Чужие письма
Я сидела возле телевизора и внимательно смотрела странный фильм Невзорова про лошадей и людей. Его лошади мыслили, читали, чуть ли не разговаривали. Они были гораздо умнее и понятливее иных человеческих особей. Все это мало походило на правду, но было весьма забавно. Вообще лошади – это моя страсть. Сейчас она поутихла немного: муж, дети, собака… Но в юности…
Фильм вернул в прошлое: конюшня на Юго-Западе, мой любимый конь Буян, подруга Майка и наш, вернее, ее, Славка… Два года странных отношений, связавших наши судьбы в тугой, запутанный узел, который, казалось, не разрубить и не развязать, подобно сюжету какого-то французского фильма, мигом пронеслись в моей голове…
…Майка тогда всего недели три как появилась у нас в конюшне, но уже успела со всеми перезнакомиться и подружиться. Она была чуть старше меня, года на полтора, заканчивала МГУ.
В тот воскресный день, когда мы с ней впервые увиделись, у моего Буяна, губошлепого пегого коня, снова начались колики. Я с ног сбилась, не зная, чем ему помочь. Он катался по деннику, изо рта хлопьями свисала пена, круп покрылся огромными каплями пота…
– Давай помогу, – незнакомая высокая девушка в новеньких крагах, новом шлеме и со стильным стеком в руке, поглаживая Буяна по раздувшимся бокам, мило мне улыбалась.
– Помоги, – от страха и отчаяния я готова была перепоручить заботу о Буяне уже кому угодно.
Майка, эта невесть откуда взявшаяся помощница, ловким движением перехватила уздечку, выпавшую у меня из рук, и, шепча что-то ласковое в ушную раковину моего измучившегося любимца, пыталась его утихомирить… Ничего не получалось.
– Давай шприц… Колоть будем.
Буян потихоньку успокаивался, боль, кажется, отпускала. Я в изнеможении рухнула на соломенную подстилку.
– Ты откуда к нам такая? – удивилась я. – А где с лошадьми управляться научилась?
– Будущий классный экономист, – представилась, улыбаясь, Майка, – предпоследний курс МГУ. С лошадьми я лет с четырех, сначала пони в Битце, потом лошадки в прокате, а теперь вот свой красавец. Отец на день рождения подарил…
Да, видела я этого Ганновера. Дорогущий…
«Будущий классный экономист» оказалась девушкой общительной, покладистой и незлобивой. Лошади таких любят. А вот люди относятся с опаской. Говорят, нельзя быть хорошей для всех, обязательно какая-нибудь гниль вылезет. Однако с Майкой после того случая я подружилась сразу же, тем более что жили мы почти рядом, и забирать нас из конюшни, если мы задерживались там допоздна, приезжали по очереди то мой, то ее отец.
Однажды подруга приехала в конюшню вся в слезах. Раньше такой сентиментальной сырости за ней не замечалось. Она всегда пребывала в хорошем, я бы даже сказала, радужно-приподнятом настроении. А здесь – слезы.
– Май, что-нибудь серьезное? Случилось что?
– Ох, – горестно всхлипывая, вздохнула всегда уравновешенная подруга. – Славка сессию завалил. Теперь ему армия грозит. А его отчим говорит, выпутывайся сам, ничего для тебя делать больше не буду, – Майка, пытаясь успокоиться, размазывала потекшую по лицу тушь, – а мы пожениться собирались. Осенью…
Славка, Майкин жених, учился с ней в одной группе. Парень умный, но безалаберный. Учебе предпочитал чтение и кинематограф. Обожал французское кино, да и французский язык знал почти в совершенстве. И что его понесло в экономику, одному богу известно. Хотя в те годы экономисты и юристы были нарасхват, самые престижные и модные профессии. Два кита, на которых держалась вся высшая школа.
Огромные Майкины глаза вновь наполнились слезами, и, шмыгнув носом, она поплелась, именно поплелась, а не вспорхнула, как обычно, к своему Ганноверу.
Да, «забрили» тогда Майкиного жениха в армию. И служил он не в Москве, под боком у родителей, а где-то в глуши, то ли на Дальнем Востоке, то ли в тундре какой-то или в Забайкалье. В общем, далеко очень. Майка же писала жениху редко, а письма туда шли долго. Славка обижался, присылал ругательные телеграммы, грозился разлюбить… Тяжело ему там было, парню из интеллигентной московской семьи, да еще со знанием французского. Дедовщина, прапорщики и все такое…
– Ну, не люблю я писать письма, не умею, – оправдывала себя подруга, – какую-нибудь статью про микро- или макроэкономику – всегда пожалуйста, или график выстроить, к примеру: «Рост материального благосостояния населения в зависимости от степени коррумпированности элит», – говорила она нам, смеясь, – это я могу, а письма про любовь, увольте, не умею, не получается…
– Послушай, Ириш, – обратилась ко мне однажды надежда российской экономики, – ты ж у нас гуманитарий, почти круглая отличница, сочинения в школе хорошо писала? Сваргань Славке письмо, выручи.
– Май, ты с ума сошла? Какое письмо? С какой стати?
– Ну, Ириш, ну, напиши… Маленькое какое-нибудь, любовное… У меня совсем нет времени, то семинары, то коллоквиумы… Диплом на носу… Хочу раньше защититься. Совсем зашиваюсь…
Подруга долго меня уговаривала, льстила, взывала к совести, давила на жалость.
– Ну вот бросит меня Славка, женится на какой-нибудь девке деревенской… Кто тогда виноват будет?.. Ты, конечно… Не смогла подруге помочь…
После ее последних слов я почти «сломалась».
– А как же почерк, у тебя жених что – слепой? Не увидит, что письма разной рукой писаны?
– Ну, Ир, ты сама как из тундры. Кто ж сейчас письма от руки пишет. По-моему, компьютеры сейчас даже у первоклашек есть. Я текст на компе набиваю, распечатываю – и в конверт. Как говорится, «лети с приветом, вернись с ответом».
К Майке опять возвращались ее улыбчивость, простота и, я бы даже сказала, беспечность. Она чмокнула меня в щеку и убежала переодеваться. На выходе из конюшни нас ждал Майкин отец, моложавый, но уже с заметно выделяющимся под модным свитером «пивным» животиком.
– Что, красавицы, с ветерком? Не обидите?.. Тогда вмиг доставлю, куда пожелаете…
В машине подруга все продолжала меня уговаривать, и в конце пути я уже окончательно сдалась. Уговорила она меня тогда.
Дома, поздно вечером, боясь, что завтра пойду на попятную, я принялась за письмо Майкиному жениху: «Здравствуй, дорогой Славик», – набрала я… Нет, не то… Так дело не пойдет. Вряд ли Майка начинает свои редкие письма с такого обращения. Удалив первую строку, я начала заново: «Славка, привет!» Да, правильно, именно так. Теперь дело пошло веселее. Управилась я быстро, отправила текст Майке на e-mail и легла спать. Да, Интернет – дело великое!
Наутро меня разбудил звонок. Подруга, захлебываясь от восторга, кричала в трубку что-то несвязное. Я с трудом поняла, что ей все понравилось, что мне респект и отдельное спасибо. Правда, она убрала из письма несколько слов, совершенно не свойственных ее лексикону. Но, в общем, осталась очень довольна и предложила мне продолжать в том же духе…
Отправив трубку на базу, я призадумалась. Во что же это я втравилась и зачем мне все это надо… Помочь подруге?.. Наверное, так… Нет, вряд ли… Тогда зачем?.. Размышляя над сложившейся ситуацией, я вдруг поняла: мне просто захотелось каких-то, пусть виртуальных, но отношений с мужчиной, поскольку в реальном мире у меня таковых не наблюдалось. Мой бывший бой-френд растаял в воздухе, не оставив после себя никаких вещественных примет. «Что ж, поиграем в любовь, – наивно подумала я тогда, – глядишь, может, и пригодится…»
Славкин ответ на мое письмо Майка получила быстро и тут же прибежала ко мне с очередной просьбой.
– Ириш, давай, пиши дальше. За мной торт.
– Ну что за глупости? Какой торт? Я на диете… Худею…
Но Славкино письмо, написанное как раз от руки, простенькой шариковой ручкой, забрала. В глубинке, где он служил, компьютеров не было.
Красивый у него почерк, удивилась я, правда, размашистый, но, как сказала однажды Майка, довольно изящный. У мужчин редко встречается красивый почерк. Одно плохо, писать я ему могу только на компьютере, а ведь только строчки, написанные от руки, могут передать и настроение, и чувства пишущего… Жаль, конечно, что эпистолярный жанр у нас совсем забыт… Жаль… Так, размышляя сама с собой, я принялась за новое письмо Майкиному жениху…
– Ну ты, Ирка, даешь… Славка нарадоваться на меня не может… Такое письмо прислал… Ох, ты и загнула в прошлый раз… Как это там у тебя было: «Весной у меня в стакане стояли цветы земляники, – Майка запнулась, вспоминая, – листки у них белые с бледно-лиловыми жилками, трогательно вогнутые, как твои веки. И я нечаянно назвала их твоим именем…» Ха-ха, здорово получилось. Клево!
– Темная ты, Майка, – прервала я подругу, – хотя и университет заканчиваешь. Это не я, это поэтесса одна. Она еще молодая погибла в Отечественную, в сорок первом. Я просто Славке ее «Последнее стихотворение» переписала. Ты бы хоть мои письма внимательнее читала, а то вернется жених из армии, о чем с ним говорить будешь?
– Не беспокойся, подруга, найдем о чем.
Что-то не понравился мне Майкин тон, да и мой тоже. Ревность… Конечно, это она, ревность черной кошкой вползала в наши с Майкой отношения.
А любовная эпистолярная игра тем временем затягивала меня все больше и больше. Я уже писала Славке почти каждый день и в каждом письме про любовь, про разлуку, про невозможность так долго находиться вдали друг от друга. В каждом письме тоска и трепетное ожидание встречи…
Как-то позвонила Майка: «Срочно приезжай, срочно, немедленно».
Собралась я мигом и уже через полчаса, не в силах дождаться лифта, влетела на пятый этаж нового элитного дома. В респектабельном, стильно оформленном холле остро пахло рыбой. В Майкиной же квартире этот запах можно было, черпая ложками, просто-напросто есть, запивая чешским пивом.
– Вот, смотри, что делается, – подруга обвела взглядом огромную кухню, все столешницы которой были завалены лоснящейся от жира и источающей умопомрачительный аромат рыбой. Серебристая чешуя свежей и янтарно-желтая копченой, прилипшая к почти стерильной поверхности стен, столов и пола, блестела и переливалась под множеством маленьких лампочек, искусно встроенных в модную кухонную мебель.
– Ты открываешь рыбный магазин, зачем тебе столько? Откуда?
– Давай, забирай труды своих рук, – Майка была недовольна и рассержена, – Славкины сослуживцы приволокли. Как только довезли, не знаю.
Я присела на стул и потребовала объяснений.
Оказывается, утром, когда Майка собиралась на занятия, в квартиру буквально ввалились трое здоровенных солдатиков. С извинениями и восторгом они преподнесли свой «скромный» подарок «лучшей девушке планеты». И вдобавок передали благодарственное письмо от командира части «невесте сержанта Вячеслава Симонова», которая своими ежедневными письмами «поддерживает боевой дух рядового состава Российской Армии». Вот так… Доигрались!
Рыбу мы отволокли на конюшню. Народ был счастлив. Почти целую неделю конюшня по вечерам гудела. Пиво, копченые муксун, омуль, нельма, шашлыки… Праздник, одним словом. А Майка ходила надутая, обиженная.
Тогда я решила сбавить обороты и писать Славке пореже. Но остановиться уже не могла. Я хотела общаться с ним постоянно, скучала, когда Майка долго не передавала мне продолговатые конвертики с воинским штемпелем, плакала, если она задерживала Славкины письма у себя надолго или вовсе неделями не показывала мне их. Мы с Майкой все дальше отдалялись друг от друга. Судя по редким Славкиным письмам, которые мне приходилось буквально выпрашивать у Майки, она уже сама писала ему довольно часто и все реже и реже обращалась ко мне за помощью. Только когда действительно «зашивалась».
За учебой, конюшней, ожиданием Славкиных писем, за моими письмами к нему, а теперь я часто писала их просто «в стол», время летело быстро…
Защита Майкиного диплома счастливо совпала с возвращением из армии ее жениха. Диплом Майка решила отмечать без особого размаха, в маленьком уютном кафе в цокольном этаже их престижной многоэтажки, наверное, чтобы сэкономить силы и деньги для предстоящей грандиозной свадьбы.
К встрече с моим адресатом, Майкиным женихом, я готовилась тщательно и с огромным волнением. Прическа, одежда, макияж – все должно было быть безукоризненным. Я почему-то думала, что он меня сразу же узнает, как только увидит, хотя лично знакомы с ним мы никогда не были.
Кафе понемногу заполнялась красиво одетыми людьми, в которых я с трудом узнавала наших лошадников: конюхов, тренеров, администраторов. Непривычно было видеть их не в рабочей или спортивной одежде, а в праздничных вечерних туалетах.
Дружной стайкой ввалились Майкины сокурсники, возбужденные, веселые, взволнованные. Прямо с защиты. Все с нетерпением ждали Майку со Славкой.
Они были красивой парой. Будущий жених не отличался высоким ростом, был коренаст и крепок. Майка на своих высоченных каблуках даже чуть возвышалась над Славкиной несколько крупноватой головой. Но это отнюдь не делало ее выше. Во всем облике жениха угадывался уверенный в себе, мудрый и мужественный мужчина. Такой, каким я себе его и представляла, вчитываясь в красивые строчки длинных Славкиных писем. Майка лучилась счастьем. Славкин отчим сменил, наконец, гнев на милость и составил пасынку хорошую протекцию в лучшую московскую фирму. А оканчивать институт и защищаться – это уже всем виделось простой формальностью.
– Слав, это моя лучшая подруга, Ирина, – как-то неуверенно представила меня Майка своему жениху, – я тебе писала о ней.
«Лихо… Она писала…», – подумала я. Мне захотелось здесь же, сейчас рассказать, кто писал ему длинные, полные любви и надежды письма, кому он клялся в вечной преданности и любви в своих. Как я удержалась тогда, до сих пор не пойму.
Мы мило беседовали со Славкой, пили за дружбу, нахваливали в два голоса мою подругу.
– Представляешь, – громко, чтобы все слышали, и нежно целуя Майку в обнаженное плечико, с восторгом произнес он, – Майка же просто подвиг совершила. Я получил от нее за два года почти целый чемодан писем. Мне вся часть завидовала. Ну кто бы еще так смог. «Я бы и смогла, у меня их еще целый ящик дома лежит, не отправленных…» – ревниво подумала я. И как теперь со всем этим жить, не представляю. А Славка, ставший за эти два года переписки таким родным, любимым и близким для меня человеком, крепко обняв Майку за стройную талию, что-то нашептывал ей в ушко интимно-радостное.
– Что, Ирина, заскучала? – Славкин голос отвлек меня от грустных мыслей. – Идем, потанцуем вместе.
Мы, обнявшись, медленно двигались втроем в такт музыки. Какая-то возникшая напряженность вмиг сковала наши движения. Майка оказалась мудрее меня: «Вы здесь потанцуйте немного, а я пойду носик попудрю». Она упорхнула, а мы продолжали медленно кружиться по залу. Мелодия наконец-то кончилась, и я с облегчением вздохнула.
– Поболтаем?
Славка принес мне сок в высоком прозрачном стакане. Холодный напиток несколько остудил меня, и мы снова принялись мило разговаривать. «Главное, не дотрагиваться до него, общаться на расстоянии, – думала я про себя. – Тогда все будет хорошо, легко и просто».
Просто и легко не получилось. Нам приходилось часто встречаться и втроем, и в компании друзей. Взаимная симпатия росла и крепла.
– Ты знаешь, – сказал однажды Славка, – у меня такое ощущение, что мы с тобой знаем друг друга давным-давно, и знали в какой-то еще прошлой жизни. Мне так хорошо знакомы твои слова и мысли, как будто мы выросли в одной песочнице или за одной партой сидели. Какая-то ты родная. Я счастлив, что у моей Майки такая замечательная, преданная и верная подруга, – с некоторым пафосом добавил он.
Майка же стала относиться ко мне все с большим недоверием, опасаясь, наверное, что я проговорюсь про письма, про дурацкую, в сущности, игру, затеянную нами два года назад.
На одной из вечеринок, когда все уже были немного пьяны, и свет в зале слегка притушен, Славка, властно обхватив меня за плечи, приник ко мне губами и, почти обессилевшую в его руках, с какой-то грубой ненасытностью страстно и долго целовал. Видела ли это Майка, не знаю, но с тех пор встречаться втроем мы уже перестали. Только в конюшне, и только с друзьями. Остаться наедине со Славкой у меня не получалось никак.
Майка тем временем с фанатизмом готовилась к свадьбе. Разрабатывался сценарий свадебного действа, дизайн приглашений. У модного кутюрье шились наряды для жениха и невесты. Составлялся огромный список гостей. Были заказаны ресторан и свадебный картеж. Куплены путевки для свадебного путешествия. Я по мере сил и способностей помогала подруге. Отмечать свадьбу решили дважды: в ресторане и на конюшне. Иногда за хлопотами я замечала на себе долгий и странный Майкин взгляд. Мне становилось неуютно, я буквально съеживалась под ним, пугалась. Со Славкой же после той вечеринки я больше не виделась. То ли он стал избегать меня, то ли так складывались обстоятельства. А я все чего-то ждала: звонка в дверь, письма или хотя бы маленькую эсэмэску.
Свадьба моих друзей была назначена на первое воскресенье сентября.
Меня на свадьбу не пригласили.