Вы здесь

Чудовище внутри меня. Глава первая (Андрей Куц)

© Андрей Куц, 2017


ISBN 978-5-4490-0195-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Как причудливо сплетаются нити жизни. Витиеватость их линий удивляет непредсказуемостью, а узор – неповторимостью. Но если сконцентрироваться на сути, то увидишь всё один и тот же материал, всё те же отрезки, слагающие общий путь.

В конце одной долгой зимы ко мне на стол попало совсем пустое, решённое дело. Да даже не дело, а дельце. Я быстро спихнул бы его в архив, но моё внимание привлекло одно обстоятельство: карусель вертелась в городе, где прошли мои ранние годы, – а я очень давно в нём не был, не был дома. Я не посмел упустить случая, так удачно позволявшего мне за казённый счёт совершить путешествие по местам безвозвратно ушедшей беспечности – посетить малую родину. Я намеревался задержаться там не менее чем на неделю.

Но поманили меня не только родные места. В деле фигурировали с детства знакомые имена – имена моих школьных товарищей. Один из них, увы, уже был мёртв, а другой ходил в господах-владельцах собственного предприятия, и на жизнь, судя по всему, он не жаловался. Вот у него-то, и поныне здравствующего, я и надумал остановиться, чтобы подивиться невероятному размаху его бизнеса, что явствовало из лежащих на моём столе отчётов и рапортов, и тому чуду, что обещалось в подшитом к делу рекламном проспекте, на коем и строилось основное завлечение потребителя-клиента. Да-с, течёт время, меняется жизнь. А ведь были, помнится, совсем иные деньки… И порой так хочется в них вернуться – вернуться домой, в детство… в такое, каким всё ещё его помнишь.

Почему миру суждено меняться?

Пускай двигалось бы только время, а всё вокруг оставалось бы прежним.

В деле имелось несколько дырочек, которые либо были допущены по небрежности, по разгильдяйству, либо из-за спешки, в которой оно стряпалось. Впрочем, на это можно было легко прикрыть глаза. Но! В то же время, при желании, за подобное можно было ухватиться, правда, для этого всегда нужно очень большое желание или нужна необычайная скука, доставшая тебя до печёнок. В общем, как я уже сказал, пустяковое дельце. Ему было суждено сгинуть в архивах, но оно попало на мой стол.

Взявшись за дело, я могу самостоятельно принимать решения по ценности, важности и количеству проводимых мероприятий: нередко бывает, что приходится наведаться на место события, чтобы пошнырять, потыкаться, поскрести по сусекам лишних пару-тройку раз… хотя, в основном, стремишься уладить всё одним махом – и с плеч долой, как говорится, из сердца вон. И завершаешь работу уже в собственном кабинете, сидя перед любимым кактусом, разбухшим от жизненных соков, в привычной обстановке – так сподручнее, спокойнее. Основываясь на этом праве, вооружившись тем, что в нашем отделе давно не было никаких осложнений и ЧП, к тому же из текущего ничего важного и срочного надо мной не довлело, я отправился к начальству, – и скоро выяснил, что никто не возражает против моей небольшой командировки.

Приехал я в родной город (вернулся) в изумрудно-лучезарном мае. День пятницы только приближался к своей середине.

Передо мной промелькнул ряд ветхих избушек, практически незнакомых мне с детской поры, и сразу же – площадь перед городской управой, а тута, в даль по длинной прямой улице – домишки, домишки и несколько новых высоток. Но машина катилась вперёд, и у меня не было времени рассматривать старое и новое, знакомое и чужое, поэтому радости от возвращения я не испытал, но внутри что-то неприятно сжалось.

Я, конечно, мог неторопливо проехаться по городу и всё рассмотреть, но мне хотелось, чтобы при встречи с ним у меня в груди было усиленно бьющееся, а то вдруг затихающее сердце, – чистое, ничем не омрачённое восприятия окружающего мира. Но этому мешали три часа, которые я провёл за рулём, и глубоко въевшаяся в мозг привычка к ежедневной работе. Я не был в отпуске почти три года – я забыл, что значит отдыхать. Мне требовался перерыв. Прокуратура подождёт. Следственные дела никуда не денутся. И город, столько лет стоявший без меня, останется на месте. Мир должен был вернуться на привычное место вместе со мной.

Не увидев толком города, я оказался перед нужным зданием. Оно было всё там же. Да и куда ему деться? Но оно меня удивило.

Мало что осталось от былой разрухи. Здание действительно жило. Оно – функционировало. Но оно по-прежнему было лишено каких-либо архитектурных излишеств: сложенное из красного кирпича прямоугольное двухэтажное строение без каких-либо надстроек, четырёхскатная крыша, а трёхстворчатые рамы – огромны, в два метра шириной, а в высоту – не менее двух с половиной.

Я не видел пожарной лестницы, – о ней я узнал позже. Она уродовала здание, потому и была вполне удачно вынесена на скрытую от глаз дальнюю боковую стену. Меры пожарной безопасности неумолимы – это они потребовали наличия столь неуместного сооружения. Так же я не увидел небольшую часовенку, расположенную позади здания.

Вывеска у съезда с главной городской дороги во двор, утонувший в зелени, гласила:

«Колодезь „СТУДЁНЫЕ КЛЮЧИ“ Добро пожаловать! У нас вы обретёте вторую молодость – радость жизни! Сдаются комнаты. Бассейны. Парилки. Ресторан (традиционная русская кухня), бар. Зайдите выпить чашку чая».

Очень уютно и защищённо почувствовал я себя, проехав через простые, но высокие железные ворота, выкрашенные в неприметный коричневый цвет, гостеприимно распахнутые настежь, – я сразу же провалился в зелень, нависшую со всех сторон.

«Наверное, даже зимой здесь присутствует атмосфера укрытости от внешнего мира», – подумалось мне тогда.

Я позавидовал вкусу давнего школьного товарища, к которому я приехал. Конечно, я ехал не к нему. Но, если в его заведении можно обзавестись временным жильём за вполне умеренную плату, было бы грешно не воспользоваться обстоятельствами. И это было тем паче приятно, что от этого места было рукой подать до городской управы, суда, полиции и морга. Тогда я ещё не знал, что все нужные мне люди – постоянные клиенты этого заведения.

Перед отправкой в путь я набрал номер «Студёных ключей» и узнал, что хозяин находится в городе и при необходимости, конечно же, с ним можно поговорить.

«По интересующим вас вопросам», – сообщил по телефону приветливый голос девушки.

Я рад.

Я остановил машину на парковке перед главным входом. Ни одной машины не было видно. Осмотревшись, я обнаружил за полосой густого кустарника значительное крытое пространство – вот там машин хватало.

«Что ж, пропишусь, устроюсь и поставлю туда свою», – решил я.

И только тут, повернувшись к главному фасаду здания, встав перед ним во весь рост, я понял, что было главным в восприятии этого места. От него веяло стариной и простотой: нетронутый цивилизацией аскетически обустроенный уголок, вобравший в себя эстетически обыгранные моменты заброшенности и разрушения – умышленно оставленные или умело созданные штрихи ветхости.

Здание – это прямоугольник, в длину – метров шестьдесят, а то и больше, в ширину – метров двадцать. Четыре простые, голые да гладкие, стены, как уже упоминалось, выложены из красного кирпича – нигде никаких выступов и изъянов, даже не видно крыльца. Два этажа. Высота потолков не менее четырёх метров. Четырёхскатная железная крыша. Огромные окна. Да часовенка, аккурат посередине длины здания, но с задней стороны. Всё приведено в надлежащий вид: кирпич оставлен прежний, но он обработан специальным раствором, дабы предотвратить дальнейшее крошение и защитить от мокроты, в окна вставлены рамы, судя по всему, деревянные, или это хорошая имитация, выкрашены они в яркий белый цвет, крыша покрыта железом и облита тёмно-зелёной краской, на часовенке стоит крест, а под её крышей – свободно, и там висит колокол, двери у неё двустворчатые, кованые железом, зелёные и распахнутые в обе стороны по стенам – входи всяк желающий, в глубине – мерцание свеч, – но этих мелких подробностей я пока не видел. Входом часовенка обращена к зданию. Между ними – пятиметровая дорожка из всё того же старого красного кирпича. Такая же дорожка опоясывала всё здание.

Я взял с переднего пассажирского сидения портфель с документами и направился ко входу.

Я встал перед главным входом – передо мной единственная маленькая ступенька и большие, в крупную деревянную решётку стеклянные двери, а за ними – ещё одни двери, точно такие же. Видно насквозь, через всю залу – задние двери небольшие, но тоже стеклянные, если через них пройти, то по дорожке попадёшь в часовню. За часовней – сильно заросший, на первый взгляд неухоженный, запущенный парк. Но это впечатление обманчивое – в парке нет ничего случайного и неопрятного. Всё в нём продумано, всё сделано нарочно, для усугубления создаваемого настроения. Посреди залы – какое-то громоздкое сооружение. Оно высокое и сияет – по нему, трепыхаясь в нём, лучится блеск!

Загадочная задумка выглядела слишком богато, роскошно, и потому у меня возникло недоумение, и захотелось поскорее войти, чтобы посмотреть.

Холл просторен! Сумрак и прохладная влажность обступили меня, вошедшего с тёплого майского дня. Первым делом бросилась в глаза скульптура в центре залы – это стеклянный цилиндр наполненный водой. Его высота метра два. На нём купол в виде развёрстой луковки, перевёрнутой да придавленной так, что чешуйки у неё назад вывернулись. На куполе, по обе стороны от вошедшего, по два пухлых ангелочка. Они сидят, смотрят друг на друга с радостным смехом и изливают из кувшинов в большие ковши, что помещены в их ножках, тонкую струйку хрустальной водицы. От ковшей спиралью вниз сбегают стеклянные трубки с металлическими вставками – по дюжине в каждой скульптурной группе. В метре от пола они соединяются с металлической каймой, опоясавшей цилиндр. Кайма изображает несколько ярусов волн в кипучем синем море или в буйном безбрежном океане. Восемь рыбок, равномерно распределённых по кругу, «плавает» в этих неспокойных водах, а из их ртов изливается всё та же кристально чистая водица, падая в небольшой бассейн, в центре которого и возвышается всё это удивительное сооружение. Дно бассейна засыпано крупным бело-серым песком. Из его стенок исходит направленными лучами чистый белый свет: он играет на совершенно определённых участках сооружения. Стеклянный цилиндр растёт из дна бассейна, и видно, как внутри бьют ключи – колодезь, студёные ключи, ключевая водица! От бассейна тянутся два небольших канала, дно которых также заполнено песком. Через них переброшено по мостку – два, по обе стороны и на некотором удалении от фонтана. Каналы уходят куда-то в соседние помещения, за стены. Весь фонтанный ансамбль исполнен из стекла и серебра. Возможно, серебро не всюду, возможно, отдельные части лишь имеют таковое напыление или попросту являются имитацией под серебро. Всё журчит и играет светом. А воздух – свежий-свежий. И откуда-то доносится гул голосов.

Над залом правильным квадратом висят четыре золотых вентилятора, держась на распорках по центру вентиляционных шахт. Они вяло, размеренно загребают воздух объёмными лопастями. Они – всего лишь украшение. Всю работу по очистке воздуха выполняют четыре чёрные дыры – вентиляционные шахты, уходящие к далёким кондиционерам.

Я не двигался, я ждал, когда мной овладеет привычка.

Вдоль стен, выложенным всё из того же старого красного кирпича, в полумраке стоят столики, укрытые скатертями оливкового цвета, и тёмно-коричневые полукруглые диваны. В центре каждого стола – настольная лампа с розовой лампочкой и с бесцветным и гладким абажуром из дымчатого стекла, и такие же бесцветные стеклянные кувшин с водой и две пухлые двухсотграммовые чашечки. Над ними по стенам – тусклые белые люминесцентные лампы. Пол выложен чёрно-белыми квадратами керамической плитки. Справа, сразу при входе – коричневая стойка. За ней – служащий. Метрдотель? Портье? Бармен? За его спиной – многочисленные ряды бутылок.

– Мы рады видеть Вас! Здравствуйте! – слегка поклонившись, сказал он – мужчина лет тридцати пяти с ухоженной гладкой головой. К кармашку его белой рубашки крепилось имя. «Артём», – прочёл я. – Желаете отобедать или номер?

– Номер, на десять дней, на одного, изыск не обязателен, – сказал я.

– Восемьсот рублей – сутки. Предоплата пятьдесят процентов. Есть дороже, но сейчас забронирован. Сможете переехать, если пожелаете, когда освободится или снимется бронь. Постель меняем раз в три дня или «по требованию», но тогда – с доплатой. Питание, сауна, бассейн и прочее – всё оплачивается отдельно, со скидкой для проживающих.

– Я в курсе. Если можно, я хотел бы попасть в номер и отдохнуть. А потом уже – разберёмся.

– Очень хорошо. Завсегда, пожалуйста. Будьте добры, какой-нибудь документ, удостоверяющий Вашу личность.

Я с готовностью протянул паспорт и извлёк из бумажника нужную сумму: 4000 рублей.

Он привычно всё принял – занялся оформлением.

После недолгой процедуры Артём дал мне расписаться в книге регистрации и, нажав на какую-то кнопку, с тихой улыбкой возвратил мне паспорт. Через пятнадцать секунд, спеша через правый мосток, появилась такая же вежливо-сдержанная, немного серьёзная, сосредоточенная на внимании к клиенту девушка. Она несколько семенила – мелко перебирала ножками, едва выступавшими из-под длинной, прямой и довольно узкой оливкового цвета юбки. Подойдя, она взяла ключ, который дал Артём, на миг закативший глаза, что, верно, означало: наверх, клиент желает комнату, будет нашим самым дорогим гостем, постояльцем, вижу я такого брата сразу, глаз намётан, будь спок.

Девушка скромно соединила на животе мягонькие маленькие кисти рук и пригласила меня следовать за ней лёгким наклоном пригожей головки. Таким вот образом кокетничая, играя неопытную, наивную пока ещё девочку, она засеменила к лестнице, ведшей в верхние комнаты.

Погружённая в полумрак коричневая деревянная лестница, расположенная рядом со стойкой бармена-метрдотеля, быстро вывела нас на второй этаж. По правую руку я увидел кабинет директора, по левую – общий кабинет для бухгалтера и администратора. Я поспешил за провожатой.

Длинный коридор был в ширину не менее двух метров и с черноватым деревянным полом. Пройдя по нему прямиком к светлому пятну высокого окна боковой стены здания, я остановился возле девушки, перед дверью №15, последней – пространство за ней должно было стать моей обителью на ближайшие десять дней.