Море
Наверное, во сне я продолжал сражаться, потому что когда проснулся, то лежал весь мокрый и очень часто дышал. Звонок надрывался, в дверь стучали – так ломится только Яцек. Интересно, который час? Я пошел открывать дверь, по ходу задевая за все, что попадалось на пути.
– Я тебе почти десять минут тарабанил! Ты что, дрочил? – он прошел на кухню, бросил на стол пачку «Чоко пая». – Давай кофе попьем!
– Давай! Только пойду, отолью!
Над унитазом пришлось постоять – из-за эрекции было невозможно сосредоточиться. Время шло, и это раздражало (кто в теме – тот поймет). Именно в такие минуты приходит понимание, что надо найти телку, а то скоро уже из ушей сперма полезет. Кое-как помочившись, пошел умываться, но в ванной решил залезть под душ. Холодная вода вернула меня в реальность, – может, и не до конца, но хватило, чтобы сообразить, кто я и откуда.
– Здорово!
На мою протянутую, бодрую после душа клешню он ответил своим вялым рукопожатием.
– Привет! Может, мне тоже пойти в душ? – Яцек посмотрел на меня совершенно безумным взглядом.
– Иди! Дать полотенце? – я поставил на стол банку «MAXIM», сахар и «FRIMA», достал большую кружку Владу и поменьше себе.
– А, ладно! Мы же на море сейчас поедем, там и искупаюсь…
Он был какой-то напряженный и разобранный одновременно, рассыпал кофе по столу и еще больше рассыпал сливки. Я редко видел его в таком состоянии и поэтому ничего не говорил, а только вытирал за ним со стола и ждал, пока он придет в себя. Когда Влад наконец-то намешал правильную пропорцию для вкусного утреннего кофе, я взял его кружку и сам налил из поттера кипяток – от греха подальше. Потом насыпал три ложки ароматных гранул в свою чашку, добавил воды и сел напротив него, размешивая кофе.
– Как ты пьешь эту горечь без сахара, без сливок, да еще из маленькой чашки? – он взял пачку «Чоко пая», открыл и высыпал на стол все, что в ней было. – Жрать хочу!
Яцек разорвал цветную упаковку из мягкой фольги, извлек печенье и в два укуса отправил его в пищевод. За ним второе, третье – почти не жуя, только запивая горячим кофе.
– Ты что, домой не заходил? – я тоже мог есть «Чоко пай» на первое, второе и третье, поэтому без промедления принялся его догонять.
– Нет, сразу к тебе. Мамка с разговорами полезет, а я сейчас не могу с ней говорить, устал.
Не прошло и десяти минут, на столе осталась одна плюшка, мы уже допили кофе и сидели, разглядывая пустую пачку.
– А почему ты синий взял? Красный вкуснее! – я изучал пачку, которую он принес.
– Не было красного, весь размели. «Краун пай», – Влад прочитал название на пачке. – А красный, по-моему, «Лотто» называется.
– Нет по-другому, какая-то звезда… «Орион»! – я буквально вчера сожрал целую пачку «Чоко пая», пока рубился в «Дюка», и поэтому знал, о чем говорю.
– Сам ты «Сириус»! Я вчера целый день «Чоко пай» точил и точно помню, что «Лотто»! Точне «Лотте»!
Мы снова сошлись за правду, но я знал, что прав я. Достал из мусорного ведра, которое вчера поленился выбросить, пустую пачку и сунул ее в нос своему другу. – Читай, долбоеб!
– Это ты долбоеб! Сейчас пойдем ко мне, и я тебе покажу, что у тебя какая-то херня. У меня настоящий, из Кореи! Папка с мамкой целый ящик привезли! – он никогда не сдавался без боя: даже если видел перед собой белое, все равно для него оно чернело.
– А этот откуда? Читай: «мадэ ин Кореа»! И вот этот, «Орион», – самый вкусный! – я бросил пустую пачку обратно в мусорное ведро.
– Самый вкусный – который у меня, «Лотте»! А тот – подделка под него, – он смотрел на меня мутным взглядом.
– Ты что, бухал вчера? – у меня больше не было никаких идей.
– Я же не бухаю. Почти всю ночь не спал, – он встал, поставил кружку в раковину и предложил мне ускориться. – Давай заканчивай, одевайся и пойдем ко мне, я тоже переоденусь. Уже десять утра!
– Хочешь, иди пока домой, а я за тобой зайду или буду тебя на улице ждать, – обычно мы с ним так и делали.
– Нет, пойдем со мной, иначе я надолго завязну. Ты же знаешь, начнется пытка. Мне уже почти тридцать лет, но если я не ночевал дома, утром должен быть на допросе, – Влад не на шутку разошелся.
– Хорошо, не заводись! Пойду оденусь. Можешь доесть мою чокопайку, – я бросил в него печенье и попал прямо в лоб. В другое время он бы смог или увернуться, или отбить рукой. Но не сегодня, и я это знал.
– Мудак ты, Колода! Видишь, что я труп, и измываешься, сволочь, – у моего друга не было сил на ответный ход.
– А что с тобой случилось? – я сунул в пакет плавки, полотенце, надел спортивные штаны и какую-то старую, но чистую футболку. Для моря сойдет.
– Потом расскажу. Надо с мыслями собраться…
Мы спустились к нему. Он точно вычислил, что теть Вера не будет задавать ему лишних вопросов, хотя по ней было видно: они у нее есть. Она на него никогда не ругалась – она пытала его задушевными разговорами. По рассказам Влада, это – такой вынос мозга… Когда-то я пару раз ночевал у них дома, и его мама, как только провожала на работу дядь Тараса, сразу начинала голосить:
– Владька, вста-в-а-а-ай!
И так в течение двадцати минут. Что самое поразительное, он спокойно спал бы себе дальше, не обращая внимания на этот вой, пока я не поднимал его пинками, – только бы она заткнула рот.
Поэтому, когда Влад говорит, что задушевный разговор – это невыносимая пытка, можно ему верить. Пока он переодевался, мы перекинулись с теть Верой парой слов о вчерашнем вечере, о сегодняшнем утре и еще я получил приглашение на обед.
– Заодно и обсудим предстоящий разговор с отцом.
Влад появился в новой белой рубашке с короткими рукавами, похожей на футболку, только с воротником, и с большой коробкой в руках:
– «Лотте»! Правильный чоко пай называется «Лотте»!
Теть Вера тоже хлопнула глазами, чуть кивнув головой и слегка улыбнувшись. Это означало: «Я не знаю, в чем дело, но, конечно, Владюша прав».
Эту особенность его мамы я тоже всегда ценил. Моя мать без разборок дала бы мне в «дыню», только бы гостя не обидеть.
– Мой выбор – «Орион»! Но только после «Птички»! – какой смысл был с ними спорить?
– Конечно, «Птичка» – лучшая! Разве с ней может сравниться это дерьмо? – Яцек бросил себе под ноги коробку с печеньем. – Ма, отнесешь обратно!
– Да, оставь. Я все равно за ней собиралась идти, – с той же улыбкой ответила его мама.
Еще одно отличие от моей. И так, по мелочам, их набегает очень-очень много. Похоже, что я ему завидую. Он забросил на плечо спортивную сумку – настоящий «Адидас», еще один предмет моей зависти. Этих предметов тоже немало набиралось, особенно в последние пару лет. Иногда я начинаю искренне переживать за свою жабу – в последние пару лет особенно.
Мы пообещали не опаздывать к обеду, слетели со ступенек и через несколько минут, опустив до упора стекла в дверях, ехали на море. День еще только начинался, но было ясно: он будет классным. Море плескалось синейшее, небо – ему под стать, ни облачка, и ветерок – в самый раз. Ну редко такие бывают, чтобы всего без перебора. Но только повернули на Бестужева, окна пришлось закрывать: впереди ремонтировали дорогу и мы встряли в пробку.
– Давай до Захарова и направо. Через Станюковича объедем, – предложил Влад.
Пятьсот метров до поворота тащились кое-как, да и таких хитрых перед нами, тоже оказалось немало. Поэтому особо не ускорились, тем более что асфальт на Станюковича порой совсем пропадал. Когда мы проезжали мимо 16-го дома, я вспомнил про Тяму:
– Смотри, Тямин дом! Может, к нему заедем, за твои права спросим?
– Лучше сначала позвонить. Да и не думаю, что моя рожа его обрадует. К тому же, он наверняка на работе, сегодня четверг. Но скоро мы с ним чаще будем видеться! – Влад валялся в своей любимой позе – с ногами на торпеде.
– Почему?
– Так у родителей квартиры в этом доме! – лениво ответил Яцек.
– В смысле, «квартиры»? – уточнил я.
– Да теперь уже квартира. Но они ее из двух слепили: двушку и трешку в одну четырехкомнатную объединили, – он продолжал таким же вялым тоном.
Я спросил его про ремонт – насколько там все сложно, – но лучше бы не спрашивал: снова зашевелилась жаба.
– Там не ремонт, там реконструкция. Все делают итальянцы, которые вокзал реставрируют. Они специально для этого рабочих привезли. Папка «джакузи» купил. Пришлось окно разбирать, чтобы ее в дом засунуть. У них теперь ванная с большим окном и видом на бухту Федорова.
Мы ехали мимо ДКМ. Вернее, не ехали, а прыгали на кочках. От передних машин нещадно пылило, окна пришлось закрыть.
– Включи кондюк, – попросил Влад.
– Он не работает. Там мазута кончилась, а заправить денег нет. Вернее, нет смысла тратить деньги на эту процедуру. Неработающий кондиционер не влияет на безопасность движения? Нет. Этот «спринтер» все равно не мой, отцовский, а он на нем только на дачу ездит. Ты же знаешь, у меня есть мечта – «марк два». Лучше я потом в него бабки вложу. Согласись!
Я знал, что он мне сейчас скажет. Что я скупердяй, жлобяра, жмот, что из-за моей патологической жадности мы истекаем потом и все в таком духе, и я уже посмотрел на него, приготовившись отбивать его атаку. Но он повел себя очень странно. Вдруг выпрямился на сиденье, сунул правую руку себе в шорты, прямо в пах, чего-то там поковырял, что-то оттуда вытащил двумя пальцами и заорал:
– А-а-а-а-а!
Потом Влад открыл окно (салон в одно мгновение заполнила густая желтая пыль), и настала моя очередь орать:
– Пыльже, пыльже! – я надрывался, глядя на него. Стеклоподъемники у меня на «мотыгах», поэтому повлиять на них я мог только криком.
Наконец он с гримасой мерзости на лице что-то стряхнул со своей руки и закрыл окно:
– Кто это был, мандавошка?
– Клоп! – ответил Яцек.
– Это кто?
– Пошел ты на хуй, чувак! Клоп – это клоп! – Яцек зачем-то послал меня. Для убедительности, наверное.
– Откуда у тебя в яйцах клопы? Ты их там разводишь? – я кашлял от пыли и веселился, глядя на друга.
Он никогда подолгу не горюет и уже через минуту с увлечением рассказывал мне свою жуткую историю своим красивым баритоном:
– Стелла меня ждала, когда я к ней пришел. На ней одета только кружевная рубашка и чулки, и все, чувак! Мальчика, как и говорила, отвезла к маме. Постелила в зале на диване. Такой сексодром получился! К тому же, она, пока меня ждала, пузырь шампанского всосала. Подготовилась! Я быстро нырнул в душ и, когда вышел, – сразу к ней. Первый раз мы быстро завершили, просто размялись. После первой я сразу на вторую палку зашел, чтобы немного насытиться, и потом уже валялись, болтали, даже сходили вместе помылись. Постепенно мы подходили к последнему, самому главному заходу. До этой ночи нам постоянно что-то мешало. Сначала мы привыкали друг к другу, потом мальчик всегда дома, она не могла расслабиться, и для себя ей было непонятно, какой мой статус.
Пока он рассказывал, я по дворам выехал на Верхнепортовую. Она оказалась относительно свободна, мы снова открыли окна и проветрили автомобиль. Наш дальнейший путь стал повеселее. Мы ехали по Эгершельду, моему любимому району города, и душа моя радовалась, когда я смотрел по сторонам и слушал рассказ друга.
– Стелла елозила по мне и планировала нашу с ней тайную жизнь, когда с морей придет ее муж. Она все продумала. Пока будем встречаться у ее подруги, а потом я сниму квартиру или хотя бы гостинку. Теперь она поняла, что лучше будет, если мы с ее мальчиком больше не будем пересекаться, а то ляпнет потом чего-нибудь при отце. Да и сюда мне больше не надо приходить, соседи спалят. Раз у нас так все серьезно, значит, нужен серьезный подход. Я лежал и с восторгом слушал ее великолепный план. Она же не знала то, что знал я, – этот раз был последний. Но ей об этом не говорил, а наоборот, поощрял все ее действия. Постепенно ее поцелуи опускались все ниже. Игорян, она не сосет, она творит! Ее саму эта тема заводит, она никогда не делает это механически – всегда с выдумкой, с огоньком. Ничто так не возбуждает девушку, как построение совместных планов! Если хочешь добиться от нее всего, на что она способна, никогда ее не тормози, пусть планирует!
Влад, чем дальше рассказывал, тем больше просыпался. Его глаза приобрели здоровый блеск, он раскраснелся, добавил громкости голосу и стал брызгать слюной по сторонам. А я почему-то думал о том, что у меня никогда не было таких девушек, и со мной никто не строил совместных планов.
– Мы меняли позы: сверху, снизу, на боку, – пока она не попросила: «Владичка, давай сзади, только сильно-сильно, хорошо?» Она чуть не плакала в этот момент и, естественно, я не мог себя затормозить. Начал качать, она пищит: «Владичка, еще сильнее, еще! Отшлепай меня, Владичка!» Я шлепнул ее слегка. Она просит: «Так, так! Еще сильнее»! Я поддаю, сначала одной ладонью, потом двумя. Она уже на визг перешла: «Да-да, давай, только не останавливайся!» Тут меня тоже закинуло, я давай ее лупить по заднице, а сам нагнетаю! В этот самый момент добряк-доберман, который все это время спал в своем углу, подскочил ко мне сзади и начал лаять мне прямо в жопу! Конечно, я опешил, булки сжал до скрежета, а Стелла кричит: «Не останавливайся, продолжай, ничего не бойся!» Как не бойся, когда он пару раз мне своим холодным носом прямо в яйца ткнул, еще и гавкает при этом! Короче, я не понял, сколько этот цирк продолжался, то ли минуту, то ли десять, но, пока она не кончила, нас с доберманом не отпустила. Я потом от волнения полчаса заснуть не мог. Но лучше бы не засыпал…
– Что, она еще захотела? Или доберман?
– Да нет, она сразу отрубилась, и следом за ней доберман уснул, как ни в чем не бывало. Только я ворочался-ворочался, а потом только заснул, и они напали!
– Кто?
– Клопы! «Кто»! Ты же знаешь, если есть где-нибудь поблизости любые кровососущие твари, то они все мои! Сколько их было в том диване? Мне показалось – сотни! Они жрали меня со всех сторон. Я же уснул крепко, – столько натерпелся, – и, когда проснулся, был уже весь искусан, вот посмотри!
Яцек показывал мне свои руки и ноги, которые, действительно, были сплошь усеяны мелкими красными точками. Он же прилично волосатый, – наверное, поэтому эти укусы сразу не бросались в глаза.
– Я подскочил, когда проснулся, давай носиться по комнате! У меня чесалось все: руки, ноги, тело… Казалось, они ползают по мне везде, где только могут. Разбудил Стеллу, попросил перейти на кровать, в другую комнату. Она сильно удивилась, когда увидела, как я искусан: «Владичка, у нас никого никогда не кусали»! Сука, они сидели в засаде все эти годы, ждали, когда я буду совсем теплым! Перемена места не помогла: или мы с собой их на простынях притащили, или они заранее все точки заняли, где я мог появиться. Поспать мне больше не удалось – только забудусь, сразу жрать начинают! Думаю, эти твари со всей округи сползлись! Такой вот получился последний раз!
Мы повернули по Крыгина налево, к заправке. Асфальт здесь смывало каждый сезон. Дорога пошла резко в сопку, и мне пришлось передвигаться зигзагами, чтобы добраться до верха.
– Как будто ее, блядь, бомбили вчера, – я ругался на дорогу, по которой ехал. На город, который любил больше всего на свете. На страну, которую ненавидел в такие минуты. Хотел еще обсудить с Яцеком прошедшую ночь, но как только взглянул на заправку, почуял неладное. Там не было ни одной машины, никого! Опять пропал бензин? А у меня уже меньше полбака…
– С бензином проблемы? – кому-то я задал этот вопрос. Припарковав свой «спринтер» на площадке, справа от АЗС, пошел выяснять, что случилось.
– Ничего не случилось, – отвечала мне заправщица в маленькое окошко, в которое подают деньги. – Бензин есть, солярка есть, без ограничений, без талонов, без очереди!
– Удивительный сегодня день!
Я не мог упустить такую возможность и, проигнорировав предложение Влада заправиться на обратном пути, подрулил к колонке. Вставил в бак пистолет, подошел к окну, сунул в лоток деньги и попросил «до полного». Пока заливал бензин, не отказал себе в удовольствии посмотреть на город. С заправки на Маяке открывается шикарный вид, особенно в солнечный день, когда яркий свет обливает сопки и бухты. Бывает, я специально сюда приезжаю, несмотря на убитую дорогу, – здесь очень красиво. Пока наслаждался красотами, из старой гремящей колонки бензин потихоньку лился в утробу. Влад высунул голову в окно, ворчал, что ему воняет бензином, а закрыть окно у него нет сил. Бак уже почти заполнился. Я регулировал ручкой пистолета напор бензина, чтобы не перелить, и почти не обратил внимание на старую рогатую «карину-универсал», которая подъехала к единственной колонке с соляркой. «Карина» остановилась напротив меня. Я невольно посмотрел на водителя: за рулем сидел какой-то невзрачный дедок. Дверь вдруг резко открылась, он бодро выскочил из-за руля и приветственно махнул рукой в мою сторону. Я улыбнулся в ответ – мало ли, что человека радует. Он открыл заднюю дверь, и я увидел сидящего посередине на заднем сиденье мальчика лет десяти. Дедок опустил ему стекло и громко попросил:
– Петя, подсядь к окну, посмотри, как дедушка будет машину заправлять!
Мальчик пересел ближе к окну, взялся руками за стекло, которое сзади открывается только на три четверти, высунул лицо наружу и стал смотреть в одну точку. В отличие от деда он, похоже, полный тормоз. Все его движения были скучными, как у ленивца. Довольный своим маневром дедок сделал пару шагов в направлении кассы, но снова резко остановился, нарочито медленно, со счастливой улыбкой на лице развернулся и вернулся к внуку. Он погладил его по голове, немного нараспев приговаривая:
– Петя, молодец!
Мальчик, не выражая на своем лице ни одной эмоции, тупо смотрел на деда. Я за это время долил последние капли, и, воспользовавшись непонятным действием старика, оказался у кассы впереди него. Меня этот ход сильно обрадовал: не хотелось сегодня стоять в очереди – даже из одного человека. Кассир, что удивительно, оказалась довольно молодой симпатичной девушкой. На таких хлебных местах обычно сидели матерые тетки. Она быстро отсчитала мне сдачу, но я успел обратить внимание на ее ноги, которые выглядывали из-под короткой юбки. Дедок уже стоял сзади меня и переминался с ноги на ногу. Вернее сказать, пританцовывал. Он все время что-то гладил: решетку на окне, кирпичную стену, крашеный голубой масляной краской подоконник. Я уже начал переживать, вдруг он и до меня доберется, поэтому быстро забрал из лотка свои тысячи, с чувством выполненного долга сел в авто, завел мотор, но тронуться не успел. Влад вдруг произнес:
– Колода, ты забыл из бака вынуть пистолет!
Я посмотрел в боковое зеркало. Он прав. Со мной такое случилось впервые. Меня не сильно удивила моя рассеянность. Это как раз понятно – солнце, предвкушение моря, эротический рассказ Яцека, ноги девушки-кассира… Все это подвигло меня к романтизму. Но больше всего меня поразило то, что мой друг заметил забытый в баке пистолет. Я вылез из машины, быстро исправил свою оплошность и уже обратно садился на свое место, готовый произнести слова благодарности другу, как вдруг случилось то, что случилось.
Прямо перед нами дедок, пританцовывая, подошел к своему автомобилю, подмигнул своему заторможенному внуку и громко сказал ему:
– Петя, щас!
После этого он снял с крюка пистолет, который висел рядом с колонкой, и сделал несколько шагов назад, зачем-то расправив длинный шланг. Тот спокойно лежал свернутым в несколько колец, похожий на старого потертого удава. Затем вытянул руку с пистолетом, сделал шаг вперед, словно прицелился на дуэли, и в этот самый момент… То ли он нажал ручку, то ли этот пистолет был неисправный, то ли заправщица чего-то не поняла в его суетливых движениях, – короче, струя солярки ударила прямо в то место, где сидел Петя. Дедок с испугу начал вопить и крутить пистолетом направо и налево, обливая соляркой и свою «карину», и колонку, и уже стал прицеливаться к нам. Влад подпрыгнул в кресле и завопил:
– Колода, наебывай! Наебывай!
Он в одну секунду закрыл окно: у него вдруг появились силы и сноровка. А я стал сдавать назад, потому что сектор перед нами дедок щедро заливал топливом. Наконец, источник в руках у него иссяк – или он мало купил, или девица сообразила выключить колонку, – но мы не стали досматривать шоу, развернулись, и поехали прочь. В смысле, к морю. Не было сил и желания ничего говорить, только порою каждый из нас начинал громко ржать, еще и еще раз переживая увиденное. Если от Крыгина до заправки я ругал страну и дорогу, то от заправки до Маяка и ругать было нечего – осталось только направление. Но это наш сознательный выбор: за то, чтобы искупаться в тихом, хорошем месте, приходилось платить. Мы медленно скатывались под уклон, обдавая пылью редких прохожих. Я старательно маневрировал, опасаясь зацепить днищем какой-нибудь камень или сесть на брюхо в колее. В эту весну, когда мы с Яцеком первый раз в сезоне в один из редких майских погожих дней совершили вылазку на Маяк, то с огорчением увидели, как в нескольких местах на сопке начались какие-то строительные работы. Скорее всего, грузовики и накатали колею, по которой мы сейчас еле ползли. Кое-как все же съехали к морю и сразу свернули направо. Там, перед небольшим мыском, и находилось наше любимое место. Мы называли его «купальня». Дело в том, что на Маяке, по проливу, из Уссурийского залива в Амурский, во всяком случае, возле берега – довольно ощутимое течение. Из-за него вода в этом месте немного прохладней и намного чище. А перед «купальней» течение делает небольшой отворот в сторону моря, и там сразу глубоко и тихо, как в бассейне. Только вместо бортика – большие валуны. И почти никого нет, можно голыми купаться. Мы взяли пожитки и направились к берегу. Я быстро сбросил штаны и футболку, переодел плавки, и уже собрался идти нырять, но, когда увидел спину своего друга, который снял рубашку и аккуратно сворачивал ее перед тем, как спрятать в сумку, обомлел:
– Ты свою спину сейчас не видишь? – только это мне и пришло на ум в тот момент.
– Нет. Но я ее чувствую! – ответил он.
– Как же ты купаться будешь?
– Не знаю. Думаю, пощиплет немного, – Яцек был оптимист, а его спина была исполосована ногтями вдоль и поперек, особенно не шее, плечах и пояснице.
Я сиганул с валуна и с удовольствием прохватил баттерфляем метров тридцать. Не знаю, как передать мои ощущения от моря. Наверное, с ним никогда не бывает скучно. В наших краях, по-хорошему, когда действительно комфортно, купаться можно всего два-три месяца. Но и за это время я успеваю напитаться его величием и солью на год вперед. Когда после зимнего перерыва в первые разы дорываюсь до моря, из воды меня не вытащить, могу плавать часами. И сегодня был один из этих дней. Я поймал ритм и поплыл подальше от берега, время от времени ныряя с головой. Мое тело и душа заходились от восторга, – я это так для себя называю. Влад, точно знаю, разделял мои чувства, Марк, скорее, нет: он стеснялся и плохо плавал, а Макс, я думаю, море любил, но вслух этого не произносил. Он считал, что любое проявление светлых чувств на людях – это слабость.
Но не успел далеко уплыть, Влад начал меня ограничивать:
– Игорь, ты надолго не заряжайся, уже почти двенадцать! Нам после двух надо к папке, а до этого еще пообедать. Давай еще полчаса, и поедем. А-ах! – время от времени кряхтел мой друг.
– Щиплет? – порадовался я за него.
– Щиплет! – порадовался он за себя.
Но нам и полчаса не обломилось. Через пять минут к нашему месту подъехали два «круизера», один из которых на прицепе привез гидроцикл. Я впервые видел вблизи такой аппарат, но слышал, они стоят безумных денег. Мне стало очень интересно, кто эти люди и как они собираются его спускать на воду с валунов. Оказалось, что на двух джипах приехало одно семейство. Муж транспортировал прицеп. Из его автомобиля вылезли два пожилых мужчины – похоже, дедушки – и девочка лет четырнадцати. Жена привезла бабушек, на руках у одной из них болтался младенец. Сразу бросились в глаза их размеры: они все были крупными, точнее, даже жирными. Как будто их в последнее время усиленно откармливали. Мужчины и девочка подошли к берегу и стали обсуждать возможность спуска на воду гидроцикла. Женщины во главе с мамой занимались дитем и пожитками. Наконец, глава семьи озвучил план: он съедет в воду с другой стороны мыса, а один из дедов вернется на джипе с пустым прицепом обратно. Они залили в гидроцикл бензин, сели в автомобиль и уехали. Те, кто остался, взялись распаковывать привезенный багаж, устанавливать тент, складные стол и стулья. Не уехавший дед расчищал место для шашлыка, мама малыша открыла двери «круизера» и включила шансон, но не очень громко – ребенок еще спал. Мы с Владом с момента их приезда плавали в десяти метрах от берега, но они на нас не обращали никакого внимания. Когда девочка объявила, что пойдет купаться, и стащила с себя легкое платье, я сказал Яцеку: «Пора валить!»
– Да, ты прав! Ядовитый Плющ сейчас в воду полезет, – ответил он.
– Кто?
– Ядовитый Плющ! – он кивнул на девочку, облаченную в сплошной купальник неестественно зеленого цвета в рюшах и оборках. Вероятно, от лучших модных домов Баляева и Суйфэньхэ. Девочка надела на руки ярко-желтые поплавки и стала требовать от мамы, чтобы та ее подстраховала.
– Почему «Ядовитый Плющ»? – спросил я.
– Очкарик комиксы привозил из Америки. В одном из них Бэтмен бился с Пойзон Айви – Ядовитым Плющом! Ты что, не помнишь? А-ах! – мой друг снова закряхтел: спина пощипывала.
– Не помню, – ответил я, хотя те комиксы помнил. Очкарик тогда их привез штук десять самых разных: там были и про Супермена, и про Бзтмена, и про Человека-Паука, и еще про каких-то гадов. Но я к ним отнесся прохладно, в отличие от Влада. Тот горячей струйкой пописал, когда увидел их у Макса. Он их все перечитал и одно время говорил только про эти картинки.
Мы потихоньку поплыли к берегу, наблюдая, как мама придерживает свою объемную дочурку, пока та пытается сползти с валуна. Наконец, ей это удалось, и она с шумом и брызгами плюхнулась в воду. Мама убедившись, что девочка держится на воде, вернулась к бабушкам. Мы плыли навстречу друг другу, и, когда до нее оставалось пара метров, Влад снова закряхтел:
– А-ах!
Ядовитый Плющ посмотрела на него, улыбнулась и громко обрадовалась в ответ:
– Да, заебись!
Вероятно, она подумала, что мой товарищ кряхтит от этого восхитительного моря, от этого ласкового летнего солнца, от этого терпкого запаха соленой воды, и решила разделить его восторг. Нам стало смешно; мы, не сговариваясь, нырнули, выпустили воздух вместе с хохотом и стали выбираться на берег. Когда проходили мимо остальных членов семьи, которые занимались подготовкой трапезы, бросилась в глаза (вернее, в уши) еще одна их семейная особенность – они все матерились. Все, кроме младенца: тот пока только впитывал.
Пока мы с Яцеком переодевались, спрятавшись за мой автомобиль, вернулся дед на джипе, и через несколько минут примчался папа на гидроцикле. Он стал закладывать виражи прямо у берега и пару раз пронесся в считанных сантиметрах у головы своей дочери. Ядовитый Плющ громко требовала, чтобы тот ее покатал, но ее папа ничего не слышал из-за рева водомета. Он заложил еще вираж и умчался прочь, в сторону Русского.
Девочка заплакала. Все остальные стали обсуждать его поступок и сразу разделились на два лагеря: один дед и одна бабка защищали папу, другие – девочку. Мама в это время занималась малышом, а когда освободилась, встала на сторону мужа, объявив коротко, но ясно:
– Да она мертвого заебет!
Ядовитый Плющ еще немного поплакала, но когда увидела, что вся ее семья снова увлеклась шашлыком, успокоилась и с удовольствием продолжила барахтаться в воде.
Если честно, то на меня увиденное произвело большое впечатление. Я спросил у Влада, когда мы сели в машину:
– Слушай, неужели так все плохо?
– Ты про этот натюрморт? Или, точнее, про пейзаж? Не переживай, это не типичная семья. У нас с тобой семьи типичные, а эта какая-то спешл! Не грузись, чувак, – он не разделил моей тревоги.
– Давай перестанем материться, – предложил я Владу, осторожно маневрируя среди камней.
Он не сразу мне ответил: все-таки и на него повлияла эта история.
– Мы и так не материмся при родителях, – Яцек решил, что этого достаточно.
– Я про то, чтобы вообще не материться, даже между собой! – я не унимался.
– А как мы будем друг друга понимать, если перестанем материться? Ты первый охуеешь, чувак! Вот подбери синоним слову «охуеешь» в данном контексте! Попробуй!
Я начал подбирать слова. Хотел доказать ему, что можно обойтись без мата, но пришлось переключиться на дорогу. Спуститься к морю по колее гораздо проще, чем подняться. Сопка в этом месте довольно крутая, и колеса, увязая в пыли, то и дело проскальзывали на камнях.
– Блин, не думал, что летом буду гальмовать! – я вытянулся вперед из-за руля: мне с моим ростом не хватало видимости. – Еще и резина лысая! Не дай бог на острый камень наскочу – прохуярю, как не хуй делать!
Мне пришлось, чтобы не сесть «пузом» на камни, заехать левым колесом посередине колеи, а правым на обочину. Сцепление колес с землей улучшилось, я переключился на вторую передачу, и мы поехали быстрее. Единственное, о чем я сейчас мечтал, – чтобы под правое колесо не попал большой камень: если я соскочу в колею, мне не выехать.
– Игорь, ты пару минут назад предлагал перестать использовать табуированную лексику в наших разговорах. Ненадолго же тебя хватило! – Влад ехидничал, но он был прав по сути.
– Забирай у бати «сурфа»! Я на «спринтере» сюда не ездок, – больше мне ему нечего сказать. Наша действительность очень часто задает нам вопросы, на которые ответить можно только матом. Но я все равно хочу попробовать ей не отвечать.
Когда мы подъехали к дому, Яцек снова поднялся ко мне. Он ждал, пока я смою с себя соль, а когда я надел свою лучшую одежду, начал стебаться с моего внешнего вида:
– Ты в этой рубашке и брюках похож на молодого строителя коммунизма. Помнишь, в бурсе плакат висел на первом этаже, когда мы только поступили?
– На… фиг, коммунизм! Я – молодой строитель капитализма, – я себе нравился: белая рубашка и серые брюки – достойная одежда. – Пойдем, уже начало второго!
Теть Вера нас ждала, с едой наготове и, пока Влад был в душе, она передала мне записку от матери:
– Ольга Андреевна позвонила минут через десять, как вы уехали. Вот список продуктов и вещей. Она просила тебя завтра привезти.
У нас дома нет телефона, и когда матери что-то нужно, она звонит Яценкам, которые имеют два телефона – городской и железнодорожный, четырехзначный. Мои родители с мая по октябрь жили на даче в Сиреневке; мать там родилась. Я туда наведывался весной – посадить картошку – и осенью, выкопать. Терпеть не могу деревню – там надо постоянно работать и бухать. Тяжелая жизнь. Я ни разу в детстве не ездил в пионерский лагерь – каждое лето в Сиреневку, и спасибо бате, что только июнь и июль. Весь август я проводил в городе, вернее, с пацанами на ТОФовском пляже. Он считал, без моря мне нельзя. Но теперь, когда они оба были на пенсии, Сиреневка стала для них летним домом. Батя отстроил баню, беседку, постоянно ковыряется в огороде. Откуда в нем проснулись такие таланты? Он родился и всю жизнь прожил городским. Когда я туда приезжаю, то, глядя на него, с ужасом думаю: когда состарюсь, буду таким же. Именно поэтому я без энтузиазма взял записку. То, что они меня просили привезти, не являлось первой необходимостью, скорее всего, родители хотели посмотреть, в каких я нахожусь кондициях. Что ж, придется завтра убить день: «спринтер» мне отдали с условием, что примчусь по первому зову. Вот еще одна причина срочно покупать собственный автомобиль!
Обед прошел без особых проблем. Мы доели вчерашнюю скоблянку, а на второе теть Вера приготовила трубач с картофельным пюре. Второй день я объедался за обе щеки. Трубач у нее никогда не был резиновым, а пюре – всегда настоящее. После моего ежедневного меню, состоявшего из «Анкл Бенса» и куриных окороков, эта еда казалась невероятной. Получив последние инструкции, стали выдвигаться. Яцек хотел пойти в том же виде, что и на пляж, но мать его заставила надеть штаны.
Через пять минут, когда мы подошли к входу, охрана, увидев Влада, без проблем открыла турникет. Три дня назад, когда я приходил один, мне пришлось ждать больше часа, пока закончится селекторное, и «специалист» (как он сам себя называет) подтвердит, что я иду к нему. А для моего друга здесь правил не существовало.
В отделении полным ходом шла подготовка ко дню железного дорожника, и, хотя еще только четверг, большинство «специалистов» ощущали себя уже немного радостнее, чем обычно. Я думаю, в этом состоянии они находились еще с прошлого воскресенья, со дня ВМФ. Любой житель нашего города, будь то докер, шофер, строитель или врач, – любой в душе немного военный моряк. И последнее воскресенье июля – это праздник для всех. Ну и естественно, к первому воскресенью августа, ко дню железного дорожника, готовились всю неделю. Поэтому и было в отделении много визитеров с дарами: в железной дороге любят дары.
Вход в кабинет к Яцека отцу вел через общую с НОДом приемную, где сидела одна на двоих секретарь. Когда она увидела Влада, то защебетала так радостно, как будто роднее его у нее никогда и не было. Яцек называл ее теть Нина; а меня она, кажется, и не заметила. Тяжко мне без него придется, я отдавал себе в этом отчет, но назад дороги нет – только в дорогу. Теть Нина сообщила дядь Тарасу о том, что пришел Владичка (где-то я сегодня уже слышал это название). В кабинете у Яценко-старшего сидели мужик лет сорока пяти и женщина – сразу и не разберешь, сколько ей лет: явно моложе мужика, но точно постарше нас. Мужик радостно поздоровался с моим другом, как со старым знакомым, и потом со мной, но вяло. Так совпало, что мы с ним оказались одинаково одетыми. А вот она произвела на меня сильное впечатление: стройная, стильная, и в глаза ей просто смотреть невозможно, настолько большая у нее грудь. Они пили чай с конфетами. Пригласили и нас. Я хотел соскочить, но старший Яценко мне строго указал:
– Привыкай, Игорек. Хочешь – не хочешь, но если тебе здесь предлагают пить чай, – пей и радуйся. Он вместо Влада будет теперь работать, – обратился к мужику Яцека батя.
Тот впервые посмотрел на меня с интересом и, кивнув еще раз, подал мне руку:
– Александр Николаевич! А это Марина, мой заместитель.
Мы снова обменялись рукопожатием, на этот раз вполне нормальным. Марина с интересом и знанием дела заговорила с Владом про «ВиБиСи», всячески одобряя его выбор и нахваливая его отцу. Старший Яцек ворчал, но больше для порядка: было видно, что он очень рад ее словам. Александр Николаевич в это время занимался мной. Кто я такой, как попал в этот кабинет, какие у меня планы и так далее. Он с виду так себе: небольшого роста, худощавый, с наполовину лысой головой, – но обладал острым и цепким взглядом. Быстро меня просчитал и оценил. Еще минут пятнадцать продолжалась чайная церемония, и лысый и Марина легко говорили на любые темы. Влада отец с интересом поддерживал разговор, Влад тоже порой удачно встревал. Молчал только я, и правильно делал. В моем положении чем меньше говоришь, тем лучше.
Наконец, мужик с Мариной решили откланяться. Когда она выходила из кабинета, отец и сын Яценко смотрели ей вслед во все глаза. Я в своем друге этот взгляд уже знаю, а вот у его отца видел впервые. Ну что ж, все понятно, насколько яблоко от яблони…
Когда мы снова сели к столу, дядь Тарас поднял телефон и сказал в трубку:
– Нина, минут пятнадцать я есть только для НОДа, хорошо?.. Что, орлы? Как настроение? Помнишь, сынок, я тебя к Сашке в замы сватал, но ты не захотел? Марина вместо тебя на спортбазе теперь командует! Вот поработал бы годик, узнал весь процесс, мы бы потом Сашку на другое место бросили, а отправка была в твоих руках! Люди с ума сошли от японских машин, уже не только в Сибирь – за Урал везут. Это колоссальные деньги, причем наличные!
– Пап, ладно, не заводись! Это не мое! Надо было Игоряна поставить, я тебе предлагал. Я хочу заниматься тем, что мне нравится! А Игорю вот нравится вагоны отправлять, так?
Влад – молодец. Он не стал вступать со своим батей в ненужные терки, сразу ему дал понять: или по делу говорим, или че мы пришли? Поэтому я тоже решил обозначить:
– Да, мне эта тема подходит. Я могу в ней работать, но без Вашей поддержки, дядь Тарас, мне будет очень тяжко.
Я решил не скрывать, что хочу к нему без мыла влезть. Это же мой единственный шанс!
– Хорошо. Я так понимаю, вы сейчас делите пятьдесят на пятьдесят? – он спросил меня.
– Да.
– А дальше как планируете? – снова ко мне вопрос.
– Так же. И я хочу, чтобы Влад продолжал еще месяц заявки подписывать, только теперь вместе со мной. За это время ко мне здесь все привыкнут.
Дальнейший разговор пошел в конструктивном русле: мы утвердили план действий и, несмотря на протесты Яцека, месяц он еще сюда походит. Самое интересное случилось, когда я уже думал, что все заканчивается. Батя Яцека полез к себе в стол, достал оттуда серую, плотную, сложенную пополам бумажку и передал ее мне:
– Игорек, теперь весь подвижной состав по этой справке будешь оформлять. В товарную контору вместо денег ее отдавай, они отсюда тариф будут списывать. Как в этой справке деньги закончатся, вернешь ее мне и семьдесят процентов от суммы. Здесь записано на двадцать миллионов, следовательно, как отработаешь, четырнадцать вернешь. Понял?
– Не совсем…
Он ничего не сказал про главное.
– Что тебе не понятно?
– Эти бабки, которые от справки останутся… Что с ним делать будем? – я всегда считал и считаю, что в этих вопросах надо сразу расставиться, а то потом начинается: кто-то кого-то не понял, а ты рассчитывал на одну сумму, но получаешь третью.
– Как и все остальные, пополам! – я увидел одобрение в глазах дядь Тараса, а Владу было по барабану.
– А Вы, дядь Тарас? – и этот вопрос я не мог не задать.
– Спасибо тебе, Игорек, за заботу обо мне, но не переживай, я в порядке, – он пододвинул ко мне конфеты. – Сашка в управление дороги ездил, привез конфеты, студентами мы от них были без ума. «Комета» называются. Попробуй!
Я не очень хотел есть конфеты, но правила посещения этого кабинета усек: надо есть – буду.
– Мы, когда к Вам поднимались, кучу народа видели в отделении, все идут поздравлять! У Вас, наверное, отбоя нет от посетителей, – я съел конфету, выпил чай и уже намылился уходить.
– Да, напряженная неделя, ты прав. Но ничего, этот праздник нужен! Ничто рабочего человека так не окрыляет, как гордость за профессию. Это нам нужны власть, деньги, хорошие машины, да много чего, а им необходимо одно – собой гордиться! Мы с НОДом считаем: пусть к ним люди идут, поздравляют, конфеты несут и покрепче чего. Не надо их ограничивать! Сегодня ко мне, кстати, Максик приходил и тоже поздравил!
Влад впервые оживился, когда услышал про Макса:
– Куда?
– Сюда, в кабинет. Вот на этом стуле сидел, – он показал на меня.
– Странно, мне он не звонил. Обычно, если ему от тебя что-то надо, он сначала ко мне обращается, обстановку проверяет, – Влад воспринял эту новость как-то очень близко к сердцу.
– Сегодня он не один приходил. Видимо, поэтому решил тебя не беспокоить. И потом, если бы он и хотел тебя найти, вряд ли бы ему удалось. Ты дома не живешь! – Яцека батя подмигнул мне, приглашая поглумиться над сыном.
– Пап, если Максу надо, он из-под земли наковыряет, – что-то он не мог успокоиться.
– Я же тебе говорю: он был не один, – дядь Тарас, мне показалось, хотел что-то добавить, но Яцек не дал ему договорить:
– А с кем?
– Ну, если тебе не все равно, с каким-то Борей. Я его первый раз видел. Достаточно взрослый мужчина, манерами на блатного похож, – я не понял, шутил он или нет.
– И что они хотели, пап? – я бы тоже спросил, будь это мой отец.
– Я же тебе говорю – поздравляли, дружбу предлагали, помощь, ну как обычно, – он продолжал в том же веселом тоне. – Вы с Максиком будьте теперь поаккуратней. Может, ему и не надо все знать про ваши дела…
– Пап, Макс – наш друг?! – Яцек обратился ко мне за подтверждением.
– Да, друг, правда, мы его уже не так часто видим, – я не покривил душой: Макс в последний месяц встретился с нами два раза, и то ненадолго.
– Игорь, он просто занят. Макс возглавляет в банке отдел валютных операций, с утра до ночи торчит на работе.
– Сынок, да мы же не против Макса, но он же вас не посвящает в свои текущие дела, и тем более – в денежные вопросы. Деньги – дело деликатное. Даже себе надо как можно реже говорить, сколько у тебя денег, – а вдруг кто услышит?
Они еще немного поспорили о настоящей мужской дружбе, а я сидел и думал, насколько он умный, Яцека батя. Да, чем выше должность, тем умнее при ней человек. Он может быть кем угодно – подлецом, подонком, проходимцем, паскудой, поганцем, паршивцем, прохвостом – кем угодно, но почти всегда он будет умным.
Мы с дядь Тарасом договорились, что он нам на следующей неделе выделит два термоса. Я недавно познакомился с парнями, которые экспедируют крутую компанию, «Дальвемо». Они окорока в Сибирь гонят, им термоса нужны. Как раз справку отработаем.
Пока мы шли домой, я все время говорил о справке. Если все пройдет хорошо, это же дополнительно шестьсот долларов каждому! И надо, чтобы Влад выяснил у отца, можем ли мы рассчитывать на дальнейшую работу по этим справкам. Но пока я ему талдычил про Фому, то совсем упустил из виду, что он мне в ответ несет про Ерему, – точнее, про Макса. Почему тот не ему позвонил, почему без предупреждения пошел к его отцу, ну и все в том же духе.
– Че ты рыдаешь, как брошенная девка? – я злился на Яцека. Вместо того, чтобы думать, как не обосраться в этот ответственный момент, он забивал себе голову всякой херней. – Тебе же батя сказал, Макс приходил с блатным! Зачем он тебя будет предупреждать?
– А если пришел с блатным, тогда это что, подстава? Он что, папку под крышу хотел загнать? – тут конечно Яцек прав: не стыковалось.
– Влад, ты Максу пока ничего не говори, не сдавай своего батю. Потом, когда время придет, мы у него спросим, понял?
– Да, хорошо, – согласился Влад. – Что будешь делать?
Мы стояли возле его входной двери.
– Поеду, товары куплю, которые мать просила, а потом или буду «Дюка» добивать, или кино посмотрю – то, что ты мне позавчера дал.
– Ты еще не посмотрел «От заката до рассвета»? Я тебе завидую, чувак! Ладно, бывай! Завтра, когда приедешь из Сиреневки, заходи, я тебе расскажу, как у меня на радио прошло. Что-то я волнуюсь!
– Не ссы!
Мы попрощались. Я потащился к себе на этаж, с трудом взбираясь по ступенькам. На часах натикало начало пятого; солнце еще ярко светило за окном, плавки на балконе уже высохли. Может, снова махнуть на море, на бурсовский пляж, но уже в одного? Хотелось подумать о том, что я сегодня увидел и узнал. Меня не покидало чувство, что я Али-Баба и сейчас стою перед пещерой с каким-то сим-симом в руке.
Есть особенный кайф, когда купаешься один, без компании: только ты и море, никто не мешает, ничто не отвлекает, ты просто плывешь, плывешь, плывешь…