Глава 4
Я просыпаюсь еще до рассвета.
Глаза распахиваются, я учащенно дышу, пытаясь прогнать сны-воспоминания. Но кровь на стенах настолько въелась в подсознание, что все еще стоит у меня перед глазами, когда я выхожу из комнаты, покидая друзей.
Я пришла вовремя, а вот Чистые еще около часа нежились в своих кроватках. Меня преследовало тошнотворное ощущение, когда эти дети миллионеров сонно потирали глаза и проходились по мне совершенно пустым взглядом. Хотелось повесить на себя табличку «Я здесь!».
Правда, было бы легче, если бы Ричардсон вел себя так же, как и эти взрослые дети. Но он, в своем репертуаре, расселся на кресле и не сводил с меня взгляда.
Еще одним исключением из правил стал мистер Кит Рейнджер, который, в отличие от некоторых, был бодрым и ненавязчивым. Пришел, поздоровался и начал общаться с другими, не прожигая насквозь пристальным взглядом.
– Мисс Рот, – голос ответственного за процедуру Чистого вырывает меня из собственных мыслей. Я нехотя смотрю на него. – Пора.
Не промолвив ни слова, поднимаюсь и иду за ним в отдельную комнату – большое помещение с прозрачными стеклянными стенами. Входит первый кандидат. Это хилый парнишка с нахальным выражением лица. Все, как я не люблю.
Внезапно стены словно исчезли. Вокруг на огромное расстояние простиралась белоснежная пустота. Между нами появились два больничных кресла, обитых синим материалом, стоящие спинками друг к другу. Перепуганное лицо мажора меня насмешило, но показывать этого я не собиралась. Смеяться над Чистыми в открытую – верх безрассудства.
Открытый намек на действия до парня, видимо, не дошел. Стараясь не закатить глаза, я села в кресло и закрыла их, надеясь, что он прекратит стоять столбом и займет место на другом кресле.
Застопорившись на секунду, он все-таки сделал то, чего от него ждали. Немного противно было слышать его учащенное от страха дыхание, но в мозгах крутилась мысль: «Две недели, и ты отправишься в путь, Мари. Просто нужно немного подождать».
В ушах возник противный писк. Он нарастал и нарастал, а мне казалось, что мозги сейчас превратятся в кашу. Хотя больше было похоже на то, что их разъедало кислотой.
Я дернулась, когда сзади раздался крик и звук падающего тела. Все тут же стихло, наступила оглушительная тишина. Спустя несколько секунд вокруг снова появились стены, и в комнату ворвались несколько Чистых. Мимо меня пронесли мирно спящего кандидата, ранее сидящего в кресле за моей спиной. Я удивленно подняла бровь, пока в комнату не зашел следующий человек…
Эта процедура наскучила мне настолько, что я чуть ли не волком выла.
Все повторялось будто по сценарию. Каждого кандидата, заходящего в комнату, уносили отсюда спустя всего несколько секунд. Несколько мгновений передышки уже стали панацеей для ушей. Казалось, что из-за этого писка они будут кровоточить.
И все это продолжалось, пока в комнату не зашел Кит. Стоило мне увидеть его сострадательную улыбку, как мне сразу полегчало. Его глубокие медовые глаза словно обещали мне: «Подожди, осталось немного». И я поверила. Будто была маленьким ребенком.
Не говоря ни слова, Чтец уселся в кресло. Как ни странно, он был абсолютно расслаблен, это спокойствие разливалось по комнате мягкими теплыми волнами. Наверное, впервые за это утро я почувствовала себя хорошо.
Мы продолжали сидеть и… ничего не было. Ни писка, ни других раздражающих факторов. Просто тишина. Лекарство от безумия.
– Если ничего не происходит, то почему каждого отсюда чуть ли не на носилках уносили? – в словах парня четко улавливалась нотка сарказма.
– Видимо, ты особенный, – ответила ему с должной долей иронии.
Эта фраза повисла в воздухе, когда дверь открылась, и в комнату зашел Лейв.
– Долго ли вы собираетесь вести беседу? – напускная учтивость ядом разъедала уши не хуже пресловутого писка. – Моя очередь, мистер Рейнджер. Негоже заставлять других ждать.
Мне стоило больших усилий не закатить глаза. Уж больно хотелось показать этому самовлюбленному индивиду, что его ценность ниже копейки.
В это время Кит поднялся и, потрепав меня по плечу, вышел. А я осталась наедине с этим напыщенным аристократом.
В его глазах вспыхнула неприятная искра, после чего он уселся на место. Против моего желания все мышцы напряглись, словно рядом был смертельный враг. Попытки расслабиться пошли коту под хвост.
Вновь сверкнули белым стены, и мы отгородились от внешнего мира снежной пустыней. На этот раз по-настоящему снежной, потому что неведомо откуда начал падать мягкий пушистый снег. Невесомые льдинки легко ложились на кожу, тут же исчезая, тая под гнетом тепла человеческого тела.
– Ты тоже это видишь? – шепот Чистого выбил меня из оцепенения, возвращая в реальность, где мы проходили какой-то глупый тест.
– Снежинки?
– Да, их.
Я отмалчиваюсь, пытаюсь осознать всю абсурдность этой ситуации. Снег. Снегопад в насквозь стальном корпусе академии. Слишком красиво, чтобы быть правдой. А еще слишком глупо, потому что мистер Ричардсон тоже наблюдает это аномальное явление.
Разве бывают такие совпадения? Навряд ли. Но что же это значит? Ни единой мысли, которая бы объясняла происходящее.
Вдруг все исчезло. Снежная пустыня испарилась, словно ее и не было, а мы остались сидеть на своих местах.
– Аукцион закончен, можно расходиться? – спросила я с явным сарказмом в голосе. Лейв, изящно поднявшийся со своего места (я не видела, но уверена, что все так и было, ведь манеры аристократов давали о себе знать), подал мне руку, которую я успешно проигнорировала. – Мистер Ричардсон, я ценю вашу вежливость, но я не настолько беспомощна.
Поднявшись, направилась к выходу, будто не замечая прожигающего насквозь взгляда Лейва. Да пусть хоть подавится своей злостью, мне будет наплевать.
Подошла к Чистому, отвечающему за всю эту процедуру. Кажется, его зовут… мистер Хант? Не помню.
– Когда будут известны результаты? – он покосился на меня неприязненным взглядом. Наверное, впервые встречает столь безнравственного «Инклина».
– Скоро, мисс Рот.
Я кивнула и поспешила к выходу. Лишь выйдя отсюда, я смогу свободно дышать.
Хотелось убежать. Куда-нибудь, где можно отдохнуть.
Эта мысль вызвала нервный смешок и неодобрительный взгляд Чистого, от которого я не успела отойти на достаточно большое расстояние.
Слишком часто у тебя появляется желание убежать, Маргарет. Ты стала чересчур чувствительной. Неужели ты так легко ломаешься? Не ты ли твердила, что стальная палка внутри тебя не согнется пополам, пока ты не завершишь начатое?
Иду по коридорам. Мои шаги отдаются эхом, отскакивают от стен, возвращаясь назад, словно мячи. Они снова бьют меня, бьют по ушам, телу, осыпаясь призрачными отголосками мыслей. Снова я думаю о том, что можно сдаться, но нет, нет, черт возьми, Лидейн, не позволяй себе сделать это. Ты – Чистая. Ты способна на невозможное. А значит, не должна сдаваться на середине пути.
Внезапно передо мной возникает Кит Рейнджер. Я испуганно замерла, а тело само собой приняло боевую стойку.
– Не бойся, – Чтец играючи поднял руки над головой, словно признавая поражение. – Я просто хотел рассказать тебе о результатах теста.
– Что? – я немного расслабилась, но напряженность не уходила. Только теперь к нему добавилось и дурное предчувствие. – Так быстро?
– Прошло три часа, – заметив, что я удивленно посмотрела на наручные часы, он ехидно заметил. – Ты долго гуляешь.
Я раздраженно посмотрела на него. Не время для едких замечаний.
– Кто? – всего один вопрос, на который я получаю незамедлительный ответ.
– Лейв.
Лейв. Как удар под дых. Как нож в спину. Как Лейв, черт возьми, Ричардсон. Я догадывалась, но до последнего надеялась, что этого не будет. Что ж, жизнь – хитрая затейница, кто знает, может, эта ниточка и поведет меня к победе. Главное – не запутаться в клубке ниток по дороге.
Но неприятная сдавленность в груди медленно превращается в тягучий ком ненависти, который тут же растекается по жилам, зажигая мозг и тело. А мне остается лишь наблюдать, как моя ладонь, сжатая в кулак, словно в замедленной съемке врезается в стену. По костяшкам бьет яркая волна иллюзорной боли, кровь тут же приливает к месту ушиба. Я поднимаю руку к лицу. Дрожит в мутном свете коридора болезненно белая конечность.
Надломленная смелость падает на железный пол.
Я наблюдаю, как ходят желваки Фила, когда я сообщаю друзьям о том, что мне предстоит прислуживать семье Ричардсонов. В комнате темно, но от глаз Отца нашей скромной компании будто исходит зловещее сияние. Он встает и скрещивает руки на груди.
– Не позволю.
Я усмехаюсь. Наивный Филипп. Если бы Инклинов еще спрашивали, что да как. Видимо, он забыл, что мнение слуг никогда не воспринимается всерьез, даже считается дерзостью.
Буквально десять минут назад я влетела в комнату и стала ходить кругами, пока ребята не выудили из меня признание о Лейве. А до этого я наблюдала потрясенный взгляд Чтеца, который со странной бережливостью поглаживал мою руку. К чему такая забота? Он же знает, что ничто не может причинить мне вреда.
Однако его лекция была долгой. «Как ты расточительна… Совсем себя не бережешь…» Эти слова засели в голове, будто мотив навязчивой песни – и прогнать из головы не можешь, и слушаешь до бесконечности долго.
Поднимаю глаза, когда чувствую, как Фил касается моей руки. Он садится рядом, а его фиолетовые глаза что-то ищут внутри меня, пытаясь пробраться под кожу, залезть в мысли.
– Давай сбежим, Мари? – отчаянная надежда в фиолете даже пугает меня, отчего я чуть не отталкиваю его руку. Кажется, он чувствует это, поэтому переплетает наши пальцы. – Пожалуйста. Только ты и я. Будем навещать остальных. Что-нибудь придумаем. Мы же всегда можем найти выход из ситуации. Пожалуйста.
В горле пересыхает. От того, что хочется ответить ему согласием. От того, что хочется все бросить, сдаться, забыть. Забыть убийство своей семьи. Но когда я понимаю, от чего могу отказаться, мгновенно выпаливаю:
– Нет, – и только увидев его боль вперемешку с удивлением, я шепчу. – Прости…
– Почему?
Почему? Да потому что я – сирота-Чистая, которой правят жажда мести и желание ощутить кровь Грега Намира на своих руках. И этот побег помешает мне отомстить. А так все хорошо, Филипп.
– Кто-то же должен поставить этого мажора на его законное место, – как можно более искренно улыбаюсь, наблюдая за тем, как Фил что-то высматривает на моем лице. Он словно хочет верить мне, но сомневается. Словно он что-то знает.
Но это невозможно. Я все хорошо продумала, настолько вжилась в роль Марианны, что стала ею. Маргарет – лишь тень прошлого, которое я не могу отпустить. Лишь предрассудки моей ненависти.
– Ладно, – Отец поддерживает мою ложь и ласково треплет меня по плечу. – Сообщай, если он будет доставать тебя. Может, дам тебе уроки обороны против озабоченных Чистых.
Я заливисто засмеялась.
– Фил, я лучшая ученица, какие, к черту, курсы? Ты же знаешь, что я могу уложить его одним мизинцем!
– Да… Только вот трогать аристократов не разрешается.
– Помню, – отвечаю, наблюдая за нахмурившимся другом. – Но я – не я, если не придумаю обходной путь, – я шутливо толкнула парня в плечо. – Не беспокойся. Все будет хорошо.
– Хотел бы я слушать твои псевдо-убеждения вечно… – прошептал Филипп, робко касаясь моей щеки ладонью. Я поддаюсь на невесомую ласку, но Эрин треплет меня по голове, обрывая ложные ощущения уединенности.
– Мари, ты не поверишь… – я повернулась в сторону подруги, натыкаясь взглядом на ее злое лицо, – …но если Фил тебя еще раз тронет, то в этой комнате появится труп.
На мгновение я замираю, осмысливая слова подруги, но затем заливисто смеюсь. Ребята смеются вместе со мной, лишь Отец качает головой из стороны в сторону, слабо ухмыляясь.
– Что? – Кошка фыркает и недовольно смотрит на меня, то и дело переводя взгляд на Фила. Но и она, в конце концов, улыбается.
Она садится рядом, откидываясь спиной на кровать. Ее волосы огнем растекаются по ткани, будто поджигая покрывало. Я представила, что все здесь горит. Языки пламени пожирают все живое и неживое, настигая жертву и загоняя ее в капкан. Как глупо можно умереть. Всего одно мгновение, одна искра… И все. Тебя уже нет. Странно, что люди не понимают всю ценность каждого дня, часа, мгновения их жизни.
– Ты опять в своих мыслях, Мари, – Рики садится у моих ног и кладет голову мне на колени. – О чем ты думаешь?
– Как ни странно, о скоротечности жизни. Знаешь, если подумать, наша жизнь подобна горящей спичке. И непонятно, как лучше – сгореть быстро и ярко, либо медленно и тускло?
– С чего это такие философские мысли, Небо? – Майк играючи прищурился, кладя голову на колени своей девушки. – Не похоже на тебя. Ты у нас боец, но никак не мыслитель.
– Все об этом думают, Майк, – я неторопливо перебираю зеленые волосы, лежащие на моих ногах. – Просто не все говорят.
Этот день закончился быстро.
Мне снился брат.
Мы снова были детьми и прятались от гувернантки по всему дому. В конце концов, нам надоело искать место в пустом доме, поэтому мы решили выбраться в сад.
Стояла чудесная погода. Солнечные лучи ласкали кожу, даря витамины и хорошее настроение. Щебетали пестрые птицы, напевая известный только им одним мотив, а непослушно шуршащие листья рассказывали сказки.
Раньше мы верили в сказки. А почему бы и не верить в то, что в саду живут гномы, а Санта приносит подарки на Рождество? Сказки всегда являются реальностью, пока человек не перестает верить. А верить он может бесконечно долго. Правда, сказка всегда заканчивается и начинается реальная жизнь, в которой стоит отрастить зубы, чтобы тебя не трогали.
Тогда я уже знала, что все чудеса – не больше, чем постановка взрослых. Конечно же, я не рассказывала об этом Майклу. Не хотелось расстраивать его. Вера – безграничное оружие, которое нужно детям, чтобы отгородиться от суровой реальности.
И сейчас, сидя на траве, я смеялась над братом, который оббегал меня по кругу. Кто поймет, зачем он это делал? Может, придумал себе некую миссию.
– Майкл! Маргарет! – раздался громкий крик миссис Гард.
Мы быстро сорвались с места и бросились в сторону, противоположную той, откуда был слышен крик. Бежали мы быстро, но тихо, как могли только мы. Мама даже в шутку называла нас кошками, натянуто смеясь, когда мы бесшумно подкрадывались к ней, пока она читала что-то в газетах, странно морща лоб. Беспокойство так явно проступало на ее лице, что мы терялись, не зная, что сказать. Мы думали, что во взрослой жизни вообще нет забот, поэтому отрицательные эмоции никак не вязались с нашими представлениями.
По сути, что такое дети? Маленькие комочки истерик, смешанных с радостью и резкими сменами настроения. Но они всегда необходимы для счастья. И неважно, свой это ребенок или чужой, сестра… Или брат.
Для меня счастьем был брат. Его широкая улыбка с недостатком зубов, слегка оттопыренные ушки, сияющие искренней радостью глаза. Он был неисправимым оптимистом, находил радость в каждой минуте, будь то порхающая бабочка, то хорошо рассказанная на ночь сказка. Естественно, рос он не без капризов, но на фоне всего остального они просто терялись.
И тут я вижу, как он останавливается. Ветер лениво теребит его светлые, сверкающие на солнце, волосы. Он смотрит мне в глаза, и с его лица сходит улыбка. Я ничего не понимаю до тех пор, пока весь окружающий мир не начинает поглощать темнота. Она все сильнее сгущается, а я не могу сдвинуться с места, спасти Майкла. Я хочу крикнуть, чтобы он убегал, нашел безопасное место, но не получается. Губы словно склеились, не могу произнести ни звука.
Когда тьма загребает его своими лапами, я кричу. Кричу и вырываюсь из склизких объятий кошмара. Падаю с кровати на деревянный пол, стукаясь головой. В глазах мутно из-за подступивших слез, а грудь предательски сжимается. Закрывая рот одной рукой, дабы всхлипы не прорвались на свободу, вытираю слезы другой. Посмотрев на часы, я заметила, что сейчас раннее утро. Ребята до сих пор не встали. Странно, что я никого не разбудила своими криками и падением.
Осторожно поднимаюсь и направляюсь в ванную. Холодная вода быстро привела меня в чувство, и теперь я смотрю на свое отражение и на капли, стекающие по моему лицу.
Все хорошо, Маргарет. Все будет хорошо. Майкл давно умер. И ты за него отомстишь.
Кое-как успокоившись, я взяла свои вещи и переоделась. Завязала волосы в хвост, замазала родимое пятно. Просто продолжала делать то же самое, что и всегда. Повтор, монотонность так или иначе расслабляют, ведь тело совершает свои привычные действия.
Я взяла сумку, поцеловала ребят в лоб по очереди и ушла, тихо прикрыв дверь. На шкаф наклеила записку с одним предложением:
«Я вас люблю».
Сижу у директора, нервно дергая пальцами по коленке. Скоро меня должны забрать к себе… Хозяева. Ненавижу это название, но, к сожалению, оно является официальным. Чувствую себя так, словно меня должны называть не Инклином, а Рабыней.
Спиной чувствую, как в кабинет входит кто-то посторонний. По телу бегут мурашки, кажется, что сейчас я повернусь, а меня там ждет что-то ужасное.
Но, не обращая внимания на ощущения, я поворачиваюсь. За мной стоит Драгон Ричардсон. Его равнодушный вид сразу навевает мысли, что ему все равно абсолютно на все. Хотя, наверное, так и было. Он всегда так выглядел.
Как-то он приходил к моему отцу. Мне тогда было лет пять, но я навсегда запомнила отточенный профиль и серьезный взгляд. Драгон менялся только в присутствии близких ему людей. Акулы начинают атаку, как только чуют кровь. У людей так случается со слабостью. Если ты покажешь людям, что у тебя есть нечто, из-за чего у тебя могут подкоситься ноги, то можешь считать себя покойником.
Он пришел серьезным. Деловой костюм, черные лакированные туфли и глаза, вспыхнувшие добром, как только он увидел нашу семью. Разговору с отцом он уделил меньше времени, чем общению с нами. Тогда у него уже был Лейв, старший сын, ему было шесть лет. Майклу было четыре. Он был красивым мальчиком, даже слишком красивым для своего возраста.
Тем вечером мы сидели в саду. Был май, взрослые сидели в беседке, а мы с братом – на траве. Слушая стрекот цикад, я рассматривала мальчика, сидящего рядом со мной. Тогда я не могла назвать его братом, слишком непохожими мы были. Я долго рассказывала маме свои теории, почему у Майкла золотые волосы. Она смеялась и говорила, что у папы в детстве были такие же. Но я не верила, твердила, что это подарок солнца. В конце концов, она сдавалась и, гладя меня по голове, говорила мне беречь наш дар золотого светила.
А я не смогла. Предала свою семью, свою кровь. Поэтому я хочу отомстить. Поэтому мне так важно убить Грега Намира. Потому что тогда я смогу пролить его кровь за кровь брата, отца и матери. За все, что было смыслом моей жизни.
Драгон жмет руку директору, они перебрасываются парой фраз, которых я не слышу. Затем приступают к оформлению документов. Скорее всего, это займет около получаса. Значит, у меня есть время поностальгировать.
Воспоминания путаются, мелькают перед глазами калейдоскопом красок. Я чувствую, как они рвут меня на части, накрывают с головой. День рождения Майкла, папины сделки, мамины сказки на ночь. Вечер убийства, психический срыв. Телевизионные новости о том, что обнаружены тела взрослых из семьи Лидейн, о том, что дети якобы пропали. Трудности со скрыванием своей личности. Детский дом. Школа, затем академия. План мести. Моя жизнь.
Да и можно ли это назвать жизнью, когда половина из этого происходит после смерти? После душевной смерти. Тогда, в ту ночь, я осталась в моем родном доме, в комнате, окрашенную безумно яркой кровью.
И больше оттуда не возвращалась.
Мы едем в машине.
Мимо нас пролетают деревья, дома, улицы. Я начинаю чувствовать себя лишь маленькой точкой в огромном лабиринте планеты. Если подумать, то что значит один человек, относительно такого количества нас? Мы не играем роль в жизни космоса. Для этого у нас есть жизнь других людей. Там мы всегда являемся важной персоной.
И все равно, что на моей сцене разыгрывается трагедия с однозначным концом. Я верю, что после того, как все зрители разойдутся, я открою двери зала и покину окровавленную комнату.
Возможно, это будет моим спасением. Или погибелью.
Когда мы подъехали, уже наступил вечер. Солнце закатилось за горизонт, насмешливо мигнув напоследок. Все вокруг засыпало: цветы закрывались, птицы и зверьки спешили домой. А молодые Чистые только пробуждались.
Лейв и Дэвид вышли из дома, смеясь и перебрасываясь короткими фразами. Они толкали друг друга и притворно дрались. Полностью сплоченные, будто младший и не был сводным братом рыжего. Наверное, если бы Майкла не убили, мы тоже были бы такими. Выходили бы в ночь, когда все засыпали, вечно придуривались, ходили по улицам и шумели. Залезали в подвал к другим людям, оставляли записки, дабы испугать. Ссорились бы с родителями, потому что «мы уже взрослые, и вообще хватит нам указывать». Сбегали бы на несколько дней с друзьями, не спали до утра, встречали бы рассвет, танцевали бы танец дождя. Были бы глупыми, наивными подростками, но, увы, все получилось совсем не так.
Видимо, кто-то в небесной канцелярии попутал судьбы за грехи в прошлой жизни. Но с этим уже ничего не поделаешь. Что сделано, то сделано.
– О, мисс Рот, – парни дошли до меня и остановились. – Вы наконец-то с нами.
– Да, мистер Ричардсон. Рада, что вы не огорчены этим фактом.
Он усмехается, осматривая меня.
– Мама сказала миссис Гард приготовить для вас комнату… – наверное, на этом моменте он заметил, что я слегка пошатнулась и побледнела, поэтому спросил. – С вами все в порядке?
– Да-да. Не волнуйтесь, – я натянуто улыбнулась, а мысли в хаотичном порядке бились о череп. Миссис Гард. Семейная экономка. С детства помню ее доброе, с морщинками около глаз, лицо. Неужели это она?
– Мисс Рот, – к нам подошла Ариадна. – Приветствую вас в нашем особняке. Пройдемте, обсудим расписание. Потом наша экономка проводит вас в вашу комнату.
Послушно иду вслед за Хозяйкой, постепенно оглядывая мой приют на ближайшую неделю или две. Вымощенная обсидианом дорожка вела от калитки прямо к дому. Не знаю, как, но эта семейка раздобыла где-то белую траву, что явно и выгодно контрастировало с черным камнем.
Мы зашли в дом. Сначала мне показалось, что я ослепну от количества белого. Чем-то помещение напоминало нашу столовою, так как прихожая была полностью облицована мрамором. Видимо, у них для каждой комнаты был свой стиль и дизайн, потому что, зайдя в столовую, я растерялась от золотого блеска. Странные ощущения не покидали.
Мы сели за стол, и вскоре нам принесли ужин. На золотых блюдах. И нет, я не шучу. Мне кажется, они немного сумасшедшие, но кто не без греха?
– Итак, мисс Рот. Ваш день начинается в шесть утра. Вы сопровождаете Лейва в университет, там следите, чтобы он вел себя приемлемо и ничего не натворил. Отвозите его домой, где он будет находиться примерно до восьми часов вечера. Потом у него официально начинается день, и мой сын идет гулять с друзьями. Обычно эта «прогулочка» длится до трех ночи. Все это для будних дней. В выходные будет потруднее, но об этом поговорим позже, – женщина облизнула губы и посмотрела на меня. – Вам все понятно? Есть вопросы?
– Да. Могу я спросить, кто стал Инклином вашего второго сына?
Ариадна кивнула, словно предвидела мой вопрос.
– С ней вы сможете познакомиться, когда поднимитесь в комнату. Она будет спать в соседней. Кстати говоря, она с вами уже знакома.
Я кивнула. Наверное, кто-то с моего курса.
Тут в столовую зашла миссис Гард. Казалось, она ни капли не изменилась, лишь морщин стало побольше.
– Миссис Гард, проводите, пожалуйста, мисс Рот в ее комнату.
Я поднялась из-за стола и посмотрела экономке прямо в глаза. Она на минутку запнулась, а потом быстро кивнула:
– Да, конечно, миссис Ричардсон.
Я последовала за ней. На втором этаже было просто огромное множество комнат. Мы проходили их, одну за другой, пока не остановились перед темными, синими дверьми. Тут миссис Гард взяла меня за руку и посмотрела в глаза.
– Извините, мисс Рот, – она тут же отпустила меня. – Просто вы напомнили мне одну девочку. – Я же глотнула ком в горле, а затем ответила:
– Ничего страшного. Я вас понимаю. Эта девочка была дорога вам?
– Я ухаживала за ней в течение шести лет. Она стала для меня родной, но, к сожалению, ее родителей убили, а ее тело и тело ее брата так и не нашли.
Я сильно сжала свою руку.
– Как я понимаю, вы говорите о семье Лидейн? – женщина подняла на меня прищуренные глаза и слабо кивнула. Было видно, что воспоминания давались ей с трудом, ровно как и мне. – Сожалею о вашей утрате. Уверена, что она была очень хорошей.
– Спасибо, Марианна, – экономка улыбнулась, и вновь я увидела уже знакомые морщинки около глаз. Раньше она так часто улыбалась, что они врезались в память сильнее всего.
Я улыбнулась ей, пожелала спокойной ночи и открыла двери.
Моим глазам предстала не комната, а самые настоящие покои. Все было оформлено в синих тонах, но в этой комнате это не бросалось в глаза, а странно успокаивало и настраивало на релаксацию.
В дальнем углу стоял шкаф, рядом с ним – зеркало в полный рост в деревянной раме. Оно выглядело довольно старинным, даже захотелось подойти и потрогать его на ощупь.
Кровать поражала. Двуместная, укрытая глубоко-синим атласным бельем, она уже тянула в свои объятия. А может на мне просто сказалась усталость прошедших дней. Смена обстановки – стресс для организма.
Я сразу упала на кровать, раскинув руки и ноги. Воздушный балдахин напоминал ночное небо, возникло ощущение, что я ночую на улице, где в мои легкие постоянно врывается свежий воздух, а цикады поют свою колыбельную, постепенно убаюкивая меня.
Кажется, я даже начала засыпать, но послышался шорох.
Я резко вскочила с кровати, приняв оборонительную стойку. Из неосвещенного угла послышался звонкий заливистый смех:
– Поверь, это вовсе необязательно.
Прежде, чем я успела что-либо подумать, Инклин вышла из темноты. Взгляд упал на рыжие кудри, подпрыгивающие на плечах, и смеющиеся вишневые глаза. Девушка насмешливо скрестила руки на груди, словно пытаясь предугадать мою реакцию.
– Не ожидала меня увидеть? – видимо, мое потрясенное лицо было красноречивее слов. И я просто подошла к Эрин и обняла ее.