© Холмогорова Е. С., 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Елена Холмогорова – прозаик, эссеист, автор книг «Признаки жизни», «Трио для квартета», «Лучшая роль второго плана», «Граница дождя»; в соавторстве с Михаилом Холмогоровым – «Второстепенная суть вещей» и «Рама для молчания».
«Чтение с листа» – новый роман Елены Холмогоровой.
В этой прозе сама жизнь – богатство ее мелких даров, щедрость деталей, тонкость нюансов…
ПАРТИТУРА – итал. рartitura – букв. разделение, распределение – нотная запись многоголосного произведения, в которой сведены партии каждого отдельного голоса (инструмента). Нотные знаки располагаются в партитуре подстрочно один над другим, для того, чтобы глазом можно было легко охватить направление движения всех голосов в их одновременном звучании.
Как чудно жить. Как плохо мы живем.
Увертюра
Репетиция пустоты
2012
Ее уволили с первого сентября. Спасибо, дали прожить спокойно лето, съездить в Турцию, не думая о том, что в железной коробке из-под Павликова новогоднего подарка, куда складывала сэкономленные деньги, ничего не осталось.
Шеф, пряча глаза и смущаясь, будто он должен сообщить ей о результате анализа, подтвердившего смертельную болезнь, промямлил, что, мол, новое время диктует новые задачи, что для успеха дела необходимо безукоризненное владение многими компьютерными программами и знание чего-то, что он сам произносил нетвердо, да и вам, дорогая Елизавета Николаевна, сколько можно от звонка до звонка… Она не сразу поняла, о чем речь, и потом, вспоминая сцену в старомодном, обшитом деревянными панелями кабинете, где не было места компьютерным технологиям, рыночным механизмам и длинноногой молоденькой секретарше, изумлялась своему поведению. Всегда славилась быстротой реакции, а тут – как в ступор впала. И стыдно было за идиотский вопрос: «А как же она (вмиг возненавиденная преемница, неведомая победившая соперница) во всем разберется?». И ответ – сухо и устало: «Так вы же, Елизавета Николаевна, дела ей передадите».
Это был один из самых тяжелых дней в его жизни. Намек прозвучал слишком прозрачно. Ударили по самому больному, напомнили про возраст. Мол, мы высоко ценим ваш колоссальный опыт и по существу дела, и по руководству коллективом, поражаемся вашей феноменальной креативности. Так провожают, точнее выпроваживают, на пенсию. И когда главный акционер завел эту песню, вспотела шея, туговат стал ворот рубашки. Он только безвольно кивал головой, как китайский болванчик, наполовину отключил слух, сосредоточившись лишь на том, чтобы не дрогнул ни один мускул на лице. Но поворот сюжета в монологе не пропустил. Мы очень рады омоложению компании, свежая кровь несомненно придаст ее деятельности новые импульсы. Но вот еще один вопрос. Никаких, мол, претензий, но, сами понимаете, секретарь генерального директора – лицо фирмы, да и технологии в делопроизводстве теперь новые, что там технологии, даже слова – тайминг, ситуативный имидж, мониторинг информации, психология невербального общения… И кандидатура подходящая у нас есть на примете. Молодая, но уже себя зарекомендовала. Человек надежный… Он опять покивал, и партнеры, поняв, что сигнал достиг цели, что все будет как надо, удалились. Все-таки старая закалка – великое дело. Им было ясно, что главное шеф услышал: и легкую угрозу про возраст, и что на этом месте должен быть надежный для них человек.
Вета была чутка к слову, и, когда, выслушав еще раз благодарственный лепет, вышла, привычно закрыв за собой дверь в приемную, почему-то подумала: «Как точно говорят – на ватных ногах», обессиленно села в вертящееся кресло, мечтая, чтобы телефон не звонил хотя бы пять минут. И странно, опять о словах: «Как привычно странное название – предбанник. Надо будет все-все убрать»…
Дни шли как в тумане. Барахло из ящиков стола уносила частями, а половину оставила в мусорном баке напротив – как же человек обрастает вещами! Хотя что же удивляться – просидела двадцать семь лет.
Сослуживцы, конечно, качали головами, жалели, шептались, что под шефом кресло качается, вот он и совершает судорожные телодвижения: разогнал аналитиков, набрал юнцов зеленых, ее вот – секретаря идеального – увольняет, одним словом, меняет хорошее на новое.
Преемница оказалась вовсе не девчонкой, а лет тридцати пяти полнеющей крашеной блондинкой, спокойной, доброжелательной и толковой, внимательно записывала инструкции, вела себя скромно и сочувственно.
Именно это и добило. Вета была полна жаждой мщения, заранее исходила желчью, но противопоставить выдержанности и квалифицированности ей было нечего. Действительно, новенькая собиралась перенести многое с бумаги на компьютер, даже пыталась объяснить Вете, как это будет работать, но та не слушала.
Шеф старательно избегал оставаться с ней. Проскакивал мимо предбанника, как скомканная бумажка, выпущенная из рогатки, хотя она теперь сидела там вместе с новенькой. Та держалась корректно, но первый же предмет, принесенный ею, заставил его вздрогнуть. Пробковая доска, к которой острыми кнопками крепились мелкие бумажки, была устрашающе похожа на кошмар его детства. Старшая сестра ходила в кружок юных натуралистов и вместо того, чтобы оберегать природу, пришпиливала задушенных спиртом бабочек и жуков и прятала под стеклом. Это называлось коллекцией и неизменно всех восхищало: «Как живые!». Мало того, место этому кладбищу было определено на стене над его кроватью. Он страдал, ему казалось, что ночью трупики оживут и станут кружиться у его подушки. Все хвалили сестру, а его корили за отсутствие увлечений (слово «хобби» тогда еще не было в ходу).
Самое забавное, что ей было жалко шефа. Ясно же, что именно он станет следующей жертвой. А главное – не могла не сочувствовать шефу, когда тот с ней, Ветой, разговаривал. Невольно ставила себя на его место и привычно, как делала целую четверть века, старалась помочь, избавить от лишних негативных эмоций. Даже тени неприязни не пробегало между ними.
Он долго думал, как обставить прощание. Ну, там, премия – надо будет не поскупиться, а вот на память… Он-то считал, что у них климат тепличный – ни скандалов, ни интриг, а вот, оказывается, сидит он, старый пень, в своей деревянной берлоге, а жизнь мимо, мимо… С внучкой поделился, а та – деловая… Она Елизавету Николаевну знает – три года назад, когда внучка на Кипре дом купила, та за ремонтом следила, сам тогда ее откомандировал. Внучка сразу: «Я бы ей работу нашла, ну, домоправительницей – гувернанткой она не потянет, хоть и с образованием, требования теперь, знаешь, какие! А так могу поспрашивать, рекомендации ей дадим». Он должен был бы порадоваться, что внучка близко к сердцу приняла, помочь обещала, но знал, что не сумеет даже заикнуться о такой возможности. Надо же, в няньки «не потянет»! И все примерял на себя новые времена, и все вздыхал…
Собрав остатки воли, Вета накрыла стол не хуже, чем обычно на свои дни рождения: фирменные пирожки с мясом и плюшки с корицей. Все так убеждали ее, что надо отдохнуть, а дело уж ей-то с ее энергией всегда найдется, что она поверила, будто устала и нуждается в передышке. Она всегда была легковерна, и даже странно, что не так часто на этом обжигалась. Да, тяжким было это мероприятие. Гражданская казнь. Всего лишили. «Того немногого лишили, что было у меня, – поправилась Вета, думая о том, что редко позволяла себе впускать в мысли, – того немногого… У кого из великих шпагу над головой ломали? Правильно, у Чернышевского, молодец, помнишь, отличница филфаковская! Вот и он вопрошал, прямо как ты: „Что делать?“.»
Кроме букета, уносила она конверт с премией и неожиданный подарок. Верстальщица Ирина, которая не только замуж вышла, даже фамилию на старости лет поменяла, заплакала, с ней прощаясь: «Если бы не вы, не было бы у меня счастья. Вот, Чапа моя просила передать», – и сунула коробочку. Приятно, когда люди помнят добро, – а всего-то пожила несколько дней с собачкой, пока Ирина в романтическое путешествие ездила. Дар спаниельки оказался даже не символическим – золотой кулончик с жемчужиной.
Вета не сразу сообщила сыну о переменах в своей жизни. Как человек практичный, она понимала, что он оттуда, из своей ледяной Сибири, ничем, кроме слов и денег, помочь не может. Реакцию она и так могла предвидеть: «Ну и хорошо, давно пора. Отдыхай, о деньгах не беспокойся, – поможем. И приедешь, наконец, в гости».
Ровно это он и сказал, когда она наконец решилась. Почему-то связь по скайпу все время рвалась, как никогда раньше, и это ее радовало: не надо было заботиться о плавности речи. «А все-таки он скотина, твой шеф», – не выдержал Павел, но она возразила: «Нет, это я дала себя уверить, что уникальна, а незаменимых и впрямь нет». Через час на мобильный пришло сообщение о поступивших на ее счет деньгах: а как еще сын мог ее утешить?
После фальшиво-пышных проводов Вета в последний раз шла «с работы», задевая прохожих огромным букетом.
Около дома в подземном переходе три бомжа, обнявшись, пели замогильными голосами мушкетерскую песню:
Пора-пора-порадуемся на своем веку
Красавице и кубку, счастливому клинку…
Это было так комично, что Вета не сдержалась и рассмеялась громко. Вслед ей неслось почти пророческое: «Судьбе не раз шепнем: „Мерси боку!“».
А сколько ей осталось воспоминаний…