание Англии помогать Румынии.

Оценивая ход и итоги встречи, нарком указал, что Сидс явно недоволен, по сути, негативным ответом Кремля на предложение английского правительства участвовать в международных гарантиях предоставления помощи Румынии²⁶⁵.

16 апреля Пайяр заявил Потемкину, что Франция присоединяется к демаршу Англии, поставившей перед Советским Союзом вопрос о его согласии опубликовать декларацию о своей готовности оказать помощь любому из своих европейских соседей, если таковой, подвергнется агрессии, и, оказывая ей сопротивление, признает советскую помощь желательной. Присоединение Франции к демаршу Англии не снимает предложения, сделанного Советскому Союзу самим Бонне 14 апреля, к которому Франция сохраняет живейший интерес. Одновременно Пайяр сообщил, что военному атташе генералу Огюсту-Антуану Паласу поручено поставить перед Ворошиловым два вопроса. Во-первых, в чем могла бы выразиться помощь Советского Союза Франции, если бы последняя, защищая Польшу, вступила бы в вооруженный конфликт с Германией. Во-вторых, не может ли СССР выделить французской армии известное количество противовоздушной артиллерии и прожекторов. Ворошилов из-за болезни Паласа не принял²⁶⁶.

17 апреля Литвинов пригласил к себе Сидса. Посол, вероятно, не ожидал от встречи ничего нового, поэтому, вначале достаточно сухо отнесся к предложению Советского правительства, которое огласил Литвинов.

«Считая предложение французского правительства принципиально приемлемым и продолжая мысль Бонне, а также желая подвести солидную базу под отношения между тремя государствами, мы пытаемся объединить английское и французское предложения в следующих тезисах, которые мы предлагаем на рассмотрение британского и французского правительств:

1. Англия, Франция и СССР заключают между собою соглашение сроком на 5–10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, и СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским державам, расположенным между Балтикой и Черным морем и граничащим с Советским Союзом, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение параграфов 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии либо же вовсе отменяется, как направленный против Советского Союза.

6. Англия, Франция и Советский Союз обязуются, после открытия военных действий, не вступать в переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу параграфа 3.

8. Необходимо для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи²⁶⁷.

Выслушав это заявление, Сидс заметно оживился. Он сказал, что, предложения Советского Правительства очень интересные, и он немедленно передаст их в Лондон. По поводу предложения Франции Сидс сказал, что по сообщению Пайяра, Франция поддержала предложение Англии. Литвинов уточнил, что тот же Пайяр в связи с предложением Англии заявил, что правительство Франции не снимает и своего собственного предложения²⁶⁸.

По поводу отдельных пунктов предложений Кремля Литвинов, отвечая на вопросы Сидса, дал следующие разъяснения:

Пункт 2. Бонне сам предлагал Советскому Союзу обязательство о взаимной помощи. В предложении Англии говорилось о гарантии для всех западных соседей СССР. Кроме того, СССР при этом учитывал заявление, сделанное в парламенте Дж. Саймоном в ответ на вопрос члена палаты, что Лондон не отвергал бы предложения о военном союзе с Советской Россией.

Пункт 3. Опыт показал, что пакты о взаимопомощи, не подкрепленные соответственными уточнениями военных обязательств, дают часто отказы. Отсутствие таких уточнений в договорах между СССР, Чехословакией и Францией сыграло отрицательную роль в судьбе Чехословацкой республики.

Пункт 4. Заявление Чемберлена о помощи Польше было вызвано надвинувшейся на Польшу германской угрозой. Заявление же было сделано об агрессии вообще, и поляки могли это понять как обещание помощи и против Советского Союза. Хотя СССР и не собирается нападать на Польшу, но все, же считал бы соглашение между Англией и Польшей против СССР несовместимым с отношениями, которые предлагается ныне установить между ССР и Англией. (Если СССР не хочет нападать на Польшу, зачем переживать по поводу трактовки этого пункта? Ведь если СССР на Польшу не нападет, то и этот пункт соглашения применен не будет. – Л.П.).

Пункт 8. Кремль считает крайне желательным соглашение с Турцией. «Мы не включаем ее в число участников предлагаемого нами общего соглашения, т. к. Турция вряд ли согласилась бы и имела бы возможность оказать какую-либо помощь соседям СССР, в т. ч. Румынию. Необходимо поэтому особое соглашение с Турцией. Кроме того, между английским и турецким правительствами уже ведутся переговоры о соглашении»²⁶⁹.

Стоит обратить внимание на параграфы 2, 4 и 5 советского проекта договора. В § 2 помощь оказывается всем странам, расположенным между Балтийским и Черным морями, то есть, только соседям Советского Союза, независимо от того, откуда исходит агрессия, тогда как оказание помощи соседям Франции не предусмотрено. То есть, в советском проекте договора не было той самой взаимности, которой вскоре советские руководители станут добиваться от будущих союзников.

В § 4 отдельно выделена Польша и агрессором названа исключительно Германия. Поляки, увидев этот параграф, перепугались не на шутку. Они могли решить, что такой формулировкой Кремль оставляет себе лазейку для устранения Англии и Франции от помощи Польше в том случае, если бы сам Советский Союз без просьбы и согласия Варшавы решил пробить себе «коридоры», выйти на польско-германскую границу и «вступить в непосредственное соприкосновение с агрессором».

§ 5 – это прямое вмешательство в дела двух суверенных государств – Польши и Румынии, ибо обязывает их либо изменить предмет двустороннего договора, либо вовсе отменить его по надуманному основанию.

Это была продуманная и не раз опробованная Кремлем тактика: во вполне здравый документ включались несколько пунктов, заведомо неприемлемых для потенциальных партнеров. После того, как партнеры справедливо указывали на это советским руководителям, те изображали оскорбленную добродетель, и заявляли, что не они, а именно партнеры срывают с таким трудом налаженный переговорный процесс. В Кремле почти всегда действовали по принципу: будет или так, как мы сказали, или не будет никак. Понятно, что такая политика и тактика у предполагаемых союзников и вероятных партнеров взаимопонимания не встречала.

В тот же день Литвинов приказал Сурицу немедленно посетить Бонне и сделать ему устное заявление, а потом вручить это заявление в письменной форме без подписи, в качестве неофициального документа. Кроме того, Сурицу поручалось сказать Бонне, что такое же заявление сегодня сделано Сидсу и должно быть получено от него завтра в Лондоне. Если понадобится, Суриц может разъяснить Бонне смысл п. 4: «Чемберлен заявил о готовности оказывать помощь Польше, не упомянув, что это против Германии. Формально получается, как будто Англия окажет помощь и против СССР. Советское правительство считает существование такого обязательства Англии несовместимым с теми отношениями, которые СССР желает теперь установить с Англией. Равным образом СССР считал бы польско-румынский договор, заключенный против Советского Союза, несовместимым с готовностью Советского Союза оказать этим государствам помощь.

Отсюда п. 5: Советское правительство не включило Турцию сразу в качестве четвертого участника общего соглашения, так как она вряд ли согласилась бы и могла бы помогать западным соседям Советского Союза, за исключением Румынии, а потому требуется особое соглашение с ней»²⁷⁰.

17 апреля статс-секретарь МИД Германии (по сути, второй после Риббентропа чиновник германского внешнеполитического ведомства. – Л.П.) Эрнст фон Вайцзеккер (с 1942 года – бригадефюрер (генерал) СС. Несмотря на генеральский чин, Вайцзеккер не был таким уж горячим сторонником внешней политики, проводимой Гитлером и Риббентропом. Конечно, «оппозиционером» его можно назвать с большой натяжкой, но он стремился умерить аппетиты фюрера, предлагая ему вести более тонкую игру. Кстати говоря Эрнст был отцом будущего президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера. – Л.П.) принял Мерекалова. Полпред спросил о состоянии германо-французских отношений. Вайцзеккер сказал, что Германия ничего не хочет от Франции и недоумевает, почему та враждебно относится к Германии. Полпред спросил, насколько верны газетные сведения о требованиях Германии к Польше. Вайцзеккер сказал, что эти сведения неточны. Верно то, что вот уже три – четыре месяца Германия ведет переговоры с Польшей о возвращении Данцига и о строительстве через Польский коридор экстерриториальных железнодорожной магистрали и автодороги. Германия в конце марта сделала предложение Польше в обмен на гарантии польско-германской границы. Но это было именно предложение, а не «требование». В данное время эти переговоры временно приостановлены.

Вайцзеккер категорически отрицал сведения о стычках на польско-германской границе. Правда, по его словам, стычки на польской территории между поляками и немцами, происходят. Германию это, конечно, нервирует, но между военными подразделениями обеих сторон столкновений не было. Вайцзеккер сказал, что в Берлине недоумевают, чем вызвано общее напряжение в Европе: Германия ни на кого нападать не собирается, и до сих пор не мобилизовала ни одного дополнительного возрастного контингента. Между тем соседи Германии – Голландия, Швейцария и другие державы мобилизовали ряд возрастных контингентов. Мерекалов на это возразил, что Германия уже мобилизована. Вайцзеккер заверил полпреда в том, что Германия провела далеко не все, что нужно для мобилизации. Если бы Германия готовилась к войне, ожидала ее, она сделала бы намного больше. Вообще эта напряженная атмосфера вызвана искусственно. Малые страны не боятся нападения Германии и вовсе не просят о той помощи, которую им навязывают Англия и Франция.

Вайцзеккер спросил Мерекалова, чувствует ли СССР для себя угрозу и думает ли, что его интересы задеты на каком-либо участке. Полпред ответил, что СССР вообще заинтересован в устранении угрозы войны и разрешении создавшегося положения. Специально же задетым себя на каком-либо участке Советский Союз не чувствует. Вайцзеккер заметил, что СССР вообще относится к происходящему спокойней, чем Англия и США. Советская пресса ведет себя в отношении Германии гораздо корректней, чем английская и американская.

В свою очередь Вайцзеккер спросил полпреда, как ведет себя с точки зрения Кремля германская печать, согласен ли он с тем, что печать в Германии также стала корректней. Мерекалов ответил, что хотя количественно германская пресса стала допускать, быть может, меньше выпадов, но по качеству эти выпады ничуть не ослабели и не создают впечатления об изменении линии германской прессы.

Полпред спросил, как смотрит Вайцзеккер на перспективы отношений между СССР и Германией. Тот шутливо ответил, что лучше, чем сейчас, они быть не могут. Затем спохватился (очевидно поняв, что сморозил глупость. – Л.П.), и, уже более серьезным тоном сказал, что у СССР и Германии, как известно, есть идеологические противоречия. Но вместе с тем Германия искренно хочет развить с Советским Союзом экономические отношения.

Вопрос об обращении Рузвельта от 14 апреля к Гитлеру и Муссолини Вайцзеккер и Мерекалов своим внимание обошли²⁷¹.

Обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, Берлин от невнятных знаков, которые можно было трактовать как угодно, перешел к прямому зондажу настроений Кремля на предмет улучшения отношений. Это говорит о том, что Германии что-то нужно было от Советского Союза. Во-вторых, бросается в глаза, насколько отличается тон, каким советские официальные лица ведут беседы с представителями Англии и Франции, с одной стороны, и Германии – с другой. С англичанами и французами разговаривают свысока, пренебрежительно, порой – грубо, со своими собратьями по социалистическому лагерю говорят уважительно и по-деловому. Крайне тревожный симптом, на который, без сомнения, обратили внимание наши будущие союзники по антигитлеровской коалиции. Обратили и, безусловно, еще больше насторожились. Да и Гитлер это тоже заметил.

18 апреля Суриц сообщал в Москву, что на Бонне предложение Советского правительства, сделанное накануне, произвело огромное впечатление. Ознакомившись с документом, он удалился в соседнюю комнату, вероятно, для того, чтобы связаться с Даладье.

По параграфам 4 и 5 даже не потребовалось разъяснений, поскольку эти параграфы, как не имеющие к Франции непосредственного отношения, вероятно, не особенно заинтересовали Бонне. О пятом параграфе он даже сказал, что это вполне законное требование. Весь его интерес был, разумеется, прикован к параграфам 1 и 2. В параграфе 2, его, вероятно, несколько смутило то, что данный параграф распространяет гарантии безопасности на прибалтийские государства. Бонне не возражал против этого, но несколько раз уточнял, о каких конкретно странах идет речь. При ознакомлении с параграфом 1 Бонне удовлетворенно отметил, что речь идет об одной только Европе и что на Дальний Восток не распространяется. Естественно, что Бонне не дал, да и не мог дать ответа на предложения Кремля. Тем не менее, он просил Сурица передать Литвинову что «первое впечатление у него сложилось очень благоприятное», он с удовлетворением признавал, что советский проект «в высшей степени интересен»²⁷².

На следующий день Литвинов направил Сурицу телеграмму с разъяснениями некоторых пунктов советских предложений: «Во избежание недоразумений сообщаю, что в параграфе 2 имеются в виду Финляндия, Эстония, Латвия, Польша и Румыния. Если Вы перечислили не все эти страны, перечислите их вновь. Параграф 5 касается также и Франции, ибо и она должна оказать соответствующее давление на Польшу и Румынию»²⁷³.

18 апреля, отвечая на запросы членов палаты общин, Чемберлен заявил, что английское правительство продолжает поддерживать тесный контакт с другими заинтересованными правительствами. Чемберлен отметил, что Уайтхолл с удовлетворением приветствует послание Рузвельта. На вопрос о том, взяло ли английское правительство на себя какие-либо обязательства в отношении оказания помощи Голландии, Швейцарии и Дании в случае, если они подвергнутся нападению, Чемберлен ответил, что правительство не брало на себя никаких особых обязательств в отношении этих стран. «Вряд ли, – сказал Чемберлен, – следует здесь доказывать, что английское правительство весьма заинтересовано в сохранении независимости этих государств».

Затем Чемберлену задали вопрос: «Намерено ли английское правительство начать военные переговоры со странами, в отношении которых Англия приняла военные обязательства?» Чемберлен ответил, что правительство будет поддерживать с заинтересованными странами необходимый контакт как в военном, так и во всех других отношениях²⁷⁴.

19 апреля предложения Советского правительства и сопроводительная записка Кадогана обсуждались на заседании внешнеполитического комитета правительства Великобритании. Кадоган отмечал, что предложение Кремля ставит Англию перед весьма трудным выбором между преимуществами, которые сулит письменное обязательство Кремля вступить в войну на стороне Англии и минусами, которые неизбежно последуют за вступлением Англии в открытый союз с Советской Россией. Преимущество, по меньшей мере, сомнительное. Из сообщений посольства в Москве видно, что, если СССР и может успешно защищать свою территорию, он не может, если бы он даже пожелал того, оказать полезную активную помощь за пределами своих границ. В то же время Польша решительно выступила против альянса с Россией. Более умеренную позицию заняла Румыния. Не говоря уже о реакции потенциальных противников Англии – Германии, Италии и Японии, которые смогут поднять в своих странах большой шум по поводу «красной опасности». Португалия, Испания и Югославия предупредили Лондон, что союз с Россией лишит ее их симпатий. (Как видим, Кадоган относит эти три страны к противникам Англии. А Советский Союз рассматривается им как союзник – это хороший и весьма важный для Москвы симптом. Сообщения о заседаниях кабинета министров, как правило, несмотря на попытки этого не допустить, публиковались в английских газетах, и в Кремле знали не только о том, какие вопросы обсуждались, но и о том, какие аргументы выдвигались в пользу того или иного решения, кто выступал за, а кто против. Это давало возможность поощрять тех, кто лояльно относился к Советскому Союзу, и «обрабатывать» тех, кто был против СССР. – Л.П.). Кадоган считает, что это аргументы против принятия советского предложения. «Этот союз мало дает с точки зрения дополнительной безопасности: он только вызовет подозрения у наших друзей и усилит враждебность наших врагов».

Однако Кадоган сказал, что понимает, как трудно отказаться от советского предложения, поскольку «мы утверждали, что СССР проповедует «коллективную безопасность», но сам каких бы то ни было практических предложений не вносит. Теперь сделаны такие предложения, и они будут нас критиковать, если мы их отвергнем». Нельзя исключать риск – хотя и весьма отдаленный, – что, если Англия отвергнет предложение Кремля, он может заключить «соглашение о невмешательстве» с Германией.

Чемберлен, заявил, что вся информация, которой он располагает, говорит о том, что советские вооруженные силы в настоящее время имеют малую ценность в военном отношении для наступательных операций. На основании этого утверждения, но в то же время, не отвергая окончательно советское предложение, он рекомендовал создать впечатление, что для военного союза время еще не созрело. По мнению Чемберлена, этот союз не мог быть эффективным в снабжении малых стран Восточной Европы снаряжением и боеприпасами. Премьер сослался на мнение Бека о том, что «нежелание заключить открытый союз Польши с СССР объясняется тем, что это может спровоцировать Германию на агрессивные действия».

Выступивший вслед за Чемберленом министр по координации обороны лорд Эрни Четфилд заявил, что «политические аргументы против военного союза между Англией, Францией и СССР являются неотразимыми и, как таковые, не могут не перевесить любые военные преимущества».

В документе, принятом по данному вопросу говорилось, что комитет в настоящее время не склонен принять советское предложение; что важно добиться того, чтобы французское правительство не ответило на предложение, которое было передано ему отдельно, без консультации с правительством Англии. Форин офису рекомендовали немедленно предупредить французское правительство об опасности сепаратных действий с его стороны, что весьма важно, чтобы как содержание предложения Советского правительства, так и реакция на него правительства Англии не стали сейчас достоянием гласности. На этом необходимо настаивать перед французским правительством»²⁷⁵.

Аргументы у тех, кто выступал против соглашения с Советским Союзом, были достаточно весомы: совсем недавно Сталин произвел в Красной Армии чистку кадров, способность советских вооруженных сил вести военные действия вызывала вполне оправданные сомнения и опасения в том, что Красная Армия из помощника может превратиться в обузу. Решение, принятое английским правительством, таким образом, было не столь однозначно трусливым и соглашательским с Германией, как это представляют советская и российская историческая наука и пропаганда.

В тот же день Галифакс выступил в палате лордов. Отвечая на вопрос: «Предполагается ли зарегистрировать в Лиге Наций любые соглашения, которые будут заключены с другими странами?», Галифакс заявил, что «английское правительство, несомненно, предприняло бы любые мероприятия, которые предусматриваются статьей II устава Лиги. Однако это до некоторой степени будет зависеть от формы достигнутого соглашения». Галифакс заверил, что английское правительство уделяет большое внимание защите английского судоходства.

Затем Галифакс остановился па основных принципах английской внешней политики. Эти принципы, сказал он, могут быть выражены в нескольких словах, а именно: «сохранение всеобщего мира, защита личной собственности и законных интересов английских граждан за границей». Совершенно очевидно, что международная машина, созданная для применения этих принципов, не оправдала возлагавшиеся на нее надежды. Однако причина ее неудачи кроется не только в самой машине, но и в отсутствии желания государств заставить ее работать эффективно. Галифакс объяснил ослабление Лиги Наций наличием «конфликта идей» и оправдывал прежнюю политику английского правительства. Однако, сказал Галифакс, после германского захвата Чехословакии стало ясно, что основы для такой политики, по-видимому, больше не существует. Далее Галифакс заявил, что, когда государства окажутся под угрозой, английское правительство окажет им помощь в сохранении их независимости²⁷⁶.

20 апреля в палате общин Чемберлен заявил, что английское правительство решило создать министерство военного снабжения, которое возглавит министр, входящий в состав кабинета. Чемберлен просил палату как можно скорее провести соответствующий законопроект. Новое министерство будет заниматься делами снабжения армии. В его ведении будут находиться материальные резервы, уже созданные военным министерством. Новое министерство будет ведать всеми запасами металлов и другого стратегического сырья. Оно будет уполномочено следить за первоочередным выполнением правительственных заказов. Для этой цели при министерстве будет создана специальная комиссия, которая будет определять, какие заказы должны выполняться в первую очередь. На вопрос лидера лейбористов Эттли: «Почему функции нового министерства будут ограничиваться только снабжением военного министерства?», Чемберлен ответил, что морские министерство и министерство авиации работают вполне удовлетворительно и поэтому нет сейчас никакого смысла вмешиваться в их работу. Однако в случае, если возникнет необходимость, то функции нового министерства будут расширены²⁷⁷.

20 апреля Муссолини выступил с речью, которую итальянские и мировые газеты расценили как ответ на послание Рузвельта. «Джорнале д'Италиа», комментируя речь Муссолини, писала, что Италия «готова пойти на войну в случае необходимости». Далее газета отмечала, что «время не может ликвидировать итальянские требования. Оно только увеличивает их объем. Речь Муссолини дает правительствам последнюю возможность мирным путей удовлетворить требования Италии».

Английская газета «Дейли мейл» писала, что нет сомнения в том, что державы оси Рим – Берлин ценой, которую нужно заплатить за мир, считают германскую гегемонию в Европе и итальянское господство на Средиземном море, но эти условия неприемлемы».

Муссолини, по сути, отверг предложения американского президента²⁷⁸. Ответ Гитлера, столь же однозначно отрицательный, содержался в речи, с которой он выступил в рейхстаге 28 апреля²⁷⁹.

21 апреля Риббентроп принял польского посла Липского и от имени своего правительства вновь предложил Польше уступить Германии Данциг и узкую полосу береговой территории, которая соединяла бы Восточную Пруссию с остальной Германией. В обмен на эти уступки Германия обещала предоставить Польше право транзита через Данциг и доступ к Гдыне²⁸⁰.

21 апреля французское правительство приняло новые чрезвычайные декреты. Декрет о продолжительности рабочего дня увеличивал ее до 45 часов в неделю на предприятиях коммунального хозяйства и на частных предприятиях без какого-либо увеличения заработной платы. Этот декрет устанавливал, что оплата за первые пять часов сверхурочных работ (сверх 45 часов) должна производиться по нормальному тарифу без всяких надбавок.

Декрет о кредитах на национальную оборону устанавливал, что кредиты отпускаются на сумму в 12,8 млрд. франков (примерно 320 млн. долларов), из которых на нужды сухопутий армии – 4,2 млрд. (111 млн. долларов), на морской флот – 4,14 млрд. (109 млн. долларов), на воздушный флот – 3,85 млрд. (102 млн. долларов), на нужды колониальных войск – 580 млн. франков (15,3 млн. долларов. Все уточнения мои. – Л.П.).

Декрет о снабжении населения в военное время уполномочивал министра земледелия выполнять в военное время функции снабжения населения как в самой Франции, так и в ее колониях. Ему поручалось, в частности, мобилизация фондов сельскохозяйственных продуктов²⁸¹.

26 июня 1940 года, за год до начала Великой Отечественной войны, Президиум Верховного Совета СССР «по просьбе трудящихся», с 7-ми до 8-часов увеличил продолжительность рабочего дня рабочих и служащих, а рабочую неделю – с 6-ти до 7-ми дней с одним выходным, запретил самовольный уход рабочих и служащих с предприятий и учреждений, а также самовольный переход с одного предприятия на другое или из одного учреждения в другое, ввел уголовное наказание за самовольный уход с предприятия. В тот же день СНК повысил нормы выработки и снизил сдельные расценки пропорционально увеличению продолжительности рабочего дня. Месячные оклады и тарифы, несмотря на увеличение продолжительности рабочего времени, остались неизменными²⁸². 2 октября 1940 года Президиум Верховного Совета СССР с целью подготовки трудовых кадров создал Комитет по трудовым резервам, СНК тут же, в связи с резко возросшим материальным уровнем советского народа ввел плату за обучение в старших классах средних школ, в ВУЗах и техникумах²⁸³.

До войны оставалось всего ничего, и страна действительно к войне готовилась – то ли ждала нападения, то ли сама собиралась напасть, и требовались все новые и новые рабочие и солдатские руки. Эти меры повышали как общее число человеко/часов, затраченных на выпуск военной продукции, так и численность призывного контингента. Но в 1939 году, в отличие от той же Франции, ничего подобного не только не делалось, но даже и не планировалось, хотя, казалось бы, страна ждала нападения и с запада, и с востока, и с юга, и с севера. Даже Закон о всеобщей воинской обязанности был принят лишь после того, Молотов и Риббентроп подписали пакт о ненападении, и опасность миновала. Так, может, и не было никакой опасности летом 1939 года? Может, и не собирался никто нарушить мирный созидательный труд советского народа? Может, выдумки это все?

22 апреля Бонне вызвал к себе Сурица, и, чтобы полпред не думал, что правительство Франции не занимается советским предложением от 17 апреля, рассказал, что как он сам, так и Даладье это предложение тщательно изучают. Как бы мельком и оговариваясь, что это только его личное мнение, Бонне сказал, что во Франции не будет популярна идея гарантии странам Прибалтики, поскольку она не сопровождается гарантией со стороны Советского Союза для Бельгии, Голландии и Швейцарии. Бонне сказал, что считает пятый параграф советских предложений «законным», но предвидит, что правительство Польши будет очень активно возражать (отчасти из-за Венгрии). Бонне спрашивал, является ли это требование непременным условием и предполагается ли общее представление Польше и Румынии гарантий со стороны всех трех стран или отдельно²⁸⁴.

22 апреля Литвинов принял только что вернувшегося из Варшавы Гжибовского, который по поручению Бека сообщил конфиденциально его взгляды по вопросам, наиболее интересующим Советское правительство.

1. По радио 17 апреля передавали из Москвы четыре основных пункта внешней политики Советского Союза. После того, как посол перечислил их, нарком сказал, что это передавали доклад Сталина на партийном съезде. (Напомню, Сталин выступил с этим докладом 10 марта. – Л.П.). Посол сказал, что эти четыре пункта совпадают с польской внешней политикой. Кроме того, Польша готова оказывать помощь государствам, которым угрожает опасность агрессии, и принимает все необходимые меры для организации обороны своей страны.

2. В прибалтийских государствах имеются как отрицательные, так и положительные явления. К первым относится пропаганда, которую там активно ведет Германия. Ко вторым – неоднократно декларировавшаяся этими державами готовность к самозащите, в чем Польша намерена им в меру сил содействовать, избегая, впрочем, всего, что могло бы усугубить их, и без того незавидное положение. Если бы в одном из этих государств отчетливо проявилась тенденция к отказу от независимости, то для Польши, безусловно, создалось бы новое положение, и Гжибовский пришел бы к Литвинову с новыми инструкциями от своего правительства.

3. Польша не придает слишком большого значения экономическому соглашению Румынии с Германией. Переговоры об этом соглашении велись уже давно, и сенсацией стало не само соглашение, а тот момент, когда его подписали. Правительство Польши считает, что Германия получит от этого не так уж и много, т. к. не располагает необходимыми капиталами.

4. По отношению к Венгрии польское правительство, по-прежнему, с оптимизмом смотрит на то, что процесс подчинения этой страны Германии еще не закончен. Было бы ошибочным исходить уже сейчас из предположения о таком подчинении. Пока еще надо обращаться с Венгрией как с самостоятельной державой. (Польша, располагавшая куда меньшим экономическим, политическим, дипломатическим и военным ресурсом, чем Советский Союз, тем не менее считала, что еще не все потеряно, что Венгрию можно оторвать от Германии, и тем самым не позволить «оси» усилиться. А в Москве, почему-то, руки опустили. Или не опустили, а действовали в соответствии с каким-то планом? Вот только план оказался очень уж замысловатым, а в конечном итоге – ущербным. – Л.П.).

5. Польша с Германией в настоящее время переговоров не ведет, а ожидает реакции Берлина на отрицательный ответ Польши, последовавший 26 марта. Польша по-прежнему надеется, что предложения Германии будут дезавуированы. Польша ни в коем случае не допустит влияния Германии на свою внешнюю политику и не согласится на подчинение польских прав в Данциге решениям Германии или на попытки принятия односторонних решений в данцигском вопросе. Пределом польских уступок Германии является невмешательство Польши во внутренние дела Данцига.

На многочисленные реплики, замечания и вопросы наркома посол дал следующие ответы.

1. Гафенку во время своего нынешнего визита в Берлин не пошел дальше ранее заключенного соглашения²⁸⁵.

2. Липский недавно приезжал в Варшаву исключительно с целью получения информации.

3. В Латвии наблюдаются некоторые тревожные признаки. Эстония держится несколько самостоятельнее.

4. Особой концентрации германских войск на польской границе пока не заметно, однако в самой Германии, без сомнения, проведена мобилизация, хотя, вполне вероятно, что и не полная. («Правда» 22 апреля со ссылкой на ТАСС сообщала: «ЛОНДОН, 21 апреля. Варшавский корреспондент газеты «Ньюс кроникл», ссылаясь на сведения, полученные из достоверных источников, сообщает, что численность германских войск, сосредоточенных в настоящее время в Восточной Пруссии, составляет 400 тысяч человек»).

5. В отношениях с Англией и Румынией ничего нового не произошло после известного выступления Чемберлена об оказании взаимной помощи. Об оказании помощи Румынии Польша намерена договариваться исключительно с Румынией, но никак не с Англией.

6. Бек все еще надеется договориться с Венгрией и оторвать ее от агрессивной «оси».

7. Франция значительно подтянулась, и многие соотечественники Гжибовского, приехавшие недавно оттуда, сообщили ему о новых настроениях во французском истеблишменте и в широких общественных кругах. Даже французские крестьяне настроены воевать с Германией.

8. По поводу политики английского правительства мнения в Польше расходятся. Одни полагают, что новые решения, принятые английским правительством, имеют необратимый характер, независимо от того, продолжит ли Гитлер свою политику территориальных захватов, или будет довольствоваться уже достигнутым. В то же время, другие считают, что «мюнхенская» линия, которой придерживается Саймон, может еще одержать верх, и Англия вступит в переговоры с Германией.

9. Варшава не получала приглашения направить делегацию на празднование для рождения Гитлера. (Поляки не были столь уж большими друзьями Гитлера, как это утверждает российская официальная историческая наука, и пороги имперской канцелярии они не обивали, желая заручиться поддержкой Гитлера. Да и немцы не стремились заполучить Польшу к себе в друзья. – Л.П.). К правительству Польши не обращались также с вопросом, чувствует ли она на себе какую-либо угрозу со стороны Германии.

В ответ Литвинов заявил, что Кремль продолжает вести переговоры с правительствами Англии и Франции, начатые больше месяца назад в связи создавшейся для Польши и Румынии угрозой. СССР стремится уточнить возможные обязательства каждой из сторон. В этих переговорах уделяется определенная роль и Польше, но, поскольку к Правительству СССР по этому поводу обращается Англия, СССР ей отвечает. Правительству СССР известно, что Англия ведет переговоры также и с Турцией, которая ставит свои ответы в прямую зависимость от советской позиции. Что касается стран Прибалтики, то для Советского Союза тоже создалось бы новое положение, если бы вдруг одна из этих держав решила отказаться от своей независимости. Об этом было 28 марта заявлено послам этих государств. Кремлю неизвестны какие-либо тревожные признаки, если не считать полученных, но еще не проверенных данных, о каких-то демонстрациях, намеченных на сегодняшнее число в связи с какой-то годовщиной²⁸⁶.

22 апреля французское агентство «Гавас» сообщило, что германский посол в Брюсселе в связи с посланием Рузвельта запросил бельгийское министерство иностранных дел, считает ли Бельгия, что она находится под германской угрозой. Германскому послу был дан ответ, что Бельгия не считает себя находящейся под угрозой потому, что «она доверяет гарантиям, которые непосредственно дали ей Англия, Франция и Германия».

22 апреля английская печать передавала о новых ответах, данных правительствами малых стран на германский запрос: «Считают ли они, что им угрожает германская агрессия». Правительство Литвы, сославшись на договор о передаче Германии Мемеля, ответило, что Германия никогда не применит силу против Литвы и не окажет поддержку какой-либо другой силе, направленной против Литвы.

Правительство Швейцарии послало в Берлин ответ, в котором выражает уверенность, что нейтралитет Швейцарии будет уважаться.

Правительство Голландии ответило, что не считает, что Германия ей угрожает, однако в случае европейской войны Голландия должна будет «считаться со всякой возможностью»²⁸⁷.

23 апреля Литвинов направил Сурицу телеграмму: «Все восемь пунктов наших предложений мы считаем органическими частями единого и неразрывного целого. Предложения в целом составляют минимум наших пожеланий. Хотели бы знать мнение французского и английского правительств по проекту в целом»²⁸⁸.

Заявляя, что советский проект может быть принят только целиком, Литвинов, по сути, ставил крест на мирных инициативах Кремля, поскольку не оставлял возможностей для переговоров и обсуждений. Документ, некоторые положения которого были заведомо неприемлемы для Польши, по словам Литвинова, не мог быть доработан или изменен. В противном случае, он не будет принят вовсе. Какие уж тут переговоры…

24 апреля Суриц сообщал в Москву, что данные о советской инициативе от 17 апреля просачиваются, главным образом, через английскую печать, тогда как газеты самой Франции ничего существенного не сообщают. Министр колоний Жорж Мандель – ярый, в силу пятого пункта, противник фашизма и нацизма, убитый вишистскими коллаборационистами в 1944 году, последовательный сторонник создания единого блока государств против Германии и сближения с Советским Союзом, а, значит, заслуживающий доверия Кремля, – через третье лицо передал, что никто из членов правительства, за исключением Бонне и Даладье, советского проекта не видел. Остальным в самых общих словах сказано лишь то, что речь идет о военном союзе. Одновременно о советском проекте хорошо осведомлен кое-кто, весьма далеко стоящий от власти, но зато связанный с верхушкой Кэ д'Орсэ²⁸⁹. По словам этих людей, весьма высокопоставленные чины МИД настроены к этому проекту скептически, так как считают невероятным, что Чемберлен решится пойти столь далеко. Польский посол Юлиуш Лукасевич проводит активную кампанию, направленную против сотрудничества с СССР. Мандель, сообщил, что сторонники умиротворения Гитлера еще не полностью разоружились, и продолжают гнуть свою линию. Он самые серьезные надежды возлагает на военных, которые настроены сейчас очень решительно и в большинстве своем выступают за широкое сотрудничество с Советской Россией. Ряд фактов действительно свидетельствуют о повышенном интересе к СССР со стороны военных кругов Франции. По словам Сурица, военные ищут с ним встреч, чего раньше никогда не было²⁹⁰.

Не только политические руководители Франции склонялись к более широкой, чем банальная декларация или ни к чему не обязывающий политический союз держав, трактовке предложения Советского правительства. Высокопоставленные военные чины также готовы были поддержать инициативу политиков, причем, они говорят об этом не только своим политическим руководителям (письмо Гамелена Даладье от 15 апреля), но и советским дипломатам. Это были не просто слова – военное и политическое руководство Франции действительно стремились к широкому военному сотрудничеству с Россией с целью оказать отпор Гитлеру.

24 апреля в Берлин вернулся английский посол Гендерсон. Это явилось для большинства наблюдателей в Лондоне полной неожиданностью. В политических кругах полагали, что английское правительство тем самым сделало еще одну попытку смягчить тон предстоящего выступления Гитлера. Печать не скрывала, что инициатива в этом вопросе принадлежит премьер-министру. По словам политического обозревателя «Дейли экспресс», в Берлине решение английского правительства приветствуется как «хороший признак того, что англо-германские отношения приходят в нормальное состояние». Дипломатический обозреватель «Ньюс кроникл» отмечал, что, новый шаг английского правительства «вызвал удивление и некоторый пессимизм». Консервативная газета «Йоркшир пост» также подчеркивала, что некоторые склонны рассматривать возвращение Гендерсона в Берлин как проявление старой политики Чемберлена²⁹¹.

25 апреля отвечая в палате общин на вопросы депутатов, Чемберлен заявил, что отъезду в Берлин посла Гендерсона не следует придавать особого значения. На вопросы о том, означает ли возвращение Гендерсона в Берлин, что английские правительство в какой-либо степени признало германский захват Чехословакии, и намерено ли английское правительство признать итальянский захват Албании?», Чемберлен ответил отрицательно.

24 апреля Бонне принял вызванного в Париж после германской оккупации Чехословакии французского посла в Берлине Кулондра, который возвращается в Берлин. Газета «Пти паризьен» в связи с этим писала, что возвращение Кулондра в Берлин «отнюдь не означает того, что французское правительство решило признать захват Чехословакии Германией»²⁹².

25 апреля турецкое правительство согласилось с предложением английского правительства на взаимную помощь Англии в случае агрессии со стороны Италии. В случае агрессии на Балканах Турция намеревалась оказывать помощь Англии лишь тогда, когда эта агрессия представляла бы угрозу для самой Турции. Англо-турецкое соглашение о взаимной помощи должно быть дополнено таким же договором между Англией и Советским Союзом. Также отмечалась необходимость специального соглашения Турции с Советским Союзом, определяющего условия и способы их взаимопомощи в Босфоре, Дарданеллах и в Черном море. Отмечалась необходимость для Турции экономической и финансовой помощи вместе с военным снабжением. Анкара предлагала заключить соглашение с Англией на 15 лет. Соглашение должно быть ратифицировано парламентом и опубликовано²⁹³.

25 апреля Бонне вручил Сурицу проект нового «соглашения трех держав», заметно отличавшийся от того, который Бонне изложил ранее, и от его же предложения от 14 апреля. Новый французский проект гласил:

«В случае, если бы Франция и Великобритания оказались в состоянии войны с Германией вследствие выполнения обязательств, которые они приняли бы с целью предупредить всякие насильственные изменения положения, существующего в Центральной или Восточной Европе, Советский Союз оказал бы им немедленно помощь и поддержку.

В случае, если бы вследствие помощи, оказанной Советским Союзом Франции и Великобритании в условиях, предусмотренных предыдущим параграфом, Советский Союз оказался бы в свою очередь в состоянии войны с Германией, Франция и Великобритания оказали бы ему немедленно помощь и поддержку. Три правительства согласуют между собой без промедления формы оказания этой помощи в том и другом из предусматриваемых случаев и предпримут все меры к тому, чтобы обеспечить ей полную эффективность»²⁹⁴.

Новый французский проект, во-первых, подразумевал уже противодействие агрессии не только против Польши и Румынии, но и всей Восточной и Центральной Европы, во-вторых, сохранял, изложенные в проекте от 14 апреля принцип взаимности и направлен был исключительно против Германии. Французы куда больше англичан, отделенных от континента морским проливом, опасались агрессии со стороны Германии, и в данном случае именно правительство Франции стремилось ускорить процесс заключения англо-франко-советского договора о взаимопомощи.

26 апреля Литвинов направил Сурицу телеграмму по поводу французского предложения от 25 апреля. Нарком интересовался, уточнял ли Бонне хотя бы на словах, говоря о статус-кво в Центральной и Восточной Европе, о каких странах идет речь, и исключается ли в этом случае из Восточной Европы прибалтийские государства? Несмотря на то, что формулировка проекта, по мнению Литвинова, является издевательской, тем не менее, он просил Сурица сообщить подробности²⁹⁵.

26 апреля германский поверенный в Англии Теодор Кордт сообщал в аусамт²⁹⁶, что из надежного источника он узнал о намерении британского правительства дать через своего посла в Москве ответ на контрпредложения СССР. По данным источника английский ответ равнозначен отказу, хотя он и будет облачен в форму замечаний к советским контрпредложениям.

Во-первых, в своей главной части английская нота содержит отклонение предложенного Советским Правительством трехстороннего пакта по оказанию взаимной помощи между Англией, Францией и СССР. В связи с этим отпадают также и переговоры военных делегаций, которые должны были последовать в случае подписания пакта.

Во-вторых, Англия обращает внимание на то, что представленные ею Польше и Румынии гарантии направлены против любой агрессии, жертвой которой могли стать эти государства. Таким образом, отвергается предпринятая Советским Союзом попытка лишить существующие между Польшей и Румынией договоры их антисоветской направленности и обратить исключительно против Германии и Италии. По сути дела советские предложения означали, что Англия и Франция уже заранее должны были обозначить в качестве агрессора Германию, против которой могли быть действительны их заявления о предоставлении гарантий безопасности.

Самую заметную роль при отклонении трехстороннего пакта, предложенного Кремлем, сыграло весьма важное соображение относительно того, что в случае нападения Германии на Англию или Францию, СССР, как и Польша, обязан оказать этим странам помощь, что потребовало бы пропуска советских войск через польскую территорию, чего и добивается СССР. Реализация этого положения пакта поставила бы Польшу в затруднительное положение, которого Польша стремится избежать. Польша и Румыния ни при каких обстоятельствах не хотят получить от Советского Союза помощь, о которой они не просят²⁹⁷.

26 апреля Риббентроп направил послу Германии в Японии Эйгену Отту пространную депешу в которой говорилось, что Германия, Италия и Япония уже давно ведут тайные переговоры о заключении оборонительного союза. (Имеются в виду попытки превратить политический антикоминтерновский пакт в тройственный военный союз. Япония по этому вопросу занимала не совсем удобную для Германии и Италии позицию, всячески затягивая подписание именно военного договора. В конце концов, Германия и Италия 22 мая 1939 года подписали двусторонний договор о военном союзе, больше известный как «Стальной пакт», а окончательно союз Германии, Италии и Японии был закреплен в Берлине подписанием т. н. «пакта трех держав» только 24 сентября 1940 года – Л.П.). Переговоры в силу особых причин и согласно договоренности между партнерами проходят минуя обычные дипломатические пути. Летом 1938 года военный атташе Японии в Германии генерал Хироси Осима, (ставший в 1939 году послом. – Л.П.), сообщил, что, по мнению японских военных, наступил благоприятный момент для заключения общего оборонительного союза между Германией, Италией и Японией. По его мнению, содержание трехстороннего союзного пакта могло бы состоять в проведении консультаций между тремя державами на тот случай, если одна из них окажется в затруднительном политическом положении; политической и военной поддержке, если одной из трех держав угрожают извне; оказании помощи и поддержки, если одно из трех государств подвергнется неспровоцированному нападению со стороны другого государства.

В ходе сентябрьской конференции в Мюнхене этот вопрос обсуждался с Муссолини и Чиано. Обсуждение было продолжено в Риме во время визита Риббентропа. В результате этого дуче заявил о своем принципиальном согласии, однако оставил за собой право сообщить позднее свое мнение о времени заключения пакта. В начале января этого года Чиано информировал МИД Германии, что теперь дуче готов к подписанию пакта.

В ходе непосредственных контактов Риббентропа с Осима и Чиано был выработан окончательный текст договора, который наряду с тремя указанными выше пунктами содержал также обязательство, исключающее в случае совместного ведения военных действий заключение сепаратных мира и перемирия, и который устанавливал срок действия договора на 10 лет. Проект трехстороннего договора был дополнен также двумя секретными протоколами, предусматривавшими немедленное проведение консультаций о выполнении обязательств по оказанию поддержки в различных принимаемых в расчет случаях и, кроме того, определяли соответствующие меры по совместным выступлениям в сфере пропаганды и прессы.

В начале марта Осима и Тосио Сиратори – посол Японии в Италии, получили инструкции, в которых японское правительство, хотя бы, в общем и целом одобряло идею пакта, однако обязательство по оказанию взаимной поддержки хотело бы привязать исключительно к случаю войны с СССР. Оба посла лично и строго конфиденциально информировали об этом Чиано и Риббентропа, и в свою очередь сразу же сообщили в Токио о своем отказе представить на рассмотрение в Берлин и Рим это столь существенное изменение итало-германского проекта. Японские дипломаты снова высказывались за то, чтобы принять первоначальный проект и заявили, что в случае иного решения правительства они покинут свои посты.

В ответ на это из Токио поступил правительственный проект, который в основном соответствовал итало-германскому проекту, но срок его действия сокращался до пяти лет. Однако прежнее пожелание японцев ограничить обязательство по взаимному оказанию помощи исключительно случаем войны с СССР еще сохранилось, впрочем, в несколько смягченной форме. Японцы испрашивали категорическое согласие Германии на то, чтобы после подписания и опубликования соглашения сделать послам Англии, Франции и США заявление, где должно быть указано приблизительно следующее:

а) трехсторонний пакт возник в развитие антикоминтерновского пакта;

б) при этом партнеры в качестве своего военного противника имели в виду Советский Союз;

в) Англия, Франция и Соединенные Штаты Америки не должны усматривать в нем угрозу для себя.

Япония обосновала необходимость подобного ограничительного толкования пакта тем, что в данный момент она в силу политических, но особенно экономических соображений еще не в состоянии открыто выступить в качестве противника трех демократических государств. Осима и Сиратори сообщили в Токио о невозможности осуществления также и этого пожелания Японии, и строго конфиденциально информировали Чиано и Риббентропа о развитии этого вопроса. У Чиано и Риббентропа, не осталось сомнений в том, что ни Германию, ни Италию не устраивает заключение соглашения в такой интерпретации, которая прямо противоречит его духу и букве. Риббентроп, дабы ускорить окончательное прояснение вопроса, заявил Осима и Сиратори, который в это время также находился в Берлине, что он должен узнать об окончательном решении японского правительства, вне зависимости от того, какое оно будет – положительное или отрицательное, до выступления фюрера, намеченного на 28 апреля.

Риббентроп несколько раз подчеркивал, что это письмо предназначено исключительно для личной информации Отта, и просил его строго засекретить документ при получении. Послу также предлагалось в беседах с японскими политическими деятелями и военным руководством по своей инициативе эту тему не затрагивать впредь до особого распоряжения. Если же в беседе с послом эта тема будет затронута другой стороной, то посол не должен был ни в коем случае дать собеседнику понять, что он информирован по этому вопросу. Это предупреждение относится и к послу Италии в Японии, который, по сообщению Чиано, пока еще не в курсе дела²⁹⁸.

Риббентроп в своей телеграмме Отту столько раз повторил, что ее содержание является строго секретным, что нет ни каких сомнений в том, что данный документ для посторонних глаз не предназначался. Это позволяет сделать вывод, что германо-итальянский пакт – это не комбинация с целью дезинформировать своих противников. В пакте написано, что он – строго оборонительный, что его цель – совместное противостояние либо внешней угрозе, либо неспровоцированной агрессии со стороны другого государства. Вряд ли в секретных приложениях к германо-итальянскому пакту было сказано больше, чем Риббентроп сказал Отту. В то же время, Япония отчетливо давала понять, что воевать против Англии и Франции она не намерена. Единственным государством, против которого она была готова воевать, был СССР. Казалось бы – вот неопровержимое подтверждение того, что Япония только о том и мечтала, как отхватить у России ее исконные территории – Дальний Восток и Восточную Сибирь аж до Байкала.

Следует, однако, помнить, что в то время у Японии были весьма веские основания видеть в Советском Союзе противника. Во-первых, меньше года назад закончился вооруженный конфликт на озере Хасан, в котором наша страна уж точно не была стороной «страдательной». Во-вторых, в это время резко обострилась обстановка в Монголии, которая была союзницей Советского Союза, и где он делала все от него зависящее, чтобы территориальный спор вокруг непригодного для жизни и хозяйственного использования пустынного куска земли у реки Халхин-Гол перерос в полноценный военный конфликт. И лишь гигантские трудности, связанные с подвозом военного снаряжения на расстояние более семисот километров там, где отродясь не было железных дорог, не позволили локальному конфликту перерасти в полномасштабную войну на Дальнем Востоке.

26 апреля в палате общин Чемберлен заявил, что правительство решило внести на рассмотрение палаты законопроект о ведении всеобщей воинской повинности в Англии. Пока воинская повинность коснется двух возрастов – 20 и 21 годов. Законопроект предусматривает, что призывники пройдут 6-месячное военное обучение в регулярной армии, после чего им будет предоставлен выбор: либо перейти в территориальную армию, либо быть зачисленными в резерв. Чемберлен указал, что не будет никаких исключений из этого закона, кроме как по состоянию здоровья. В случае вступления военнообязанных в территориальную армию срок службы их будет продлен до 3,5 лет. Касаясь своего обязательства не вводить всеобщую воинскую повинность в мирное время, Чемберлен заявил: «Мы сейчас не находимся в состоянии войны. Но мы находимся в таких условиях, когда каждое государство напрягает все свои усилия к тому, чтобы быть подготовленным к войне, когда подрывается вера в поддержку мира и когда каждый знает, что если бы началась война, мы оказались бы втянутыми в нее в течение не недель, а часов. При этих условиях никто не может утверждать, что существующая обстановка является мирной в справедливом смысле этого слова». Чемберлен заявил, что введение всеобщей воинской повинности докажет всему миру решимость Англии оказать твердое сопротивление всякой попытке установить чью-либо гегемонию в Европе. Премьер объявил, что этот законопроект будет внесен в палату общин на будущей неделе²⁹⁹.

27 апреля Литвинов направил Сурицу короткую телеграмму: «Сидс до сих пор ко мне не являлся и никакого ответа своего правительства не дает. Надо ли это понимать в том смысле, что проект «соглашения трех держав», переданный Вам Бонне, согласован с английским правительством, который, таким образом, снимает свои прежние предложения? Срочно сообщите, не запрашивая Бонне. Надеюсь, что Вы ознакомите Майского с французскими предложениями (Майский по дороге в Лондон ненадолго заехал в Париж для выработки общей с Сурицем позиции по вопросу англо-франко-советского договора³⁰⁰. – Л.П.). Пусть он сегодня выезжает в Лондон»³⁰¹.

В ответ на эту телеграмму, 28 апреля Суриц писал Литвинову, что Бонне в последней беседе говорил, что Уайтхолл еще не ответил на предложение относительно «соглашения трех». В препроводительном письме при эд-мемуаре³⁰² он вновь подчеркнул, что посылает проект «соглашения трех держав» лишь в качестве своего личного предложения. Из этого Суриц делал заключение, что согласия от Англии все еще нет. С тех пор Бонне Сурица не вызывал, а он сам без директив из Москвы свидания не просил.

Сопоставляя то, что Бонне говорил при утренней беседе о «соглашении трех держа», с тем, что сказано в письменном документе, посланном вечером, полпред высказал уверенность в том, что в промежутке состоялась консультация с Лондоном, результатом которой и явился письменный проект. Это, видимо, объясняется тем, что Сидс не вручил Литвинову меморандума, с которым полпреда ознакомил Бонне и который по первоначальной английской наметке должен был быть вручен Литвинову еще 25 апреля. Во французском эд-мемуаре говорилось:

Эд-мемуар, переданный 19 апреля с большим интересом изучен французским правительством, оценившим все положительное значение предложений, которыми Советское правительство стремится объединить предложения правительств Англии и Франции (от 19 апреля). Правительство Франции также желает добиться скорейшей выработки текста, отвечающего главным заботам правительств трех государств, и предусматривающего наиболее вероятные и близкие возможности, перед которыми эти правительства могут очутиться. Этим продиктованы нижеследующие замечания к предложению Советского правительства:

1. Соглашение, которое Франция считает крайне срочным и которое должно дать немедленный эффект, вызвано угрозами, нависшими сейчас над европейским миром. Самый факт его быстрого заключения способствовал бы укреплению солидарности всех угрожаемых народов, повысил бы шансы сохранения мира. Для заключения длительного пакта общей взаимной помощи потребуется слишком много времени, что может быть истолковано некоторыми государствами как доказательство колебания или разногласий между Англией, Францией и Советским Союзом. При всех обстоятельствах заключение подобного рода пакта является делом, которое требует длительных сроков. А сейчас нужно действовать максимально быстро и отразить возможности ближайших недель или ближайшего месяца.

2. Во избежание всяких разногласий было бы предпочтительнее, чтобы намеченное соглашение не содержало никаких ссылок на ту или иную категорию государств, географически уточненных. Соглашение должно ограничиться обязательством о помощи, которую три государства оказывают друг другу в точно установленных обстоятельствах. Такого рода ограничение лишь увеличило бы силу и значение взятого обязательства и в то же время предупредило бы всякую реакцию со стороны третьих государств, которых стесняют превентивные условия в соглашении о помощи.

3. Франция согласна, чтобы было возможно скорее начато рассмотрение вопросов, предусмотренных этим параграфом.

4. Эта статья касается исключительно британского правительства.

5. По мотивам, изложенным в связи со статьей 2, было бы нежелательным включать в проектируемое соглашение статью от имени третьих стран. Принимая, однако, во внимание, что польско-румынское соглашение было заключено по отношению ко всем государствам, правительство Франции полностью склонно использовать все свое влияние в Варшаве и Бухаресте, чтобы побудить оба правительства расширить сферу практического применения заключением конвенции, которая предусмотрела бы случай агрессии со стороны Германии.

Пункты 6, 7 и 8 со стороны Франции возражений не вызывают³⁰³.

Таким образом, правительство Франции продолжало демонстрировать и свое понимание остроты ситуации, сложившейся в Европе, и стремление как можно скорее приступить к созданию эффективной системы коллективной безопасности с участием многих стран. Французы, помимо всего прочего, принимали на себя обязательства по вовлечению Польши и Румынии в коалицию государств с участием Советского Союза, которые об этом и слышать не хотели, и по распространению польско-румынского договора на случай агрессии Германии. Но Сталину и этого было мало.

27 апреля, за день до судьбоносного выступления Гитлера в Рейхстаге, в Англии была введена конскрипция (от лат. conscriptio – внесение в списки, набор – способ комплектования войск по принципу всеобщей воинской повинности). Предложения правительства о введении конскрипции были приняты в палате лордов без голосования, а в палате общин – большинством 376 голосов против 145. Около 40 представителей оппозиции, в том числе и некоторые лейбористы, воздержались от голосования, а 12 оппозиционеров, в том числе и Ллойд Джордж выступили за решение правительства.

Выступая в прениях в палате общин, Черчилль одобрил этот шаг английского правительства, но заявил, что считает ненормальным, что правительство так поспешно, почти в один вечер, приняло это решение, хотя Чемберлен обещал не вводить конскрипции в мирное время. Однако, по мнению правительства, выполнение этого обязательства противоречит национальным интересам. В обычных условиях выходом могло бы быть назначение всеобщих выборов. Но проведение выборов в нынешний момент было бы сопряжено с серьезной опасностью. Избирательная кампания продлилась бы свыше месяца. В это время Англия могла бы подвергнуться нападению. Следовательно, это было бы почти преступлением. Учитывая, что фашистские государства в течение последних трех лет совершают агрессию за агрессией и что английские обязательства подвергаются сомнениям, нельзя больше допустить, чтобы существующие обязательства имели поверхностный характер.

Военный министр Лесли Хор-Белиша привел данные об английской регулярной и территориальной армиях. Для регулярной армии был установлен контингент в 224 тыс. человек. Фактически в ней состоит сейчас 204 тыс. человек. Контингент для территориальной армии был установлен в 325 тыс. человек. Фактически она насчитывает 167 тыс. человек. Для частей ПВО был установлен контингент в 96 тыс. человек, фактически эти части насчитывают 80 тыс. человек. Хор-Белиша просил палату дать согласие на увеличение регулярной армии. Задача удвоить численность территориальной армии осуществляется весьма успешно. Начиная с 1 апреля, ежедневный набор рекрутов составлял 2 000 человек. Говоря о порядке прохождения военной службы, Хор-Белиша указал, что лица в возрасте от 20 до 21 года, поступившие в территориальную армию до 26 апреля, не подлежат призыву. После шести месяцев службы в регулярной армии или в частях ПВО военнообязанный зачисляется в территориальную армию или в резерв сроком на 3,5 года. Зачисленные в территориальную армию будут вызываться 30 раз в году для практических занятий и, кроме того, ежегодно будут проходить двухнедельный лагерный сбор. Зачисленные в резерв будут ежегодно вызываться на военную службу сроком на 3 месяца³⁰⁴.

28 апреля на митинге в зале «Альберт Холл» английский министр финансов Джон Саймон предупредил, что Германия должна остерегаться последних изменений в английской внешней политике. «Было бы очень хорошо, – сказал Саймон, – если бы Берлин попытался объяснить себе, чем вызвано изменение курса внешней политики английского правительства, хотя характер англичан за последнее время нисколько не изменился? Саймон подчеркнул, что изменение внешней политики Англии обусловлено действиями Берлина. Нельзя больше верить тому, что германская политика якобы ограничивается интересами объединения немцев в пределах Германии. Последние действия Германии идут гораздо дальше этого. Саймон заявил, что всякая попытка со стороны Германии установить свое господство над Европой встретит должное сопротивление со стороны Англии³⁰⁵.

28 апреля Литвинов докладывал Сталину и Молотову, что видоизмененное предложение Бонне звучит почти издевательски. Если первоначальному предложению от 14 апреля была придана хоть внешняя видимость взаимности и равноправия и помощь Советскому Союзу предлагалась и в случае инициативных действий Советского Союза, то по новому предложению СССР получит помощь лишь в том случае, если Англия и Франция по своей инициативе окажутся в конфликте с Германией, и они будут получать советскую помощь.

Но есть и положительная разница. В первоначальном предложении речь шла о помощи лишь Польше и Румынии, а в новом предложении говорится о «предупреждении» всяких навязанных силой изменений в статус-кво Центральной или Восточной Европы. К Восточной Европе должны быть причислены и прибалтийские страны, если Бонне мысленно их не исключает. Этот пункт еще требует уточнений. Не ясно также, предлагает ли Бонне тройственное соглашение с согласия Англии или же это его личная идея. Говорил же он Сурицу, что англичане, наоборот, возвращаются к своему собственному предложению от 21 марта об односторонней декларации со стороны Советского Союза.

По мнению Литвинова, пока Сидс не настаивает на встрече, и до получения английского ответа Советскому правительству незачем спешить с ответом Франции. Надо дождаться сообщения Потемкина о его разговорах с министром иностранных дел Турции Шюкрю Сараджоглу³⁰⁶. Надо также дождаться речи Гитлера, которая, несомненно, укрепит позицию Советского Союза. (Независимо от характера речи Гитлера, СССР оставался в выигрыше: скажет плохо – и с англичанами и французами будет легче разговаривать, скажет хорошо – и им можно выкручивать руки. Гитлер 28 апреля про СССР не сказал ни слова. – Л.П.). Литвинов считал, что Сурицу пока не следует обращаться ни к Бонне, ни к Даладье за какими-либо уточнениями, чтобы не создать у них впечатления о готовности Кремля отнестись серьезно к французскому предложению³⁰⁷.

Ключевой момент в записке – возмущение по поводу непредставления помощи Советскому Союзу в том случае, если он станет инициатором столкновения с Германией или с какой-либо другой державой. Упомянув об этом, нарком снова подтвердил, что Москва видела только военный способ «обуздания агрессора», не исключая, однако и того, что сама может начать войну. В то же время, новый проект Бонне показывает, что французы были не столь наивны: они не исключали того, что СССР самостоятельно начнет устанавливать «мир в Европе», да еще при этом будет требовать от них помощи. Даладье и Бонне вовремя спохватились, и скорректировали свой первоначальный проект, ясно давая понять, что СССР может рассчитывать на помощь только в том случае, когда войну начнет Германия, или когда Советский Союз будет выполнять союзнические обязательства. Другой вопрос, что, меняя текст соглашения, на которое 17 апреля уже был получен вполне конкретный ответ, Франция ставила Кремль в глупое положение. Вполне возможно, что столь резкий тон записки Литвинова обусловлен тем, что французы лишили Советский Союз инициативы.

В то же время, нарком не мог не отметить явные положительные моменты в новом предложении Бонне: в первом варианте говорилось о помощи лишь Польше и Румынии, а в новом – уже о предупреждении всяких насильственных изменений статус-кво в Центральной и Восточной Европе.

Впрочем, оценивая предложения Бонне, имеет смысл говорить не только и не столько о содержании, хотя оно, безусловно, очень важно, сколько о тенденции, которая уже наметилась, а в дальнейшем будет только укрепляться: Англия и Франция стали активно пересматривать свои позиции в отношении к Германии и сотрудничества с СССР. Пусть медленно и неохотно, пусть скрепя сердце, но они пошли на сближение не с агрессивными Германией и Италией, а с коммунистическим Советским Союзом. Хотя ни для кого не секрет, что никакой особой любви англичане и французы к нашей стране не испытывали.

Во-первых, между демократическими буржуазными державами и первой в мире республикой диктатуры пролетариата существовали очень глубокие экономические и политические противоречия. Во-вторых, во всем мире ощущали угрозу, исходящую от Советского Союза, поскольку именно там находился Исполком Коминтерна – штаб мировой революции. Летом 1928 года на VI Конгрессе Коминтерн определил главными врагами пролетариата не фашистов, а социал-демократов, назвав их социал-фашистами, и поставил задачу осуществить мировую революцию. Сталин потом всячески от этого открещивался, и даже заявил председателю американского газетного объединения Скриппс-Говард Ньюспейперс Рою Говарду, что никаких планов по организации мировой революции СССР никогда не вынашивал³⁰⁸, но ему уже ни кто не верил. Однако в 1939 году в Лондоне и Париже пришли к выводу, что СССР менее опасен, чем Германия и Италия, и делали все возможное для того, чтобы создать антиагрессивный блок с участием СССР. Не заметить эту тенденцию могли либо совсем уж слепцы, либо те, кто, преследуя свои цели, просто не хотел ее замечать.

28 апреля в Берлине произошло событие, существенно изменившее политическую обстановку и имевшее в дальнейшем весьма тяжелые последствия для Европы и всего мира.

В этот день на заседании рейхстага Гитлер выступил с речью, содержащей ответ Берлина на обращение Рузвельта. Отвечая по пунктам, он начал с иронических замечаний по поводу обращения Рузвельта, а затем перешел к обоснованию причин, заставивших Германию захватить Австрию, Чехословакию и Мемель, определив эти акты как «необходимый вклад в дело мира». Его ответы носили остро полемический характер и содержали ряд выпадов против Соединенных Штатов. В дальнейшем Гитлер заявил, что не верит в реальность предложений о возможности гарантировать мир путем обсуждения проблем на международных конференциях.

После этого Гитлер посвятил значительную часть времени вопросу об отношениях с Англией. В заключение этой части речи он заявил: «Поскольку сегодня Англия в печати и официально поддерживает мнение о необходимости противодействовать Германии при всех обстоятельствах и поддерживает это известной нам политикой окружения, исчезло основание для морского договора. Поэтому я решил послать сегодня английскому правительству соответствующее уведомление о том, что с сегодняшнего дня Германия рассматривает англо-германское морское соглашение как утратившее силу

Для нас это не имеет практического, материального значения, поскольку я еще надеюсь на возможность предотвратить гонку вооружений с Англией; это вопрос самоуважения. Впрочем, если бы английское правительство пожелало снова вступить с Германией в переговоры по этой проблеме, никто не был бы так рад, как я, что еще имеется возможность достигнуть ясного и откровенного взаимопонимания»³⁰⁹. Гитлер заявил, что требование Германии о возвращении ей колоний, полностью остается в силе. Затем фюрер характеризовал германо-польские отношения. Он заявил, что Данциг – немецкий город и что данцигская проблема так или иначе будет решена. Он сообщил что Германия предлагала Польше вернуть Данциг и предоставить Германии право иметь экстерриториальную железную дорогу и автостраду через Данцигский коридор. Поскольку Польша отказалась удовлетворить германские предложения, он рассматривает польско-германский договор от января 1934 года как несуществующий³¹⁰.

Английский и французский послы в Берлине приняли решение не присутствовать на заседании рейхстага во время речи Гитлера³¹¹.

В апрельской речи Гитлер умудрился снова не вспомнить о России. И это был уже пятый (первый – предложение возобновить переговоры о кредите, второй – беседа Гитлера с Мерекаловым 12 января, третий – речь Гитлера в рейхстаге 30 января, четвертый – приглашение фюрером полпреда с женой к себе на обед, пятый – прямой зондаж Вайцзеккером у полпреда 17 апреля) явный сигнал о том, что он пересмотрел свое отношение к нашей стране. Затевалась какая-то новая игра, в которой Советскому Союзу Гитлер уготовил роль если не союзника и партнера, то, по крайней мере, стороннего наблюдателя, и уж точно не врага. Тем не менее, разрыв мирного договора с Польшей, имевшей общую границу и с Советским Союзом, и с Германией, а также денонсация морского соглашения с Англией, не могли не насторожить кремлевских небожителей.

Стоит обратить внимание на то немаловажное обстоятельство, что самая главная и самая авторитетная газета страны, коей, несомненно, являлась «Правда», не сообщила своим читателям о том, что Гитлер вообще не вспомнил про Советский Союз. Вероятно, Сталин еще сам до конца не понимал, что означает такой резкий поворот в поведении Гитлера.

«Правда» умолчала также и о том, что денонсирование соглашения, произведенное Гитлером, не имело юридической силы, т. к. соглашение не содержало пунктов, предусматривавших его денонсирование какой-либо из подписавших сторон ранее, чем за 6 месяцев до истечения десятилетнего срока, на который оно было заключено. Поэтому никакое денонсирование не могло бы иметь юридической силы до июня или июля 1943 года. Гитлер заявил о нем 28 апреля 1939 года, то есть более чем на 5 лет раньше срока. Забегая немного вперед замечу, что Германия напала на Польшу 1 сентября 1939 года, то есть до истечения шестимесячного периода, после которого денонсирование вступало в силу, как это предусматривалось соглашением.

По сообщению агентства Рейтер, германское правительство передало Польше ноту об аннулировании германо-польского договора о ненападении от 1934 года под предлогом того, что соглашение Польши с Англией находится в противоречии с этим договором. В тот же день германский поверенный в делах в Лондоне официально поставил в известность английское правительство о расторжении англо-германского морского соглашения³¹².

30 апреля «Правда» опубликовала несколько сообщений под общим заголовком «Иностранная печать о речи Гитлера».

Большинство членов американского конгресса, комментируя речь Гитлера, подчеркивали, что он не намерен отказаться от агрессивной политики. Председатель палаты представителей США Бэнкхэд в беседе с представителями печати заявил, что речь Гитлера не сулит никакого успокоения Европе. В речи содержатся угрозы новыми агрессивными актами и нет никаких обещаний относительной стабилизации мира в Европе в ближайшие месяцы. Демократ, член конгресса от штата Нью-Йорк Блюм заявил, что Гитлер по существу предъявил ультиматум Польше. Изоляционист сенатор Бора заявил, что речь Гитлера, по-видимому, не оставляет никакой надежды на мирные переговоры.

По сообщению агентства Юнайтед Пресс из Вашингтона, в близких к Белому дому кругах выражают недовольство по поводу того, что речь Гитлера передавалась по радио и широко опубликована в печати США, в то время, как германские газеты даже не опубликовали послание Рузвельта.

По сообщению агентства Рейтер, речь Гитлера тщательно изучается в Лондоне. Официальные круги воздерживаются от каких-либо заявлений относительно этой речи. По словам агентства, германская нота об аннулировании англо-германского морского соглашения, очевидно, подразумевает, что Германия заключила его, предполагая, что Англия должна противодействовать германской политике в Европе. Однако это предположение ошибочно. В английских кругах категорически отрицают, что английской печати было дано указание занять антигерманскую позицию или, что Англия по необходимости должна занять по всем вопросам, касающимся будущего Европы, позицию, направленную против Германии. Англия выступает только против агрессии и применения силы при достижении политических целей. Касаясь последнего параграфа германской ноты, агентство пишет, что Германия, по-видимому, склонна продолжать соблюдение морского соглашения, если Англия предоставит ей свободу рук. Вообще полагают, что Германия должна была предложить начать переговоры с Англией до аннулирования соглашения.

Французская печать оживленно комментировала речь Гитлера. В печати, близкой к официальным французским кругам, подчеркивали, что речь Гитлера представляет собой маневр, который ничего не меняет в нынешнем европейском положении, но ставит своей целью внести раскол среди демократических государств. Некоторые газеты подчеркивали различие стиля речи Гитлера при высказываниях по адресу Англии и Польши и по адресу Франции. Газеты указывали, что Гитлер в своей речи стремится воздействовать на поддерживающие Гитлера и сочувствующие ему элементы Англии, Франции и США с тем, чтобы заставить их парализовать сопротивление этих стран итало-германской агрессии. Внешнеполитический обозреватель газеты «Пти паризьен» Бургес писал: речь Гитлера не ведет к ослаблению напряженности. Опасность агрессии продолжает сохраняться».

В полуофициальных комментариях к речи Гитлера польская «Газета польска» указывала, что польское правительство ответит на речь Гитлера на «аналогичном кворуме», т. е. очевидно, в сейме. В комментариях польских политических кругов говорилось, что как в речи Гитлера, так и в меморандуме германского правительства ясно констатируется, что причиной одностороннего разрыва Германией польско-германского пакта о ненападении является англо-польское соглашение. Польско-английское соглашение ничем не отличается от польско-французского договора. Оно не направлено против соседей Польши, и при этом заключению этого польско-английского соглашения предшествовал ряд договоров Германии с другими государствами. Резюмируя вышесказанное, «Газета польска», писала: мы должны констатировать, что:

1) поведение Берлина лишний раз подтверждает тот факт, что для Германии всякий договор является обязательным до тех пор, пока он отвечает ее интересам;

2) Германия расторгла договор с Польшей в связи с заключением польско-английского соглашения;

3) Польша не дала никакого повода к аннулированию польско-германского договора о ненападении;

4) Германия вчера разорвала по собственной воле и односторонним актом договор о ненападении с Польшей от 1934 года. Политика Германии по отношению к Востоку всегда проводилась методами совершившихся фактов и давления. Польские политические круги категорически заявляют, что в отношении Польши подобные методы не могут быть применены, так как они встретят решительное сопротивление.

Польша но может согласиться с требованием Гитлера как в данцигском вопросе, так и в вопросе об автостраде. Претензии в отношении Данцига тем более удивительны, что Германия всегда трактовала проблему вольного города, как второстепенный вопрос, что в официальных встречах всегда подчеркивалось германскими авторитетными инстанциями. Вчерашнее выступление свидетельствует о полном изменении прежнего взгляда, изменения, с которым в Польше никто не может согласиться³¹³.

29 апреля Галифакс пригласил к себе Майского. Сначала речь шла о мирных предложениях Кремля от 17 апреля, на которые до сих пор нет ответа, и вряд ли он поступит раньше будущей недели. (1 и 2 мая в СССР – торжественно отмечали День международной солидарности трудящихся, и это были не рабочие дни. – Л.П.). Галифакс сказал, что министры в последние дни были слишком заняты вопросами конскрипции и не могли серьезно обсудить советские предложения. Галифакс заявил, что эти предложения «очень логичны и хорошо скомпонованы», но он опасается, что Бухарест и Варшава будут против практического их осуществления. Говоря о советском предложении в части предоставлении гарантий странам Прибалтики, Галифакс особо просил Майского передать в Москву, что если в Кремле полагают, что будто бы Лондон стремится вовлечь Советский Союз в какое-либо действие по оказанию помощи жертвам агрессии, в котором сама Англия принимать участия не собирается, то это большая ошибка. Галифакс еще раз подчеркнул, что Англия имеет в виду оказание помощи лишь в тех случаях, когда и она сама делает то же самое.

Майский отметил, что в свете заявлений министра, ему не совсем понятны «контрпредложения» Бонне: либо они действительно представляют собой чисто французские наметки, не согласованные с Лондоном, либо, что более вероятно, прежде чем дать свой ответ, Англия хотела через «контрпредложения» французов прощупать настроения Москвы.

Затем Галифакс сказал Майскому, что речь Гитлера ни в чем существенном европейскую ситуацию не изменила. (Трудно поверить, в то, что в Лондоне оценили как незначительные денонсацию англо-германского морского соглашения и пакта о ненападении с Польшей, которой Англия предоставила гарантии безопасности. Вероятно, англичане не хотели признаться в том, что речь Гитлера застала их врасплох, и что Уайтхолл еще не выработал тактику поведения, и хотели сохранить хорошую мину при плохой игре. – Л.П.). Никаких переговоров, успокоил Галифакс, по более общим вопросам между Англией и Германией не ведется, и, несмотря на косвенное приглашение Гитлера, в ближайшее время, по мнению Галифакса, не предвидится. В то же время, министр не был столь же тверд в вопросе переговоров, специально затрагивающих морские вопросы.

Остановившись на возвращении в Берлин британского посла Гендерсона, Галифакс сказал, что недопустимо положение, когда при сохранении дипломатических отношений со страной, в ней отсутствует ваш посол. Поэтому Уайтхолл не хотел доводить дело до такой стадии, когда, как это случилось, в частности, с США, возвращение британского посла в Германию стало бы совершенно невозможным. С учетом предстоящей речи Гитлера Галифакс опасался, что, если речь окажется сильно антибританской, возврат Гендерсона в Берлин в обозримом будущем будет затруднительным. Если же, наоборот, речь окажется сравнительно умеренной, то немедленный приезд после этого Гендерсона в Германию мог бы быть в самой Англии и вне ее истолкован как симптом того, что Лондон доверяет обещаниям Гитлера. Поэтому было решено отправить посла в Берлин еще до того, как Гитлер выступит с речью и поручить ему «только ознакомить Берлин с решением Уайтхолла относительно конскрипции, – еще до официального заявления премьера об этом в парламенте. Никаких других поручений или сообщений для германского правительства Гендерсон не получал. Галифакс очень интересовался реакцией, произведенной речью Гитлера на Польшу, в особенности в связи с ее отношением к советской помощи в случае агрессии, но пока никакой информации по этому поводу он еще не имеет.

По словам Галифакса, переговоры с Турцией продвигаются успешно, и вскоре можно ожидать их благоприятного завершения. Он уточнил, что речь идет о двустороннем англо-турецком договоре наподобие англо-польского, в первую очередь в отношении Средиземного моря, то есть против Италии. Кроме того, обсуждается возможность турецкого участия в борьбе против агрессии на Балканах. Турецкое правительство подчеркивает свое желание держать тесный контакт с Москвой и потому, по словам Галифакса, исход английских переговоров с Турцией будет в значительной степени зависеть от переговоров Анкары с Советским Союзом.

В заключении Галифакс выразил большое желание встретиться с Литвиновым в Женеве, куда он сам отправляется для участия в заседании Совета Лиги Наций. При этом министр мрачно пошутил, что поездка возможна если, конечно, до того времени не разразится война³¹⁴. (В 1939 году встреча Литвинова и Галифакса не состоялась. Но не потому, что война началась, а в силу совсем других причин: Литвинову оставалось меньше недели занимать высокий кабинет в Наркомате иностранных дел. Встреча состоялась только в Вашингтоне, куда в 1941 году оба были направлены послами. Молотов, сменивший Литвинова на посту наркома, с Галифаксом тоже не встретился. Первая встреча Молотова с министром иностранных дел Англии Энтони Иденом состоялась уже после начала Великой Отечественной войны в декабре 1941 года. – Л.П.).

29 апреля Бонне пригласил Сурица и спросил, ответила ли Москва на его предложения от 25 апреля. Суриц сказал, что ответа пока нет. Бонне рассказал, что все время ведет переговоры с Англией, но до сих пор еще не добился согласования. Бонне сказал, что его предложение является повторением его же предложения от 14 апреля. Разница в том, что из двухстороннего оно превращается в трехстороннее. Суриц ответил, что это не совсем так. Бонне начал сличать два своих же текста, и, разыграв смущение, заявил, что из-за занятости поручил редактирование текста чиновнику на Кэ д'Орсэ, а сам в окончательный вариант документа недостаточно вчитался. В конце этой сцены Бонне признал редакцию своего предложения и в самом деле неудачной и не отвечающей его указаниям и намерениям и пообещал, что сегодня же пришлет исправленный им самим проект соглашения. Не желая создавать впечатление, что вступает в обсуждение отдельных пунктов предложения Бонне, Суриц не попросил никаких уточнений относительно стран Прибалтики, но Бонне, очевидно уже привыкший к скромности полпреда, сам в различном контексте несколько раз упомянул лишь о Польше, Румынии и Турции³¹⁵.

Бонне не обманул, и в тот же день вручил Сурицу отредактированный проект трехстороннего соглашения между Францией, Англией и Советским Союзом, который гласил:

В случае если бы Франция и Англия оказались в состоянии войны с Германией в результате действий, предпринятых ими с целью предупредить всякое насильственное изменение положения, существующего в Центральной или Восточной Европе, Советский Союз оказал бы им немедленно помощь и поддержку.

В случае если бы Советский Союз оказался в состоянии войны с Германией в результате действий, предпринятых им с целью предупредить всякое насильственное изменение положения, существующего в Центральной или Восточной Европе, Франция и Великобритания оказали бы ему немедленно помощь и поддержку.

Три правительства согласуют между собой без промедления формы оказания этой помощи в том и другом из предусматриваемых случаев и предпримут все меры к тому, чтобы обеспечить ей полную эффективность³¹⁶. (Этот вариант соглашения между Францией и СССР ставил обе страны в совершенно одинаковое положение. Более того, в том виде, в каком предлагал Бонне, декларация была направлена исключительно против Германии – чего и добивался Кремль. Но симметричности декларации Сталину было не достаточно. – Л.П.). В этот же день Бонне по телефону уточнил, что под странами Восточной или Центральной Европы следует понимать Польшу, Румынию и Турцию³¹⁷.

29 апреля к Литвинову с целью выяснения реакции на речь Гитлера, пришел Гжибовский. Нарком отметил, что Гитлер почти ничего не сказал про Советский Союз, за что Правительство СССР на него не обижается. О Польше же он говорил очень серьезные вещи, и в Кремле хотят знать реакцию Варшавы. Сразу бросается в глаза, что Гитлер не считает себя связанным никакими соглашениями, им подписанными, сохраняя за собой право денонсировать их в любой момент и в не предусмотренные соглашениями сроки. Сперва заключается договор, причем от другой стороны выжимаются все возможные уступки, а затем сохранение договора может стать в любой момент предметом нового торга для получения новых уступок, под угрозой денонсации его. Посол горячо подхватил слова наркома, сказав, что ему пришла в голову эта же мысль.

Литвинов спросил, правильно ли изложил Гитлер предложения сделанные им Польше: там нет требования, о котором говорил посол – о вступлении Польши в «антикоминтерновский пакт». Гжибовский ответил, что Гитлер не перечислил всех своих требований или предложений и, в частности, неверно изложил предложение касательно Словакии. На самом деле Гитлер хотел Словакию сделать предметом торговли с Польшей, имея в виду раздел Словакии, уступив Польше какую-то часть ее, на которую Польша имеет какие-то исторические права.

Настоящей целью визита Гжибовского было, однако, желание узнать о переговорах Советского Союза с Англией. Ему сообщили из Варшавы, будто бы Москва требует денонсации обещанной Англией Румынии гарантии, а также польско-румынского договора, причем СССР будто бы оставил за собою свободу соглашения с Германией против Польши. СССР также будто бы требует гарантии для Прибалтики и для Черного моря.

Нарком разъяснил послу, что о свободе соглашения с Германией вообще и против Польши в частности у СССР не было с Англией даже намеков. Не мог Кремль требовать отказа Англии от гарантии Румынии, т. к. Англия предлагала и Москве присоединиться к этой гарантии. СССР и в самом деле считал нужным внести ясность в польско-румынские отношения. В польско-румынском договоре 1921 года говорилось о взаимной гарантии только восточных границ. В возобновленном в 1926 году, а затем в 1931 году договоре восточные границы не упомянуты, а речь идет о гарантировании теперешней территориальной целостности и политической независимости. Тем не менее, есть сведения о каком-то, очевидно, секретном соглашении, по которому договор действует только против Советского Союза. Это подтверждается английским требованием, предъявленным Беку в Лондоне об оказании Польшей помощи Румынии также против Германии и Венгрии, причем Бек обещал по этому вопросу провести переговоры с правительством Румынии. Советское правительство хотело внести ясность в этот вопрос. Гжибовский ответил, что здешний румынский посланник считает, что польско-румынский договор гарантирует все границы обеих стран. На вопрос наркома, что об этом думает Гжибовский, тот ответил, что согласен с румынским посланником, но что у Бека есть дорогой ему пункт о Венгрии. Литвинов спросил, значит ли это, что существует секретное соглашение об изъятии Венгрии из действия договора. А как насчет Германии? Гжибовский, смущаясь, сказал, что, по его мнению, секретных соглашений нет. В таком случае, спрашивал нарком, зачем нужно было Англии добиваться от Бека гарантирования Польшей помощи Румынии. Ведь эта помощь гарантирована союзным договором, который имеет большее значение, чем декларация о гарантии. Зачем понадобились Беку какие-то дополнительные переговоры об этом с Румынией? Гжибовский ответил, что ему тоже все это непонятно³¹⁸.