Чувствующий интеллект. Часть II: Интеллект и логос. Раздел второй. Формальная структура чувствующего логоса I: Динамичная структура (Хавьер Субири, 2008)

В таком постижении вещь отсылает нас к полю реальности, чтобы мы в нем могли постигнуть, что же эта вещь представляет собой в реальности. Другими словами, нам прежде всего необходимо, как мы только что сказали, некоторым образом дистанцироваться от этой вещи.

В таком случае мы должны рассмотреть следующие три пункта:

1. Что такое дистанция.

2. Что такое «занять дистанцию».

3. Какова собственная структура того, что схвачено в этом акте дистанцирования.

§ 1. Что такое дистанция

Мы видели, что всякая реальная вещь обладает индивидуальным и полевым моментами: такова структура расщепления. Когда реальная вещь воспринимается в первичном схватывании, различие между этими двумя моментами до известной степени стирается: именно это я назвал компактностью. Но когда вещь схватывается «среди» других вещей, тогда единство может быть только двойственным. Так вот, единство в расщеплении есть именно то, чем формально конституируется дистанция. Таким образом, дистанция означает не пространственную удаленность, а нечто сущностно иное. Уточним это понятие.

A) Прежде всего, расщепление не есть дистанция от реальности. Если бы дело обстояло таким образом, то мы оказались бы «вне» реальности, что невозможно. Реальная вещь служит термином первичного схватывания ее реальности; и само это схватывание, будучи схватыванием реальности (а значит, не выводя нас из формальности реальности), помещает нас в поле реальности «как таковой», как чего-то явно отличного от реальности индивидуальной. Такое помещение в реальность «как таковую» есть дело первичного схватывания реальности, которое оказывается неустранимым.

B) Но реальность «как таковая» – не пучина, в которую погружена всякая реальная вещь. Она представляет собой лишь момент, свойственный каждой реальной вещи: тот момент, согласно которому каждая реальная вещь, будучи реальной сама по себе, как таковая, в то же время сама по себе и как таковая есть нечто «большее». Это «большее» означает не «по ту сторону вещи», а «большее в вещи». Следовательно, дистанция – лишь момент внутри самой вещи. Мы не выходим вовне вещи, но пребываем «в ней». Мы не только не выходим за пределы реальности, но не выходим даже за пределы самой реальной вещи: дистанция есть внутренний момент вещи, нечто заключенное в ней самой. Что это за момент?

С) В дистанцировании не происходит симметричного отстранения от обоих моментов вещи. То, что индивидуальная вещь представляет собой в реальности, пребывает дистанцированным, в качестве индивидуальной реальности, от реальности «как таковой». Другими словами, реальность индивидуальной вещи сохраняется как в своей формальности реальности, так и в своем содержании; но мы дистанцируемся в отношении того, что касается ее «в реальности», то есть представляем поле как нечто автономное: как поле, которое надлежит пройти. В таком дистанцировании индивидуальная реальная вещь оказывается помещенной в поле реальности. Поэтому, повторяю, мы не выходим ни вовне самой реальной вещи, ни вовне поля реальности, но пребываем в полевом моменте вещи, чтобы из него помыслить то, чем в реальности является сам индивидуальный момент вещи. В данном случае мы идем внутри реальной вещи от ее полевого момента к ее же моменту индивидуальному, постигаем его полевым способом. Иначе говоря, мы проходим дистанцию как внутренний момент вещи, проходим двойственность как единство в расщеплении.

Коль скоро это так, очевидно, что реальная вещь, схваченная среди других реальных вещей, толкает нас в поле таким толканием, которое имеет совершенно определенный характер: она толкает нас к тому, чтобы «занять» дистанцию от вещи. Что означает это «занять» дистанцию?

§ 2. Что такое «занять дистанцию»

Естественно, это означает быть ведомым самой вещью, в ее формальности индивидуальной реальности, к ее дифференциально автономизированному полевому моменту. Такому движению присущи некоторые важные черты.

1) Прежде всего: от чего занимается дистанция? Дистанцированное от вещи в поле реальности есть то, чем эта реальная вещь является в реальности. Каким образом производится это дистанцирование? Через наше отстранение от единства вещи с полевым моментом реальности.

2) Тем самым реальная вещь вовсе не устраняется. Прямо наоборот, именно реальная вещь вталкивает нас из своей индивидуальной реальности в поле реальности «как таковой». Поэтому такое вталкивание состоит не в том, чтобы покинуть реальную вещь, а в том, чтобы остаться в ней, но только как в опорном пункте интеллектуального изгиба, отстраняющего то, чем эта вещь является «в реальности». Такое отстранение представляет собой своеобразное возвратное движение: усилие, которое я называю ретракцией [«втягиванием»]. Ретракция – это постижение реальной вещи в отстранении от того, чем она является в реальности. Стало быть, занять дистанцию означает, в конечном счете, «движение ретракции». Быть вброшенными формально реальной вещью в поле реальности «самой по себе» означает отстраниться в ретракции от того, что́ данная вещь есть в реальности.

3) В таком случае понятно, что постижение, не переставая пребывать в реальности и не покидая реальных вещей, помещается, несомненно, в них, но и некоторым образом «над» ними. В «ретракции» интеллект помещается «над» тем, что вещи суть в реальности. Сочленение этих двух моментов – момента ретракции и момента пребывания над вещами – сущностно важно. Его упущение стало источником двойного заблуждения. Во-первых, интеллект не «пребывает» над вещами сам по себе – таково было заблуждение всякого идеализма, от Декарта до Шеллинга, а по сути дела, до Гуссерля и Хайдеггера, – но «приходит к пребыванию» над вещами в движении ретракции перед лицом вещей. «Над» имеет своим основанием «ретракцию». Во-вторых, то, над чем помещается интеллект, есть не чистая и простая реальность, но только то, что реальные вещи представляют собой «в реальности». Мы видели, что постигаемое в движении интеллекта есть не реальное как таковое, а то, чем реальное, уже постигнутое в качестве реального, является «в реальности». Именно поэтому, повторяю я вновь и вновь, всякое умное движение представляет собой лишь модализацию первичного схватывания реальности.

4) Другими словами, в ретракции мы постигаем реальность «как таковую», как нечто открытое тому, чем вещи могут в ней быть. Поэтому быть указанным образом в реальности «как таковой» означает временно освободиться от того, что реальные вещи суть в реальности. Мы сейчас говорим о постижении того, что вещи суть в реальности, исключительно как о плавающей терминальной точке реальности «как таковой»: о постижении того факта, что реальность «как таковая» есть вот эта вещь. Когда мы таким способом постигаем то, чем вещь является в реальности, то твердо установленной целью этого нового постижения оказывается реальность «как таковая»; и то, чем в каждом конкретном случае является реальное, будет всего лишь терминальной точкой реальности «как таковой». Стало быть, в ретракции мы освобождаемся от этого «в реальности», опираясь на реальность «как таковую». Видеть то, чем вещи являются в реальности, означает постигать их в освобождении. Вещь как плавающая терминальная точка будет уже не тем, что вещь «есть» в реальности, но лишь тем, чем она «была бы» в реальности. «Была бы»: вот собственный и формальный модус удержания вещи в ретракции. Реальность терминального как чисто терминального – это реальность в «была бы». Реальным вещам, отныне предъявленным исключительно как завершающим ретрактивное схватывание, присуща внутренняя двойственность. С одной стороны, они принадлежат реальности и в силу этого уже реальны в своей первичной реальности. Но с другой стороны, то, чем они являются в реальности, составляет только терминальный момент постижения: это просто то, чем они «были бы» в реальности. Я вскоре это поясню.

5) Что же тогда, в более строгом приближении, представляют собой вещи в ретракции? Во вталкивании постижение будет уже не первичным схватыванием реальности, а простым схватыванием, чистым термином постижения. То, что вещь представляет собой «в реальности», отныне, при ближайшем рассмотрении, оказывается простым схватыванием. «Простым» означает здесь быть просто термином схватывания. Уточним это.

Классическая философия всегда придерживалась того взгляда, что: а) простое схватывание – это схватывание чего-либо, что не обладает формально свойством реальности, а, напротив, абстрагируется от нее; b) такое схватывание есть первичный собственный акт всякого возможного постижения; с) постижение чего-либо, что формально является реальным, всегда будет позднейшим постижением, то есть суждением. Суждение оказывается здесь единственным постижением, которое формально заключает в себе момент реальности. Но эти три утверждения, на мой взгляд, ложны.

Во-первых, простое схватывание формально не абстрагируется от реальности, но удерживает ее, ибо схваченное реальное представляет собой в реальности терминальный момент, и только терминальный момент реальности «как таковой». Во всяком простом схватывании мы формально схватываем вещь так, как если бы она была моментом чего-то, что действительно и в самом деле является реальностью. Мы не абстрагируемся от реальности: это невозможно. Но простое схватывание есть схватывание только того, чем вещь могла бы быть «в реальности». Стало быть, речь идет не о ретракции реального как реального, а о ретракции того, что эта вещь, формально удерживаемая в качестве реальной, представляет собой «в реальности». Это «была бы» конституируется единством реальности и ретракции. «Была бы» относится не к «реальности», а к «в реальности». Поэтому простое схватывание формально содержит в себе характеристику реальности. Классическая философия превратила простое постижение во что-то такое, что покоится в себе как материал, из которого строится суждение. Другими словами, она рассматривала простое схватывание исключительно как «материальный» момент логоса суждения. Такая концепция есть следствие логизации постижения. Но простое схватывание формально заключает в себе реальность. Поэтому в нем нельзя видеть момент логизации интеллекта; наоборот, этот логический момент простого схватывания должен пониматься как модус актуализации, то есть как модус интеллигизации логоса.

Во-вторых, простое схватывание не есть первый собственный акт всякого постижения. Всякое простое схватывание является простым схватыванием, и не более чем простым схватыванием, в силу «ретракции»: это такое схватывание, которое «ретрактировано», «оттянуто» от первичного схватывания. Следовательно, первым собственным актом постижения будет не простое схватывание, а первичное схватывание реальности.

Наконец, и это в-третьих, формальная и действительная реальность есть достояние не суждения, а первичного схватывания реальности. Мы уже видели, что первичное схватывание реальности формально заключает в себе свойство реальности еще до суждения. Если говорить о простом схватывании, то прилагательное «простое» означает: то, чем вещь является «в реальности», схватывается как чисто терминальный момент реальности «как таковой». Реальность «как таковая» есть – здесь и теперь – то или иное «в реальности».

Какова собственная структура воспринятого в том акте дистанцирования, каковым является простое схватывание?

§ 3. Структура схваченного в дистанцировании

Эта структура ставит перед нами три большие проблемы. Я уже о них упоминал, но следует их ясно сформулировать. Каково происхождение простого схватывания? Каково состояние того, что воспринимается в простом схватывании? Каковы модусы простого схватывания?

1) Происхождение простого схватывания. Речь идет о простом схватывании как таковом. Я не имею в виду то, что в классической философии называлось происхождением идей, потому что не всякое простое схватывание есть идея. К проблеме происхождения надлежит подходить не со стороны идей, а со стороны первичного основания простого схватывания. Таким основанием, как мы уже видели, служит акт ретракции, который навязывается нам самим реальным, предварительно воспринятым в первичном схватывании. То, чем навязывается нам этот акт, есть полевое измерение реального.

А) Ретракция не сводится просто к «выделейности». В самом деле, выделенность – это всегда нечто такое, что затрагивает содержание схваченного: содержание, которое, как мы вскоре увидим, включает в себя как то, что в классической философии называлось сущностью, так и то, что называется существованием. Но ретракция сохраняет нетронутым всецелое содержание вещи как реальности, отстраняя не «реальность», а только то, что вещь представляет собой «в реальности». Реальность по-прежнему остается чем-то «самим по себе», но мы не знаем, чем же в реальности является это «само по себе». И речь идет отнюдь не о софистической тонкости.

B) Полевой момент того, что предварительно воспринято в первичном схватывании, толкает нас к другим вещам в поле. Эти вещи, несомненно, реальны и восприняты в первичном схватывании. Но в силу момента ретракции содержание этих вещей перестает быть «их» содержанием и сводится к тому, что служит принципом умопостигаемости той вещи, которая отослала нас к этим другим вещам в поле. Быть принципом умопостигаемости – значит быть тем, по отношению к чему ре-актуализируется некоторая реальная вещь. Именно это и есть простое схватывание: постижение некоторого реального принципа умопостигаемости. Стало быть, содержание этих вещей оказывается уже не их вещным содержанием, а лишь принципом умопостигаемости другой вещи или вещей.

C) Это движение, а значит, и простое схватывание совершаются внутри физического поля реальности. Но содержание того, что воспринимается в таком движении по способу простого схватывания, пребывает в поле исключительно как принцип умопостигаемости. Как таковое, содержание само по себе «есть» только то, чем «было бы» содержание – содержание того, чем вещь, которую я хочу постигнуть, является в реальности. «Было бы» – это характеристика содержания вещей, редуцированного до принципа умопостигаемости. Эти вещи не остаются вне поля реальности, но пребывают в нем не как содержание, которое «есть», а как принцип того, чем «была бы» вещь, из которой мы исходим. Принцип умопостигаемости принадлежит полю реальности: именно в нем совершается движение ретракции, и в нем конституируется принцип умопостигаемости. Если, увидев в первичном схватывании некий предмет неопределенных очертаний, я не знаю, что он такое в реальности, и чувствую себя толкаемым к другим вещам в том же ландшафте – например, к деревьям, – то в первичном схватывании эти деревья воспринимаются точно так же, как сам предмет; однако, будучи взяты как то, чем в реальности «был бы» наш предмет, они превращаются в чисто терминальный момент схватывания того, чем предмет является «в реальности». Речь, повторяю, идет не об отказе от реальности вещей, а о редукции содержания вещей к реальному принципу умопостигаемости. Это уже новое состояние того, что раньше было содержанием вещей. Что это за состояние?

2) Состояние воспринимаемого в простом схватывании, как такового. Схваченное пребывает, как мы сказали, в состоянии простого термина схватывания, как принципа умопостигаемости. Быть чистым термином означает, что содержание реальности отстраняется, в качестве содержания, от реальности и оказывается уже не реальным в собственном смысле, а ирреальным. Поэтому в ретракции то, чем вещи являются в реальности, до поры до времени составляет горизонт ирреального. Стало быть, все зависит от того, что именно мы называем ирреальностью.

Ирреальность – это не просто отсутствие реальности. Если бы ирреальная вещь не имела ничего общего с реальностью, она была бы не «ирреальной», но «а-реальной». Следовательно, быть ирреальным есть способ иметь нечто общее с реальным. Это очевидно, коль скоро простое схватывание, как мы сказали, формально конституируется в самом поле реальности как таковой. Что это за способ? Вот в чем вопрос. Структура ирреального образована тремя моментами.

а) Ирреальное ближайшим образом опирается не само на себя, а на реальное. Всякое ирреальное образовано «де-реализацией». Причем это «де-» не есть чисто негативный момент: если бы это было так, то вещь, повторяю, была бы не ирреальной, но а-реальной. Поэтому такое «де-» позитивно: речь идет о позитивной включенности в реальность в форме «де-». Это, так сказать, реализация в форме «де-». Что такое это «де-» как форма реализации? Чтобы это понять, нужно вновь вспомнить о том, что такое реальность. В самом деле, можно было бы подумать, что быть реальным означает быть существующим, откуда последовало бы, что ирреальное есть то, что не имеет существования, но представляет собой, в классическом словоупотреблении, сущность. «Де-» означало бы тогда нулевую степень существования. Но это невозможно, потому что реальность – не существование, а бытие «самим по себе». А быть «самим по себе» означает формальность, потустороннюю классическим сущности и существованию. Существующее реально только тогда, когда существование подобает вещи «само по себе». Если бы это было не так, то предполагаемое существование не превращало бы вещь в нечто реальное (она была бы тем, что я назвал призраком; но сейчас у меня нет возможности углубляться в эту проблему). Следовательно, быть реальным означает структурно предшествовать тому, чтобы быть существующим. Точно так же ирреальное не имеет классической сущности, потому что классическая сущность формально есть сущность того, чем вещь пребывает «сама по себе». Поэтому «де-», о котором идет речь в де-реализации, охватывает собой всецелую реальную вещь как в ее существовании, так и в ее сущности, понятых в классическом смысле. Ирреальное обладает ирреальным существованием и ирреальной сущностью. Таким образом, характер «де-» выходит из этого обсуждения нетронутым. Дело в том, что реальность нельзя понимать ни как существование, ни как сущность; ее нужно понимать как бытие в качестве «самого по себе». В таком случае ирреальность заключается в «де-», соотносимым с «самим по себе». Что это значит?

Мы выделили во всякой реальной вещи, во всяком «самом по себе», аспект индивидуальной реальности и аспект реальности полевой, который, будучи автономизированным, именуется реальностью «как таковой». Мы назвали это расщеплением. Эти два момента суть прежде всего физические, а не просто концептуальные моменты. Как моменты, они различны. В первичном схватывании реальной вещи мы схватываем их унитарно. Под реальностью же, явленной в модусе обращенности «к», мы понимаем полевой характер как отличенный момент, в результате чего реальная вещь оказывается дистанцированной в реальности «как таковой» от других реальных вещей. Это означает, что возможно удержаться в поле, даже отстранив его единство с определенной индивидуальной формальностью. Тогда мы получаем реальность «как таковую», как область, но без собственной индивидуальной реальности. Это «без» составляет не что иное, как негативную сторону позитивного «де-», о котором идет речь в де-реализации. Дереализация затрагивает не полевое, не саму реальность «как таковую», а реальную вещь в ее моменте пребывания тем, что она есть «в реальности». Другими словами, реальность «как таковая» уже перестает с необходимостью быть здесь и теперь вот этой определенной реальной вещью. Подвергнуть де-реализации означает не отстранить реальность «как таковую», а отстранить то содержание, которое реально здесь и теперь: отстранить то, в чем реализована реальность «как таковая». Так вот, реальность есть «само по себе»; поэтому реальность «как таковая» есть «само по себе», которое само по себе может реализоваться в той или в другой вещи. Реальная вещь перестает быть «сама по себе» тем, в чем реальность «как таковая» реализуется «в реальности». Так возникает ирреальность. Ирреальность – это де-реализованный модус пребывания в реальности «как таковой». Таков первый момент ирреальности. Согласно этому моменту, ирреальное заключает в себе реальность «как таковую». Во-первых, оно заключает ее в себе формально: оно может быть ирреальным, только пребывая в реальности «как таковой» по способу де-реализации, то есть без того, чтобы эта реальность непременно обладала определенным содержанием. А во-вторых, оно заключает ее в себе физически: реальность «как таковая» пребывает в ирреальном как такая реальность, которую мы физически воспринимаем в первичном схватывании всякой реальной вещи. Реальность «как таковая» – это не понятие, идея или нечто подобное, а физическое полевое измерение реальных вещей. Это та самая «физическая реальность» вот этого ландшафта, этого камня, этого луга, которая, как я говорю, полевым способом конституируется во всяком простом схватывании любого рода. В кентавре схваченная реальность «как таковая» будет той же самой, что и в этом камне, лишь содержание будет иным. Простое схватывание не абстрагируется от реальности «как таковой», как это обычно говорят, но формально и физически заключает ее в себе как реальность без собственного содержания.

b) Эта область де-реализации есть физическая область схватывания; и в этой реальности, как в чем-то физическом, пребывает актуализированным содержание всякого умного схватывания. Постижение, в котором актуализируется реальность «как таковая», – это не пустое и голое схватывание, но такое схватывание, в котором по мере актуализации этой области вырабатываются одно или несколько простых схватываний. Реальность «как таковая», де-реализованная от всякой индивидуальной реальной вещи, остается актуализированной в простых схватываниях моего интеллекта. Таков второй момент ирреального: момент актуализации реальности «как таковой» в простых схватываниях.

c) Но тогда простое схватывание хотя и остается в реальности «как таковой», однако реализуется свободно и сводится к умопостигаемому принципу того, чем «было бы» содержание реальности «как таковой». Реализация – это актуализация чего-либо как содержания реальности «как таковой». Стало быть, это освобожденная реализация. Она представляет собой как бы изнанку актуализации реальности «как таковой». Таков третий момент ирреальности. Поскольку речь идет о реализации в том, что «было бы», эта реализация конститутивно свободна. Ирреальное – не ментальная вещь, с которой мы обращаемся так, как если бы она была реальной; и не физическая вещь: ирреальное – это вещь свободная. Речь идет не о том, что я свободно считаю это содержание реальным, а прямо наоборот: я свободно считаю, что физическая полевая реальность «такова», то есть имеет вот это определенное содержание. Например, реальное в вымысле заключается не в том, чтобы быть вымыслом реальности, измышлять реальность, а в том, чтобы, как мы тотчас увидим, быть реальностью в вымысле. То, что нами вымышлено, оказывается содержанием реальности. Реальность «как таковая» пребывает свободно актуализированной в том нечто, которое реализуется в ней. Оно свободно не от реальности «как таковой», а от определенного содержания реальности.

Актуализация реальности «как таковой» и свободная реализация в ней постигнутого суть два момента, которые, будучи внутренне «одним», позитивным образом конституируют де-реализацию. Из этих двух позитивных моментов второй основывается на первом: содержание оказывается реализованным потому, что физическая реальность «как таковая» актуализировалась в бессодержательном постижении. В силу этого первого момента схваченное, то есть ирреальное, есть реально ирреальное; в силу второго момента ирреальное ирреальным образом реально. Единство этих двух моментов конституирует то ирреальное, которое мы выражаем в словах «было бы». «Было бы» – это единство де-реализованной актуализации и свободной реализации. Тем самым утверждается владычество ирреального. Стало быть, ирреальное есть свободная вещь, потому что вещь сотворенная. Творение – это творение не реальности, а содержания в реальности; это, разумеется, свободная реализация. Если уж говорить об идеях (как я уже отмечал, термин нежелательный, хотя и употребляемый), можно было бы сказать, что творить означает не наделять мои идеи реальностью, а прямо наоборот: наделять реальность моими идеями. Вот почему это бессодержательное постижение так важно: ведь на кону стоит сама физическая реальность, взятая со стороны ее содержания; другими словами, на кону стоит то, чем реальные вещи являются в реальности. Актуализировать физическую реальность, де-реализованную в ее свободном содержании: вот в чем сущность творения.

Итак: восприятие реального в ретракции содержания, то есть в простом схватывании, имеет формальный характер ирреальности. Ирреальность – это внутреннее и формальное единство актуализации физической реальности «как таковой» и свободной реализации ее содержания; другими словами, ирреальность – это «было бы». «Было бы» есть ирреальный модус — не в грамматическом смысле, а в смысле реальности «как таковой», взятой в модусе свободного содержания.

Приняв это, мы спрашиваем: каковы модусы простого схватывания; другими словами, каковы структурные модусы постижения ирреального? Таков третий пункт, который мы хотели рассмотреть.

3) Структурные модусы простого схватывания. Реальность «как таковая» удерживается, в физическом и формальном смысле, как область свободного творения ирреального. Но как де-реализация, так и творение не абсолютны. Они суть движение, которое всегда опирается на реальную вещь, но может опираться на различные измерения этой вещи. В таком движении эти измерения вещи актуализируются. Они свойственны всякой реальной вещи как ее моменты, однако де-реализирующее движение актуализирует их в постижении эксплицитным и формальным образом. С точки зрения этих моментов, то есть измерений, де-реализующее движение сообщает простому схватыванию отличительные черты ирреальности: имеется несколько разновидностей простого схватывания, которые не только численно различны, но и составляют структурно разные моменты реальности «как таковой», взятой в качестве области свободного творения. Существует три таких измерения, и они позитивным образом конституируют в своем радикальном единстве само определение того, что я назвал пребыванием «в реальности». Повторяю: имеется три таких измерения реальной вещи.

А) Первое, что может оказаться де-реализованным в освобождающей ретракции, – это содержание реальной вещи в целом. Речь идет не о вещи, абстрагированной от реальности «как таковой»; речь идет о реальности «как таковой», которая свободно завершается в этой вещи как то, чем эта вещь «была бы» в реальности. В результате реальная вещь оказывается актуализированной в своем собственном измерении: быть «этим». Здесь «это» означает не «эта» вещь, а то, что представляет собою «эта»: речь идет об «этой» вещи как об «этом». Схватывание «этой» вещи есть то, чем конституируется первичное схватывание реальности, – например, перцепция. Так вот, «это» вот «этой» вещи, то есть де-реализованное «это», будет «этим» уже не постольку, «поскольку оно реально», а постольку, «поскольку оно воспринято». Речь идет об «этом» как о чистом термине перцепции. «Это», взятое как чистый термин перцепции, я буду называть перцептом. Редукция содержания реальной вещи к перцепту: вот первая форма простого схватывания. Я говорю не о перцепте, который принадлежит реальности, а о реальности «как таковой», пребывающей в перцепте: о реальности «как таковой», свободно завершаемой в «этом». Необходимо подчеркнуть этот момент, потому что классическая философия, каковы бы ни были ее представления о простом схватывании, никогда не включала в число простых схватываний перцепт. На мой же взгляд, перцепт не только должен быть причислен к простым схватываниям, но и составляет исходную форму, более того, саму возможность любого другого простого схватывания.

Перцепт как таковой есть свободное творение. Разумеется, его содержание мне дано; однако редукция этого содержания к чистому перцепту есть совершаемый мною акт освобождения. Я освобождаю «это», освобождаю его от реальной вещи как реальной. И это освобождение имеет к тому же совершенно конкретный характер.

В самом деле, освобождающая редукция – не произвольный акт, совершаемый в пустоте, а освобождение, которое осуществляется «в» схватывании одной реальной вещи, как таковой, из другой вещи, к которой производится ретракция. Только при взгляде на одну вещь из другой содержание оказывается де-реализованным. Освобождение, а значит, и де-реализация возможны только в дифференциальной актуализации, а поэтому только благодаря вещам, определяемым внутри полевой актуализации: только при условии соотнесения одной вещи со всеми остальными. А такое соотнесение всегда есть следствие свободы, потому что если бы я начал движение от другой вещи, то и видение могло бы тоже быть другим. Простое схватывание некоторой реальной вещи, как чистый перцепт, 1) представляет собой акт, совершаемый мною свободно, и 2) актуализированное в нем обладает внутренней характеристикой свободы «об-зора» – или, если угодно, «надзора».

Это движение не просто «свободно»: оно есть свободное «творение». Ибо реальная вещь, несомненно, представляет собой некое «это», однако редукция «этого» к чистому перцепту есть творение в строгом смысле слова. Всякий свободный «об-зор», то есть всякое свободное видение перцепта, есть творение: творение, как очевидно, не содержания самой вещи как реальной, а ее «этого», которое редуцируется до перцепта. Когда «это» содержание сводится к перцепту, то «это» оказывается в строгом смысле творением видения: перцептивным творением «этого».

Коротко говоря: будучи схвачена в дистанцировании и в ретракции, вещь представляет собой в реальности термин простого схватывания. Оно актуализирует для нас эту вещь как некое «это», в свободном и творческом движении редуцируя ее к «этому», к чистому перцепту. Перцепт есть то, чем «это» могло бы быть в реальности.

В) Но благодаря свободной ретракции вещь оказывается в реальности де-реализованной еще в одном измерении. Всякое «это» представляет собой унитарную систему реальных мет. Согласно этой унитарной системе, вещь есть не просто комплекс каких угодно реальных мет, но мет, систематизированных определенным «способом»; так, что если бы способ систематизации был другим, это была бы уже не та же самая вещь, но другая. Иными словами, реальная вещь, взятая в своем «это», обладает не только метами, но и «как» [т. е. конкретным способом] их систематизации. Будучи редуцированным к «этому», перцепт сохраняет свое «перцептивное как». Так вот, я могу так осуществить ретракцию, чтобы освободить «это» от его собственного «как». Тогда простое схватывание получит свободу сотворить это «как». Разумеется, я не ограничусь творением «как», оставив нетронутыми меты, но смогу тогда свободно сотворить меты, берущие начало в перцепте, и образовать из них новое «как». Термином этого умного движения, в котором творится «как», будет фиктивное «как», вымысел, фиктум. Формально фиктум есть вымышленное «как». Простое схватывание вещи как некое вымышленное «как» я называю фикцией.

Внесем некоторые уточнения. Во-первых, фикция есть нечто ирреальное, в смысле де-реализованного. Потому фикция – это некая фиктивная вещь, но фиктивная вещь в реальности «как таковой». Формально она заключает в себе физический момент реальности: момент, схваченный во впечатлении реальности. Фиктум, как уже было сказано, есть не «фикция реальности», а «реальность в фикции». Измышляется не реальность «как таковая»; измышляется то, что реальность «как таковая» именно «такова». Фиктум есть то, «какой» могла бы быть реальность «как таковая», – иначе говоря, какой вещь могла бы быть в реальности.

Во-вторых, фиктум есть нечто свободно сотворенное, но свободное в двойном отношении. Фиктум обладает собственным «это», которое, как и в перцепте, есть нечто ирреальное, де-реализованное. Но в перцепте «это» представляет собой всего лишь образующие его меты. Эти ноты нам даны, однако редуцированы до чистого перцептивного «это». Такова же первая сторона ирреальности фиктума: ирральность его мет. В этом фиктум совпадает с перцептом – но только в отношении мет, каждая из которых рассматривается порознь: таковы ирреальные «это»-меты. Однако, помимо этого, фиктум свободно творит само «как», чего перцепт не делает. Перцепт – это реальная вещь, которая нам дана и редуцирована до перцепта. В фиктуме редукции подвергается само «как». Такова вторая сторона ирреальности фиктума. Это, если можно так выразиться, творение второй степени. Все меты подвергаются ирреализации, но порознь, а затем вновь соединяются в свободном «как»: это – свободное переоформление. Но такое переоформление совершается не в пустоте: самое свободное из фиктивных творений всегда направляется самим «как» реальных вещей, чтобы они фиктивно создавались либо такими, каковы они есть, либо от них отличными, либо им противоположными, и т. д. Чего нет и не может быть в фиктуме, так это полной независимости от чего-либо предварительно воспринятого как реальное.

В-третьих, фиктум – вовсе не образ, созданный творческим воображением, как это обычно думают и говорят. Творческое воображение есть и у животных: они создают себе воображаемые творения по способу раздражимости. Но чего нет у животных, так это умного схватывания самого сотворения того, что создано воображением. У них отсутствует момент реальности. Фиктум – это «реальность в фикции», то, «как» вещь могла бы быть в реальности. Поэтому я назвал бы такое умное схватывание фантазией: это – фантастическое постижение. У животного нет фантазии в этом смысле. Человек проделывает со своими образами то, чего животное проделать не может: он фантазирует. Сущность «человеческого» воображения составляет фантазия. Чтобы противопоставить в этом смысле фиктивное воображаемому, я резервирую за фиктивным название фантазмы, в этимологическом смысле слова.

Наконец, в-четвертых, простое схватывание реальной вещи как вещи фиктивной есть акт строго чувствующего постижения. Это именно постижение: умное схватывание того, «как» вещь могла бы быть в реальности. И это именно чувствующее постижение: образ есть чувствующий момент постижения. Взятое в единстве, такое чувствующее постижение есть простое чувствующее схватывание вещи сообразно тому, как она могла бы быть в реальности: это – фиктум, фантазма.

Таким образом, простое схватывание в дистанцировании актуализирует для нас два измерения реальной вещи: «это» и «как». Свободное чающее постижение имеет, соответственно, две формы: перцепта и фиктума. Это первые две формы простого схватывания.

С) Но это еще не все. В освобождающей ретракции актуализируются в дистанцировании не только «это» и «как»: ведь «это» и «как» суть два измерения того, что без всякой привязки к конкретной идее какого-либо порядка я назвал бы конфигурацией вещи. Но конфигурация отсылает к более определенному измерению: что такое эта вещь, данным образом конфигурированная. «Что»: вот третье измерение вещей, актуализированных в дистанциальном схватывании. Итак, в ретракции оказывается актуализированным «что» как таковое. В первичном схватывании реальности тоже, разумеется, есть некое «что», как равным образом есть «это» и «как». Но в вещи, непосредственно схватываемой в качестве реальной, эти три измерения присутствуют унитарно и компактно. Только в простом дистанциальном схватывании «это», «как» и «что» актуализируются раздельно. Так вот, в вещи, де-реализованной в свободной ретракции, «что» оказывается ирреализованным и редуцированным до чистого «что» как схваченного: именно это мы называем понятием, концептом. Изначально понятие есть не логическое, а реальное нечто: «что-концепт». Он формально и физически заключает в себе момент реальности. Концепт есть сама физическая реальность «как таковая», как если бы она была «что»: мы постигаем, чем реально была бы вещь, чем она была бы в реальности. Реальность «как таковая», повторяю, – это не интенциональный, а физический момент, уже схваченный в первичном схватывании. Таким образом, концепт – это реальность, достигнутая в свободном «что». Поэтому мы имеем не «концепт реальности», а «реальность в концепте». Тогда простое схватывание, как дистанциальное постижение, будет конципированием. Концепт есть понятие, зачатое в конципировании. Это не тавтология. Понятие, концепт есть «что» реальной вещи, редуцированное до чистого термина конципирования.

Такой концепт представляет собой ирреальный термин (в уже разъясненном смысле). Он есть реальность «как таковая» в ее чистом терминальном «была бы». А то движение, которое де-реализует «что» и сводит его к чистому концепту, есть свободное и творческое движение. Уточним этот пункт.

а) Прежде всего, это такое движение, в котором высвобождается ирреализованное «что». Оно не говорит нам о том, что есть эта реальная вещь, потому что наше постижение все еще остается дистанцированием. В этом дистанцировании мы обладаем неотъемлемой свободой конципировать всевозможные «что» сами по себе, как таковые. Речь идет не о том, чтобы на ощупь пытаться определить, какое из этих «что» принадлежит вот этой реальной вещи в ее двойственном схватывании: это придет позже. Теперь же мы находимся на этапе простого схватывания, в котором эти «что» конципируются как термины схватывания. Мы свободно конципируем всевозможные «что» в дистанцированной области. В самом деле, эти «что» являются тем, чем «была бы» реальность как таковая. Это движение свободно; но его свобода задана первичным схватыванием реальности, от которого мы отправляемся в двойственном схватывании: то, «что» представляет собой в реальности некоторая схваченная вещь, мы всегда постигаем «из» другой или других ранее схваченных вещей. Это та первая реальная вещь, которая направляет нас «к» конципированию того, что «было бы». Потому что, несмотря на свою свободу, никакое конципирование не есть акт пустой и абсолютной свободы. Это свобода, которой вещи, воспринятые в первичном схватывании реальности, наделяют нас для конципирования остальных вещей. Вот почему она уже конфигурирована как в своем исходном пункте, так и в пункте конечном, на который она нацелена.

b) Такое освобождающее движение имеет творческий характер. Оно творит форму, в которой актуализируется поле реальности, и форму, в которой реализуется то, что представляют собой реальные вещи в поле. «Что», редуцированное до чистого концепта, есть не что иное, как «было бы», причем в двух формах.

Во-первых, оно есть абстрактное «что». С этой стороны дереализация конципирования есть абстракция. Абстракцию нельзя смешивать с экстракцией, извлечением; абстрагированное не есть экстрагированное. Экстракция подразумевает «деление» на части, результатом чего становится «вещь-экстракт». Абстракция не отделяет одну часть от другой, но, мысля одну или несколько частей, «отграничивает» эту часть от других. Такое отграничение имеет этимологический смысл отсечения. Его результатом становится «абстрактное». Это отграничивающее движение, именно как отграничивающее, сущностно важно в абстракции. Обычно, когда говорят об абстракции, имеют в виду только ее результат – «абстракт». В таком случае подчеркивается негативная сторона абстракта: он представляет собой нечто, что просто отграничено. При этом на саму «абстракцию» внимания не обращают. Взятая в качестве отграничения, она есть позитивное и творческое по своей сути движение: абстракция – это сотворение самой области «абс-» как области ирреальности. Форма, как реальность «сама по себе», завершается в некоем «что», которое редуцировано до концепта: это и есть область «абс-». Абстракт представляет собой результат абстракции; абстрагирующее движение имеет свободный и творческий характер. В самом деле, всякая абстракция нуждается в направленности и совершается в определенной направленности; а направленность никогда не бывает определена однозначно. Когда мы, например, абстрагируем то, что понимаем под «что» человека, то совершить такое абстрагирование можно во многих и различных направленностях: в направленности к его животному телу, к его психическим и душевным функциям (языку и т. д.), к его личностному облику, к характеру его общественной сути, и т. д. В каждом из этих направлений созданное абстракцией «что» будет формально другим. Недостаточно учитывать абстрактный характер результата абстракции; это абстрагирующее движение отграничивается от мет, но не от полевой формальности реальности. Поэтому абстракт – это не «абстракт от реальности», а «реальность в абстракции».

Во-вторых, «что-концепт» – это не только абстракт: это также конструкт. Я употребляю здесь это слово не в смысле «состояния сконструированности», а как общепринятый термин для обозначения чего-либо сконструированного. Расхожая философия думала прежде всего о том, что концепты представляют собой абстракты, что они суть нечто абстрагированное от реальных вещей. И это верно. Однако верно и то, что большинство понятий, и прежде всего научные понятия, не просто абстрагированы, но и сконструированы самим интеллектом. Мышление концептов есть само по себе мышление конструктивное. «Что-концепт» в действительности конструируется. Уже в фиктуме мы наблюдали первый способ конструирования: переоформление мет в фиктум. Но здесь конструирование имеет также другую сторону, потому что совершается не из разрозненных мет, а лишь из мет «отграниченных», абстрактных. Результатом становится уже не фиктум, а понятие, «что». Разумеется, эти два способа конструирования не обязательно независимы друг от друга. В действительности я могу конструировать некий фиктум на основании уже сконструированного концепта; именно так, например, происходит в физико-математическом конструировании. Я сейчас лишь обозначаю проблему, не задерживаясь на ней.

Движение ретракции, в котором реальное редуцируется до чистого концепта, есть третья форма простого схватывания реальности «как таковой».

Это движение имеет свободный и творческий характер. Мы привыкли иметь дело с организованными концептами, как будто их организация уже логически предустановлена; но это лишь очередное проявление логизации интеллекта. Чтобы это понять, достаточно рассмотреть, например, организацию понятий по родам, видовым отличиям и видам. Ее выражением служит дефиниция. Сказать, что человек есть животное «и» разумное, еще не значит дать дефиницию. Чтобы это высказывание стало дефиницией, нужно, чтобы понятие «животного» было родом, «разумное» – видовым отличием, а «человек» – видом. Но все это – свободное конструирование. Чтобы оно стало возможным, человек, воспринятый в первичном схватывании, отсылает нас к другим вещам, равно воспринятым в первичном схватывании реальности; а мы уже, исходя из этих вещей, формируем родовое понятие. Так вот, эти другие вещи выбираются свободно. Если я выбираю «животное» в качестве вещи, к которой меня отсылает воспринятый в первичном схватывании человек, то «животное», как очевидно, получает возможность выполнять функцию рода. «Животное» будет родом, который разделяется на «неразумное» и «разумное». Но я мог бы выбрать в качестве рода одно лишь «разумное», и тогда «разумное» было бы родом, а «животное» – всего лишь отличительным признаком. «Разумное» делилось бы на «животное» и «духовное». Такова была, по существу, мысль Оригена: человек есть чисто духовная душа, павшая в животную материю. Стало быть, строгая концептуализация воспринятого в первичном схватывании есть результат свободного и творческого движения.

Подведем итоги. Мы задали вопрос о способе постижения реальной вещи в реальности «как таковой», в поле реальности. Такое постижение имеет характер двойственного схватывания, а значит, характер, основанный на производимом внутри каждой реальной вещи расщеплении «реальности» и «в реальности». Тогда мы поставили проблему внутренней структуры постижения в расщеплении. И первое, о чем нужно сказать, – это о движении ретракции, в котором мы дистанцируемся от того, что есть в реальности воспринятая в первичном схватывании вещь. В такой ретракции мы постигаем в простом схватывании, чем эта вещь могла бы быть. То, чем могла бы быть реальная вещь, выступающая термином реальности «как таковой», оказывается поэтому схватыванием реального в ирреальности. Такое дистанцирование актуализирует и эксплицирует три измерения всякой реальной вещи: ее «это», «как» и «что». Эти три измерения, в которых реальная вещь редуцируется до термина простого схватывания, обусловливают три формы простого схватывания: перцепт, фиктум и концепт. «Это» воспринимается в простом схватывании как «перцепт», «как» воспринимается в простом схватывании как «фиктум», «что» воспринимается в простом схватывании как «концепт». Таковы три формы постижения на уровне простого схватывания в дистанцировании, три формы вталкивающей актуализации, совершаемой в дифференциальном постижении реального.

Так вот: то, что мы последовательно называем «быть в реальности», формально и отграниченно представляет собой единство измерений «это», «как» и «что». Эти три измерения образуют то, что вещь есть «в реальности»; вернее сказать, чем она «была бы» в реальности. Реальное схватывается в первичном схватывании. То, чем могла бы быть реальность, есть эта же самая реальность, постигнутая в виде «это, как, что». Такое постижение возможно как чистая ретракция, как то, что выражается в формуле: «была бы».

Но в этом дистанцировании, с этим инструментарием перцептов, фиктумов и концептов, исполненный чаяния интеллект обращается от своего свободного творчества к реальным вещам, по отношению к которым он занял дистанцию, и пытается помыслить их не как чистые термины схватывания, то есть не как чистые термины того, чем «была бы» реальная вещь, а как то, что она «есть» в реальности. В таком случае intentum оказывается чем-то отличным от простого схватывания. Он оказывается уже не творением, но утверждением. Обходным путем, идущим через простое схватывание, чаяние приводит нас в дистанцировании к утверждению, то есть к постижению того, что реальная вещь есть в реальности: к дистанциальному постижению. Отныне intentum'ом становится утвердительное постижение.

Движение постижения, как я сказал, имеет две фазы. Первая фаза – движение вталкивания реальной вещи в поле: в поле реальности, где то, что эта вещь есть в реальности, оказывается дистанцированным посредством де-реализующей ретракции. Это такое движение, мысля которое мы постигаем в простом схватывании, чем реальная вещь «была бы» в реальности (перцепт, фиктум, концепт). Вторая фаза движения постижения – та, на которой реальная вещь толкает нас от самой себя к полевой реальности «как таковой» и удерживает нас в ней в состоянии напряжения. Это фаза обращения к реальной вещи, фаза intentum’а. Его цель – постигнуть из поля, что эта вещь «есть» в реальности, если исходить при этом из универсума того, что «было бы». Стало быть, такое постижение оказывается, на данном этапе, различением, κρίνειν, суждением. К постижению того, что реальная вещь есть в реальности, двойственное схватывание привело нас в движении ретракции к тому, чем эта вещь «была бы» в реальности и в движении обращения. Таким образом, это движение приводит нас – в дистанцировании и различении – к постижению того, что же на самом деле вещь «есть» в реальности: к суждению. Вот то, что мы теперь должны рассмотреть: суждение.

Суждение есть «утверждение». В движении из поля intentum принимает характер утвердительной интенции в отношении того, что эта вещь есть или не есть в реальности. Это «в реальности» представляет собой единство «это», «как» и «что», которое часто (хотя не всегда и не преимущественно) выражается в «есть». Поэтому нашей задачей будет исследование структуры утверждения как такового.

Утверждение, как я говорил, – это постижение в обращенности, дистанцированное от того, что реальная вещь есть в реальности. Это не просто обращенность к вещи, как если бы она прежде была оставлена; эта обращенность есть не-оставление реального, и потому речь идет об интеллектуальной обращенности, которая совершается внутри самого реального. «Внутри» означает здесь не только материальное «внутри», если можно так выразиться. Речь идет не о том, что мы фактически пребываем внутри реального, а о «внутри», которое формально таково. Другими словами, такое постижение явно и формально постигает реальное в движении интеллектуальной обращенности к тому, чем реальное является в реальности; то есть оно постигает реальное в формальном движении реальности. Простое схватывание есть ретрактивное постижение, постижение того, чем вещь «была бы». Теперь же мы говорим, напротив, о постижении, которое формально обращено от того, чем «было бы» реальное, к тому, что оно «есть» в реальности, – но всегда «в реальности».

Что представляет собой такое постижение? Вопрос сложнее, чем кажется, потому что это постижение способно облекаться в разные формы. Более того, в каждой из этих форм утверждение может совершаться в разных модусах. Поэтому мы должны поставить три группы вопросов:

Конец ознакомительного фрагмента.